Порой нам в жизни достаются такие испытания, которые трудно выдержать с достоинством. Особенно, если среди окружения нет никого, кто бы мог тебя поддержать и утешить. Напротив, это самое окружение — близкие и родные люди — видит в тебе счастливчика, незаслуженно вытянувшего счастливый билет. Они не догадываются (не хотят увидеть), что билет оказался обременительным «кредитом» и за него приходится платить чудовищную цену.
Эта история была подарена мне молодой женщиной по имени Дина, которую я видела всего несколько раз. Год точно не назову, но не позднее 2007, летом, заимев привычку возвращаться с работы пешком, я каждый вечер шла через «дикий» сквер. Берёзки здесь росли беспорядочно, между ними проходила узкая тропка. Часть деревьев была по старости спилена, а пеньки остались.
В этой заросшей "части света" никто не гулял. Но однажды я увидела женщину, сидевшую на пеньке. Рядом стояла летняя коляска, разложенная до горизонтального положения, чтобы тому, кто в ней находился, было максимально удобно. В коляске лежал старый пёс — овчарка чёрной масти, но, возможно, не чистокровный. Женщина что-то говорила ему, ласково поглаживая.
Пёс преданно смотрел на неё, подрагивая хвостом. Если выказывал желание встать, хозяйка аккуратно стаскивала его дряхлое тело, помогая обрести почву под четырьмя дрожащими лапами. И продолжала поддерживать, чтоб не упал. Пёс делал несколько шагов, жадно нюхая воздух, но быстро уставал, и женщина возвращала своего дружка в коляску. При этом её лицо — светлое и красивое — выражало грустную нежность.
Растроганная, я присела на пенёк неподалёку от них. Наверное, благодаря журналистскому опыту в прошлом, мне легко удаётся располагать к себе самых разных людей. Минуту спустя я знала, что женщину зовут Дина, а пса-старика — Друг. Думаю, порыв к откровению был вызван пониманием Дины, что её любимец скоро уйдёт на радугу.
Ей, возможно, не мне первой, захотелось озвучить его значение для неё. Она говорила ровным, спокойным голосом, обращаясь ко мне и к Другу. Он внимательно слушал и, даю слово, всё понимал. Читайте историю про то, как Друг не только спас Дину, но и исправил её трагедийную судьбу.
Это был конец 80-х. В нашей, пока советской стране, запоздало признав отставание в области компьютеризации, учебные заведения разного уровня ввели новый предмет - информатику. В том числе и в политехническом техникуме, студенткой которого стала Дина. Ей было семнадцать.
Вчерашняя школьница с милой, застенчивой внешностью: белокурые волосы, серо-голубые глаза. Фарфоровое личико вспыхивало румянцем без всякой причины, а неправильный прикус выдвигал верхнюю губку вперёд, придавая Дине вид обиженной маленькой девочки. Невысокая, хрупкая, она терялась на фоне однокурсниц-акселераток, и парни её не принимали всерьёз, называя «кнопкой».
Но, видимо, и ей чего-то не хватало в ровесниках, потому что предметом обожания Дины стал преподаватель информатики. Олег Константинович разъяснял высшую математику студентам политехнического института, а в техникуме появлялся по средам. Спецом он не был - всего лишь курсы, но при дефиците специалистов на компьютерно - педагогическом поприще, вполне подходил.
Олегу Константиновичу было за тридцать. Худощавый, скорее обаятельный, чем красивый. Умное лицо с выражением тонкой иронии, как будто он понимал в этой жизни чуть больше, чем остальные. Однокурсницы Дины находили преподавателя «клёвым чуваком», но староватым для них. А ей романтично вообразилось, что Олег Константинович — идеальный мужчина.
Девушке нравился его серый пиджак с вельветовыми «заплатками» на локтях. Ослепительно белая рубашка, в компании с синим галстуком, казалась очаровательной. И даже манера передвигать браслет часов на запястье виделась особенной и изящной. На занятиях, мало интересуясь предметом, Дина блаженствовала от звука голоса обожаемого преподавателя.
От замечания: «Дина, прекратите витать в розовых грёзах. Возвращайтесь к нам!» — она приходила в восторг: «Он меня замечает!» Вскоре ей стало не хватать видеть Олега Константиновича только по средам. Догадавшись выписать расписание его лекций в ВУЗе, Дина вполне успевала после своих занятий дождаться его выхода из института, чтобы идти, крадучись, следом.
Требовалось — тоже входила в автобус, терпеливо ждала у магазина, у билетной кассы кинотеатра, возле подъезда. Да где угодно, не обращая внимания на зимнюю непогоду, забыв про уроки, про всё, что казалось интересным и важным до встречи с Олегом Константиновичем. Постепенно узнала о нём много нового.
