С чего было бы лучше начать своё повествованье? Наверное, начну с того, что, здесь, я хочу описать один из тех многих случаев из моей жизни, после которых закрадывается сомнение в спонтанности случайностей. Мне часто говорят, что я родился в рубашке. Кто-то утверждает, что у меня очень сильный ангел хранитель. А как по мне, так я пришёл к выводу, что у каждого человека, на маршруте жизни, есть ключевые и обязательные точки. Ты, как бы, живёшь себе поживаешь, а на этих ситуационных пунктах не отметиться просто не получится. И пока ты не пройдёшь ключевые точки – ты неприкасаем. Когда же ты прошёл их все, то на тебя может и утюг «случайно» с шифоньера на голову упасть.
Эти точки, могут быть важны не только для твоего образования. Они могут быть нужны, как ситуационное пособие, или непременное обстоятельство в динамике судеб других участников образовательно креативного процесса, под названием жизнь. Но это мнение сложилось, по большому счёту, из собственного опыта и настаивать на правильности своих воззрений я не имею права ни в коем случае.
Было это в середине 90-х. И было мне тогда ровно половину того что есть сейчас, а именно двадцать лет. Учился я тогда в университете в городе Махачкала. Я всегда был способным учеником и студентом, и учёба никогда не стоила мне особых усилий. Рвения, к моему теперешнему сожалению, я особого тоже не изъявлял.
Случилось так, что нелёгкая занесла меня в город Астрахань, прямо перед самой моей сессией в вышеупомянутом благородном заведении. И случилось всё именно так, что очень красивая девушка на ЖД вокзале города тараньки, кутума и мошкары предложила мне угостить её выпивкой. Я всегда был очень внимателен к красивым девушкам, потому как и сейчас питаю к ним особую слабость ввиду своей, как терь модно виражатса, гендерной принадлежности.
Итак… итак…
В тот момент, когда я мысленно вкусил краюшки её беспрецедентно прелестных ушек и уже собирался перейти к её невыносимо аппетитной шейке, я понял, что у меня начинает сливаться всё вокруг. У меня одновременно стало темнеть и в ушах, и в глазах. А в намереньях, вообще, задуло сквозняками. Танки, люди и кони смешались в одну кучу, язык свело, а сознание стало удаляться на карете с разноцветными бубенцами.
До этого, с клафилинщицами я дело не имел. После (слава КПСС) тоже. Но тем не менее, когда я пытался от неё как-то отстраниться, она разыгрывала дубль: «Ну что сссука! Опять нажрался? Дома дети. Мама моя приехала в гости, а ты свинтус слюни тут булькаешь?»
Я с тоскливой надеждой оглядел окружающих, но полуотсохший язык мой был тогда мне не то что враг – короче с его молчаливого согласия, она меня и выволокла на улицу…
Пришёл в себя я в наидичайшем похмелье и с позволения великодушных блюдителей… блютиделей... (на самом деле я жду, когда это снизу подчеркнёт ворд красной волнистой линией, но видимо на них и ворду фамилия писателя Эдгара). Это был наряд ППС, а я, как показал спектрално визуалный анализ, сидел подперевши привокзальный забор. Но я могу поклясться всеми ёриками – что мешал ваще мало кому.
«Предъявите документы молодой человек» - мне кажется, что, когда они это говорят – они все, как один, мнят себя бэтмэнами. Особенно когда отбирают велосипеды у узбеков или таджиков. Они ведут себя по отношению к ним так, будто это вообще НЛО, а не люди. Будто не человек сейчас проехал на велосипеде. Мне кажется порой, что если бы мимо них проехал на велосипеде медведь, то это бы не вызвало у них столько фурора. А тут надо же – узбек и на велосипеде. Не иначе как украл! И документы будьте любезны на каждую деталь. А то ездиют тут на велосипедах всякие… а с медведЯ… а чё с медведя возьмёшь… ещё за цирковой скарб кто в суд подаст…
вобщем чёйт я… а ну да… ну да…
Документов у меня соответсннно не было, но, когда я поинтересовался о направлении моей транспортации, они сказали, что везут домой. Тогда, не знаю (опять же слава КПСС) как сечас, людей без определённого места жительства, за онное преступление непременно приговаривал прокурор. Меня везли к нему на УАЗике в наручниках.
