Розена Лариса
Посвящается моей
Помощнице Б. М.
РОЗЕНА Л. В.
ТЕКСТ ПОВТОРЯЕТСЯ НА САЙТАХ: ИЗБА - ЧИТАЛЬНЯ; ДЗЭН КАНАЛ "ЧУДАЧКА"; ИЗДАТЕЛЬСТВО РИДЕРО
ЛЮБОВЬ ОТ БОЯРЫНИ
МОРОЗОВОЙ ДО РЕВОЛЮЦИИ
СЕМНАДЦАТОГО ГОДА
Любовь священна. Мы родимся только для любви. Живём только для неё. На любви стоит мир. Если не будет любви, не будет ничего... Любить человека, любить людей – величайший дар Божий.
(Писатель Иозеф Томан).
Екатеринбург2021
Ридеро
ББК 84(2Рос=Рус)6-5
Р96
Все права защищены. Никакая
ISBN 978-5-00550-07532
часть этой книги не может быть
воспроизведена в той или иной форме
форме без письменного разрешения
владельца авторских прав
ЧАСТЬ 4
Иван Сергеевич приехал домой. Работать во всю силу не мог. Грустил, считал себя виновным во всём. Была у него любимая немецкая овчарка. Чуть захандрит, она к нему подходит, ластится, он гладит её, и все неприятности сами собой улетучиваются. Часто он рассказывал ей о своих делах, неприятностях. Она слушала, сидя у его ног, не шелохнувшись. Вроде, понимала, что он ей повествовал, кивая мордой в ответ, как бы, поддакивая. Тогда Иван Сергеевич, расчувствовавшись, теребил её по загривку, добавляя всегда одно и то же: «Так-то вот, оно выходит!».
Вечерами они постоянно прохаживались вдвоём. Он любил её, и выгул собаки никому не доверял. Как-то однажды они припозднились. Иван выбился из своего рабочего ритма, становясь рассеянным и беспокойным. Но, ближе к ночи, решил погулять с собакой. Прошлись по близлежащим улицам, углубились в скверик. Вдруг раздался выстрел. Собака залаяла, сорвалась с повадка, рванулась вперёд. Иван Сергеевич ничего не понял. Подбежав к собаке, увидел, она ранена. Он быстро схватил её на руки и помчался домой. Попросил служанку обмыть её и перевязать рану, а назавтра утром вызвать ветврача. Это происшествие его очень взволновало. Он понял, его предупреждают, идёт охота на него самого. Организм его ослаб от сильных переживаний, потрясений. Он свалился в горячке.
Пришёл в себя, смотрит перед ним стоит Татьяна. Но уже не та, коей она была ранее, не в меру смелой и дерзкой. Ныне она выглядела спокойной, прехорошенькой девушкой. Движения её были мягки, плавны, неторопливы. Она вытирала пыль в его комнате. Посмотрев на него и увидев, он пришёл в себя, подошла к нему и произнесла:
-Наконец-то, Иван Сергеевич, Вы очнулись. Вот Ваша матушка обрадуется! Да и Фёдор Николаевич тоже!
-Что ты тут делаешь, Татьяна?
-Услышала, Вы больны, да и пришла помочь Вам, если будет в этом нужда.
-Ах, вот как, спасибо. Но давай договоримся наперёд. Никаких личных отношений, никаких поцелуев и ласк. Только дружба, как у брата с сестрой. Хорошо?
-Я согласна, Иван Сергеевич! Могу я порадовать Вашу матушку, сообщить ей, Вы очнулись?
-Конечно можно, передай ей это. А где Вы сами устроились?
-Сейчас я живу у дедушки, его дом почти рядом с Вашим. Мы с Вами соседи. Попьёте молочка парного? Недавно от соседской коровы купила.
-А где моя собачка?
-Дедушке пока отдала. Он ветеринар, полечит её.
-Спасибо! А как Вы узнали обо мне, что со мною приключилось такое?
-Ваша служанка оповестила Фёдора Николаевича о Вашем состоянии. А у нас с ним сложились очень добрые, дружеские отношения. Он меня известил, дабы я Вам немножко помогла, пока не окрепните. Ничего не бойтесь и не думайте лишнего. Скажу по секрету, только не передавайте до времени. Полюбила я этого человека всем сердцем за его доброту и честность. Не знаю, как сложатся наши отношения, но, думаю, я буду ему вечно признательна за всё, что он сделал для меня. Он меня из пустельги превратил в нормального человека. Если найдём его ребёнка, то я тоже буду стараться помочь ему в воспитании. Я понимаю, что в его сердце глубокая, незаживающая рана, тревожить его не стану, а помогать буду, пока Бог не управит всё Сам. Но, думаю, никаких женихов мне не уже надо. Да и его любовь не буду выпрашивать у него. Пусть будет всё, как будет. Любить платонически меня более утраивает, чем так: в девичестве любишь, а в замужестве ненавидишь, как многие женщины говорят. Читала я о писателе Флобере. Всю жизнь он любил одну замужнюю даму. Близких отношений у них никогда не было. Но, вот умер у неё супруг, она возьми и намекни писателю:
-Теперь я свободна, и не боясь греха, могу сблизиться с Вами.
