Национальные языки обеспечивают независимость государства и их нужно сохранять. Делается это как на государственном уровне, с помощью программы, так и в общественной среде, силами активистов, которые добиваются ярких результатов в социально значимой проектной деятельности.
С 2021 года в Ресурсном центре в сфере национальных отношений реализуются языковые проекты для молодых носителей родных языков народов России. Так, Всероссийский проект «Языковая арт-резиденция»* предоставляет для авторов, пишущих на языках народов России, не только способы сохранения родного языка, но и продвижения литературного творчества в медиасреде. Команда проекта привлекла много ярких экспертов, чьи знания и богатый опыт помогают молодым литераторам составить свой медиаплан по продвижению, ориентируясь на успешные практики старших коллег. Среди них Михаил Воронов ― художник из Челябинска, создатель Художественной мастерской Уральского эпоса. Мы поговорили с Михаилом об Урале, творчестве и национальных стереотипах, а также о том, как можно комплексно продвигать своё творчество.
— Что такое вообще уральский эпос? В массовом сознании это, скорее, Бажов, малахитовая шкатулка, легенды и сказания народов. В Вашем понимании это что-то другое?
― Ну почему, примерно то же самое. Такой литературный подход: сказы, основанные на исторических событиях, но с элементами сказочного. Героический эпос. Можно, наверное, с Бажовым сравнить — он же тоже основывался на фундаменте из уже существующих исторических сказов тех же башкир.
Но Бажов всё-таки рассматривал определённый период времени: у него Урал, связанный с производственными делами, демидовскими заводами и так далее. Я же беру шире, мне просто интереснее идти вглубь. У нашей мастерской есть, например, программа «Аркаим». Это башкиры времён тенгрианства, т.е. железный век до исламизации. И также в программе есть русские сказания об Урале ― более древние, без привязки к периоду строительства заводов.
Мне интересна такая форма, я её нащупал. У меня был опыт просто писать отвлечённо рассказы. Потом я понял, что длинные рассказы писать не так интересно, хотелось бы самому их рассказывать, как автору. Мне это близко, потому что у меня опыт был: лет 12 я выступал как фронтмен в рок-группе. Плюс коллективное творчество, когда есть вливание энергетики других музыкантов. Посему выкристаллизовался такой формат краткого изложения истории, которая укладывается в 3-4 минуты пересказа, чтобы зритель не уставал. Конечно, любую из этих историй можно развернуть в нескольких томах, можно наводнить деталями, но я такой задачи не преследую. Рассказов, наверное, 30 с чем-то уже, может, ближе к 40.
— Почему Вы решили заниматься такой узкой тематикой национального эпоса?
― Ну почему же она узкая? Она достаточно много в себя вбирает. Во-первых, разные исторические пласты. Хотя можно всю жизнь посвятить 1812-1814 годам ― как в картинах, так и в рассказах. Мне это близко. Я с детства ездил по озёрам, сплавлялся по рекам, я люблю свой край, природу, людей. Поначалу не было таких как бы вибраций, близости, тёплого отношения к своей малой родине. Тоже были какие-то поиски: я и на английском языке пел, и какие-то ещё веяния прозападные были. Потом как-то стали крепчать внутренние родовые установки, мне захотелось не распыляться, а искренне писать то, что я чувствую, о том, кем я являюсь.
— Как вообще выбрать тему? Про любое ли историческое событие можно написать картину, сочинить сказ, стихотворение? Есть какой-то отбор фактуры?
― Если отвлеченно говорить, то, конечно, про любое. Но, наверное, если человек берётся писать, он должен быть вдохновлён этим, прежде всего, это должно затронуть какие-то внутренние струны, нужно близко через себя пропустить. Мне же никто за это деньги не платит — это веяние в чистом виде моего выбора. У меня нет госзаказа какого-то, как у художников в советское время. Я посчитал, что это моя сверхзадача, миссия, я чувствую внутренний посыл. Понятно, что рисовать можно что угодно, и писать можно, о чём угодно, но вот сейчас я пребываю именно в этом.
Конечно, на меня сильно повлияла серия, за которую я взялся — картины, рассказы, связанные с победой над Наполеоном. Это не только о славянах речь, но и о тюркских народах — башкирах, найгабаках. Я стал много читать (эпос их), копать и углубляться в это врем. И для меня открылись новые страницы истории, новые темы.
Но мне интересна не только военная патриотика. Я просто задумал эту большую серию. Два с половиной года как в это погрузился и дальше продолжаю погружаться. Но параллельно пишу просто сказы. Например, про реку Ай. «Ай» — это луна по-башкирски. Имена есть, например, Айгуль или Айнур: «Ай» — луна, «нур» — луч луны.