«Ну? И какого %#я Ты тут потерял?» - спросил меня он
Я: «вы понимаете. Мы с ребятами лабаем как можем, а музыканты народ дружный и мы приехали на сэйшн! А мне капнули клафилин на вокзале».
Это была правда. Тогда, как раз, происходила оккупация России Куртами Кобейнами, курами гриль и шаурмой. Курты, куры и шаурма были всюду. Пробор, бородка и брезгливый взгляд – о как это было модно.
Я хотел бы отметить отдельно и попытаться расписать Вам мою тогдашнюю внешность. Представьте белокожего человека со смолянисто чёрными волосами и неимоверно густыми бровями. Представили? А терь представьте всё это только с такой же белой кожей на голове вместо волос, и с теми же брежневскими бровями…
Он, с улыбкой: «Ну раз Ты личность творческая, на тебе 10 суток».
Раньше я думал, что бомж – это словечко из жаргона. Но после этого случая я понял, что это вполне себе официяльная аббревиатура. Это был мой первый и последний (надеюсь) срок.
Будучи сыном учителей, я испытывал определённую неизвестность перед страхом. Я понимал, что там – куда меня сейчас поместят, будут прокусывать на предмет мягкотелости во имя угнетения.
«Здравствуйте. – сказал я – Меня зовут Олег. Я не бывал в таких местах и был бы очень признателен, если кто-либо мне подскажет, если я что-либо буду делать не так как положено это делать остальным. У меня температура (а это было правдой) и я бы прилёг, если никто не против. Покажите пожалуйста, где есть свободное место».
Там был один дедушка… он показал мне на второй ярус и когда я заполз туда, он спросил меня: «Что ты сейчас сделал такое тут, чего бы не стал делать у себя дома?»
Мой взгляд сразу упал на мои всё ещё обутые ноги. Я снял обувь и извинился.
- Место указывают собакам. И извиняться никогда не смей. А в остальном – просто будь таким, как тебя воспитали твои папа и мама. Если начнёшь чё из ся корчить – тебя выкупят на раз-два.
С этого момента я не чувствовал в этом обществе никакого дискомфорта – всё что от меня требовалось – это быть собой, не извиняться (а для этого не надо было «моросить») и не лезть в обуви на шконарь (то бишь тахту)».
Я сделал для себя невероятное для моего тогдашнего брутално вакханалного мозга открытие: Сейчас вокруг меня обычные люди. Каждый со своим характером, но это такие же люди, как и везде. А главное - каждый из них понимал только внятные изЪяснения. Это был как раз тот язык, на котором мои родители меня учили общаться с окружающими.
Надо понимать, что в приёмнике распределителе (опять же - не знаю, как сейчас и опять же слава уму, чести и совести народа), в те времена, сидел весьма разношёрстный народ. Но. Те, кого считали в «нормальном» обществе отрепьем, здесь не имели доступа к алкоголю и были собой, а не гуляющими сквозь них бесами. По большей части это были обычные трудяги, которые просто не состыковались с продажно барыжьими нововведениями и веяниями.
Туда тогда, зачастую, сажали на сутки и тех, кто мог помешать следственным действиям в их отношении. А причина и повод рисуются для этого легко. Следственный изолятор был этажом ниже. Так, что там, помимо таких же бомжей и фраеров, как и я, сидели ещё и бандиты, и, как оказалось, авторитеты. Ещё я понял, что системой там сделано всё так, чтобы остатки человеколюбия в человеке, непременно, превратились в животную жлобу.
Вы представьте пространство камеры со всем её людом и возвышающийся, словно трон, совершенно открытый со всех сторон нужник в виде дыры в тумбе с четырьмя лесенками. Я не мог представить, как я вот так перед всеми сяду и выпучу глаза (тысяча диких и крайне судорожных пардонов). Потом, я подгадал время ночью и с облегчением подумал: «Да. Человек это, действительно тварь, которая ко всему привыкает со временем».