Он в ответ ей:
-Нет, моя дорогая, простите, но всё перегорело, привык уже я любить Вас только платонически, на расстоянии, остальное – циничность. Поэтому, я не могу опошлять свою неземную любовь к Вам!
-Так вот Вы какая, оказывается! А я-то ранее думал о Вас иное, простите меня! Приятно удивлён... Восторгаюсь! Как Вы начитанны, сердечны, человеколюбивы по-христиански... Конечно, ничего не расскажу Федору о Ваших чувствах, если сами не дозволите когда-нибудь.
-Простите меня, романтичные бредни всё в голову лезли. Думала, смелость, эмансипация – главное в жизни. А теперь поняла – то была не смелость, а бесшабашная наглость, всё в этом мире пустое, кроме доброты... Спасибо Фёдору Николаевичу. Это он меня с головы на ноги поставил... Он тоже скоро к Вам заедет, расскажет, как дела складываются по Вашему вопросу.
-А Вы откуда знаете о моих проблемах? Он Вас в них посвятил?
-Нет, не беспокойтесь, ничего не знаю, он мне ничего не объяснял. Просто велел передать: «Заеду и расскажу о его проблемах». А я, уважая его, не стала допытываться, в чём они заключаются. Сочтёте возможным, сами расскажите. На Ваше усмотрение! А теперь ещё немного поспите!
-Спасибо. Да, пожалуй, немного вздремну... – засыпая, он думал: «Ах, Верочка, Верочка, почему ты не захотела, чтоб я сразу объявил о нашей помолвке, сейчас не было бы такой беды, любимая... Но я буду тебя искать... буду... искать... буду...».
Наутро он проснулся бодрым. Быстро встал с постели, поблагодарил Татьяну за помощь. Позавтракал. Но, вновь почувствовав слабость, лёг в постель. Несколько дней он ещё отлёживался. Наконец окреп, стал вставать, подолгу, гулять в саду и принялся за дела, послав с нарочным записку Федору Николаевичу с вопросом, что новенького он может ему рассказать по его делу. Но вместо ответа, Федюшка сам приехал к нему, решив навестить Ивана и отвлечь от грустных дум.
-Ну, здравствуй, лежебока, - проговорил он, обращаясь к Ивану, - вставай, вставай! Едем сейчас на моей тройке в ресторан «Эрмитаж», что на Трубной площади! Бывал там?
-Когда? Всё дела, дела! Всё недосуг! – опешил удивлённый Иван.
-Ну и ладно, сейчас побываешь. Там вкусно кормят. И готовят знаменитый салат «Оливье». Попробуешь его, поешь там по-человечески после болезни. Что-нибудь из выпивки для поддержания духа возьмём. На закуску - рябчиков, тушённых в сметане, осетринку, свеженьких устриц. Посмотрим, что предложат. И тело и душа возрадуются, оживут. Живее одевайся! Отговорок не принимаю! Ямщик во дворе заждался! – энергично упрашивал Федюша.
-Ну, раз такое дело, я – мигом! Сохранять здоровье – святое дело!
-Нет, так не пойдёт, надевай брат, фрачную пару! Вот, вот! Сейчас уже на человека похож! Немножко покутим. Жизнь, брат, одна, не грех иногда и встряхнуться! Цыган попросим пригласить, развеемся. Гопля! Ты да я – оба сидим дома, то отчёты, то работа. Давай-ка! «Эх, дубинушка, ухнем!», – запел он вдруг песню из репертуара Шаляпина.
Иван Сергеевич остановился, посмотрел на него и рассмеялся:
-Молодчага ты у меня, Федюша!
-Эх, была, не была! Давно я молодчага-то, а ты только сейчас заметил, обидно! Ну, что, скажи, у меня за друзья? «Ничего не видим, ничего не слышим!». А я-то распинайся тут перед тобой! Нечестно, не по правилам!
-Да уж где нам, сибирским медведям по правилам-то? Сидим в своих берлогах. Вот поэтому и девушки-то красивые от нас бегают, пугаем мы их, серолапотные. Ну, давай, что ли ухнем! - смеялся Иван, закрывая дверь.
Выйдя из дома, Фёдор Николаевич закричал ямщику:
-Гони-ка на Трубную, в реставрацию «Эрмитаж»!
-Сейчас, сейчас, барин. А ну, пошли, - хлестнул он коней.
Тройка лихая оказалась, мчались быстро, с ветерком! По дороге Федюша спросил у друга:
-А в Питере-то у тебя, где дом? Мало ли, уедешь, а может надо будет весточку дать. Раньше не спрашивал, а сейчас пригодиться может...
-На Невском. Я тебе адрес дам, будешь у нас, зайдёшь, можешь остановиться.
-Там видно будет, насчёт Питера-то, а сейчас про Москву думай! Закажем сразу отдельный кабинет, посидим спокойно. Ресторан французский, народу бывает много, особенно по воскресным дням, да и в будни полно – кухня у них, сам понимаешь, хорошая. Так что, душу лучше отводить отдельно ото всего люда. Согласен?
