Женя Чубук умер от туберкулёза. Его похоронили в тридцати шагах от дома, где он жил. Погост стоял рядом, тёмные кресты тянулись к небу, небо закрыто тучами. Осенние чёрные тропы и такое же небо. Ели кладбищенские как свечки, затухли и оплавились.
От погоста до дома Жени дойдёшь легко, нужно будет с горы спуститься вприбежку. Это не дом – лачуга, крытая позеленевшим шифером. Забор из доски, доска чёрная, будто её едят корабельные черви. А куда она плывёт и в каком море?
А Женя Чубук плыл по течению. Метал стога, работал на старом синем тракторе МТЗ, цеплял к нему вилы и ехал в поле. Познакомился с Антониной, перебрался с хуторка в село и зажил с нею в этом домике.
В какой-то момент он забыл, что не любит пить крепкий алкоголь. Чаще стал падать на сырую землю, не доходя до дома. Жил вдвоём с женой, были они бездетной парой, чего-то не хватало в его бытии.
Работал Женя в колхозной бригаде. Это ангар посреди бескрайнего поля. Красные кирпичные стены, а другая часть ангара – металлический шатёр под ветром на холме. Добирался он туда пешком. Дуло с полей, жёлтый, как солома ветер нёс закись силосных ям. Кис воздух, чернело всё, пахали поля, лущильщики обрабатывали жнивьё. Жёлтая среда осенних дней мокла из-за капризной погоды.
Внутри кирпичного здания в первой комнате стоял длинный стол из почерневшей древесины. Стены изнутри выкрашены синей краской, краска отваливалась. Рядом зал с ямой, где ремонтировали сельскохозяйственные машины. Оттуда запах горючего. Отдельно располагались склады, здания из белого кирпича.
За столом часто можно было застать Ваню Гутка. В один из дней Ваня Гуток ради шутки подкрутил плуг так, чтоб он входил в землю поглубже. Надеялся, что его коллега Лёня Горилла не сможет ночью запахать поле. Сорвётся, бросит плуг и решит спать в кабине вместо пахоты. Но Лёня оказался упрямым и перепахал всё поле. Кое-где плуг поднял на поверхность неразорвавшиеся снаряды времён Великой Отечественной войны.
Следующей хохмой Вани Гутка было его сидение на столе рядом с машинным залом. Он с ног до головы укутался чёрной материей, о которую вытирали чёрные от смазочных материалов руки. И так и сидел на корточках. К нему подошёл Колька Гусь и дёрнул за край покрывала, чтоб разглядеть лицо шутника. Но, видимо, зацепил рукой вместе с тканью и волосы, из-за случилось быстрое мордобитие. Колька приобрёл фингал.
Все запомнили это сидение Вани Гутка... Неделю не предлагали ему рюмку, прятали от него спиртное, раз он такой шальной.
После работы Женя приходил в свой домик за погостом, ужинал, разговаривал с женой. Машины у них не было, двор маленький.
– Иконы вы повесили неправильно, не в том углу, лежите задницами к ним, – говорила тёща, которая иногда заходила к ним, преодолевая много километров пешком. Скучала на своём хуторке, была в ссоре с зятем, но заходила... На её голове – оранжевый платок, в руке костыль, натёртый до блеска её колхозными мозолями. Я помню! Это 90-е, моему отцу вместо зарплаты дали ящик с банками сгущёнки.
Женя Чубук заболел и на время пропал, лечился в больнице, стал хмурым. В 1999 году он умер. Антонина спустя время сошлась с другим мужчиной, не расписывалась. А потом они расстались. Следующий её мужчина оказался проходимцем без документов, бездомным авантюристом.
Ваня Гуток пережил Женю Чубука на 4 года.
Снова дряхлеет роща, чёрная осень опять заломила руки природе, безвременье... А мир как чифир, крепкий, полон дорог, которых тысячи, как чаинок в пачке спрессованного чая. И хочется жить в нём... Мать зажжённую свечу ставит за здравие где-то там... И гадает, где ты сейчас.
Ваня Гуток был в Киселёво, ремонтировал трактор в одиночку, работали допоздна и разъехались. А его забыли. Он думал идти пешком, смотрел в сумрак жнивы. Холод осени пробирался под фуфайку.
На самом краю хутора горело окошко в отдельно стоящей хате. Ночь густой стала, осенний мрак. Гуток ёжился, и возраст уже за пятьдесят. Он решил стучать в старые дощатые ворота. Отворили... Женщина впустила его в дом. Так он нашёл ночлег...
В другой раз поздней осенью он застудился. В 2003 году – умер. Много пил, но никогда не переставал трудиться. Печень ослабла, сердце также сдало. Его сын плохо учился в школе, с женой скандалы. Сидел несколько раз по 15 суток в КПЗ.
А Антонина в свои пятьдесят начала сожительствовать с мужчиной, которому меньше сорока лет.
И вот теперь, что стало с бригадой?!.. Часть тех зданий – руины... Словно римхены, кирпичи древней Месопотамии, их останки свалены в кучу. В прошлом остались те голоса и суета рабочих будней. Бодяк качает лиловой головкой под остатками стены.
А я пас там коров... Вон догнивает тот стол, за которым пили и ели, где лежала скумбрия, куда однажды залез Ваня Гуток... Было это осенним днём, когда тучи цвета мазута несутся и грозят то ли первым снегом, то ли ливнем.
Внизу, под холмом, на котором стою, дорога. Едет грузовик с красной кабиной, на кузове нарисован замок в горах, оливы и яркое солнце, круглый сыр, козий...
Вон продолговатый скирд чахнет после дождей, такие скирды называем здесь кабан. И кажется мне, что это храм пастуха... Спустя годы там появилось новое здание, новый хозяин построил склад стройматериалов.
Я вижу это место, еду серым вечером мимо вышки, на самой верхушке мигает красный огонёк. В окно врывается ветер с извечной тоской русских сердец.
Уборка окончена, кое-где на полях лежат корнеплоды... сахарная свёкла... Торчат срезанные палки кукурузного поля, сизые кукурузные стебли шевелятся, посинело поле... Мрак осенний, пустые дачные домики. Печаль, как чугунная чушка, забивает в почву чёрные корнеплоды, потерянные...
Остатки стены колхозной постройки, запах ферментации кормов для скота, собачий лай, осенний мрак.
Tags: Проза Project: Moloko Author: Фунт Алексей