Смена кончилась, как всегда, помывкой и попойкой. Мужики умывались в тесной душевой у двух раковин. По очереди отходя к шкафчикам и переодевались. На столе уже стояло две поллитры и губастый стакан. Это граненый, но налитые с "губой" на 250 грамм. На всех была одна карамелька и старая баранка, замусоленная в кармане робы.
Первым подходил бригадир, здоровенный дядька с красной мордой. Его лапа полностью скрывала стакан и он достойно и медленно втягивал содержимое. У меня всегда в этот момент слюна "текла ручьем". Так смачно он пил водку.
Затем подходили остальные, наливали по половинке, нюхали конфетку и отходили. Ну вот все и причастились перед домом. Еще и закуска осталась.
На столе стоял пузырь и в нем грамм двести. Выставили тарелку с парой котлет и гречкой. Это Славику.
Славик не собака, у него был паспорт, числился сантехником в бригаде главного механика, по слухам и жена у него была и семья. Но это как бы не о нем. Он был полностью трансцендентен по отношению к какой бы то ни было социальной жизни. И жил в душевой, в раздевалке. Ему кинули пару телогреек в поддон душа и он идеально уместился калачиком.
Бригада ушла, Раздевалка опустела. Я взял тарелку с едой, оставшуюся водку и понес в душевую. Славик отшельничествовал в дальней кабинке. Лампочка была тусклой и не мешала ему в его уединении.
Поставив тарелку на кафель пола, налил в замызганную чашку немного водки и растормошил тело. На меня глядели пустые, выцвевшие глаза. Ни одна мысль не касалась этого взгляда. Полная остановка всякого мышления. Ни одно желание этого мира не омрачало его ум, пока я не пододвинул чашку к его носу. Чудесный аромат "Столичной", вывел Славика из абсолютного самадхи. В глазах появилась осмысленность. Он протянул руку в мою сторону, и нащупав чашку, еле донес ее до губ. Пока но пил в неудобной позе, лежа на животе, опершись на локоть, драгоценная влага проливалась на телогрейки, стекая по небритому подбородку. От еды он отказался. И закатив глаза в глубокой неге откинулся на телогрейку. Наступила тишина. Умер, жив? Я прислушался, но увидев в сумрачном свете еле уловимое движение кадыка, успокоился. До утра можно не заходить.
Раньше там жила собачка, Жулька. Но с началом Славиной аскезы, Жульку переселили в "предбанник" - мизерное помещение, тамбур между входной дверью и дверью в раздевалку.
Подготовка Славкиной аскезы началась за долго до этого. Сначала он просто забывал уйти домой или просто не мог. В 23,00 звонила его жена и с затаенной тревогой спрашивала: "Ребят, мой то ушел?". И когда узнавала, что уже лег спать, с облечением выдыхала. Значит ночь будет спокойной.
И что бы совсем избавить мужа от забот и соблазна, попросила разрешения в бухгалтерии получать зарплату самой. Бухгалтерия состояла из таких же жен и сразу подписала заявление.
Жизнь алко йога аскета стала еще насыщенней. Теперь вообще можно было покинуть дом, жену и полностью погрузиться в экстаз чистого преданного служения зеленому змею. О еде не думал, Кормили на работе по талонам. Малая шабашка давала возможность купить чекушку, вторую. В трудные времена и одеколон шел в ход. Вообщем встал Славик на путь. Но кармические обстоятельства не позволили долго следовать свободному пути. Утром, в раздевалке, выпив грамм пятьдесят, Славик не смог встать со скамейки. Сидит удивленный. Все ходят, а он не чувствует ножек своих. Парни хлопают по плечу, успокаивают: "Посиди, похмелишься в обед, может отпустит". Вот и просидел "Илья Муромец" на лавке до вечера. Смена кончилась. Мужики помылись, выпили и домой. Тот сидит, мычит. Пришла ночная смена. Сыграли в домино. Поели. Постелили телогрейки. Славик подал голос.
" Может тебя домой отвезти? - спросил я.
"Не, не, я тут. Налейте, там у меня в шкафу".
Я принес чекушку, электрик стакан и баранку. Славик в прострации выпил. Че делать? Ну первые три ночи мы ему на топчане стелили. А потом надо было конуру ему искать конкретную. С дневной сменой собрались и в душевую на поддон его переселили. А там как в козино, ни часов, ни окон. Славик во времени потерялся. И разговаривать с ним стало тяжело. Мы как существа обусловленные, трудно воспринимали речь свободного то понятия времени человека. Так и стал он жить в отречении. Ни желаний, ни мыслей. Только подаянием то прохожан. Из столовой котлеты, хлеб, гречку, пюре. И водяру от бригады в виде жертвоприношения, как голодному Духу. Если бы не запах, то и все было бы отлично. Но провонял Славик и протушил всю раздевалку. Вопрос решили по мужски.
-"Слав, мыть тебя тут не кому. Сам не сможешь. Давай раздевайся, шмотки в бак. Мы тебя из шланга обдадим, тут тепло. Просохнешь, робу кинем новую."
Через полчаса голое, синее и мокрое тело, уже не пахло. А лежало тихо в душевом поддоне. Кинули новую робу, прям с картонной биркой.
- "Одевай. Сейчас хавчик принесем и стакан."
Сытый, чистый и пьяный, аскет ушел в далекие миры, где нет времени, забот, жены, до самого утра.
Прошло восемь месяцев. Жене сказали, что живет ваш Славик на коврике в душевой. И надо что то решать. Но она попросила подержать его там еще. Ну пусть. Да и Жулька стала с ним уже спать. Оближет его, свернется калачиком под его рукой и спят голубки. Утром даже будить жалко. Как дети.
Но все кончается и даже такая суровая аскеза подходит к концу. Карма! Закон причины и следствия. А так жить ему еще в душевой до старости и смерти. Но предприятие в лихие перестроечные времена, решило продаться кому нибудь. Клиент нашелся. Начальство стало шевелиться и наводить марафет. Наняли уборщицу. Женщина пришла, помыла хорошо полы, окна, пошла в душевую. А там два калачика, Жулька и Славик. И вонь старого перегара с псиной. Мы ей пояснили ситуацию с медитацией Славы. Но через неделю, утром, в раздевалку Главный инженер с Главным энергетиком ворвались как НКВДешники в квартиру политического. И прямиком в душевую. Сдал кто то. Восторгу и удивлению не было предела. Тут и скорая и жена и дочь приехали. Собрали Славика и увезли. С концами. Душевую помыли. Обработали хлоркой. Жульку выкинули на улицу. Бригаду напугали лишением премии. Правда достал уже всех этот Славик. Ни кто не роптал. Просто не вспоминали. Но после смены в пузыре грамм сто пятьдесят оставляли. И замусоленную баранку. Так на всякий случай.