-Не спорю, Федюш. Ты больше меня понимаешь в этих делах, почти профессором стал.
Народу действительно было много, их проводили в отдельный кабинет, они попросили вызвать молодую цыганку Грушеньку, чтоб спела что-нибудь этакое, жалостливо-пронзительное.
-Ты ведь её, наверное, не слышал никогда?
-Не слышал, но думаю, много не потерял?
-Нет, брат, не прав ты на её счёт. Запоёт она, затянет, сама чуть не плачет и слушающие за ней. От души поёт, любо-дорого!
Устроились друзья на диване, мирно беседуя, пока половые разносили им закуски. Когда стол был полон заказанных блюд, появилась Грушенька, молодая красивая цыганка. Она поздоровалась с ними, Фёдор Николаевич попросил её спеть им что-нибудь такое, чтоб за душу брало. Она согласилась, запела бархатным голосом: «Ах, не любил он меня!». Потом послышалось печальное: «Мне б ненавидеть тебя надо, а я безумная люблю...». Грушенька спела им ещё «Очи чёрные», другие цыганские романсы из репертуара певицы Ляли Чёрной, немного пригубила шампанского и покинула их, оставив одних. Они вновь стали обсуждать свои проблемы. Затем хорошо подзакусив, решили немного поездить по Москве.
-Ну, как тебе знаменитый салат оливье? – задал вопрос другу Федюша.
-Да всё понравилось, дома-то не так получается. Но цыганка разбередила мне душу, вот что! Сердце рвётся на части, тоскует, будто предчувствует долгую разлуку... или несчастье, – печально прошептал Иван.
-Не накручивай себя заранее. Конечно, там отличные французские повара. У них кухня самая лучшая. На счёт вкусно поесть, это у них на первом месте. И Грушенька тоже старалась вовсю. Но это, друг, песни, они и должны будоражить воображение. А на самом деле, ищу я со своими ищейками, твою любимую, стараемся, но ты же видишь, дело запутанное. Надо тонко, не с налёту, чтоб и матушка твоя не пострадала и старообрядцы. А они знаешь, какая сила? Более половины российского капитала в своих руках держат, ошибаться нельзя, - объяснял Фёдор своему грустному другу Ивану, - я о старообрядцах говорю, - добавил он, - это всё, брат, люди умные, деловые, знаешь, сколько на благотворительность они тратят? Если б все-то у нас в России были такими! Ох, сколько мы провернули бы тогда, какими делами б заворачивали! Не страшны б нам были немцы, да французы, да англичане вместе взятые! Их бы не уничтожать надо было, не гонять, бедных, по России матушке, а присматриваться и прислушиваться к их делам, смекалке, оборотистости, честности, порядочности...
-Не заговаривай мне зубы, Фёдор! Боюсь я что-то. Втрое увеличу гонорар, пусть ищут расторопнее! – упрашивал Феденьку Ваня.
Незаметно подкатили к дому Ивана Сергеевича.
Решили ещё кофейку с коньячком выпить на посошок. Потом Федюша передумал:
-Ванюш, давай лучше ко мне. У меня там гаванские сигары припрятаны, коньячок французский, икорочка осетровая. Посидим. Понимаешь, что-то мне сегодня тоже как-то не по себе. Не хочется одному дома оставаться. Да и ты не очень весел сейчас. Как находишь моё предложение?
-А Татьяночки нет что ль сейчас у тебя? – спросил у него вскользь Иван.
-Нет, конечно, зачем она мне? И потом, почему я должен держать её у себя? У неё свой дом есть. Просто взяла надо мной «шефство», как она выразилась. Видит, я скис от своих переживаний, решила немного приободрить, к тебе её попросил заехать, помочь, тоже не отказала.
-Хорошо, заедем к тебе, посидим, потом меня домой отвезёшь. А я ненароком подумал, когда в реставрации сидели: «Молодцом держится мой Федюша, не то, что я». Ну, друг, тоже держись, будет и на нашей стороне праздник, когда нибудь... – поддержал его Иван.
-Ладненько! Ямщик, живей гони к моему дому!
Пришлая служанка уже ушла. Они сами сварили себе кофе, вынули коньячок, закусочку, и стали, мирно беседуя и обсуждая свои проблемы, анализировать положение дел.
-Знаешь, Ванюша, мой следопыт кое-что нарыл, думаю, твоя Верочка у староверов. По дороге не хотелось говорить на эту тему.
-Почему ты именно так решил? – поднял брови вверх Иван.
-Ну, вот мой знакомый следователь так решил, а я уже подытожил. Кому ты рассказывал о ней, вспомни, пожалуйста. Матери, а ещё кому?
-Да, я же сказывал тебе, сам фабрикант, Савва Морозов, уже знает о ней.
-Как это случилось? Повтори вновь, запамятовал что-то. Забот же, сам разумеешь, много, всё в голове не удержишь никак... – смутился Фёдор Сергеевич.
