Очень захотелось как-то приобщиться к 225-му юбилею любимого поэта. Что-то написалось, что-то осталось... Жизнь продолжается, и Пушкин, конечно, с нами.
Пушкина интересовало всё и все. Но некоторые имена с ним так срослись, что остались рядом навсегда. Именно таким был и великий английский поэт Джорж Гордон Ноэль Байрон. Мятежная личность Байрона, мрачный романтизм его творчества и яркая, полная приключений жизнь с юности впечатляла Пушкина. Еще в лицее он приобрёл литографию с портрета своего кумира
«И лорда Байрона портрет...»,
а в манерах и одежде юноши стало явственно прослеживаться подражание любимому герою.
Накануне южной ссылки творения английского романтика, по признанию Пушкина,
«сводили его с ума».
Называл его только гением и убеждал окружающих, что этот поэт уже шагнул в бессмертие. Пушкин, где бы он ни находился, просил друзей об одном, прислать ему:
«Стихов, стихов, стихов! Сочинений Байрона! Это пища души!».
В письмах друзьям его имя встречается чаще других. Рукой Александра Сергеевича оставлены десятки маргиналий и в собраниях сочинений Байрона, и в его мемуарах, и в переписке. В пушкинской библиотеке подборка его произведений и книги о нём занимают не один стеллаж. Среди них особенно выделяются: полученное в михайловской ссылке от А.П. Керн последнее пятитомное издание, о котором там он мог только мечтать... и в восторге благодарит эту «волшебницу» за такую щедрость; и трёхтомник – подарок Адама Мицкевича с тёплым посвящением на польском языке:
«Байрона Пушкину посвящает поклонник обоих Адам Мицкевич».
Когда стали выходить из печати отдельные главы «Евгения Онегина», современники начали открыто сравнивать того с «Чайльд-Гарольдом» и «Дон Жуаном». Но у Пушкина на это был свой ответ:
«Байрон бросил односторонний взгляд на мир и природу человечества, потом оторвался от них и погрузился в самого себя. Он представил нам призрак себя самого. … В конце концов он постиг, создал и описал единый характер (именно свой)…».
Очевидно, Пушкин много размышлял на эту тему, о чём свидетельствует его небольшая статья «Байрон». В очерке Пушкин писал:
«Говорят, что Байрон своею родословною дорожил более, чем собственными творениями».
Чувства, полностью разделяемые и тем и другим, и не только в известном стихотворении «Моя родословная», но и в ряде иных сочинений, сближают великих поэтов. Но, если Пушкин, как и Байрон, в молодости очень дорожил своим шестивековым дворянством, то позже он перестал это подчёркивать. Конечно, в «Борисе Годунове» и «Моей родословной» русский поэт гордится своими предками, но не за их внешний блеск, а за то, что они сделали для Отечества, нередко ценой собственной жизни. Получается, что для Байрона знатные предки были определяющим стержнем его поведения в обществе, а для Пушкина – всего лишь одним из сюжетных источников, придающим творчеству исторический колорит. Главное же в этих размышлениях, это то, что Пушкин постиг главные составляющие характера английского поэта:
«уязвленное самолюбие, поминутно потрясенная чувствительность оставили в сердце его эту горечь, эту раздражительность…».
Трагедия Байрона в его духовном одиночестве, у Пушкина – напротив – в понимании сути трагичности в людях вообще. Следует не забывать, что наш поэт решил эту серьёзную проблему ещё 18-ти лет в философском стихотворении той поры с многозначительным названием «Безверие»:
«Несчастия, страстей и немощей сыны,
Мы все на страшный гроб, родясь, осуждены,
Всечасно бренных уз готово разрушенье,
Наш век — неверный день, минутное волненье».
