Когда я прибыл в тайное место наших собраний, никого не было. Я этому обрадовался, и понадеялся, что больше никого не будет. Если я единственный, кто потерпел фиаско, то можно будет остальным соврать, что, мол, всё прошло чудесно, лучше некуда, я прекрасно провёл время и т.д. У окна стояла акустическая гитара, чаще всего на ней играл Ромыч. Время от времени играл и я, но далеко не всегда было настроение на это дело, вот и сейчас его не было, по понятным причинам. Минут пятнадцать я тупо сидел и размышлял, почему же всё именно так, как оно есть. Было бы в этой бомбе всего два провода, тогда всё намного проще. Ты знаешь, какой лучше не трогать, а к какому прикоснутся абсолютно безопасно. Но как бы не так, их там целое море, и поди разберись в них, и по возможности останься цел и невредим. Нет, тут скорее наткнёшься на «генератор пощечин», или, что ещё хуже, на «сторожевых псов». В общем, решив, что в своих размышлениях я не могу прийти к какому-либо выводу (да это и невозможно в принципе), подумал, что лучше посмотреть кино, тем более, если никто так и не придёт.
Включил фильм Джона Карни «Однажды». Мы с пацанами часто его пересматривали. Макс говорит, что «это бесподобный шедевр». Лёхе и Ромычу очень много времени требовалось, чтобы отойти от этого фильма. Все мы любили сцену, когда главные герои поют песню в музыкальном магазине, да и вообще все, где исполняются песни. Музыка великолепная в этом фильме. И вот когда Глен Хансард начинал петь песню «Say it to me now», появился Макс. Я было хотел выключить, но Макс сделал жесть рукой, означающий приблизительно «Оставь, пусть доиграет». Как только Хансард отыграл последние аккорды песни, Макс печально произнёс:
- Мдаа…он смог её впечатлить этой песней, и получил десять центов. Хоть какое-то взаимодействие.
- Я уж обрадовался за вас всех. Думал, никого не будет. Но как я понимаю, раз ты припёрся, значит всё прошло не совсем удачно?
- Во-первых, это ты припёрся, а я тут живу, между прочим. Во-вторых, да, возникли проблемы, а я сразу теряюсь, когда что-то идёт не так, тебе это известно.
- Не понимаю, что могло пойти не так. Ты же тщательно готовился, целую речь придумал, учёл все возможные варианты событий, Ромыч даже стих тебе написал.
- Она пришла с подругой.
Я завис где-то на полминуты, потом спросил.
- Эмм… на кой чёрт?
- У меня был тот же вопрос. Ей, видите ли, скучно было дома сидеть, «и я решила её позвать, с нами погулять». И что было делать, я так и не сказал, что хотел. Я вообще практически ничего не сказал, болтали они в основном, причём иногда и вовсе забывая о моём существовании.
- Знакомо. Довольно неприятная ситуация.
- Ещё бы. В общем, не будешь же при «этой» говорить про ещё одну попытку, про ещё один глоток воздуха, и всё такое. Возможно, кто-то другой бы сумел бы завести нужную беседу, развеселить их, произвести нужное впечатление. Но у меня весь энтузиазм провалился под землю, да и потом, о чём мне разговаривать с «этой». Я её видеть-то не хочу, и уж тем более веселить не было никакого желания. В общем, где-то полтора часа вся эта хрень продолжалась. Думал, может всё-таки «эта» нас покинет внезапно, в смысле по делам - как бы не так. Самое ужасное, что она практически на меня не смотрела. В общем, провалился с треском. Кстати, а у тебя что?
- Два слова – пуленепробиваемое стекло.
- У нас у всех так, дружище – сказал грустно Макс. Я только молча кивнул в ответ. – хотя нас здесь только двое, наверное остальным улыбнулась удача, я надеюсь во всяком случае.
И вот прошло, наверное, секунд двадцать после того, как Макс произнёс эти слова, в квартире появляется Лёха.
- А вот и ещё один герой романа явился – с улыбкой произнёс Макс.
Мы как его увидели в дверях комнаты, оба встали, и начали, улыбаясь ему аплодировать где-то минуту, Леха тоже улыбнулся.
- Ну всё-всё, хватит – потом сказал он.
- Я так понимаю, твоя гигантская начитанность дала сбой? – спросил Макс. Он постоянно доказывал Лёхе, что книги тут не на что не влияют. «Ты хоть все их наизусть выучи, никакого толку». Лёха же настаивал на том, что пополнение словарного запаса, умение жонглировать разними красивыми метафорами, рано и поздно принесут хорошие плоды. «Не все же на деньгах помешаны. Хоть деньги и важный пункт для выстраивания взаимоотношений, но поверь, не всё так однозначно» - говорил он. «Короче, ты идиот, вот и всё» - отвечал ему Макс. «Оскорбить каждый может. Вот, держи фонарь, погрузись в темноту своей головы, и поищи убедительные контраргументы, пожалуйста, если конечно они там вообще есть». И так у них происходило довольно часто. И вот сейчас возможно начнётся что-то подобное, но мне бы не хотелось.