-Ну, головушка твоя садовая! Да матушка пожаловалась ему, он встречался со мной, требовал, чтоб прекратил встречи со своей зазнобой.
-А Матушка что ему рассказала? Напомни-ка!
-Всю подноготную Верочки изложила! Ну, память у тебя стала короткая, как у девки красной. Встряхнись, дружок, Федя!
-Подожди, подожди. Повтори всё с толком. Ты матушке своей это сам всё выложил, или она от людей узнала?
-Сам поведал, как и тебе, но ты говоришь, запамятовал, - растеряно пробормотал Иван Сергеевич.
-И она, значит, против?
-Да, представь, против. Но, вообще, друг, ты даёшь! Я ведь тебе уже второй раз это повторяю! И она пожаловалась Савве. Я с ним отношений никаких не имею, а вот мамаша связалась со староверами, попросила помощи у них – меня отговорить от женитьбе на Верочке.
-Ну, вот он понял, бесполезно тебя отговаривать, да и решили девочку твою похитить. Точнее ещё разузнаю, тогда всё обсудим вновь. А сейчас, давай отвлечёмся от наших проблем хотя бы на время. Ты играешь на фортепьяно?
-Смеёшься надо мной? У меня не было такого образования. Вернее, по бедности матушка ничего не могла мне дать, сам всего добивался. Но музыку я люблю, даже очень, с грустью проговорил Иван Сергеевич.
-Не против, если я кое-что сыграю? А то, что-то на душе тяжко, разбередила меня Грушенька...
-С удовольствием послушаю, не волнуйся. Эх, мог бы я играть, так и сам бы, когда сердце затоскует, играл бы...
Фёдор Николаевич подошёл к фортепьяно, открыл крышку и заиграл «Лунную сонату» Бетховена. Исполнял он вдохновенно, сосредоточившись, уйдя в себя. Звуки реяли по комнате, будто слепые, натыкались на стены, мебель, стонали от отчаяния, что нет им выхода из этой комнаты. Затем, словно смирившись и успокоившись, поведали Ивану Сергеевичу о боли душевной, о невозможности жить в этом мире одинокому, непонятому, без друга сердечного... человеку...
Слушал Иван Сергеевич с закрытыми глазами. Когда Фёдор кончил играть, он распахнул грустные глаза. Фёдор повернулся к нему со словами:
-Это моя самая любимая соната Бетховена, - и вдруг увидел, Иван Сергеевич плачет. Федюша растерялся. Встал из-за инструмента, подошёл к нему, произнёс:
-Душа моя подсказывает, что ещё погуляю я на Вашей с Верочкой свадьбе, Бог даст! Так что, не горюй заранее. А теперь на посошок? По рюмашке? А то поздно. Я тебя отвезу сам до дома или оставайся у меня ночевать, чтоб по ночам не мотаться по Москве. Ведь ты ещё не окреп по-настоящему. Пожалуй, оставайся. Сейчас постелю тебе в кабинете. Поспишь на новом месте. Девушки говорят в таких случаях: «Сплю на новом месте, приснись жених невесте!». А ты скажи: «Сплю на новом месте, мечтаю о невесте!».
-Невеста мне уже снилась, сам виноват, проворонил её.
-Всё нормально, не кисни! Да, кстати, хочешь, съездим в театр на представление танцовщицы Лолиты?
-Американки этой? Ну, то есть, перуанки, так точнее будет.
-Ну, да! Откуда ты её знаешь? Вроде говоришь, никуда не ходишь, а знаешь больше моего. Я её ещё не видел. А ты уже успел!
-Пришлось как-то познакомиться поближе. Был по делам здесь у Вас, да сходил с соседом по гостинице в театр. Вот и посмотрел.
-Понравилась? - загорелся Федюша.
-Это отдельный разговор, - смутился Иван.
-Что за разговор, почему у меня не остановился, в гостиницу пошёл?
-Некогда было, Федюш. Вот теперь дом здесь купил, могу и тебя в гости позвать.
-Знаю я всё о твоём доме. Давай, рассказывай, об этой штучке, интересно же знать, за что такие деньги за вход берут с нас?
-Штучка очень зажигательная. Раз ты больше не хочешь смотреть на женщин, то и не стоит идти. Она любого выкрутит. Любительница очень острых ощущений и больших денег. Всё с ней просадишь и не заметишь как, а толку никакого! – доверительно объяснял он.
-Интересно, ты меня раззадорил всё-таки ужасно! Да и не монах я всё время дома сидеть! – твердил своё Федюша, - а потом какой толк ты ищешь среди таких попрыгуний, погулял, и айда домой во свояси!
-Если интересно денег лишиться, выброси их в окно, так будет вернее. Нищие хоть подберут. Но если любопытно очень, иди на её концерт, увидишь, чем всё кончится!
-Нет, не пойду, не до таких мне уже красоток! Я и сам-то сейчас, как пёс облезший хожу. Не до глупостей. Надо сына искать! Это пошутил я. Но, Иван, вижу я, баловник ты!