.Личная драма Байрона не могла его не волновать, не вызвать сочувствия и понимания, к тому же обоим поэтам Судьба определила так много похожего в их личной жизни: знатные предки, обделённость лаской матери в детстве (как и maman Пушкина,
«Мистрисс Катрин была вспыльчива и во многих отношениях безрассудна»),
врождённая хромота и склонность к полноте, которые юного лорда доводили до бешенства, делая его в собственных глазах колченогим уродцем; у Пушкина же – душевные страдания из-за того, что он –
«лицом – ну сущий обезьян»,
да и аневризма на ноге вызывала частое онемение, что в зрелые годы вынудило его постоянно ходить с тростью. Та же схожесть прослеживается и в творчестве: чего только стоит сравнение двух исторических поэм «Мазепы» Байрона и «Полтавы» Пушкина! Оба даже покинули этот мир примерно в одном возрасте: Байрон – в 36, Пушкин – годом позже...
Но откуда же взялся этот почти двойник Пушкина, родившийся десятилетием раньше в столице Великой Британской империи?
«Имя Байронов с честью упоминается в английских летописях. Лордство дано их фамилии в 1643 году». Джорж Гордон Байрон, потомок этой аристократической семьи родился в 1788 году в Лондоне. Род к тому времени значительно обеднел, детство мальчика проходило в таких условиях, что поэт
«никогда не упоминал о домашних обстоятельствах своего детства, находя их унизительными».
Но уже в десять лет, после смерти двоюродного деда, ребёнок унаследовал титул барона, пэрство и пришедшее в упадок, постепенно разрушающееся Ньюстедское аббатство, став таким образом шестым лордом Байроном.
Много болея в детстве, в школе Джордж начал усиленно заниматься спортом, добившись отличных результатов. Его итальянские друзья в 1810 году за то, что он переплыл Дарданельский пролив, прозвали его «англичанин-рыба». Ещё учась в Кембридже, Байрон выпустил первый сборник стихотворений «Часы досуга». К сожалению, безо всякого успеха. Более того, спустя год после выхода сборника, в «Эдинбургском обозрении», влиятельнейшем шотландском журнале того времени, появилась разгромная статья, где и стихи, и их автор жёстко и беспощадно высмеивались. Став совершеннолетним, в 1809 году лорд впервые появляется в английском парламенте, и почти сразу же возникает конфликт между не признающим ничьих авторитетов смелым и нагловатым идеалистом и отдельными пэрами, обладающими реальной властью. Отголоски этих перепалок, равно как и острополитические стихи Джорджа Гордона привлекают к нему повышенное внимание. Первый «выход в свет» нового мессии состоялся...
В том же году, вкусив первые прелести политической жизни, Байрон едет в своё первое путешествие в страны Ближнего Востока. Он побывает в Испании, на Мальте, в Албании, Лиссабоне, Греции и Турции. Впечатления от этих поездок воплотились в первые песни поэмы «Паломничество Чайльд-Гарольда». И это было началом мировой известности поэта. А его свободолюбивый герой стал любимцем не только в Англии, но и во всей Европе. Позже появились поэмы «Гяур», «Корсар», роман в стихах «Дон-Жуан», драмы «Манфред» и «Каин», пользовавшиеся большим успехом у публики во всём мире.
Байрон раздвинул рамки поэзии в лирике, в эпосе и в драме. Но его политическая поэзия стала причиной травли консервативной частью общества. Особенно возмутила «Ода авторам билля против разрушителей станков». Произведения, направленные против идеологической реакции, в скором времени приняли сатирический характер по образцу его великого предшественника Александра Поупа. И в основном его последующее творчество – это целая остро сатирическая серия, вступившая в жестокий бой с пороками буржуазии. За балаганной поэмой «Беппо» он пишет «Ирландскую аватару» ( будет напечатана лишь через десять лет). С трудом пробился в печать и знаменитый «Бронзовый век», в котором впервые открыто показаны прогрессивные силы «рабы Востока, илоты Запада». В целом же былая популярность автора «Паломничества Чайльд-Гарольда» постепенно начинает сходить на нет.