Много названий у нас на Урале индоарийских, иранских и также тюркских. Много с этим каких-то легенд связано. Мне близок формат сказов, поэтому я так и назвал мастерскую и своё творчество ― «уральский эпос».
— Как Вам кажется, существует ли сибирский эпос? Ну, так как я из Сибири, это интересно.
― Как и северный эпос, я думаю, что есть и сибирский эпос, как эпос народов Сибири. И космический эпос, наверное, возможен. Мне вообще говорили: «Михаил, не может быть уральского эпоса, это неправильно. Литературный да, а что значит уральский?». Но эпос — это как бы стиль. Это легенды, которые из устного творчества перешли в письменное. У многих народов есть свой эпос, свои герои, персонажи. Мы знаем индийский эпос, Махабхарата, Рамаяна и так далее, у тюрков тоже есть — башкирский Урал-Батыр. У нас есть былины — то, что «было», даже корень «быль». Например, Илья Муромец — он же реально был, его мощи хранятся до сих пор в какой-то раке в монастыре. Но было ли то, что он одной рукой дуб вырывал? Вряд ли. Но, наверное, сильный был человек. То есть эпос добавляет какой-то героической нотки персонажу, некую сказочность, возможностей больше даёт. Это как со стихами — такое возвышенное словосочетание с рифмой. Мы всё понимаем, хотя так в жизни не говорим.
— А зачем вообще нужно сохранять национальные культурные традиции?
― Без этого человек не человек. Эти культурные коды лежат в основе нашей психики и самобытности. Сейчас вот Запад говорит о том, чтобы всех уравнять, чтобы люди были как бы и без пола, и без традиционных ценностей. Роботизированные как болванки.
В том-то и красота, что есть много национальностей, много разных родов, языков, культур. Ну как сказать, есть цвета: было бы все, например, синего цвета или чёрно-белое, это было бы грустно, наверное. А есть радуга. Мы знаем, что основной спектр преломления семь цветов, из них ещё множество оттенков образуется. Прекрасно, что какие-то новые изобретения в музыке, рассказах, живописи происходят. Но я думаю, что всё равно сохранность традиций, память о прошлом даёт такую богатую духовную культуру, добавляет фундамент общего эгрегора, энергию знания, энергию памяти.
— Вы бы хотели, чтобы больше людей занимались сохранением культурных традиций, как Вы в своей мастерской?
― Да. Да, наверное, бы хотел.
— Сейчас этого мало, не хватает?
― Думаю, что к этому уже есть возврат, потому что мы «наелись» чего-то чужого, инородного. Вот на моём примере: я 1977-го года рождения, успел побывать октябрёнком, пионером, видел развал страны, видел, как на нас всё западное свалилось. И я тоже это всё сильно в себя впитал, пел на английском языке и мне нравилось это всё «западное» и так далее.
Но в какой-то момент я стал понимать: это же не наше. А где наше? Почему нам смешно, когда человек идёт с балалайкой в какой-то белой рубахе, расшитой петухами? Почему у японцев, китайцев или дагестанцев вообще за честь одеться в свою национальную одежду. Когда у нас в национальное одевается русский человек, то это вызывает улыбку. Откуда это идёт?
Я всегда гордился тем, что я русский человек, славянин. Знал, что у нас самая большая страна и так далее, но всё равно впадал в эти «прелести западничества». Но, в целом, думаю, может быть, это и неплохо, это тоже путь — изучить культуру Востока, Запада, понять, свою идентичность. Я думаю, что это вообще миссия России. Мы живём между Востоком и Западом, у нас через Урал как раз проходит граница Запада и Востока. Но, думаю (и могу ошибаться), что ментальность русского человека ближе к Востоку, к Индии...
В какой-то момент насаждались европейские ценности. Это история, мы это пережили, и не надо говорить, что совсем нужно от всего отказываться — нужно пользоваться и использовать опыт других народов, культур. Но свою идентичность, свою именно русскую неповторимость, думаю, нужно ценить: по богатству языка, по тому, сколько у нас было художников, писателей, учёных, первооткрывателей, сколько всего мы добились. Это же здорово.
Люди, которые занимаются сохранением культуры, выбрали хороший путь. Я не говорю, что все подряд должны этим заниматься — должны быть и строители, и военные, и учителя, и музыканты и так далее.
— Можете рассказать подробнее про мастерскую, чем вы занимаетесь?
― Изначально художественная мастерская для того и нужна была, чтобы в ней находился художник. Но так как я, помимо того, что рисую картины и пишу сказы, занимаюсь ещё музыкой, здесь появилась коллекция музыкальных инструментов. Мастерская ― это место, куда приходят ребята из нашего коллектива в разном составе. Мы репетируем новые номера или разбираем старые, занимаемся реконструкцией исторических костюмов. У нас был аркаимский проект — мы оформляли барабаны, вырезали напульсники из кожи, выжигали, плели пояса. Какие-то сложные конструктивные вещи, конечно, заказываем — одежду швеи шьют, оружие историческое куют кузнецы.