-Да, нет, случайно запутался. Попал на удочку. А теперь вновь мишенью быть не хочу. Итак уже, не понятное что-то со мной закрутилось из-за Верочки. Может и выкуп сорвут с меня за мою любимую девочку... Деньги поэтому мне надо беречь!
-Утро вечера мудренее, давай-ка спать! Уже очень припозднились. Скоро рассвет наступит. И давай не унывать, надо всё-таки надеяться на Божью помощь! – успокаивал себя и друга Федюша.
-А ты знаешь, я только на Бога и надеюсь, больше в этом мире не на кого...
-Конечно, на Бога в первую очередь надо уповать! Но ведь и я у тебя есть всё-таки...
-Спасибо, спасибо, Федюш... Ты друг настоящий...
***************
Прочитав послание от «подруги», Верочка растерялась. Спросить ли у матушки разрешение навестить приятельницу? В записке указано, чтоб она села в этот экипаж, её довезут до нужного места. Подумала и решила рискнуть. Зашла в коляску и поехала без разрешения. Ехали долго. Верочка стала беспокоиться, спрашивает у возничего:
-Куда мы едем? В записке было указано, меня просит близкая подруга Галина посетить её. Но по моим предположениям мы давно должны были бы приехать к ней. Куда Вы меня везёте?
Кучер молчал. Тогда она решила сама открыть дверь повозки и выпрыгнуть, но дверь не открывалась. Она стала плакать, но это делу не помогало. Ехала, ехала, устав от тряски и неизвестности, уснула. Когда они остановились, её кто-то вынес и занёс в дом. Она проснулась на руках у незнакомца, захотела спрыгнуть вниз, но ничего не вышло. Ей это сделать не удалось. Оказавшись в доме, её опустили на пол и велели идти в комнату, которую укажут. Так она стала пленницей. Но чьей? Этого ей никто не объяснял. Зайдя в комнату, она услышала, дверь за ней закрыли на ключ.
В комнате стояла кровать, одно кресло, стул и стол. Больше там ничего не было. Она очень устала от долгой езды, присела в кресло, откинувшись на спинку, и сразу уснула. Проснулась поздно. Она не знала – просыпаться ли ей или продолжать дремать? Вдруг кто-то стал поворачивать ключ в двери. Верочка насторожилась. «Кто сюда войдёт и что с ней сотворят?», - думала она испуганно. Она вся сжалась, ухватилась руками за ручки кресла, напряглась. Верочку сотрясала дрожь.
Дверь открылась. Вошла молчаливая женщина с подносом. Одета она была как-то странно. Длинный, тёмно-синий сарафан был мешковат, и сидел на ней неприглядно. Голова обёрнута большим тёмным платком. Глаза потухшие, губы сжаты. Она неторопливо зажгла на столе свечу, поставила тарелку с супом и куском хлеба. Ничего не объясняя, хмуро взглянула на пленницу, опустила глаза вниз и вышла из комнаты, вновь закрыв за собой дверь. «Ну и дела!», - подумалось испуганной девушке.
Верочка демонстративно есть не стала, хотя очень проголодалась. Пусть поймут те, кто её выкрал, она не скотина, а человек, женщина, с душой и сердцем. Это только животное всегда ест, когда проголодается, если ей предложат хозяева, а человек, при таких условиях, есть не может, отказывается до выяснения непонятных обстоятельств. Это был бунт. И она намеренно его затеяла. Желала потребовать отчёта в своих действиях у тех, кто её увёз. Она помолилась и вновь, сидя в кресле, задремала. Сон был прерывистым, тревожным. Она боялась по-настоящему уснуть, вдруг с ней, спящей, что-то сделают страшное? Если она не будет спать, то тогда постарается, насколько будет возможно, постоять за себя. Поэтому она просыпалась, сонно водила по сторонам глазами и вновь впадала в дрёму.
Среди ночи она внезапно проснулась. В доме было тихо. Не слышно ни шороха. Посмотрела на стол, тарелку с супом убрали. На столе стоял стакан с молоком, и лежал свежий, ароматный хлеб. Но она решила продолжать голодовку. В душу пробирался липкий, противный страх. Он сжимал всё внутри, не оставляя никакой надежды. Ей казалось, ещё немного, и она не выдержит этого напряжения, бедное сердце разорвётся от самых страшных предположений. Она переставила кресло поближе к окну. В случае угрозы для её жизни, она решила разбить окно и выпрыгнуть из него.
Долго сидела она перед окном, разглядывая еле видневшиеся предметы. Наконец, незаметно для себя, вновь заснула. Проснувшись рано утром, стала плакать. Но никто к ней не пришёл, ничего не объяснил, не спросил, отчего она плачет. Наплакавшись вволю, она увидела, что на столе появились расчёска и зеркальце. Неподалёку стоял ковш с водой и тазик для умывания. Она расчесала волосы, умылась, оправила платье и вновь стала смотреть в окно. Во дворе бегали куры, цыплята, утки, гуси. Вдали, отгороженный густой проволочной решёткой, виднелся сад. Там росли какие-то деревья, цветы и кустарники. Она вновь стала плакать. Но никто не приходил. Тогда встала на колени и приступила к молитве. Вдруг дверь открылась и вошла та же женщина с подносом. На нём дымился горячий кофе и только что испечённая булочка. Она вкусно пахла ванилью и корицей. Женщина составила всё на стол и подошла к двери. Тогда Верочка обратилась к ней:
-Постойте, не уходите. Скажите мне, пожалуйста, где я, куда меня привезли, и кому я понадобилась? Меня дома потеряли. Матушка моя, наверное, с ума сходит от неизвестности и горя. Я долго буду здесь находиться?