Поэт всегда откликался на освободительные движения своего времени, где бы они не происходили, остро сопереживал угнетаемым народам, будь то индусы, балканцы, греки или евреи, был на стороне итальянских карбонариев, защищал луддитов в своей собственной стране. Такое внимание к событиям в мире у него был постоянным, он вникал во все серьёзные мировые проблемы. Так, Байрон не остался в стороне и от событий Отечественной войны 1812 года в России. Серьёзно проанализировав военные проблемы Европы, он выделил главное: Наполеон споткнулся в своих захватнических планах, не учтя моральную силу русского народа, вставшего на защиту Отечества:
«Москва! Москва! Был грозен и жесток
Врагу тобой преподанный урок!»
Поэт предсказал ход событий, начало краха, убедил, что поражение Наполеона-завоевателя в России – есть начало его конца, так и получилось.
В 1816 году Байрон окончательно порывает с опостылевшей ему Англией, без сожаления оставляя там годовалую дочь, бывшую жену, которая пыталась добиться признания его сумасшедшим, бывших друзей, отвернувшихся от него и переметнувшихся в стан критиков поэта, и перебирается в Европу. Продажа Ньюстедского аббатства, не включённого в майорат, позволяет ему наконец-то не стеснять себя в средствах. Для начала он едет в Женеву, где знакомится с английским поэтом-романтиком Перси Бишем Шелли, также покинувшим родину по политическим мотивам. В Европе хорошо были знакомы с его философско-аллегорической поэмой «Королева Маб» и лирическими драмами «Освобождённый Прометей», «Эллада» и другими. Быстро выяснилось, что у поэтов много общего во взглядах, что оба пользовались успехом только у демократического читателя. Это отметил Фридрих Энгельс, подчеркнув, что
«Байрона и Шелли читают почти только низшие сословия».
Перси Шелли был известен и тем, что его жена – знаменитая английская писательница Мэри Шелли. Главная тема её творчества – романтическое разочарование в идеалах просвещения. А с 1818 года Европа зачитывалась и до сих пор читает её готический роман «Франкенштейн, или Современный Прометей», замысел которого родился в результате шуточного литературного состязания четвёрки друзей на снимаемой Байроном вилле. Но, затронув макабрическую тему Демиурга, Шелли полной мерой оплатила свою дерзость, её собственная жизнь сложилась крайне трагично: сначала у неё умерла дочь, потом сын, а летом 1822 года, путешествуя по Италии, в море утонул муж. Байрон очень переживал потерю друга и почти всей его семьи.
Сам он к тому времени оказывается сначала в Венеции, потом в разных городах Италии, следуя за своей новой и последней любовью Терезой Гамба, графиней Гвиччиоли. И всё же жить размеренной жизнью он уже не может: годы моральных, часто безнравственных излишеств приелись, поэту требовался риск, острота ощущений, полнокровное существование. Когда Греция поднялась против турецкого владычества, Байрон ни минуты не колебался: распрощался со своей графиней, приобрёл и полностью снарядил военный корабль «Геркулес», нанял отряд бывалых воинов и летом 1823 года отбыл в западную Грецию.
Очень быстро его сильный характер позволил стать одним из координаторов борьбы за освобождение страны. Прекрасный военный организатор, Байрон до конца бился за свободу. А его повстанцы взяли для боевого лозунга строку из «Дон-Жуана»:
«...только революция, наверно, избавит старый мир от всякой скверны!»
Неожиданная смерть Байрона от лихорадки в болотистом Миссолонги произвела большое впечатление не только там, но и в Европе. Все услышали его последние слова о Греции:
«Я ей отдал моё время, деньги, здоровье... Что я могу ей ещё дать? Теперь отдаю жизнь».
Забальзамированное тело шестого лорда Рочдейлского перевезли в Англию и по желанию родных опустили в старинный склеп рода Байронов в северном приделе церкви Святой Магдалины в Хакнолле, в графстве Ноттингемшир.
Короткая, но такая насыщенная борьбой и свободолюбием жизнь шотландского барда, позволила Белинскому назвать его
«Прометеем XIX века»,
а Вяземскому
«отважным исполином, Колумбом новейших дней».
