Сегодня мама снова ругалась с папой. Ругань эта, случившись однажды внезапно, как гром среди ясного неба, с течением времени случалась всё чаще и, в конце концов, стала для всей семьи почти привычным делом. Маленькая Лиза уже давно изучила весь сценарий этого спектакля, включая все возможные повороты событий. Слова и события могли быть немножко разными, но смысл их был всегда одинаковым и приводили они к одному и тому же результату – папа уходил на улицу и возвращался так поздно, что Лиза к этому времени успевала заснуть крепким сном. Начиналось всё как всегда – с “невинного” маминого ворчания, где как из рога изобилия сыпались обвинения в сторону папы. Он и времени мало уделяет детям, и с работы приходит слишком поздно, и с мнением не считается, и бабушку не слушается, и зарабатывать мог бы больше, и много-много другого. Это другое само по себе было ничтожно мелким, но в совокупности своей представляло столь тяжелые обвинения, что Лиза в этот момент действительно считала папу чуть ли не гадом-преступником, который только то и делает что вредит своей семье.
Папа поначалу всегда пытался отшучиваться, но получалось это неловко и, кажется, даже подогревало мамин азарт, которая распалялась всё больше. Потом папа на некоторый период замолкал. Лицо его всё больше серело, морщины на лбу становились всё более отчётливыми, и желваки скул начинали судорожно двигаться. Мама, наблюдая бронебойную эффективность своей избранной тактики, становилась всё более смелой. Её голос, так часто нежный для ушка Лизы, становился более звучным, постепенно наливался железным оттенком и, в конце концов полностью заполнял металлическим скрежетом пространство квартиры, не давая проникнуть ни одному постороннему звуку. Мама менялась прямо на глазах! Из добродушной, тихой и во многом даже серой обыкновенной женщины она превращалась в разгневанную львицу, способную с необыкновенной лёгкостью сметать всё до самого основания, на своём пути. Лизе очень нравился момент этого преображения. Мама становилась тем, что было совершенно непостижимо! Это было своеобразное волшебство! Да, пусть и разрушительное, пугающее, но волшебство. И волшебство это мёртвой хваткой цеплялось в девочку, манило её своей всесокрушающей силой, своим всесильным могуществом. Невинными детскими глазами Лиза, как в театре, смотрела на разыгрывавшуюся трагедию, невольной участницей которой ей приходилось быть и более всего на свете ей хотелось быть похожей на маму – быть такой-же всемогущей, бесстрашной и всесильной!
Продолжения всегда было одинаковым. Папа, после неловких попыток отшутиться и весьма продолжительного молчания, казалось последним усилием воли, пытался завести своеобразную разъяснительную беседу и даже всерьёз пробовал по пунктам отвечать на предъявляемые обвинения, но это уже было никому не нужно. На свой один уточняющий вопрос он получал три встречных вопроса и пять дополнительных обвинений и через какое-то весьма непродолжительное время был вынужден сдаваться. В очередной раз он оказывался бессильным под налетевшей лавиной. Тогда он одевал куртку и уходил куда-то в ночь. Мама, с криками о том, что её не хотят даже выслушать, иногда пыталась преградить ему путь и, весьма часто остановить её могла лишь увесистая пощёчина, после которой мама начинала плакать а папа резко хлопал дверью. Мама плакала, дети прибегали и жалели её, но это были слёзы победительницы – место битвы оставалось за ней! Лиза очень хорошо усвоила этот урок.
Со временем ругань становилась все чаще, и папа всё реже приходил домой. Настало время, когда он совсем перестал приходить. Родители развелись. Вскоре папа женился на другой женщине, а мама так и осталась одна. Времена, когда Лиза с родителями, братиками и сестрёнкой ходили в зоопарк, вместе кушали вкуснейшее мороженое и от души весело смеялись теперь казались чем-то сродни далёкого и полузабытого сна. Как будто и не было никогда этих счастливых совместных мгновений. Зато ругань, обидная, злая и безжалостная, осталась в памяти навсегда и для Лизы мама была примером сильной, несломленной женщины, способной выстоять в любой борьбе!