Но она ничего не ответив, будто глухонемая, поспешно вышла из комнаты. Верочка подумала, она никому ничего не докажет, если не будет есть. Села за стол и приступила к завтраку. Попив кофе со свежей выпечкой, задумалась. «Ну, кому я нужна? Денег у меня почти никаких нет, выкуп за меня матушка не сможет собрать, а тогда, зачем меня сюда привезли и заперли одну в этом логове? Ответов на мои вопросы нет! Хоть бы Ванечка узнал - меня похитили. Он, кажется, меня по-настоящему любит и, конечно, помог бы! Как же ему сообщить, где я? Ведь этого я и сама не знаю. Какая странная ситуация... Как неумно я поступила, запретив ему сообщать о нашей помолвке. А что с матушкой-то сейчас моей творится? У неё же слабое сердце! Господи, Матерь Божья, святые угодники, помогите мне хоть что-то узнать и выйти из этого заточения!».
Но ничто в распорядке её дня не менялось. Каждый день, одно и тоже. Она стала просить у Бога просветить её, как вести себя далее, что предпринять? В голову не приходило ничего толкового. Тогда она подошла к окну и стала рассматривать стекла на окнах. Можно ли отколупать гвоздики, придерживающие их? Ногти у неё были длинные, они мешали её работе. И, всё-таки, стекло стало поддаваться. Одну раму уже можно было освободить от стекла. Она решила подождать до ночи, затем снять стекло, выбраться наружу и бежать. Но куда бежать? Ах, да она сама не знает, лишь бы убежать из этого притона, иначе с ума сойдёшь от страха и неизвестности!
Но, вообще-то, если б выбраться, она, конечно, побежала бы к Ванюше. Так ей его не хватает... Ничего не может женщина без сильного мужчины, а тем более, любимого...
Она сделала вид, что; спокойна, никуда не рвётся, вроде смирилась со своей печальной участью, любуется двориком и виднеющимся вдали садиком. Так, не возбуждая ничьего любопытства, она дотянула до вечера и принялась за задуманное. Стекло вынула быстро, вылезла из окна во двор. Только она спрыгнула с подоконника, как услышала свирепый лай собак. Верочка испугалась и стала быстро взбираться на подоконник, чтоб собаки, упаси Бог, не разорвали её на части!
Вернувшись в свою комнату, в которой была заключена, она вставила стекло назад в оконную раму и улеглась на кровать. От испуга, дрожали руки и ноги. Она никак не могла прийти в себя, её ведь чуть-чуть не изуродовали злые псы! Да и если бы люди, похитившие её, увидели её выбравшейся из комнаты, могли бы, наверное, тоже наказать. Что предпринять дальше, она не знала. Решила пока ждать и терпеть. Ко всему внимательно приглядываться. Может, она обнаружит у похитителей слабое место в их поведении. Какую-то хоть маленькую зацепку. Когда-то всё равно должно что-то проясниться! Главное не нервничать, делать вид, она спокойно выжидает!
Вскоре ситуация резко изменилась, осложнилась. К ней в комнату стал приносить еду молодой вертлявый юноша. Он был красив. Лицо ничего не выражало, кроме страстей. Казалось, он привык подчиняться только своим ненасытным желаниям. Верочка очень испугалась. Ведь она девушка, молодая, непорочная, и во что её могут здесь превратить? Она решила, при случае будет сопротивляться до последнего, чтоб над ней не надругались. Сначала он молча ставил еду на стол, позже забирал пустую посуду, ничего не говоря, и уходил, запирая её на ключ. Затем стал задерживаться, разговаривать, смотря на неё с любопытством. Постепенно она начала привыкать к нему, они уже беседовали. Это стало для неё некоей отдушиной. И в один из дней, он повёл с ней такой разговор:
-Скажи, ты хочешь отсюда выбраться?
-Очень хочу! – обрадовалась она.
-Я тебе тогда помогу! – улыбнулся он, впиваясь в неё взглядом.
-Я тебя расцелую за это! – закричала она и захлопала в ладоши.
-Молодец, этого я и хочу, - он подошёл к ней вплотную, сжал в объятиях, всё сильнее и сильнее прижимая к себе. Она всё поняла и стала отбиваться. Но он был сильнее её. Начал срывать с неё платье, бельё. Она защищалась, но всё было напрасно. Вот его нахальные руки полезли по её телу, вот они уже щиплют её за нежные, мягкие места... И вот она, уже почти раздетая, дрожит от невыразимой ненависти и презрения к нему, желая его задушить.... Он начал её целовать, уже с неумолимой жадностью шаря по её телу. Она стала кусаться, царапаться, стараясь надавить на его глаза своими пальцами. Он зарычал, с силой выкручивая ей руки. Тогда она громко, истошно закричала, зовя на помощь:
-Помогите, кто-нибудь, спасите! А-а-а! На помощь, а-а-а!