Весть о трагической кончине Байрона застала Пушкина в Одессе. Зная о его отношении к барду, друзья ждали от Пушкина большой «надгробной песни» почившему. Но первый же отклик на эту смерть в письме к Вяземскому просто ошеломляет:
«По твоим письмам княгине Вере (жена Вяземского) вижу, что и тебе кюхельбекерно и тошно; тебе грустно по Байроне, а я так рад его смерти как высокому предмету для поэзии».
На первый взгляд — какая чёрствость! И к кому?! К недавнему кумиру и учителю. Но таковы строгие законы оценок истинной поэзии и её создателей: если поэт уже не идёт вперёд, то пусть будет благословенна его героическая кончина, которая уже и сама, по словам Пушкина, становится
«высоким предметом для поэзии».
К тому же русский классик к этому времени уже составил другое мнение об одном из главных своих учителей, и он ответил Вяземскому:
«Гений Байрона бледнел с его молодостью, в своих трагедиях, не исключая и «Каина», он уже не тот пламенный демон, который создал «Гяура» и «Чайльд-Гарольда». … Он весь создан был навыворот: постепенности в нём не было, он вдруг созрел и возмужал – пропал и замолчал...».
Но, судя по всему, мысли о Байроне продолжают одолевать Пушкина. Прощаясь с Одессой, в стихотворении «К морю», он вспоминает двух, недавно покинувших этот мир, кумиров своей юности — Наполеона и Байрона. Первый угас на Эльбе,
«...И вслед за ним, как бури шум,
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум,
Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец...
Шуми, волнуйся непогодой,
Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нём означен
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.
Мир опустел...»
Последних строф не было в первоначальной редакции стихотворения. Появились они гораздо позже, когда поэт много размышлял о «властителе дум» и новую редакцию этого духовного всплеска он назовёт
«маленькое поминаньице за упокой души раба божия Байрона!»
И в те же дни поэт отсылает письмо Александру Тургеневу:
«Завидую певцам, которые достойно воспоют его кончину. Греция древняя, Греция наших дней и Байрон мёртвый — это океан поэзии!»
Вяземский оказался прав: трагический конец Байрона стал злободневной темой для лирических состязаний,
«высоким предметом для торжественной лирики».
И несколько русских поэтов сразу отозвались на это печальное известие: сам Вяземский, Пушкин, Кюхельбекер, Рылеев, Веневитинов. И позже, уже после заключения в 1829 году Адрианопольского мира Александр Сергеевич снова напоминает о борце за греческую свободу:
«Восстань, о Греция, восстань,
Недаром напрягала силы,
Недаром потрясала брань
Олимп и Пинд и Фермопилы.
Под сенью ветхой их вершин
Свобода юная возникла,
На гробах ….... Перикла,
На........ мраморных Афин.
Страна героев и богов
Расторгла рабские вериги
При пенье пламенных стихов
Тиртея, Байрона и Риги».
О судьбе великого романтика судачила вся Европа, а он пустил по миру свою главную политическую фразу-установку: «Поэзия политики». Этот гордиев узел – «Политика, личное и общественное» затянулся ещё в античный период, и его до сих пор старается разрубить творческая молодёжь во всех странах мира, как пытался и Байрон в своё время. А нам сразу вспоминаются грибоедовский денди из Москвы, убегающий искать по свету, «где оскорблённому есть чувству уголок» и питерский молодой человек, который
«как денди лондонский одет»,
но…
«Себялюбивый и сухой,
Мечтанью преданный безмерно,
С его озлобленным умом,
Кипящим в действии пустом!»
Первую годовщину смерти Байрона 19 апреля 1825 Пушкин отмечал в михайловской ссылке. Как это было, описал в письме Вяземскому:
«В селе Вороничи заказал с вечера обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия боярина Георгия».
И в наши дни на фасаде Воронического храма Псковской губернии можно увидеть мемориальную доску в память о панихиде, отслуженной здесь по певцу Свободы, которую заказал «русский Байрон», как называли Пушкина его ближайшие друзья.