Он проживал неподалёку от рынка, в доме из красного кирпича. Похоже любил общепит, поскольку часто заходил в пельменную после работы. Иногда с толстым коротышкой в очках и раздутой от бумаг папкой под мышкой. Тогда ждать не имело смысла: уничтожив пельмени, они углублялись в содержимое тетрадок из папки, что-то горячо обсуждая.
Низкие окна старой пельменной позволяли видеть этот долгий процесс. Самым болезненным открытием стала черноволосая женщина в кроличьей шубке и красной шапочке из мохера. Дважды в неделю Олег Константинович поджидал её у ворот типографии — видимо, она там работала. Приветствием служил поцелуй, а потом они шли к остановке, тесно прижавшись друг к другу.
Дина определила женщину как броскую, быть может, даже красивую, но «старую», забывая, что и предмет её обожания не особенно юноша. Единственный раз проследив парочку до подъезда пятиэтажного дома, девушка с горечью осознала, что у Олега Константиновича есть ещё кое-что, кроме лекций, уроков информатики и пельменей.
А она — глупая малолетка, в шубейке с плеча старшей сестры, совершенно незаметная среди уличной суеты. Ходи, следи сколько угодно — никому дела нет. Это оказалось не так. Однажды, на подходе к пельменной, объект её слежки обернулся и насмешливо крикнул:
«Эй, мисс Шерлок! Соизвольте ко мне подойти и объяснить, что происходит».
Преодолев десять шагов на трусливых ногах, девушка подошла и брякнула первое, что пришло в голову: «Здравствуйте, Олег Константинович. Я гуляю. К подружке иду».
«Адреса ваших подруг странным образом совпадают с моим маршрутом. Признавайтесь, Дина, вас мои двоечники из института наняли или есть вопрос, который вы не решаетесь мне задать на занятиях?» — усмехнулся мужчина.
Вместо ответа Дина чихнула — день угасал, а морозец крепчал. Решив продолжить беседу в пельменной, Олег Константинович потянул её за рукав: «Не особенно комильфо со своей ученицей обедать, но я рискну».
Внутри было тепло и вкусно пахло едой. Сначала они молча поглощали весьма неплохие пельмени. Потом Олег Константинович произносил воспитательный монолог о правилах поведения прилежной студентки, а Дина смотрела, как он крутит браслет, меняя положение часов на руке, и думала, что соврать матери про опоздание на ужин и нежелание есть.
Он возмутился: «Что мне сказать, чтобы вы, Дина, наконец, захотели послушать?»
«Мне интересно, с кем вы живёте, Олег Константинович. Кто эта тётка, которую вы встречаете у типографии? Почему нельзя любить человека старше себя? А про то, что нужно отлично учиться, а не шататься по улицам, я и без вас знаю», — ответила Дина, молясь про себя, чтобы отогревшийся нос не капнул на стол. Носового платка при ней не было. Олег Константинович неожиданно согласился:
«Что ж, я отвечу. Возможно, это вас образумит. «Тётку» из типографии зовут Рита. Она моя школьная любовь. Мне было шестнадцать, ей — четырнадцать, когда мы поклялись по жизни вместе пройти. После школы стали студентами. Юные, пылкие. Рита забеременела. Рождение ребёнка для нас обоих стало бы катастрофой. Но какой вариант?
Не имея собственных денег на свадьбу, я предложил ограничиться росписью в будний день. Рита оскорбилась, считая, что любящий мужчина продаст душу дьяволу, но деньги найдёт. Меня такой подход разозлил. Поссорились. Думал, куда она денется? А она, освободившись от обременения, моментально стала встречаться с другим — вполне состоявшимся.
Он давно сох по ней, да я мешал. За него и вышла — дорогое свадебное платье из Москвы, ресторан. Я страдал, но проглотил. Защитив диплом, продолжил учёбу в аспирантуре, решив, что самое важное для мужика — карьера. И тут нарисовалась Рита с признанием, что любит по-прежнему. У неё было всё, кроме птичьего молока и меня.
А я был богат только чувствами к ней. Мы стали любовниками. Несколько лет спустя, я уже вёл первые лекции, муж Маргариты погиб. Дорога расчистилась. Скажите мне, Дина, что происходит с котлетами, когда их долго держат на огне?»
"Они превращаются в уголь," - ответила она, алея щеками.
Олег не мог отпустить Риту, но и семейную жизнь с ней не представлял. Самолюбивая, не признающая компромиссов, к тому же не в состоянии родить — привет от трёх абортов. Наверное, оправданным можно было признать только первый. На второй и третий (последний от Олега) толкал эгоизм. Встав на учёт в женской консультации, Маргарита единолично передумывала, выбирая свободу от бессонных ночей и ответственности.
