Комбайн "Нива".
Сдав вступительные экзамены в институт летом 1976 года, я отправился домой. Но отдыхать долго не пришлось – примерно через неделю отец, работавший председателем колхоза, объявил, что устроил меня на работу в колхоз помощником комбайнёра. Это был краткий, но очень ярко запомнившийся эпизод моей жизни.
Примерно неделю, мы с моим наставником – комбайнёром, мужиком лет сорока пяти, готовили комбайн к выходу в поле. Комбайн нам достался нового выпуска, серии «Нива». До этого использовались комбайны типа СК-4, кабин у них не было, комбайнер сидел на металлическом стульчаке; пыль и грязь от жатки и мотовила с ошмётками соломы летели ему прямо в лицо. Домой механизаторы шли чёрные как негры, светились только белые зубы.
Комбайн производился на заводе Ростсельмаш, первая машина вышла в 1972 году. Комбайн сделан по обычной компоновке, где навесной копнитель и жатка, а также несущая молотилка. Машина имела мощный мотор, он работал на дизтопливе и максимально выдавал 100 л. с. Ширина жатки составляет 5 метров.
Новый комбайн выгодно отличался от старых моделей. Комфорт в советском варианте данного комбайна отсутствовал. Конечно, там присутствовала вентиляция, но она совсем не спасала, когда за окном было лето. Помимо сильной жары, в кабине было много пыли, которая пагубно влияла на работника. Несмотря на некоторые недостатки, комбайны Нива в колхозах были распространены по всей территории страны.
Кроме кабины, комбайн был оборудован электронной системой сигнализации о наполнении бункера зерном и нарушения его герметизации. Эту – то систему в первую очередь и ликвидировал в первый же день освоения нового комбайна мой наставник: взял пассатижи, снял крышку с электронного блока в кабине, намотал провода на пассатижи и вырвал их с корнем. На мой вопрос, зачем он это сделал, тот ответил, что не понимает, что это такое, как это работает, и, вообще, «как бы чего не вышло». Причём, наставник у меня был не пьяница, не забулдыга, а, наоборот, по словам отца, лучший и передовой механизатор колхоза.
Несколько дней мы регулировали жатку и мотовило, смазывали узлы и агрегаты. Перед выездом в поле, за день до этого, устроили что – то вроде пикника, банкета на природе, на территории тракторного парка. Из зарослей лебеды, среди ржавых останков сельскохозяйственных механизмов были извлечены несколько ящиков пустых бутылок, которые были погружены на наш комбайн, на котором мы с величайшим грохотом и лязгом, тронулись через всё село в сельмаг, затем, и уже с ящиком портвейна – обратно.
Отметив начало «битвы за урожай», разошлись по домам – завтра надо было рано вставать. Рано утром, на следующий день можно было наблюдать величественную картину: огромная колонна комбайнов, громыхая и лязгая всеми механизмами, выдвигалась за околицу, в поле; впечатление было такое, как будто танковый взвод занимает боевую позицию.
Выехав в поле, опустили мотовило, включили жатку и процесс, что называется, пошёл, но, увы, ненадолго. Примерно через час сломалось несколько ножей на жатке – в нее попали камешки. С помощью зубила и молотка мы их заменили и начали работать дальше, но опять безуспешно: через некоторое время сорвало ремень со шкива триера. Шкив натянули, но вскоре сам комбайн начал вязнуть в земле – её основательно размыло частыми дождями. Был сделан вывод, что начинать уборочную ещё рано, надо дождаться, когда земля достаточно подсохнет. Впрочем, мы были не одиноки в своих проблемах – почти все комбайны застыли на поле без движения: у каждого были какие – либо поломки. Издалека это было похоже на поле боя, на котором все наши танки оказались подбиты.
Впрочем, через несколько дней земля подсохла и мы, почти без приключений, приступили к уборке урожая. Иногда ломались ножи жатки, куда попадали небольшие камни, но заменялись они достаточно быстро с помощью молотка, зубила и «какой – то матери».
Чтобы не терять времени, обедали прямо в поле, куда нам привозили еду из колхозной столовой. Во время работы и после обеда не отдыхали – дорога была каждая минута. В любое время мог пойти дождь и тогда – прощай урожай. Работали с семи часов утра и дотемна. Вставать по утрам приходилось очень рано, и я как – то по этому поводу перефразировал Есенина:
Разбуди меня утром рано,
О, моя терпеливая мать -
Я пойду за дорожным курганом
Шестеренки в комбайне менять.
За работу на комбайне мне даже начислили какую – то зарплату и трудодни.
На комбайне я проработал месяц с небольшим, мне, в общем – то, понравилось, по крайней мере, впечатления остались на всю жизнь.