-Замолчи, - шипел он, рассвирепев.
Ещё чуть-чуть и будет поздно! Дверь затрещала под напором чьих-то сильных рук, в комнату влетел мужчина лет тридцати и, запыхавшись от напряжения, остановился. Когда он увидел, что творит парнишка, и отбивающуюся от него обнажённую Верочку, он схватил его за шиворот и стал мутузить по голове, по телу, почему придётся. Он просто рвал его на части. Парень завопил и выбежал из комнаты. Оставшись наедине, оба растерялись. Она поняла, на ней почти ничего нет, и, стыдясь своего вида, едва прикрывалась руками. Он пожирал её глазами. Таких женщин он видел только на картинах великих художников. Она стояла с распущенными золотистыми волосами, касавшимися её колен, прикрывавшими её, словно плащом, лучезарная, окутанная солнечным сиянием. Вся, казавшаяся неземной, трепетной, воздушной! Ни один художник в мире не отказался бы, написать с неё портрет. Поняв всю удручающую нелепость своего положения, Верочка неожиданно расплакалась. Она знала, что даже прикрыть себя ей ничем... Вся её одежда изорвана в клочья. Ему стало неудобно, он мгновенно выбежал из комнаты.
В дверь вскоре вошла женщина, неся в руках новую одежду. Отмывая и переодевая истерзанную Верочку, она восхищённо прошептала:
-Как Вы прекрасны! Создаёт же Бог такую дивную красоту! Только в народе говорят: «Не родись красивой, а родись счастливой! Бедная девочка, как эти волки жадно на тебя оскалились... Держись, береги свою чистоту. Позор для девушки, если она её теряет! Самым большим приданным для твоего жениха будет твоя невинность. Понимающий муж будет очень ценить тебя за это...
-Еле уж держусь, страшно мне здесь! – вновь заплакала Верочка.
-И всё-таки хранись, не сдавайся, моя красавица! - затем она бесшумно удалилась из комнатки, закрыв за собой дверь.
Машинально взяв со стола зеркало, Верочка посмотрела на себя и улыбнулась. Вид у неё был простой крестьянской девушки, но необыкновенно милой и хорошенькой. Алый сарафан с кипельно белой рубахой, по которой были вышиты гладью голубые цветы и анютины глазки, очень шёл ей. Она была похожа на молодушку, сошедшую с полотен художника Васнецова или самого Тропинина. Молодость брала своё! Всё-таки женщина, есть женщина! Она любит красивые вещи, наряды, украшения. Желает быть неотразимой. Увидев себя в таком виде и понравившись самой себе, она вдруг закружилась по комнате, напевая весёлую арию из оперы Моцарта «Волшебная флейта».
В таком виде её и застал тот мужчина, который спас её от насильника. Он вновь появился в двери, встал и застыл от неожиданности, любуясь молодой, свежей дивчиной, подумав про себя: «Надо же, какая метаморфоза. Только что плакала от стыда и беспомощности, несчастная, беззащитная, убогая, а сейчас щебечет, словно птичка-певунья!». Увидев его, она тоже остановилась и замерла, поражённая, что её застали за таким по-детски смешным занятием. Они несколько минут изумлённо смотрели друг на друга. Внезапно Верочка улыбнулась. Улыбка сделала её неотразимой. Ямочки на её щёчках, брали в полон, всех и навсегда. Она тихо произнесла:
-Спасибо!
-За что? – переспросил он.
-Вы спасли меня! Я чуть не умерла от страха...
-О, какая же Вы прелесть! Создаёт же Бог такую красоту!
Она покраснела, подумав про себя: «Что они твердят о красоте? Обычная, не урод, но и красивой себя не считаю. Нос немного длинноват, щёки слишком круглые, лоб не очень правильной формы! Талия узкая, но бёдра широкие, как у индианки, даже стыдно становится. Ничего они не смыслят в настоящей красоте!», - решила она, не понимая, что мужчины оценивают женскую красоту иначе, чем сами женщины. К тому же от неё шли флюиды необыкновенной чистоты, нежности. Мужчины не могли равнодушно пройти мимо неё. Тем более, женщины в начале двадцатого века не отставали от мужчин. Так же, как те, шли они навстречу своим страстям и желаниям, не задумываясь о последствиях. Поэтому многие мужчины смотрели на женщин вольно. Но Верочка, воспитанная в строгих правилах морали и нравственности, боялась близкого сближения с мужчинами. Она не хотела быть эмансипированной барышней, помнила на примере своей дальней прапрабабушки, что неподобающая женская «смелость» заводит девушку очень далеко, откуда вернуться без поражения бывает невозможно.
Молодой человек, спасший её от насильника, вновь повторил свой комплимент:
-Как вы великолепны в этом одеянии!
-Правда? Мне этот сарафан тоже очень понравился! Спасибо!
