Гвардии сержант Алексей Семенченко, уроженец города русских моряков Севастополя, никогда не жалел, что служить ему довелось не на флоте, а в десанте. Его на море укачивало – и так бывает. А на суше он ничего не боялся, даже скучных и обременительных (чего уж там!) обязанностей дежурного по родной второй роте родного второго же батальона родного Н-ского гвардейского десантного полка.
Сержант Семенченко со вкусом зевнул и глянул на часы – полчаса до подъема. Однако разгоняющие дремоту звуки раздались почти сразу же, да в неуставной форме:
– Мяу! Мяу! Мау-а-у!!
Дежурный выглянул в открытое по случаю теплой погоды окно. Точно в геометрическом центре плаца для построений сидел крошечный котенок и орал почище сигнала воздушной тревоги.
Помянув про себя всех кошкиных матерей скопом, Семенченко вышел на плац и грозно сказал «брысь!». «Мяв-вау!!» – ответил нарушитель порядка. Был он серый в полосочку – точно Матроскин из «Простоквашино».
– Тикай отсюда, кому сказано! – рявкнул сержант погромче. Результат оказался прежним. Тогда Семенченко нагнулся и поднял крикуна в воздух за шкирку. Котенок изогнулся и попробовал достать его лапой с тоненькими, но ужасно острыми когтями.
– Приказов не выполняем, значит? Дисциплину нарушаем? На территорию воинской части незаконно пробираемся, и документов, конечно, не имеем? – зловещим шепотом уточнил сержант у задержанного. Хотя и так было очевидно, что все его документы – усы, лапы и хвост. Задержанный снова замахнулся лапой.
– И задержанию сопротивляемся, получается! Отлично, значит – под арест! До выяснения!
Арестанта сержант запихнул в каптерку со всякой всячиной. Поскольку у нас принято гуманное отношение к заключенным, ему было выдано две ложки тушенки и полстакана молока (будучи любителем этого детского напитка, сержант вечером позаимствовал на кухне стаканчик для себя), налитого в кювету, оставшуюся не пойми от чего. А потом началась побудка по расписанию, и Семенченко стало немного не до того.
Днем в каптерку заскакивали многие, и часто – кто за чем. Но арестанта визитеры не обнаружили – угощение Семенченко поставил под стол, а наевшийся кот завалился затем спать в недра валявшейся у стены кучки старых шинелей. Вот только из-за шастанья туда-сюда дверь в каптерку не запирали, и далеко не каждый, кто сюда наведывался, трудился плотно закрывать ее за собой!
Выспавшийся кот решил, что ему скучно и неплохо бы заняться разведкой местности. Он решительно выбрался из каптерки, обследовал какой-то коридор, выглянул было за дверь на плац, испугался, снова шарахнулся в коридор, пробежал по нему и оказался в спальном помещении третьего взвода.
Здесь было гораздо интереснее, так как можно было последовательно залезть на каждую из коек и затем попрыгать по тумбочкам. Но и это котенку приелось, и он решил отправиться дальше, выйдя в дверь, еще ему незнакомую.
За этой дверью оказалось то, что котенок сперва принял за манекен. Но потом запах сказал ему, что это все же человек, хотя почему-то и совершенно неподвижный. Ну не знал кот по молодости и глупости, каковы правила поведения дневального!
Стоя неподвижно, дневальный рядовой Федоров зрения лишен отнюдь не был. Появление кота его более чем впечатлило – он понятия не имел, откуда в спальне могло взяться эдакое чудо. А чудо тем временем обошло его кругом, потерлось о ноги, пару раз мяукнуло, один раз мурлыкнуло и, видимо, обиделось на невнимание. Во всяком случае, кот сделал вещь, для дневального весьма неприятную – на всех когтях полез по нему вверх, как по дереву.
Тут никакой выдержки не хватит! Но все произошло быстро, и Федоров не успел нарушить порядок несения службы ругательствами и изворачиваниями. Кот достиг его плеча и с удовлетворенным видом уселся там.
И именно в этот момент в помещении появился ротный, гвардии старший лейтенант Голицын, за глаза неизменно именуемый исключительно «поручиком». Впрочем, сам старлей об этом знал, и это ему даже как-то льстило. Он и сам поэтому любил подпустить в свою речь что-нибудь эдакое, старорежимное.
Вид дневального с полосатым котенком на плече заставил его подавиться вдохом. Но старлей был парень бывалый, и надолго смутить его было практически невозможно.
– Гвардии рядовой Федоров, извольте объяснить, откуда у вас эполет неуставной формы! – грозно велел он.
Федоров прикинул, что менее чем двумя нарядами вне очереди все равно не отделается, а значит, и терять ему нечего. И ответил браво, поедая начальство глазами:
– Виноват, товарищ гвардии старший лейтенант! Ошибся! Уверенные действия эполета заставили меня предположить, что с сегодняшнего дня новая деталь формы дневального одобрена официально!
Старлей сдавленно хрюкнул – ситуация не позволяла смеяться в открытую. И тут из-за его спины выскочил подоспевший сержант Семенченко и кинулся разруливать ситуацию:
– Разрешите доложить, товарищ пору... тьфу ты, гвардии старший лейтенант!