- Нуу, не то чтобы. Непонятно пока. – говорит Лёха.
- Так что ты сделал? – спросил я.
- Закинул удочку.
- И что же?
- Ну и вот я здесь. – отвечает Лёха.
Мы с Максом не смогли удержаться от смеха.
- Вам может и смешно, а мне ужасно плохо. Я сказал, что водопад её волос обрушивается на меня с такой силой, что иной раз устоять просто нет никакой возможности. И тут бы мне умолкнуть, но уж если решился бежать марафон, то останавливаться нельзя, даже если сил нет. В общем, комплимент за комплиментом, и я решился. «Была не была» - думаю. «Слушай – говорю. – мы уже довольно давно перебрасываемся словами, скоро уже и не вылезем из под них. Так что, может, попробуем соединить две жизни в одну, чтобы идти вместе до самого края земного пути. Ты бы хотела этого?». Всё это я произнёс каким-то чудом.
- Ну и что в ответ прилетело? – спрашиваю я.
- Она сказала только одно - «Возможно».
- Очень загадочно. А это ближе к «да», или к «нет»? - спрашивает Макс.
- Ты меня спрашиваешь? Как хочешь, так и понимай.
- Я никак не понимаю, как бы, не хотел.
- Я и спрашиваю, не может она ли быть чуточку поконкретней? Но тут её кто-то позвонил, и ей стало немного не до меня, представляете? Проболтала по телефону, наверное, минут пятнадцать , ну и потом…о чём уж говорить. Она предложила сходить в кино, потом посидеть в кофе, потом покататься на карусели, потом ещё куда-то. Я как услышал весь этот перечень мест, которые мы должны посетить, сказал просто «Нет, неохота» Думаю, надо валить. Давай, говорю, провожу до дома, да пойду я. «Ты ведь что-то там спрашивал» «Да, и я уже получил ответ». Полное отсутствие интереса. Зачем обрушивать на меня ледяной дождь, Если бы всё было по-другому, тогда бы уж и «прощай все мои средства», а так…нет уж. Ну и вот, я здесь.
Мы с Максом больше не смеялись, не тени улыбки, воцарилось молчание.
- А у тебя как, Олег? – спросил Лёха после минутного молчания.
- То есть, меня ты спросить не хочешь? – вмешался Макс.
- Так с тобой всё ясно, опять чей поди ляпнул чё-нить не то.
- На этот раз он вообще ничего не ляпнул – сказал я.
- Ну, тогда о чём тебя спрашивать, сиди уж, Ромео – сказал Лёха, и вопросительно посмотрел на меня.
- Я не знаю, что-то произошло.
- Это ты и раньше говорил, прояснилось что-нибудь?
- Нет. Чувствую, закончится всё приблизительно как у Хуциева в «Июльском дожде».
- То есть, ты ей предложишь сходить в учреждение, где всех людей делают счастливыми?
- Боюсь, даже до этого не дойдёт – с улыбкой произнёс я.
- Только давайте больше не философствовать на тему «А почему всё так?», хватит, надоело – сказал Макс.
- Согласен, тем более что пользы от этого никакой. Вся наша начитанность, долгие размышления, перфекционизм, вежливость, внимательность и прочее – всё коту под хвост – сказал я.
- Я думаю, надо заканчивать – сказал Макс. – Хорошего ждать нечего.
- Другими словами, мы сдаёмся? – спросил Лёха.
- Ты ничего не можешь сделать с тем, что ты не интересен. Тогда для чего это всё?
- Можно попробовать стать интересным.
- Надо объективно оценивать свои возможности. Нельзя найти то, чего в тебе просто нет.
Тут вошёл наш четвёртый товарищ, что-то долго его не было. Мы было хотели втроём ему аплодировать как только он появиться в дверном проёме комнаты, но потом увидели выражение его лица, и передумали. Что-то случилось. Он как будто весь побитый, только внутри. Он прошёл в комнату, мимо всех нас, и сел у окна. Мы даже боялись спрашивать, просто смотрели на него. Молчание длилось пару минут.
- Вчера заявление подали….вот и всё – наконец сказал он, и попытался улыбнутся.
По идеи надо как-то приободрить человека. Сказать, что всё образуется, ещё вся жизнь впереди, ему было только двадцать три года. Но мы только молча смотрели друг на друга, ибо говорить было нечего. Ничего не образуется, потому что мы знали как сильно он любит свою Надю, и будет всю жизнь любить.