Сначала берётся тема, я пишу картину. Но чтобы нарисовать, нужно отшить костюмы, одеть людей, чтобы они позировали в этих костюмах, потому что из головы придумать сюжет практически невозможно. Пишется в кратком формате сказ и музыка, чтобы можно было вживую исполнять. Инструменты тоже у нас все старинные: и колесная лира, и гусли, и барабаны, и скрипка, разные калюки, дудочки, балалайки, домбра, танпура индийская. Но, думаю, я буду со временем ещё покупать какие-то инструменты, чтобы обогащать программу. Такой комплексный подход к истории, которую мы хотим рассказать, как мини-спектакль.
— У вас получается такое социально ориентированное творчество. То есть вы делаете не для того, чтобы себя как-то выразить, а для того, чтобы людям что-то донести и рассказать?
― Я не знаю, что здесь в первую очередь, что во вторую. Просто есть тема, которая меня волнует, и мне кажется, что интересно было бы об этом рассказать людям.
Человек вообще существо социальное, ему важно мнение других людей, поделиться своим внутренним миром. Если это творческий человек, он берёт какую-то тему, которая уже до него существовала и будет после его жизни существовать, и придаёт этому свою окраску.
Конечно, рассказ потом можно издать в книжке и успокоиться. Можно рассказывать. Мне нравится живое исполнение, потому что можно петь, читать, цитировать. Мы записываем сказ на студии, у меня под картинами есть QR-коды, можно пройти по ним и прослушать рассказ, даже если меня на выставке нет.
— А какие у Вас сейчас есть актуальные программы, помимо Отечественной войны 1812 года? Ещё есть какие-то серии?
― Есть четыре программы, которые мы разрабатываем. Это «Сказы страны городов» — аркаимский период, бронзовый век, ещё до нашей эры. Второй период — это тюркский эпос на основе «Урал-Батыр». Потом ― ближе к нам, про присутствие русских на Урале, когда стали строить крепости, заводы и так далее. Ну и самая любимая программа, связанная с 1812 годом.
Есть отдельные сказы, например, ко Дню Победы. 9 мая пост сделал —есть акварельная картина, нарисована как раз про времена войны с фашистами. Но это единичный случай. Есть рассказы про современность, но в программу это ещё не выросло.
— Расскажите о творческих планах.
― Пока что-то не доделано, загадывать сложно. Потому что это приличный по объёму материал, если его качественно сделать, то можно превратить каждый из этих отрезков времени в какую-то программу. Это интересно нам и, как показывает практика, людям интересно. Потому что такой комплексный подход пока мало кто использует. А потребность есть, вот у меня как у творческого человека, показать другие времена. Соответственно, в тексте должны присутствовать образы и слова, которые нам говорят о том, что это другой период. Задача не стоит полностью сделать музыкальную реконструкцию, но мы стараемся — играем на традиционных, этнических инструментах. Сама композиция, манера, она может быть и достаточно современная: например, в то время ямбом и хореем не писали, как сейчас мы рифмуем строчки. Но нам хочется через песню, через литературную историю погрузить человека на несколько минут в тот исторический период, о котором мы говорим. Чтоб какое-то было приключение со смыслом и фабулой. Нравственная борьба, борьба героя с врагом или с какими-то внутренними своими слабостями была всегда, во все времена. И ведь народ с этим справлялся.
— Суровый уральский характер, наверное, не менее легендарный, чем уральский эпос. А это правда, что на Урале люди суровые и жесткие?
― Везде могут быть и суровые люди, и мягкие. Я жил в Москве, Санкт-Петербурге, Сочи ― точно такие же люди. И я бы не сказал, что у нас суровые ― брови сдвинули и всё, а там везде весёлые. Исторически сложилось, что на Урале жили казаки, рабочие ехали осваивать новые земли. Условия быта были не очень. Но если говорить о природных качествах человека, то стихии отображаются в них, погода влияет: или ты в Сочи живёшь, особо не видишь сугробов и мороза, или на Севере — там другой расклад.
Для меня с детства было загадочно знать, что Уральские горы самые древние. Они уже рассыпались, а раньше были вообще гигантские. А гора в человеческом сознании — это и «Нагорная проповедь», и человек на горе — он как бы ближе к солнышку, небу, Богу. Что-то в этом есть.
У нас ландшафт очень разнообразный. Мы в туристические походы ходили — скачешь на лошади прямо, не видно ни конца, ни края, дух захватывает. Смотришь: предгорье какое-то, куча рек, сотни чистейших озер и тут же горы. Я думаю, это тоже откладывает отпечаток на человека. Ну, потом традиции заводских первооткрывателей, традиции, которые мы впитали от местных жителей, тех же башкир.