Олег мечтал о жене, растворяющейся в семье прежде всего. И милосердной к его матери. В давние времена, Олегу было десять лет, брак родителей распался из-за бабушки, ставшей инвалидом после инсульта. Мужчине домашний госпиталь надоел. Он поставил условие: или тёща из своего дома в другое место пристроится, или... Мать Олега, Клара Леонтьевна, выбрала «или».
По сменам работала на химическом предприятии, растила сына и ухаживала за родительницей. На сиделку денег не было, и Олежка менял маму в заботах о бабушке. Потом она умерла, а мать с сыном остались крепким, дружественным кулачком. Конечно, соломкой да ломовой лошадкой была Клара Леонтьевна, но теперь судьба фигуры сына и матери поменяла местами.
«Мама только оформила пенсию — ей положена ранняя, и хотела ещё поработать, но не в химии. Дежурной или вахтёром. Вдруг упала посреди кухни и сама не поняла почему. Ноги ослабли ни с того ни с сего. И пошли симптомы один за другим. Обследование выявило диагноз, родственный рассеянному склерозу, но более редкий. На грязевой курорт отправлял, в больнице лежала.
Лекарства ежедневно, массаж, режим. Но сыплется потихонечку мама. Усиливается атрофия конечностей, путает название предметов. Перспектива ужасна и неотвратима. А у меня диссертация. Но мать больна, конкуренция в институте. Мне жена понимающая нужна, соратница с добрым сердцем. Маргарита хочет меня в мужья, но без свекрови.
Честно говорит: «Я не нянька. Есть сиделки, специальные учреждения. Жить удобнее в моей квартире, а мамку свою будешь навещать мне не в ущерб».
Домой прихожу — у мамы глаза заплаканные. Опять не удержала тарелку, разбила, цветы полить не смогла. Готовлю по вечерам, шумлю пылесосом — мамка рядом толкается. Смотрю на неё — маленькую, махом поседевшую, растерянную — и понимаю, что никуда не отдам.
Вот так-то, милая девочка. Жизнь не романтика с розовым бантиком на боку. Ступайте домой, учитесь. И не придумывайте меня», — устало выговорил Олег Константинович, давая понять, что беседа закончена.
Дина, не обращая внимания на посетителей, метнулась на его сторону стола. Замерла за спиной, обняла за шею тонкой рукой. Прошептала сквозь слёзы:
«Женитесь на мне, Олег Константинович. Вас люблю и вашу маму буду жалеть. Я всё делать умею. У нас с сестрой мамка строгая, всему научила. И... я ем мало. Один раз в день».
У мужчины затряслись плечи. Не от сентиментального плача, а от хорошего смеха. Сказал с душевным облегчением: «Вы удивительная девушка, Дина. Непосредственная, искренняя и тёплая, как солнечный зайчик».
Два года спустя Олег и Дина расписались. В будний день. Только они и два свидетеля: толстый коротышка в очках и подруга невесты. Выходя замуж за Олега Константиновича, Дина была уверена, что самое светлое и счастливое переживёт именно с ним. Она его обожала. Обожание отличается от любви идеализацией объекта. Это когда смотришь на любимого, не снимая розовые очки.
Благодаря сильному характеру и строгому соблюдению всех рекомендаций врача, Клара Леонтьевна и три года спустя лежачей не стала. Домашние дела ей уже не давались, но потихонечку ковыляла, ложку держала. Все заботы — о ней, о муже, о доме — легли на хрупкие плечи Дины. Она не роптала, лёгкой птичкой порхая по комнатам. Муж пристроил её в канцелярию института — «бумажным червячком», на полставки.
Сам преподавал, трудился над диссертацией. Кажется, любил жену, но всё-таки больше она для него жила, чем он для неё. Из-за присутствия больной жили закрыто даже от родителей и сестры Дины — тоже замужней, родившей дочек-погодок. Дело в том, что вся эта «орава», как говорил Олег, выразила желание бывать у них в летнее время, как на даче, но, получив отказ, навечно обиделась.
Дина погоревала, но пережила. Дочь Дашеньку она родила. Её захватило ещё одно счастье — материнское. Полгода спустя оно превратилось в траур. Старший коллега Олега Константиновича — значимый для него человек, праздновал юбилей в ресторане. И гостей приглашал непременно с жёнами. Дина не хотела оставлять дочь на няньку, но муж настаивал.
За час до выхода из дома приглашённая няня сообщила по телефону, что заболела. Возможно, грипп. Через себя Дина позвонила матери, но та и слушать не стала. «Значит, я с Дашей останусь, а ты, Олежа, иди. Объяснишь, почему один, юбиляр поймёт», — расстёгивая на праздничном платье замок, решила Дина без тени расстройства. Но супруг упёрся и даже накричал на неё, чего никогда не бывало.