Они с школы нравились друг другу. Раза три сходились, но каждый раз расставались. Ей он нравился, но он был не тем человеком, с кем бы ей хотелось провести всю жизнь. А у него всё было с точностью наоборот. Она была единственная, с кем он хотел бы быть. Характер, внешность, интеллект, - ему нравилось всё. Каждый месяц, в обязательном порядке, он дарил ей огромный букет цветов. Просто так. Каждый раз ей было неудобно принимать цветы, хоть это было и приятно ей. Она ведь никак не могла ответить на его чувства, да и он этого не ждал уже давно. «Холодно только поначалу, потому что непривычно, но с годами, холода не замечаешь вовсе» - говорил он нам. Однажды, когда он дарил очередной букет, она расплакалась.
- Когда же ты разлюбишь меня? – утирая слёзы, спрашивала она.
- Через пятьдесят один год, девять месяцев, и четыре дня – отвечал он. Они оба любили творчество Маркеса, так что она поняла, что это значит «Никогда».
Тем не менее, была у него всё-таки надежда, что всё наладится. После него, она встречалась с несколькими парнями, но все эти отношения были недолгими. А он всегда был рядом, когда она переживала очередное расставание, и с ним и правда переживать было легче. Поэтому, он и верил, что так или иначе они будет вместе, рано или поздно. И с последним парнем у неё тоже не всё ладилось, далеко не всё. Но была существенная разница от предыдущих – она его любила. Но он верил, что и это пройдёт. Потому что так, как он любить её никто не будет, и никто не сможет сделать счастливой. Они всегда общались, даже когда она была в отношениях. А теперь вот она позвала его навстречу, где сказала, что они с парнем подали заявление. А это значило, что конец не только всем его надеждам, но и хотя бы минимальному общению с ней. Один из нас пал в бою. Мы ещё могли на что-то рассчитывать, и то теоретически. А у него всё закончилось. И что говорить в такой ситуации?
- По крайней мере, она с человеком, которого любит, и будет счастлива – сказал я.
- Да, это самое главное, ну а я…да наплевать на меня. Можно бить себя в грудь, а можно просто стараться не обращать внимание, что я, наверное, и буду делать всю оставшуюся жизнь. – ответил Ромыч.
- Вечное, абсолютное одиночество в этом мире без тебя моя королева, утраченная на веки вечные, в загадочной тьме затмения – процитировал с выражением Маркеса Лёха.
- В общем сидеть нам в четырёх стенах, и философствовать о вечном – вставил свои две копейки Макс.
На улице пошёл дождь, довольно сильный. Ромыч взял гитару, и начал играть песню Дельфина.
«Не покидай тепло моей души
Лишь только здесь ты в синем небе птица
Лети, а я буду гордиться.
Смотреть и не дышать…..а ты дыши.»
- Ладно, пойду я – сказал Ромыч, откладывая гитару.
- В такую-то погоду замечательную? – спросил я.
- Мне всё равно, да и недалеко идти.
- Я с тобой пойду, дружище. Мне по пути. Один бы не пошёл в такую, но раз ты собрался. – сказал Лёха, подмигнув нам с Максом. Ромыча лучше не отпускать одного сейчас, его психологическое состояние оставляет желать лучшего. Конечно, ничего не случится, просто на всякий пожарный.
- Ну давайте, шагайте отсюда. Хоть не так тесно будет – сказал Макс.
- Нет, Лёх. Компания мне сейчас не требуется. Оставайтесь тут, а мне одному надо побыть. Не знаю, зачем вообще приходил – сказав это, Ромыч отчалил.
- Что-то сегодня особенно мрачновато – сказал Макс.
- Это из за Ромыча. Обычно он нам наоборот настроение поднимал. Никогда не унывал, и нам не позволял. И вот на тебе.
- Как думаешь, просто есть люди, которым не дано быть счастливыми? Если так, то почему? Это же ужас.
- Смотря, что называть счастьем - сказал я.
. Я завязываю короче. Если не умеешь, не дано, так нечего и соваться. Я всегда буду наподобие того «типа», из «Белых ночей» Достоевского. В этом нет ничего страшного, просто обидно, но с этим можно жить.
- Ты прав, может зря мы всё это. Просто не в то время родились. - сказал Лёха.
- С другой стороны, а когда было «то время»? Ведь если Достоевский писал о таких вещах, значит, и в 19-ом веке было всё не сладко, в этом плане. Сомневаюсь, что он просто из головы это взял, значит либо у самого были такие ситуации, либо у кого-то видел.
- Тоже верно. Тогда мы просто входим в когорту не очень везучих людей, вот всё.
- Всё, прекращайте. Давайте лучше фильм досмотрим. – сказал я.
- Да. Будем соединять буквы, делая слова. Смотреть на полёт близких нам душ в несуществующих мирах. Впитывать какие-то новые мысли, написанные на бумаге. И таким образом, стоя вечно под дождём, зашивать кровоточащие раны, чтобы можно было хоть как-то пережить ещё одну зиму. Ведь искусство - это всё что у нас осталось, похоже. – сказал Лёха.
14 ноября 2022г.