Баланду передавали через окошко в двери. Мы насчитали, в этой провонявшейся столетними тряпками полу-кипячённой воде, 17 пшёнок. Есть, а тем более спускаться с тахты за своей порцией, у меня сил не было. Мне приносил еду дед. И он стоял как надсмотрщик пока я всё не съем, приговаривая: «У тебя молодой организм – тебе надо есть. Надо выздоравливать».
«Надо же какая цаца» - слышал я бубнение с нижнего яруса. Но как только дед удостаивал их своим взглядом, все сразу проглатывали свои мнения
Где-то день на 4-й, дед подошёл ко мне с полне внятным и отчётливым ультиматумом. Он требовал, чтобы я слез со шконаря.
«За чем?» - поинтересовался я. Мне всё ещё было плоховато, а температура не спадала.
- За шкафом. Ну ка слезай! Харош валяться. Стухнешь нето. Сейчас мы с тобой прогуляемся.
Я окинул своим взором камеру. Она была где-то 8 на 6 метров. Всё пространство было заставлено разрисованными в шашки или нарды двухъярусными шконорями. Но по периметру комнаты, все эти шконари можно было обойти. Я так понял, дед решил, всё-таки, определиться с сортом моего отношения к жизни и окружающим. Мне было уже неудобно, то что еду подносят. Хоть и плоховато ещё было, но слезть пришлось.
«Какие песни сейчас слушает молодёжь?» - спросил он меня, идя впереди.
Я и рассказал этому дядьке всё как на духу. Рассказал ещё, что меня в музыку вовлекла группа Скорпионс. И ещё мне, рано или поздно, стало очень интересно то - о чём они поют. Ещё я рассказал, что после того как я выучил английский язык – я поразился поэтичности текстов данной группы, поющей о любви.
Он проклял нынешний шоубизнес, на чём стоял свет, и стал причитать и ностальгировать по старым добрым песням советских времён, типа «Сбежала от меня последняя электричка» и «Ах эта девушка меня с ума свела». Лично мне эти песни и сейчас нисколько не кажутся старомодными.
Это был мой покровитель. Все боялись его почему-то, когда как это был очень добрый дедушка. Я же, просто проявлял уважение к его сединам, как меня и учили мои родители. Да и по отношению ко всем остальным, я старался вести себя «ровно» и зеркально. Мы много о чём с ним беседовали. Мне почему-то всегда было безумно интересно общаться со стариками. Они всегда порадуют какими-либо поучительными историями из своей жизни. Этот дедушка научил меня не выкидывать окурки от Примы. Потом, мы вместе потрошили скопленные окурки в одну большую самокрутку. Я вам заявляю со всей ответственностью – сигара ничто по сравнению с тогдашним смаком!
Помню как попал в «непонятки» из-за сигареты. Тогда в камеру завели, какого-то парня в дорогом спортивном костюме и кроссовках. Он был явно подъубит каким-то горем. Скорее всего, его держали в приёмнике распределителе, пока на него рыли что-то и за что-то. Он лёг на нары и положил руку на голову так, что полуприкрыл глаза запястьем. Но перед этим, он положил зажигалку и пачку дорогих сигарет возле своих ног.
Я, увидев "Мальборо", сразу выдвинулся в его сторону и хотел спросить парочку. Опять же для всех. Он, видимо оценив ситуацию (оказывается он всё видел из-под запястья), просто махнул в сторону пачки сигарет кистью, не снимая руки с головы, и не дожидаясь, что я озвучу свою просьбу. Было понятно, что ему не до чего.
Когда я молча взял сигарету из пачки, я понял, что мои ноги больше не касаются пола, а спиной я прижат к стене. Это был, какой-то мужик. Он был больше и сильнее меня раза в полтора.
«А если к тебе в карман без спроса залезть падла?» - ехидно прошипел он.
«Поставь меня ногами на пол!» - сказал я ему настолько твёрдо, насколько был уверен в его заблуждениях.
«Да он спросил меня - парень в "адидасах" поспешил предотвратить нескладуху – Оставь его, это я разрешил ему взять сигарету!»
Дюжий поставил аккуратно меня ногами на пол, и стал пытаться поправить смятую одежду на моей груди.