От юбиляра кое-что зависело при сдаче диссертации, практически им законченной. Вдруг приглашающий примет за неуважение отсутствие Дины? Накормленная дочка спала. Ничего не случится, если с ней часик бабуля побудет. А Дина «выразит уважение» и вернётся домой на такси. Такой маленький «подвиг» с её стороны, если его подчеркнуть, даже порадует именинника, добавив галочку Олегу Константиновичу.
С тяжёлым сердцем Дина инструктировала Клару Леонтьевну: малышку из кроватки не вынимать. Проснётся — что маловероятно, по спинке погладить. За час не проголодается, подгузник на ней надёжный. Вернуться получилось часа через полтора. Муж остался праздновать дальше. Подойдя к детской кроватке, Дина истошно вскрикнула и потеряла сознание.
Похороны малышки прошли без неё — Дину поместили в острое отделение психиатрической клиники. Молодую женщину год лечили медикаментозно и психотерапевтически. Из душевной комы выходила она тяжело. Пыталась к дочке уйти, но не дали. Муж навещал часто - постаревший, несчастный. Согласно инструкции врача, не касался истинной причины гибели Даши.
Несчастный случай. Никто не виноват. Так её и психиатр настраивал. Постепенно сильные лекарства и прочие методы погасили в ней ненависть к свекрови и притупили участок памяти, осознающий, что случилось на самом деле. Причиной стала Клара Леонтьевна, вынувшая внучку из кроватки вопреки наказу. Не удержав, уронила. Пытаясь поднять, снова роняла. Когда удалось, девочка не плакала и не дышала.
Из лечебницы домой вернулась не Дина, а робот. Оставаясь на лекарствах и под контролем психиатра, она выполняла всё, что хозяйке положено. Ухаживала за лежачей свекровью, по которой ударило сотворённое, окончательно скрючив. Лечащий врач считал, что ей осталось год или два - уже проявлялись спазмы, мешающие дышать и глотать.
Дина свекровь не жалела, но и на ненависть её не хватало. Ни мёртвая и ни живая. На работу не вернулась. Муж ей обеспечил занятость на дому — печатала на ПК разное: для него, для ленивых студентов, аспирантов. Не бесплатно, но и к деньгам она была равнодушна. Как и к своей внешности, одежде. Грязной и растрёпанной не ходила, но полностью утратила желание прихорашиваться.
Осталась единственная привычка - пользоваться любимыми духами. Пряный аромат, тяжеловатый для блондинки, будил в ней смутное воспоминание, что когда-то она была очень счастлива. Духи дарил ей Олег, снова и снова, считая, что они сочетаются с её внутренним миром. От мира остались осколки, но от духов не отказывалась.
Дина нуждалась в муже, но иначе, чем раньше. Интим не отвергала, но стала холодна. Любила прижаться, чтоб крепко обнял. В такие минуты её пустыня орошалась слезами, и становилось чуть легче. Олег Константинович, жалея, принимал перемены в жене без упрёков. О том, чтобы родить ребёнка, речи не заводил — Дина была не готова, да и приём антидепрессантов мог навредить.
Не забывал поблагодарить за обед, за заботу о матери. Поздравлял с днём рождения или праздником, не имевшими для Дины значения. Участвовал в сложных процедурах в отношении Клары Леонтьевны: мытьё в ванной, перемена положения в кровати или смена постельного белья. Сидел возле неё, когда не был занят. И всё же, в отличие от жены, от жизни Олег Константинович не отказывался.
Защитив диссертацию, стал доцентом. Бывал в гостях у приятелей, в люксовой бане. Не реже одной недели в месяц отсутствовал дома, ссылаясь на конференцию или семинар в области. Впрочем, Дина отчёта не требовала. Так странно, будто во сне, она провела два или три года, нечасто выходя из дома, не ища общения, мало занимаясь собой. Свекровь оставалась жива, но питание шло через зонд и медсестра приходила ставить поддерживающие капельницы и уколы.
Шла последняя неделя сентября. Сухого, но хмурого. Олег Константинович убыл «по делу» на пару дней, не забыв напомнить с тяжёлым вздохом: «Пора собрать облепиху, милая, и закатать компот. Мама его хорошо принимает. Последние крупицы радости».
Проверив, как там свекровь, послушно собрала янтарные ягоды, приготовила банки. Несмотря на появление мобильной связи, стационарный телефон в доме был сохранён. Редкие звонки не предназначались Дине. И, услышав трель, подходить не хотела. Но телефон так настаивал, что подняла трубку:
"Алло."
Женский голос с низкими нотами произнёс: «Здравствуйте. Полагаю, вы Дина?»