Сейчас мы дальше от природы и социально очень похожи. Взять хоть город на севере страны, на востоке или на западе, везде примерно одинаково. Мы живём в урбанистической среде, смотрим в телефон, в компьютер, одеваемся примерно одинаково. Поэтому и отличий становится, может быть, меньше.
— Вы уже сказали, что самосознание зависит от стереотипов, и по ним, наверное, проще ориентироваться. А, в целом, национальные стереотипы — это полезное и положительное явление или всё-таки от них нужно избавляться?
― Думаю, стереотип может быть как плохим, так и хорошим, тут однозначно нельзя сказать. Это так же, как предмет: ножик — это хорошо или плохо? Кто-то скажет: «Да вы что, ножом убивают», а кто-то говорит: «А я хлеб им режу». Так же и тут, всё же работает в контексте чего-то. Если мы выдернем слово из контекста, то сложно сказать, хорошо ли это, нужно избавляться от этого или не нужно.
— Вы участвовали в онлайн-марафоне молодёжного проекта по продвижению литературного творчества на родных языках «Языковая арт-резиденция», делились своим опытом и комплексным подходом к подаче творчества. Какие бы три совета Вы могли дать молодым авторам по комплексному продвижению литературы?
― Мне сложно что-то советовать. Если говорить о моём пути, то это же моё видение. Не факт, что нужно делать так же. Может быть, и хорошо, что кто-то въедливо занимается только литературой, не отвлекается, на другое.
Но людям, которые идут этим путём, я бы, конечно, посоветовал больше слушать хорошую музыку, читать, увлекаться живописью. Вот тогда человек будет комплексно развиваться. Я по себе замечал: неделю не поёшь — уже плохо. Организм забывает: «Ага, тебе уже не надо это, Михаил, ну ладно, переключимся». Должен быть постоянный опыт тренировок. Привыкаешь к этому, как закаливание холодной водой.
оветую больше отдавать времени этому, более усердно и с большей серьезностью относиться. Вообще понять, надо это или не надо. Если надо — сравнивать, смотреть на то, что люди до тебя делали и параллельно с тобой делают, всё же познаётся в сравнении.
Должна быть сильная идея, мотивация. Я считаю, что для успеха произведения важна сама история. Можно супер хорошо рисовать, но если грустный сюжет, неинтересный — зачем это нарисовано? Что хотел сказать художник? Вроде труда много, а непонятно, неинтересно. Или наоборот — интересный сюжет, но очень хотелось бы, чтобы было подробнее или ярче по цветам, а это всё бледно. Смотря, какую задачу ставишь.
В музыке — мажор-минор, так же с языками, как ты говоришь или пишешь — тоже важна динамика: или скучная какая-то интонация идёт, или какая-то интересная динамика внутри происходит, что-то непредсказуемое, как-то интересно и в словах окрашивается материал.
— Получается, быть искренним, больше узнавать, больше работать и иметь какую-то цель, сверхзадачу?
― Ну да, сверхзадача должна быть, должна быть цель. Вот эта вера, внутренний посыл, стержень. Уверенность в себе, чтобы тебя не могло что-то сломать, отвлечь. Тогда ты сможешь эту уверенность передать другим людям, как в истории Жанны д'Арк — юная девушка, насколько она верила в себя, что огромные, сильные мужчины-рыцари шли за ней.
Любой творец, маленький или большой, он должен внутреннее своё горение поддерживать и гореть тем, что делает. Огонь может быть изначально маленьким, в него можно подбрасывать дрова, и он будет полыхать, когда нужно. Но всё равно изначально должна быть вера, искренность. Это, наверное, прежде всего. Нужно любить то, что ты делаешь, иначе не получится.
Беседовала Софья Сибрикова
Иллюстрации из архива Михаила Воронова-Кушаковского
* Всероссийский проект «Языковая арт-резиденция» реализует Ресурсный центр в сфере национальных отношений при поддержке Президентского фонда культурных инициатив, Комиссии Общественной Палаты Российской Федерации по межнациональным, межрелигиозным отношениям и миграции, Общероссийской общественной организацией «Союз писателей России», Центра культуры народов России Государственного Российского Дома народного творчества имени Поленова, в партнёрстве с Сообществом языковых активистов новых медиа, Советом молодых литераторов при Союзе писателей России, Школой дизайна НИУ ВШЭ, Домом дружбы народов Республики Башкортостан.
Информационный партнёр проекта: Первый Российский Национальный канал.
Новости проекта в соцсетях по хештегу #ЯзыковаяАртРезиденция.