«Ну? И кто тут падла? Совсем уже мозги пробухали. Носороги». – я повозмущался на всякий, как говорится, пожарный, отталкивая в сторону его руки.
Он, явно сконфуженный, повернулся и пошёл к своим нарам, бубня себе под нос: «Скажите какие мы обидчивые…»
Инцидент был исчерпан.
Я не буду долго мучать, долгими подробностями тех ситуаций, так как они, по большому счёту мало чем отличались от ситуаций за периметром.
Хотел бы ещё остановиться, не на долго, на дне, предшествующем моему освобождению от «срока».
У меня не было, хоть сколько ни будь, мало-мальски внятного, плана дальнейших действий. Сессия профукана. Денег на дорогу домой нет. Меня вдруг охватила страшная паника. Но, в один из моментов течения моих мысленных судорог и переживаний, у меня возникло такое чувство, как будто кто-то, до бесконечности родной и до бесконечности всемогущий положил свою руку на моё плечо. Это было больше похоже на крыло, так как это что-то было тёплым и мягким как пуховое одеяло и мягкость эта и теплота, чувствовалась больше сердцем, а не плечами. Я ощутил полное спокойствие. На меня нашла нега, сонливость и я, как буд-то бы слышал фразу из детской сказки «Утро вечера мудреней». Я мало когда спал так сладко как тогда - в ту ночь.
Утро было субботой. Почти весь канцелярско-виртухайский абс-персонал разбежался по домам. Обычно освобождаемых бомжей типа меня фотографировали и, за неимением паспорта, давали волчий билет. Он должен был быть основанием для дальнейшего вливания в систему под определённым номером и серией, тобишь паспотром. Мне объяснили, правда не очень подробно то, что я обойдусь и без фото, потому как фотограф изволили с@#$ться ко своей драгоценной семье раньше положенного времени.
Когда я через десять дней вышел на улицу я как дэбил улыбался солнышку и деревьям, совершенно не понимая то, как это люди вообще сидят годами. Но. Человек привыкает ко всему. Когда как маслокрады и барыги не несут никакой ответственности за воровство в размерах больше чем «особо крупные». У нас помимо убийц, которых мало кто уважает, сидят за мешки картошки и пьяные порывы, а не за миллионы. По крайней мере, до этого было так.
Тут было бы уместно и справедливо охарактеризовать моего отца. Он был строг и весьма. Он никогда меня не бил, но иногда я этого просто желал, ибо то, как он выводил меня на ответы за афронты, ставило меня в такой тупик, что я был рад тому, что не робот. Потому что если бы я был робот, то у меня в такие моменты, просто напросто бы процессор оплавился.
Он говорил: «Посмотри мне в глаза сынок и ответь: почему ты так поступил?» Я понимал, что этот математик быстро исключит из уравнения ложные величины и это ставило меня в тупик. Сказать правду я боялся, потому что не хотел, чтобы он потерял ко мне уважение. «Подними свои глаза и посмотри на меня!» - неизменно повторял он. А я думал: «Лучше бы он дал мне в пятак разок другой, чем бы мучил вот так вот бедного ребёнка».
В итоге он произносил одну из тех таких страшных для меня фраз, которые могли вообще прозвучать из его уст и в мой адрес: «Уйди с моих глаз!». Не было предела мукам моим и самоедству после такого. Я чувствовал себя предателем и фальшивкой. Но, понаблюдав за мной в течении дня, посредством угрюмых и редких взглядов, он, как будто бы, забывал всё своё недовольство и злость, буквально на следующий же день. В такие моменты, я был беспредельно счастлив.
Он строил всё на уважении, и я частенько в детстве грешил тем, что винил его в отсутствии обилия рукоприкладства. В то время, когда мои одноклассники хвастались заработанными от родителей побоями и ночёвками на безлюдных стройках я был абсолютным трусом, боящимся насилия и темноты. И я винил в этом его.
Мои родители были учителями. Все недовольные своими оценками, всегда могли выместить свой дискомфорт на мне. То, что мой отец прививал мне именно уважение к себе, я понял, когда меня всё-таки перекрыло и я вполне исчерпывающе ответил всем меня обижающим хулиганам. К тому времени я уже ходил на тренировки, и понял, что в получении люлей нет ничего страшного. До сих пор лицо ассиметрично.