«Да. Слушаю вас».
«Считаю нужным сообщить, что наш с вами муж неделю назад стал отцом славной девочки по имени Даша».
Вздрогнув, Дина уточнила: «Вы, собственно, кто? И почему муж «наш», а не мой?» На самом деле, её растревожило только имя, произнесённое неизвестной ей сумасшедшей.
«Я Маргарита. Лично мы не знакомы, но виделись. Очень давно, когда вы вели за Олегом детскую слежку. Он мне о ней рассказывал. Да и о всей вашей с ним жизни я знаю. Очень сочувствую, что потеряли дочь...»
Дина её прервала: «Я не нуждаюсь в вашем сочувствии и точно знаю, что Олег прервал с вами все отношения задолго до нашего брака».
В трубке послышался смех:
«Да неужели? Я его болезнь, причём хроническая. Расстался. Женился. Снова пришёл. Наш роман с паузами, эпизодами никогда не затухал окончательно. Спешу успокоить: вас он тоже любил, но иначе. Ваш недостаточно развитый темперамент не мог успокоить его потребности. А после трагедии тем более. По дочке он тоже страдал, но по-мужски. Два года назад я поняла, что он нам с вами изменяет.
Вспомнив вас, изучила его телефон, проследила за его автомобилем. Я за рулём. Как всё изменилось, правда? Его пассия — врач городской больницы лет тридцати. Не я и не вы — другая. Её личное прошлое разузнать не удалось, но детей нет. Зато есть квартира. Почти бросив меня из-за неё, Олег заходил редко. Больше чтоб душу излить. Водится за мужиками такая потребность противная.
Сказал, что теперь я для него просто приятельница. А любимая женщина скоро родит. Будет девочка. В память о вашей дочурке он назовёт её Дашей. И вот неделю назад это свершилось. Видно, так распирало, что мне позвонил. Мамочку и дочку уже выписали из роддома, и уверена, наш с вами муж сейчас с ними. А вы там чем заняты, Дина? Свекровь подмываете?»
Не желая больше слушать, Дина отключила телефон. Вернулась на кухню. Два ведра облепихи ожидали её с нетерпением. Из своей комнаты, похожем на мычание звуком, позвала свекровь. Привычно дёрнулась и замерла. Муж и эта женщина отняли у неё всё. Расположение родных, пусть и непростых людей. Возможность развиваться. И самое бесценное - дочь Дашу.
Теперь идеальный муж и отец Олег Константинович, посчитал возможным невыносимо глумливо осквернить память их дочери, заимев новую Дашу. А она продолжала им верно служить. Дину охватило жуткое желание сжечь этот проклятый дом, не пощадив свекровь. Пусть сынок поплачет на пепелище! Но сумасшедшей она не была и сумела одуматься. Стены давили. Дина не могла здесь находиться.
Не обращая внимания на стоны Клары Леонтьевны, побросала в спортивную сумку мужа какие-то вещи, документы. Входную дверь просто прикрыла — может, соседка заглянет на удачу Клары Леонтьевны. Не размышляя, дошла до остановки и села в подъехавший автобус. Ещё не было пяти, но день стал похож на вечер. Дина ехала, не обращая внимания на остановки, пока водитель не объявил: «Конечная!»
Выходя, поймала его удивлённый взгляд. Когда автобус отъехал, поняла почему: она на пляже. Асфальт быстро закончился. Пошла среди редких сосёнок. Начался песок. Дину притягивала вода. Сумку, туфли и куртку она оставит на берегу... Мысли и настрой прервал пьяненький голос: «Гля, пацаны, какой сюрпрайз! И уже сама раздевается!»
Посмотрев вправо, Дина увидела костерок и две довольные рожи. Третья, явно испытывая сомнение, в торжестве не участвовала. Нет, так заканчивать ей не хотелось. Броситься в воду и спастись путём утопления, как задумывала? Нет, не получится — глубина начинается дальше, успеют перехватить. Вдруг вспомнила, что сумка спортивная, муж (или кто он ей теперь) брал её на рыбалку с катера, и, может быть...
«Эй, красивая, иди греться. Всё равно ночевать вместе будем!» — заорал от костра всё тот же парень. Понимая, что деваться жертве некуда, к ней не спешили, наблюдая суету. В кармане сумки Дина нашла свисток и, за неимением вариантов, приложила ко рту. Звук оказался достаточно громким. От костра послышался гогот. Двое поднялись и направились к ней, третий остался на месте.
Свист Дины пробудил не только злые силы, но и спасительные. Правда, она это не сразу поняла, увидев, как прямо на неё несётся крупный пёс с оскаленной мордой. Наверное, он спал где-то поблизости, а свист разбудил и разозлил. Присев на корточки, Дина закрыла руками лицо, отрешённо подумав: «Если суждено, так лучше от клыков бродячей собаки погибнуть!»