– Докладывайте! – тоном, не обещавшим ничего хорошего никому из присутствующих, потребовал Голицын. – Развели тут куклачевщину!
Семенченко доложил – подробно, но строго по делу. Лейтенант посмотрел на него, а потом на неуставной эполет на плече дневального:
– И что вы теперь предлагаете со всем этим делать, товарищ гвардии сержант? Новый элемент в форму дневального включать?
– Никак нет! Имеется предложение учредить в роте штатную должность гвардии дератизатора! Ответственного по мышам, значит. Я, товарищ командир, сам надысь на кухне такого пасюка видел – жуть! Непорядок!
Голицын задумался. А потом обреченно вздохнул:
– Такие вопросы с кондачка не решаются. Придется к комбату идти...
Далее завертелась процедура, напоминающая эпизод из известного многим мультика про Сидорова Вову: «Дали маршалу телеграмму: призывник Сидоров привел с собой маму». Ну, до маршала, конечно, дело не дошло, а вот до командира полка – очень даже. И результат был другой.
Комполка был приятно удивлен, узнав, что подчиненные ему офицеры отличаются широтой кругозора и обширными познаниями в военных традициях, а также и радением о санитарном состоянии полковых помещений и недопущении в них грызунов и иных вредителей. Слово «дератизация» ему самому было незнакомо – век живи, век учись! А ему еще и про сыновей полков рассказали, и про четырех танкистов и собаку, и про пограничного пса Алого, и про кота Мостика, и даже про рысь, официально являющуюся живым символом части спецназа в братской Белоруссии.
В общем, кошачий вопрос во второй роте второго батальона был решен положительно – полосатый доброволец зачислялся на контракт ответственным дератизатором. Осталось только документы оформить, а для них имя требовалось!
Важную проблему решали общим собранием личного состава. Всякие Барсики и Мурзики были отметены сразу – несолидно. Отмели и Матроскина – слишком очевидно. И тут взял слово гвардии рядовой Федоров, уже сменившийся с поста дневального:
– Так товарищ пору... тьфу ты, старший лейтенант, сказал, как новобранца называть надо! Эполет это! По мне, удачно!
Все согласились. Так во второй роте появился ответственный дератизатор Эполет.
Новобранец оказался действительно ответственным и дисциплинированным. Каждое утро Эполет выходил с ротой на построение, обзаведясь собственным местом в строю. Вместе со всеми следовал в столовую, вне очереди не лез, неположенных добавок не просил, харчами не перебирал. Даже на стрельбы ездил со всеми – сперва нелегально, тишком пробравшись в машину, а потом и официально, когда поняли, что от него все равно не избавиться.
С исполнением прямых обязанностей в первое время у Эполета не складывалось, но это исключительно по молодости. Уже через полгода он гордо вышел из кухонной кладовки, таща в зубах здоровенную мышь с явными признаками ожирения. А потом и до страшного пасюка дело дошло – бой был такой жестокий, что и из казарм люди сбежались.
Ответственный дератизатор прекрасно ладил с рядовым составом, но понятие субординации имел. И если с сержантом Семенченко еще можно было по-свойски помурлыкать, развалясь на койке, то ротного Голицына кот приветствовал исключительно сидя по стойке «смирно!» – уши торчком, хвост вокруг лап обернут. А когда однажды в роту комполка заявился, то обнаружил, что полосатый рядовой, как и все, вытягивается у своей койки (ловко изготовленной Федоровым из нескольких кусков старой шинели) и ест начальство глазами.
В общем, служба рядового Эполета шла, можно сказать, замечательно. Огорчало его только одно обстоятельство: периодически приходилось провожать хороших друзей, расставаясь с ними надолго, а то и навсегда.
Рядовой Федоров отслужил свое, демобилизовался и уехал домой, далеко-далеко, в Сибирь. Но письмо товарищам оттуда прислал, особенно приятное для Эполета – Федоров решил бросить разгильдяйство, присущее ему до армии, и поступить на учебу. На ветеринара.
Сержанта Семенченко тоже торжественно проводили на учебу, но рота ожидала, что вскоре он вернется обратно – офицером. Ибо бравый уроженец геройского Севастополя решил всю свою жизнь связать с армией и попросил рекомендацию в военное училище.
Комполка вышел в отставку. О нем ходили слухи, что он на пенсии решил поселиться на даче и завел себе там целых двух котов. Зато старший лейтенант Голицын продолжал службу в полку, только был он уже не старлей, а капитан, и грудь его украшал заслуженный орден (хотя Голицын никогда никому не рассказывал, что представляла из себя передряга, за которую его наградили). Впрочем, повышение в звании не избавило его от неофициального чина поручика.
В общем, Н-ский полк служил дальше, как и полагается гвардейцам-десантникам. Особенным в нем, пожалуй, было только одно: каждый дембельский альбом в этом полку неизменно украшала парадная фотография полосатого кота в лихо сдвинутом набок берете – его Эполету лично Семенченко изготовил, как отличие за безупречную службу.
Мои дорогие читатели не забывайте подписаться на канал и поставить лайк, для меня это будет лучшая награда!