Так вот, мой отец жил по принципу ста друзей взамен такой же суммы. Но и денег на жизнь в моём детстве нам всегда хватало. Они с мамой получали порядка 350 рублей на двоих. В детстве, мы все семеро, ни в чём не нуждались. Меня до сих пор от чёрной икры блеват кидат – заставляли в детстве есть, так как, видите ли она оч полезна. Берег то вот он. Да и осетра было навалом, его потом быстренько истребили весь почти. Он был идейным красноармейцем, но в партию не вступал по принципиальным соображениям. А тогда - все, кто не в партии - были лишены возможности карьерного роста.
Иногда мне кажется, что у него, вместо позвоночника была арматура – до такой степени он был предан своим принципам. И мама, ныне покойная, бывало пилила его: «Вон, посмотри, как люди живут. Неужели тебе трудно поступиться своими принципами и вступить в эту проклятую партию?» Он неизменно отвечал: «Пока там есть продажные козлы – это не моя партия!». Дети в школе называли его «Чекист». Он сам находил и наказывал хулиганов у себя в кабинете. Ни одно преступление не уходило от него не раскрытым. Ни один «преступник» не был отдан милиции. Когда мой отец болел, его больше всех из остальных учеников, навещали именно те хулиганы, кому от него доставалось больше других.
Тогда, если родители узнавали, что их детям досталось в школе от учителя, то те дети, получали ещё и дома раза в два больше чем в школе. Авторитет учителя был непререкаем. Люди работали и доверяли воспитание своих детей таким учителям каким был мой отец и его коллеги. Сейчас же, лишённый всяческих прав и рычагов влияния на совесть ученика учитель, виноват во всех афронтах бестолкового, выглядывающего одним глазом из интернета электората. Да и учителя тогда, наверное, больше понимали свою ответственность.
Ну вот опять чёт понесло Остапа… ну да ладно…
А вспомнил я тут про отца, как раз, потому что он подсуетил свои связи и узнал то, где я нахожусь и когда меня выпускают - поминутно. Но вся оказия была в том, что меня и остальных выпустили на несколько часов раньше положенного и я разминулся со своими спасителями. Телефонов тогда мобильных в широком доступе не было. Так что разминуться – значило разминуться.
В последний день пребывания в приёмнике, мы с двумя другими «невольниками» договорились встретиться вечером в близлежащем парке и отметив освобождение, закрепить, так сказать дружбу. Кроме меня дага, это были русский дед и напёрсточник - армянин из Баку. Дед сказал, что пойдёт на заработки до вечера. Я попытался пристроиться к нему, так как мне срочно нужны были деньги на билет в Махачкалу. Он же ответил, что работает один и меня не возьмёт ни при каких обстоятельствах. Я тогда его не понял. Думал, что он пошёл то ли мешки таскать, то ли ещё что-нибудь в этом роде. Только сейчас смутно догадываюсь как он пошёл работать.
Походил по рынкам в поисках хоть какой-нибудь шабашки. Помню к земляку на рынке подошёл тогда, объяснил ситуацию и говорю мол давай грузчиком у тебя на билет заработаю. А он кивает на, забывшегося лёжа на асфальте, мужика с пустой бутылкой в руках: «Он мне уже всё потаскал». Видимо и в правду у барыг нет национальности, хоть и обидно конечно.
Ещё в приёмнике мне говорили, что по тому документу, что нам всучили на выходе, можно было переночевать в ночлежке. Ну помыться там постираться… Вот я, к вечеру того же дня, в итоге туда и прибыл. Там было много людей у входа. Меня туда не пустили, так как в моём недодокументе не было фотографии.
Тут я обратил внимание на то, что некие люди, нашей - южной наружности, созывают близслоняющийся народ на какую-то работу.
Я поинтересовался, где чё да как? И понял, что работа как-то касалась выращивания арбузов где-то недалеко от Астрахани.
- А можно будет поработать с недельку, заработать на билет в Махачкалу и уехать?