Но разъярённость досталась двум «чудакам». Третий сбежал. Пёс драл всерьёз, набрасываясь то на одного, то на другого. Парни вопили, матерились, отпинывали противника. Бросив сумку, Дина попыталась ретироваться, но далеко не ушла. Резко оставив её потенциальных обидчиков, пёс кинулся за ней и настиг у первой сосёнки. Прижавшись к стволу, Дина прикрыла глаза.
Она слышала сопение пса, чувствовала прикосновение его морды к ногам. И тишина. Осмелилась посмотреть — чёрный бродяга смирно сидел, пристально глядя и двигая носом — принюхивался. Обессиленная и обескураженная, Дина опустилась на песок — будь что будет. Последующее приближение пса выглядело так, будто он полз к ней на коленях (если так можно выразиться о собаке). А потом его морда оказалась на её плече.
"Быть может мой Ангел Хранитель так выглядит?" - подумала Дина и осторожно погладила своего спасителя.
Заскулив, пёс облизал ей лицо. Ночь они провели у костра - запас веток, набранных сбежавшими, позволял поддерживать огонёк до утра. Голодать не пришлось - на перевёрнутом ящике остались хлеб, две банки консервов со штопором, бутылка минералки и пол бутылки водки. Ещё стаканы валялись, но Дина предпочла припасть к горлышку.
Не приверженица крепких напитков, она испытала наслаждение от каждого глотка Консервы и подсохший хлеб тоже показались лакомством. И пёс ел с аппетитом. Напряжение ужасного дня покинуло тело и душу Дины. Давно ей не было так хорошо и спокойно. Она гладила, трепала, балуясь, неожиданного дружка, а он, странно ей подчинённый, постанывал от удовольствия.
Но бродягой пёс не был. На это указывал кожаный ошейник, сначала не замеченный Диной. Всё-таки они задремали в обнимку, а потом наступило утро. Приведя себя в порядок, благо водичка для умывания рядом и любимые духи она чудом закинула в сумку, покидая ненавистную хату. С Олегом она их больше не связывала - нравились и привычные. Пряный аромат вызвал у пса странный прилив удвоенный любви к Дине.
Еле отбившись от "поцелуев и объятий," женщина сообразила снять с собаки ошейник, надеясь на подсказку. И увидела чётко выбитый номер домашнего телефона, а ещё кличку — Друг. На этот час судьба замечательного пса волновала её больше своей. В сумке нашлось платье с пояском - проблема поводка была решена. Друг не планировал от неё убегать, то и дело вскидывая вверх чёрную морду, но следовало помнить о других.
Дошли до остановки. Автобус подъехал пустой и никто не возражал против четвероного пассажира. В городе, увидев мини-кофейню, предлагающую не только кофе, но и пирожки ночной выпечки, Дина набрала разных для себя и Друга. Расположившись на первой попавшейся скамье, закусили. Дина чувствовала себя непривычно раскованно и свободно. Из неё будто выскочила пружина, стеснявшая долгие годы. Хотелось есть, улыбаться.
Не вспоминались ни покинутый дом, ни муж, ни свекровь. Не беспокоило будущее. Оттягивая расставание с Другом, по номеру, указанному на ошейнике, позвонила только к обеду, когда они нагулялись, интеллигентно подремали на скамье — сидя и лёжа под ней, согласно привычкам, и ещё раз поели. Отыскав телефон «для всех», вставила приобретённый в киоске «жетон» (или это называлось телефонной картой — точно не помню) и набрала номер.
Трубка откликнулась девчоночным голоском.
«Вы не теряли собаку?» — спросила Дина, желая и не желая пристроить пса.
«Папа, Друг нашёлся!» — куда-то в сторону крикнула девочка. Кажется, что-то там у них упало.
Наконец раздался мужской взволнованный голос: «Вы наш номер нашли на ошейнике? Просто мы тут с ума сходим...»
«Надо лучше за собакой смотреть!» — неожиданно для себя проворчала Дина.
«Да-да, вы правы. Я всё объясню. Вам будет удобно к нам домой его привести? Просто не хочется вас благодарить на ходу», — с надеждой предложил хозяин Друга.
Дине спешить некуда, согласилась, запомнив адрес. Уже на подходе к нужному девятиэтажному дому пёс взволновался и стал тянуть импровизированный поводок, поторапливая Дину. Поднялись на лифте. Друг кинулся к двери, оббитой дермантином, и начал в неё скрестись. Им тут же открыли: девочка лет одиннадцати, мальчик-детсадовец и невысокий рыжеватый мужчина.
