Вводим новую рубрику под говорящим название #читательскиепривычки, и её первой гостьей становится Екатерина Доброхотова-Майкова, замечательный переводчик и литературный редактор.
Для нашего издательства Екатерина Михайловна перевела книгу Роберта Уэстолла «Королевство у моря» и помогла подготовить к печати первый перевод на русский язык знаменитого романа Уолтера Де Ла Мэра «Три обезьяны королевской крови», выполненный Светланой Лихачёвой.
***
В детстве и молодости я была запойной читательницей, а сейчас, стыдно сказать, читаю довольно мало. Когда одну книгу переводишь, другую редактируешь (а порой параллельно присылают макет, который надо вычитать, причем быстро, или необходимо для работы что-нибудь умное научное прочесть), то для отдыха хочется не скользить глазами по буковкам, а что-нибудь делать руками. Зато когда летом я езжу копать с археологами, тут уж я начинаю читать толстые неспешные книги, например очередной роман Энтони Троллопа (их у него 47, и я при всей к нему любви прочла еще меньше половины, правда, некоторые книги не по одному разу). А вообще лучший способ прочесть книгу — это ее перевести. В тех романах Троллопа, которые я перевела, мне по ходу работы открывалось гораздо больше, чем при чтении и перечитывании — и не только реалии и цитаты, которые при простом чтении обычно лень выкапывать, но и само устройство книги — как разные линии между собой взаимодействуют и все такое. Книги, которые перевожу, я всегда прочитываю сразу, а которые редактирую — когда как. Если интересная, тоже сразу прочитываю оригинал, если не очень — заглядываю в конец посмотреть, чем дело кончится.
Совсем не умею растягивать интересные книги надолго — вот знаю, что, если читать всю ночь до рассвета, следующий рабочий день будет почти потерян, а все равно не могу отложить книгу. В последнее время, переводя все того же Троллопа, я старалась по большей части читать русские романы XIX века — чтобы проникнуться строем фразы и все такое. Перечитала часть школьной классики (Гончарова, Тургенева, из Толстого, правда, только «Анну Каренину»), обнаружила, что вообще ничего в них в детстве не поняла, а они на самом деле прекрасны, только не так, как нам в школе говорили, и вообще не о том. С разбегу прочла и пропущенный в молодости роман Лескова «На ножах» — очень плохой, но оторваться невозможно. Вот еще забавно — мне кажется, что я перечитываю это по собственным переводческим причинам, и вдруг выясняется, что это тренд и что моя соседка, которая по субботам ко мне ходит утром кофе пить, за последнее время прослушала в аудиокнигах «Отцов и детей» и «Анну Каренину»; и как же нам было хорошо потом их за кофием обсуждать, почти как когда-то все обсуждали латиноамериканские сериалы. Аудиокниги я тоже когда-то слушала, английские, потом как-то перестала. Вообще я больше люблю бумажные книги, но читаю преимущественно с «киндла» и с телефона; после того, как увлечешься книгой, очень скоро забываешь, на каком она носителе. Когда выходила новая книга кого-нибудь из моих любимых современных авторов, например, Нила Стивенсона или Уильяма Гибсона, то, если повезет, мне из издательства присылали ее на перевод за несколько месяцев до официального выхода, а если нет, я делала предзаказ на «Амазоне», и какое же это счастье, когда новенькая тепленькая книжечка в первую же секунду, как вышла, приходит в «киндл» и можно ее читать до утра!
А вообще чтение у меня не обходится без профдеформации. Если читаю по-русски, то и дело вскакиваю (читаю я лежа) записать какое-нибудь хорошее слово или выражение, которое в нынешней книжке пригодится. Вот не так давно читала мемуары двоюродного прапрадеда, Алексея Попова, «Воспоминания причетнического сына» про жизнь духовенства в довольно-таки бедных и диких деревнях Вологодской епархии, вижу слово «неленостный», бегу к столу и включаю ноутбук, потому что три главы назад исчерпала все синонимы к слову «усердный» применительно к трудам бедного сельского священника (их там надо было много), а что они могут быть еще и неленостные, забыла. У такого профессионального перекоса есть свои изъяны — например, я очень мало читаю современного по-русски, только когда младшее поколение приносит что-то, чем особенно восхищается. Это большое упущение, хотя бы «потому что искусство поэзии требует слов», но вот как-то руки не доходят следить за отечественными новинками.