-Вам всякая одежда пойдёт, Вы прекрасны!
-Вы так считаете? – изумилась она.
-Здесь и считать не надо. Хороша, хороша наша гостья!
-Извините, я не гостья, пленница! – укорила она его.
-Ну а теперь будете гостьей! Никто не посмеет к Вам прикоснуться, не бойтесь! Я сумею укоротить наглецов.
-А долго я здесь пробуду? – тоскливо спросила она.
-На этот вопрос я пока ответить не могу, к сожалению, - смутился молодой человек.
-Ну, тогда принесите, пожалуйста, мне книги, лампу, а то вечером при свечах читать трудно. И я стану читать романы, - она вновь улыбнулась, почувствовав, он всё сделает для неё. Женщины сразу понимают, когда они очень нравятся мужчинам.
-Хорошо, что ещё желает наша гостья? – тоже улыбнулся он ей в ответ.
И она почувствовала, между ними складываются дружески доверительные отношения:
-Я очень люблю музыку, бывают моменты, когда без неё прожить мне невозможно и дня! Можно мне поставить сюда фортепьяно? – упрашивала она его.
-Почему же нет? Поставим, необыкновенная барышня - образована, воспитана, красива и целомудренна. В наш век женской эмансипации это редкость.
-Не поняла Вас, что редкость? Играть на фортепьяно? – пошутила она, ей стало неудобно касаться такой интимной темы.
-Ах, не лукавьте, Вы всё поняли. У вас будет всё, что Вы попросили. Какие книги вы предпочитаете? – любезно допытывался он.
-Пока русских классиков и, если можно, ноты, какие найдёте. И, заранее, благодарю Вас за Вашу доброту, - вновь улыбнулась она ему. Лицо её порозовело, напоминая милый цветок, проснувшийся после холодной ночи уже тёплым солнечным утром, отряхнувшийся от росы, расправивший сложенные вместе лепестки и засиявший на всю вселенную, как бы говоря: «Ну, посмотрите же на меня! Я так красив и ароматен, хочу нравиться и любить, и хочу, чтобы все тоже любили меня! Скажите, мои лепестки не помялись после душной и холодной ночи? О, как я не люблю ночь! Все спят, а я тоскую, вдруг утром завянут мои лепестки, или у меня будет не выспавшийся, усталый вид, и я никому не смогу понравиться... Тогда я просто умру от досады и грусти, ведь я такой нежный и чувствительный цветик!»
-Нет, нет, Вы необыкновенная девушка! – вздохнул он. «Так обворожила меня, что с ума схожу, а ведь мне не мало лет! И меня ведь не очень уже удивишь женскими чарами. Но такую Афродиту впервые вижу!», - растеряно думал он, машинально взяв со стола зеркальце и посмотревшись в него. Она, увидев такой жест с его стороны, подумала: «Даже мужчины любуются собой! Что же говорить о нас, женщинах?», - вслух же добавила:
-Да, простите, мне хотелось бы ещё икону Спасителя или Матери Божьей, достаньте, пожалуйста, мне будет легче с ними переносить моё заточение.
-Не заточение. Я же сказал, вы наша гостья, - настойчиво повторил он.
-Тогда, пожалуйста, не запирайте дверь, не держите меня, как узницу. Докажите на деле, я – гостья, не пленница.
-Я прикажу не запирать Вашу дверь, - ответил он, уступая.
-А этот дикий парень больше меня не потревожит? – спросила она вздрогнув.
-Его здесь уже никогда не будет, не бойтесь. До свидания. Сейчас Вам принесут книги, чтоб Вам не было скучно и иконы, а совсем скоро доставят фортепьяно. Будете играть на нём, когда заблагорассудится. Успокойтесь и больше не волнуйтесь. Вы - наша бесценная гостья, - и он тоже улыбнулся. Улыбка шла ему. Исчезло напряжение, появилось выражение дружеской непринуждённости.
-Спасибо! Я, кажется, попала к порядочным людям, - одобряюще кивнула она ему головой.
-И Вам спасибо за доверие! – и ей показалось, он стал приятным, милым, располагающим.
На этом их беседа закончилась, дверь за незнакомцем захлопнулась, на ключ он её не закрыл.
«Какой воспитанный человек! Он, наверное, дворянин... Всё-таки приятно иметь дело с людьми своего круга. Я уже думала, попала к дикарям, чуть ли не людоедам. Может, скоро выясню, что им надо от меня, почему они меня похитили, зачем?».
Верочка немного успокоилась, отошла от испуга. Но напряжение ещё сохранялось. Она не могла до конца расслабиться. Боялась неожиданностей. Вскоре ей принесли несколько книг Льва Толстого и Тургенева. Она села в кресло и принялась за чтение, хотя книги эти она давно уже прочитала. Оторвавшись от начатой страницы, подумала: «Ещё надо спросить, можно ли мне гулять в их саду? Ну, это после, в другой раз! А то, ещё чего доброго, обидится, я так его нагрузила». (с.80)
© Copyright: Розена Лариса, 2024
Свидетельство о публикации №224072200203