Первое внимание и восторг достались Другу. Потом Дину за «белы рученьки» ввели в дом. Девочку звали Таня, её брата Толя. А их отец представился Георгием. Дина себя назвала. Стол к чаю уже был накрыт — бутерброды, вафельный тортик. И Друга ждало угощение. Правильное мясное, крупяное варево не успели сготовить, предложили свежую молочную кашу с сосисками.
Пёс не возражал. Его хозяева — старший и младшие — с ожиданием смотрели на Дину. Опустив конкретику, рассказала, как Друг её спас на пляже, как она сначала его боялась, а потом они подружились и провели ночь у костра. Сделала вывод: «Ваш пёс храбрый и дружелюбный».
"Друг первым не нападёт, но не терпит запах спиртного и проявление агрессии, выкрики. Ваши обидчики выпивали, шумели, поэтому он встрял между вами. А в повседневке, с чужими, панибратства не позволяет," - внёс поправку Георгий.
Дина прикусила язык, вспомнив, как пила водку из горлышка, а пёс спокойно смотрел. Его поведение ей всё больше казалось мистическим. Зачем-то уточнила:
«Вообще-то он не на шум примчался, а на свист. Я в сумке свисток нашла — давнее футбольное увлечение кое-кого».
Почему-то у Георгия вытянулось лицо, а его дочь подскочила на табурете: «Папа, наша мама всегда его свистом дисциплинировала, когда мы гуляли в лесу!»
Метнувшись из кухни, Таня вернулась со шкатулкой в руках. Поставив на стол, открыла. Внутри лежало несколько вещиц, явно очень значимых для всей семьи, поскольку наступила особенная тишина.
«Мамина заколочка. Помада. Карандашик — она им глаза подводила. Браслетик — я ей сплела из верёвочек на день рождения. Духи. Свисточек...» — перечисляла девочка особенным тоном.
«У меня такие же духи. Рижские, их стало трудно купить, но других я не признаю», — почти шёпотом произнесла Дина.
«Я уловил аромат, как только вы вошли, но решил, что показалось. Это объясняет спонтанную привязанность Друга к вам, Дина. Собаки же носом «запоминают». Да ещё ваш свист...», — пробормотал Георгий.
Возникла неловкость. Дине показалось, что её присутствие грубо вмешивается во что-то дорогое и личное этой семьи. Где хозяйка богатств из шкатулки, она не спросила, боясь ещё больше растревожить мужчину и его дочку. Младший ребёнок на происходящее не реагировал, молча хрустя вафельным тортом. Дина поднялась: «Мне пора. Надо ещё своим устройством заняться».
Георгий, попросив детей их оставить, сказал: «Вы от денежной благодарности отказались с порога. Подскажите, я могу вам чем-то помочь в вашем устройстве?»
«Так сложилось, что прежде всего мне нужно подыскать временное жильё. Остальное решу потом. Не знаю, может, прежних подруг обеспокою или родителям в ноги кинусь. Лучше всего номер в гостинице снять, не знаете, сколько это стоит сейчас?» — с запинкой ответила Дина.
Георгий развеял проблему крыши над головой:
«А я понял, что на пляж вы не купаться пришли. Обстоятельства в угол загнали. Но с этого дня вы не одна. Теперь мы ваши верные друзья. Квартира трёхкомнатная, я вам уступлю свою комнату. Ребята пока детскую на двоих делят. Живите, сколько потребуется, вы нам не в тягость. К тому же при детях подробного разговора не случилось у нас, а хотелось бы».
Дальше он предложил ей душ. Пока мылась, комнату подготовил. Вода не приободрила, а расслабила Дину, и свежая постель пришлась кстати. Пёс пошёл следом и лёг возле кровати. Прикрывая дверь, Дина услышала претензию Тани: «Папа, почему наш Друг тётю Дину больше нас полюбил, прямо как маму? Из-за духов?»
«Ещё не хватало нарушить покой этих милых детей и их папы. А маму, похоже, похоронили», — вяло подумала Дина и тут же уснула, едва голова коснулась подушки.
В этой семье гостьей Дина прожила несколько месяцев, окончательно переменивших её жизнь. За это время муж подал заявление на розыск пропавшей жены. Родители Дины и старшая сестра, узнав, загоревали о ней и тоже искали. Сама она подала на развод, устроилась на работу диспетчером и только тогда объявилась в доме, ей опротивевшем.
Не одна, а с Георгием — всё-таки надо было свои вещи забрать, а на машине сподручнее, да и поддержка не лишней была. Только вошла — поняла, что Клары Леонтьевны больше нет. Кольнувшее чувство вины отогнала и Олегу Константиновичу в глаза прямо смотрела. Он попытался наехать за оставление его матери в беспомощном состоянии, за трату времени на поиски жены, сбежавшей к любовнику.