Прошли годы. Елизавета выросла. То ли судьбе, то ли господь бог, то ли родители дали ей привлекательную внешность, и для умненькой девушки не составило особого труда выйти замуж. Муж оказался человеком трудолюбивым, старательным, честным и добрым. Родились дети – две прекрасных девочки и два мальчика. Жизнь, несмотря на её временные преграды и сложности, была просто замечательной. Как-то раз, гуляя с мужем и детьми в зоопарке, весело смеясь и соревнуясь в поедании мороженного, Елизавета вспомнила, что когда-то в далёком своём детстве она уже была свидетелем этой сцены. Всё было как прежде и, одновременно, совсем не так. Всё также грело солнце и шелестели листья деревьев, всё таким-же вкусным было мороженое, так-же завораживающе звучал детский смех и всё-таки это были уже другие люди. И она была другой. Теперь она сама была мамой, а не маленькой девочкой. Мысли о прошлом разбередили её сердце, невольно вызвав слезинку, которую Елизавета постаралась быстро и незаметно смахнуть. Воспоминания о маме, молодой, сильной, волевой и несломленной женщине захлестнули её, вызывая невольное сравнение между ними.
Нет ничего более разрушительного и жуткого чем мысли женщины, сравнивающей себя с другими. Всё ей кажется, что другие более счастливы, более красивы, более богаты, более удачны и более, более, более… Величайшая жалость к себе и жгучая злость на весь окружающий мир легкой незримой поволокой закрывает глаза, беспричинно находя подтверждения тому, что есть другие, которые более умны, более элегантны, более веселы, более, более, более … Для озадаченной таким вопросом женщины, даже корова, обычная корова, кажется в этот момент более грациозной чем она сама. Всё или ничего – такова уж её неумолимая, женская порода! И опять в памяти Елизаветы всплыл образ матери, ругающейся с отцом. Женщина-воительница! Куда уж Елизавете до неё…
Прошло совсем немного времени, как в некогда весёлом и добродушном доме произошла первая ссора. Елизавета поссорилась с мужем. Уже через пару-тройку дней никто и ни за что не смог бы вспомнить причину этой ссоры, но тогда причина казалась Елизавете столь значимой, что она готова была биться хоть с ангелом, хоть с дьяволом, для того чтобы доказать свою правоту.
Поначалу муж стал неловко отшучиваться, что придало Елизавете дополнительной уверенности в своей правоте и позволило применить более веские аргументы. Потом он долго молчал, выслушивая несуразные, на его взгляд, обвинения. Он смотрел на жену какими-то другими глазами, казалось, совсем не узнавал её – мать своих детей, и не мог произнести от удивления ни слова. Лишь желваки его скул начали как-то странно подёргиваться, чего за ним раньше никогда не замечалось. В конце концов он попытался поговорить с Елизаветой несмотря на то, что кажущееся спокойствие давалось ему очевидно весьма не просто. С трудом выдавливаемые мужем слова ещё более разгорячили Елизавету и окончательно убедили её в бесспорности её правоты! Она была воительницей, готовой сметать всё на своём пути! Она была похожей на … маму. На один аргумент мужа летели три вопроса и пять обвинений, не давая ему опомнится и укладывая его на лопатки как матёрого соперника. Прессинг был жесточайшим и муж, в конце концов не выдержал – наскоро надев туфли и напялив на себя первую попавшуюся верхнюю одежду, он пулей вылетел из квартиры. Елизавета для виду, конечно, надувала щёки, но в душе она торжествовала. Так не торжествовал даже Наполеон под Аустерлицем, Ганнибал Барка при Каннах и Александр Великий после победы над персидским царём Дарием! Все они были мужчинами и страсть женского торжества была им неведома. Торжество это было столь всеобъемлющим, что казалось нет ничего приятнее и слаще во всём целом мире! Триумф пьянил поболее чем любое вино и жажда этого торжественного триумфа поселилась крепко-накрепко в самых потаённых уголках души.
Ссоры с течением времени становились всё более частыми. Обвинения, какими бы банальными или безрассудными они не казались, обязательно находили необходимую аргументацию и Елизавета, как из ведра, обильно поливала ими мужа. Она торжествовала, и торжества хотелось всё больше! Конечно же она стала замечать, что муж всё реже приходит домой, задерживаясь на работе “по необходимости” и не преминула воспользоваться этим обстоятельством тоже. Её искусство стало со временем отточенным, бьющим в самое нужное место в самый нужный момент и долгими вечерами, лёжа в одинокой кровати после очередной победы, Елизавета анализировала правильность тех или других своих высказываний, тональность тех или иных слов, мысленно тренируя выражение лица, которое должно быть в тот или иной момент. Она торжествовала!
Елизавета не знала, что очень скоро ей предстоит такими же долгими ночами, лёжа в одинокой кровати, плакать горькими слезами, проклиная тот день, когда ей так сильно понравилось быть победительницей. Не знала она и того, что плакать и раскаиваться ей придётся гораздо больше, чем торжествовать – всю оставшуюся жизнь. Просто мама ей об этом не сказала.