- Можно. Если пить не будешь. Помоги народ собрать.
Я походил. Покликал народ. Народ был такой же как я - без документов.
Сели мы в ПАЗик и поехали выращивать арбузы. Где-то, через часа два езды, наши «работодатели» купили по пузырю водки и банке кильки на человека.
До того, как все напились и попадали в отключку, я успел познакомиться с Витьком – так как он представился. Оказывается, что у нас было много интересующих нас обоих тем для беседы. Этот крепенький дядька в тельняшке, оказался на редкость интересным собеседником. Он попросил приглядеть за его кожаным рюкзаком, когда начинал пить, а я отдал ему свою бутылку водки.
Все ушли в пьяный сон. «Работодатели» собрали у всех все колющие и режущие предметы, которыми те открывали консервы, а спрятать так и не успели – повырубались.
После того как прошло часов пять с начала нашего путешествия, мне вдруг стало подозрительно то, что мы больно долго едем, учитывая то, что мы, изначально, собирались куда-то под Астрахань.
- А куда мы едем?
- Да тут надо инвентарь кой-какой забрать. Заберём и сразу опять повернём к Астрахани.
Но тут всё переполошил дикий возглас: «Мужики. Нас в Дагестан везут». - Это калмык, последовавший моему трезвенническому примеру, узнал свои родные степи. В окне мелькали вагоны поезда, с надписью «Москва-Махачкала». А я понял, что еду домой.
Пока остальные сонно почёсывали, по этому поводу, свои репы, Витёк, в два прыжка подскочил к одному из «работодателей». Схватил одной рукой его за грудки, поставил его на двери–гармошку спиной так, что у того ноги, подёргиваясь, повисли в воздухе. К его горлу была приставлена ложка обратной стороной. «Если вы сейчас не откроете двери, я ему мозги через глотку в холодец замешаю!» - последовал бескомпромиссный ультиматум.
Водитель отворил двери и совсем немного притормозил. Витёк, бросив трепещущую ношу во внутрь автобуса, вылетел из него на ходу и кубарем укатился в близлежащий кустарник. Он катился, как мяч, обхватив колени руками. Я такое потом видел только в кино. Ну и сам как-то после, неосознанно, повторил тот трюк. Это, как раз, ещё одна история про «случайности», и она и связанна с этой историей. А по сему, ты мой бесценный читатель, надеюсь простишь меня за это, ещё одно, небольшое отвлечение от общей темы.
Я тогда на ходу вывалился, (хош верь, а хош нет) из микроавтобуса. Я ничего не помню, с того момента, как я, сидя, вывалился назад спиной и до того момента, когда я бежал по инерции и отряхивал свою дублёнку, которая уже была у меня в руках. Не помню ничего, кроме того Витька. Он всплыл в моём сознании, как раз, тогда, когда я понял, что сейчас полечу спиной на асфальт на уже приличной скорости. И я, поджав под себя ноги, обхватил свои колени руками, что есть силы, а голову максимально прижал к коленям, последовав его примеру.
Тот, кто видел это со стороны, говорил, что я катился боком. Того, как я катился я не помню. Я думал, что всего лишь, приземлился на ноги, да и немного пробежался, по инерции. Ни царапины, ни ушиба. Наверное, всё дело в том, что я не успел испугаться. Да и дублёнка толстая была.
Представьте белый день, центральный проспект города и вываливающееся из маршрутки на ходу тело.
Я помню мне кто-то крикнул: «Эй. С тобой всё нормально?» Маршрутка остановилась и все пассажиры вывалили смотреть на то, что от меня должно было остаться. А я стоял и отряхивал дублёнку, пока до меня доходила вся суть произошедшего.
В городе Дербенте, водители маршрутного такси, рады каждому пассажиру. Уровень бочкоселёдошности салона - как фактор, на это не имеет влияния никакого абсолютно. Я такое ещё в инет роликах про Индию видел только. Я и встал, когда увидел, как качает, на ходу, девушку с ребёнком. То ли это был УАЗ «буханка», толи «РАФ» - точно не помню. Помню только, что ручка на двери внутри была поворотно рычажная. Я, видимо, её и задел, когда мостился к этой двери спиной, пытаясь присесть на корточки.