Дина его охладила, сказав без лишних эмоций: «Береги нервы, Олег Константинович. Тебе ведь дочь поднимать. Насчёт оставления твоей матери не смей говорить мне, потерявшей Дашу. Такое настроение сотворилось — ушла. Подала на развод, пришла за вещами. Мать-то давно схоронил?»
Он, растерянный от напора обычно тихой жены, промямлил: "Почти месяц назад." Больше ни во что углубляться не стал, против развода не возражал, но на Георгия - рыжеватого, вполне симпатичного мужика, поглядывал с неудовольствием. Посчитав, что делить им нечего, Дина ушла с чемоданами и стопкой личных книг. Даже обручальное кольцо и золотые украшения оставила - пусть новая жена носит.
На прощание добра не была, не сдержав пожелание: «Ты был волен в выборе имени для ребёнка. Но всякий раз, обращаясь: «Даша!», помни, что живую зовёшь именем мёртвой дочки моей. И пусть это болью, а не успокоением в тебе отзывается до конца твоих дней!»
Что он там отвечал, что почувствовал, женщину не волновало. Георгий, всё время начеку, вынес вещи в машину, и эта часть жизни для Дины закончилась, не дожидаясь развода. Началась другая — по-своему сложная, но перспективная во всех отношениях — не болото, как прежняя. Взаимные откровения сблизили Дину с Георгием. Его жена — Наташа, действительно умерла от тяжёлой болезни за два года до появления Дины.
Осиротевшая семья туго приходила в себя. Младший сын Толя почти перестал разговаривать. У старшей дочки случались истеричные срывы. Сам Георгий едва держался. Чёрный пёс — любимец семьи, тоскуя, выл по ночам, мало ел и сбегал при первой возможности на поиски бесценной хозяйки. Щенком, размером с рукавицу, он был подарен Наташе на день рождения мужем.
Это она назвала его Другом и растила, балуя. Для настоящего воспитания метиса овчарки обращались к кинологу. Подросший Друг уважал Георгия, потрафлял Тане и Толе, но любил только Наталью, назначив хозяйкой. Исключительно ей приносил тапки, спал у кровати с её стороны. Чем бы ни занималась Наташа, находился рядом, мигом подчиняясь любой команде, жесту, взгляду.
Пёс чуял её, едва входила в подъезд, предпочитал гулять с ней и, казалось, даже мысли читал. Смерть хозяйки Друг не принял и повсюду искал. В тот вечер, когда Дина оказалась на пляже в шоковом состоянии, пёс уже две недели считался пропавшим. Таня расклеивала объявления о его поиске. Георгий обходил дворы. Они не догадались воспользоваться свистком, а Дина сделала это случайно.
И также случайно совпал аромат духов. Но Другу хватило, чтоб уцепиться истосковавшейся, собачьей душой. Наверное, если б Дина ушла из гостеприимной семьи, пёс бы отправился следом. Она осталась, хотя стать близкой для Тани далось не легко. Толечка назвал её мамой до того, как они с Георгием расписались, где-то через год. Без любовных клятв и обещаний, просто почувствовав, что друг другу нужны.
Ему хватало двоих детей, но если б забеременела, на аборт не отправил. Но в Дине навсегда запечатлелся страх потери ребёнка. А вот ребятишек Георгия она легко приняла. Особенно младшего — Толю. Постепенно все углы выровнялись, семья зажила счастливо. Родители и сестра, было обрадовавшиеся, что Дина нашлась, потом осудили её за брак с детным вдовцом. Так и остались навсегда вдалеке.
Годы шли. Георгий и Дина подобрались к зрелому возрасту, их дети — к юности, а пёс по кличке Друг — к старости. И вот — почти не вставал. Дина придумала его в коляске выгуливать. Георгий выносил пса, но прогулку не сопровождал, чтобы не мешать Другу побыть с любимой хозяйкой наедине. На «дикий сквер» Дина набрела случайно и посчитала лучшим местом для колясочного выгула пса.
Выслушав историю, я поразилась её накалу. Выражать мнение или сочувствие не требовалось — я это почувствовала. Хотелось погладить пса, но не стала, понимая, что удовольствия ему это не доставит. Он глухо зарычал, когда, поднявшись с пенька, я подошла ближе, чтоб попрощаться. Даже старый Друг оставался защитником Дины.
Больше через «дикий сквер» я не ходила, посчитав, что не стоит тревожить этих двоих. Я верю, что собачья душа, как и человеческая, не исчезает бесследно. Она вечна. И значит, где-то в собачьем раю по зелёной травке бегает чёрный пёс по кличке Друг и улыбается радуге.
Благодарю за прочтение. Пишите. голосуйте. Подписывайтесь. Лина