Дополнение
Говоря о Байроне, невозможно не упомянуть о его дочери, настолько знаменитой, что рядом меркнет слава отца, всемирно известного поэта. Августа Ада Кинг (урождённая Байрон) родилась в Лондоне 10 декабря 1815 года в старинной аристократической семье. Её отец, оставивший значительный след в мировой литературе, но оказавшийся плохим семьянином, почти сразу же после рождения дочери и громкого скандала с женой навсегда покинул Англию. Девочка жила в семье матери. В детстве много и серьёзно болела. Но это не помешало ей получить прекрасное образование особенно в области математики и физики. С ней занимались известные учёные из Кембриджа (У. Кинг, М. Сомервилль и др.) Начало её большого пути в науке положило знакомство в университете с известным профессором математики Чарльзом Бэббиджем, работающим в это время над созданием аналитической машины. Он был впечатлён умом и способностями юной ученицы, называя её «чародейкой чисел». Возможно, такая склонность Ады к математике, отчасти была обусловлена генетически, ибо и её мать значительно преуспела в этой области; Байрон даже подшучивал над увлечением жены.
В 1835 году Ада вышла замуж за Уильяма Кинга, который вскоре наследовал титул лорда Лавлейса. В семнадцать лет она была представлена королю и королеве. Круг её знакомых быстро расширялся: Чарльз Дарвин, Вильям Теккерей, Чарльз Диккенс, знаменитые художники, театральные и музыкальные деятели.
Но ни замужество, ни рождение троих детей не отвлекали её от работы над новой машиной. Как обычно, изобретение требовало финансовой поддержки правительства, которое интересовалось этим проектом только первые десять лет. (В итоге уникальную машину воссоздали и достроили по сохранившимся чертежам в лондонском Музее науки в 1991 году к двухсотлетию со дня рождения Бэббиджа. И она заработала!) Но и в то время английская машина в туринском университете показала хорошие результаты, и итальянские учёные попросили леди Лавлейс перевести документы к машине на их язык. Она «перевыполнила» задание: из 66 страниц на 41 из них были комментарии самой переводчицы, а составленный ею алгоритм вычисления чисел Бернулли позже был оценен учёным миром как первая программа для компьютера. Именно Ада сумела рассмотреть и предвидеть колоссальный потенциал нового изобретения, именно ею введены в практику важнейшие понятия вычислительной техники: «распределяющая карта», «адресная ячейка», «условный и безусловный переходы» и др. Гениальная дочь великого поэта очень много сделала, чтобы доказать, что эта машина откроет
«науке такие пути, какие нам и не снились!».
И она оказалась права!
Имя Ады Байрон-Лавлейс среди первых вписано в мировую историю науки. Недаром учёные в Кембридже, Оксфорде, Институте Макса Планка и других подобных заведениях её и сейчас считают масштабной фигурой и зовут «мать программирования», и «первый программист в мире». Министерство обороны США в 1975 году начало разработку языка программирования высокого уровня и присвоило ему имя «Ада», а в 1980 году его стандарт был утверждён и принят во всём мире. С 2021 года принято считать 12 октября Днём Ады Лавлейс, днём достижений женщин в науке и технологиях. А в 2022 году фирма Nvidia разработала видеопроцессоры с архитектурой «Ada Lovelace”, предназначенные для графических карт высочайшего быстродействия и применения в вычислительных кластерах и сфере искусственного интеллекта.
К сожалению, удивительная женщина ушла из жизни в 1852 году в 36 лет, в том же возрасте, что и отец По её духовному завещанию она погребена в старинном склепе Байронов, рядом с отцом и бабушкой, Кэтрин Гордон, матерью поэта.
P.S. Кстати, в этом году 10 декабря исполняется 209 лет со дня рождения этой незаурядной англичанки.
P.P.S. А память о великих поэтах и дочери одного из них вышла за пределы Земли: пройдут ещё миллионы лет..., а в нашей Галактике всё будут летать по своим орбитам малые планеты Байрон, Пушкин, Ада, да, да, да!..