После, когда бы со мной не происходила экстремальная ситуация, страх приходил только тогда, когда всё было уже позади. Я понял, и записал на корочку, одну очень важную вещь: «Существует ровно то, во что мы верим!» Если ты поверил, что тебе хана, то тебе это хана и наступит! А пока ты барахтаешься – ты будешь барахтаться!»
Но я понял и ещё кое-что. То, что не даёт мне в такие моменты испугаться - это не какие-то супер волевые качества. Что-то вмешивается во всю химию моего организма и блокирует адреналин на время. Потом, когда всё уже позади и я начинаю осознавать то, что был на волоске, это что-то открывает настежь люк, блокирующий до этого адреналин, так, что коленки иной раз не держат. Это, что-то, помещает меня, в момент опасности, в полный каматоз, и как будто делает всё за меня. Я слышал о таком явлении от многих людей. Я видел, как человек, «падал» с пятого этажа, цепляясь руками и ногами за леса как заправский акробат, но, когда он уже был внизу целый и невредимый, он не помнил ничего с начала падения.
Рюкзак Витька остался у меня. Всё произошло очень быстро и уже не было смысла, да и возможнсти, его выкидывать за борт. В нём был на редкость рациональный набор вещей. Всё самое необходимое. Там было чистое бельё, ещё одна тельняшка, обалденные кожаные ботинки, ложка, вилка, нож, тарелка, соль, сахар, спички, иголка с ниткой и на самом дне книжка философского толка. Я долго носил этот рюкзак после этого. Куда, в итоге, дел, к сожалению, не помню. Я никогда не мог заставить себя бережно относиться к вещам. Никогда не запоминаю одежду, в которую одеты люди, и частенько не запоминаю марку машины, хоть и разбираюсь в них. Но тельняшку Витька я запомнил. Она была в бело–синюю полоску.
И что бы вы думали? Я, в итоге, приехал туда, куда мне надо было, на утро следующего дня после освобождения из приёмника распределителя. Это был кирпичный завод между Махачкалой и Каспийском. Там работали безхозные, бедняги без документов. Владельцы этих заводов продавали друг другу таких за 300 р за голову. Кормили чуть ли не отбросами.
На том заводе, где я успел побывать пару часов, был один накаченный пёс, который бегал всюду и поглядывал за тем, чтобы никто никуда не сбежал, и резво отвешивал, между делом, «маваши» по близ растущим деревьям. Когда я объяснил им, что живу на квартире в Махачкале вместе с двоюродными братьями, и мне срочно надо в университет, они говорили, что отвезут меня туда завтра на машине. Но один русский мужик популярно объяснил мне, что меня просто «лечат». Он сказал: «Если ты собрался отсюда уходить, то иди без оглядки и не слушай никого. Никто никуда тебя не отвезёт». Этот мужик, как он объяснил, был неплохим мотористом, и специалисты, зарплату там всё же получали. Я, немного подумал, и просто направился в Махачкалу пешком. Это было где-то км 5-6 до той квартиры, что нам с братьями снимали наши родители.
Пёс «Ван Дам» бежал за мной и всё интересовался: «Чё? Проехался за наш счёт и отрабатывать не хочешь?» Я отвечал: «Можешь что-нибудь – делай, а я иду домой». Он очень скоро отстал от меня. Просто сказал: «Я тебя ещё найду», просто развернулся и ушёл в обратную сторону. Туда я вернулся сам, на следующий день и прикинутый, как было положено в 90-е молодым людям с брутално вакханалными мозгами,– но это уже другая история.
Моя старшая сестра ждала меня на той съёмной квартире. Но меня никто не ждал в первой половине дня, так как поезд из Астрахани, на который должны были меня посадить знакомые отца, прибывал в Махачкалу в 21:00 того дня.
А как Вы думаете: может ли быть случайностью то, что я попал домой, совершенно неформальными путями, на гребне совершенно непредвзятых ситуаций и за невероятно быстрый срок?
ОЛЕГ ВСЕГДАЕВ
Канал Людие