Солнце припрятало лучей рыжьё,
Лишь тёмных елей караул вечно поднят в ружьё,
Да плац небес, сочащийся дождем, всё так же туп и сер,
Нас запер, как в надежный сейф в дремучей лесополосе, бескрайний север;
Уже никто не вспомнит поимённо,
Тех, кто кормили своей плотью эту землю мертвых,
Кто сгинули в этом лесу под лай конвойных сук,
Кто тут остался навсегда, его чащобами пленённый;
Холодно-равнодушный, как патологоанатом,
Лес переварит всех: и праведников, и варнаков,
Сплетённый из ветвей орнамент скрыл координаты,
Мок на колючке воробей — наш дневальный пернатый.
Horus – «Земля мертвых»
На протяжении нескольких недель мы изучали обязанности, готовились к экзамену, который определит тех из нас, кто будет заступать на боевую службу. Также мы спускались на этаж ниже, в другую роту, и там проводились общие для новоприбывших занятия по изучению пропусков, по которым осуществляется пропуск рабочих и военнослужащих через КПП.
Атмосфера в роте, как и во всей части, в которую мы с товарищами попали, была мрачная. Немного позже мы узнаем о том, что это самая конченая часть в дивизии, относительно офицерского состава. Складывалось такое впечатление, что почему-то именно в этой части собрали всех самых отбитых отморозков со всей дивизии.
Чувствовалось постоянное напряжение и тревога, относительно всеобщей атмосферы озлобленности, которая окружала нас. Но, несмотря на это, нам еще приходилось постоянно работать головой, изучать огромное количество новой информации относительно боевой службы.
Многим тяжело давалось запоминание всех этих обязанностей и особенностей пропускного режима, учитывая, что спокойно все это учить не давали, постоянно происходила еще какая-то куча проблем. Стычки в роте с тувинцами, морально – психологическое давление со стороны офицерского состава, адаптация к новым условиям, голод, недосып – давали о себе знать, и голова от этого работала плохо.
***
Спустя две недели обучения, настал экзаменационный день. Мы вышли из казармы нашей роты и спустились ниже к кабинетам штаба. Там мы стояли в очереди и ожидали, пока нас начнут вызывать. Было тревожно. Нам уже рассказали пацаны с нашей роты, кто отслужил полгода, что бывают те, кто не сдает экзамен.
Несколько таких человек было и в нашей роте. Так вот, они постоянно заступают в наряды, уже на протяжении полугода. Это не очень веселая перспектива, поэтому все хотели сдать экзамен успешно.
Следует объяснить, что у нас была специфическая военная часть, где через полгода, тем, кто заступает в караулы на боевую службу, присваивали звание младшего сержанта просто так. То есть, мы не проходили сержантскую школу, а звание присваивалось автоматически.
Объяснялось это тем, что солдат не может заступать на боевую службу в караул, имея звание ниже, чем младший сержант. Но у этого была своя негативная сторона. В связи с тем, что через полгода присваивалось звание младшего сержанта, которое, по сути, давало право командовать личным составом, у нас процветала дедовщина.
Поэтому, не верьте тем, кто говорит, что на дворе уже двадцать первый век и дедовщина в ее негативных проявлениях давно искоренена, это ложь. До сих пор существуют военные части, где она осталась и процветает в разных формах, иногда вперемешку с уставщиной (жизнь по уставу в крайней степени, доведенная до откровенного абсурда), как это было у нас. А иногда и беспредел, на который никто не может, или не хочет повлиять, потому что боится за свою шкуру.
Лейтенант Козел одобрял то, чтобы дедовщина во всех ее негативных проявлениях росла и процветала. Да и в целом, офицерскому составу было в падлу заниматься срочниками, поэтому они говорили тем, кто уже отслужил полгода: «Пробили вам младших сержантов, вот и занимайтесь новым личным составом!», что означало – «Делайте что хотите, только чтобы нам за вас не прилетало».
***
Мы с товарищами успешно сдали экзамен; среди нас не оказалось тех, кто не смог его сдать, и нас допустили к заступлениям на боевую службу.
Мое заступление выпало на ночную смену. Я уже познакомился с некоторыми пацанами старшего призыва, с которыми предстояло заступить в караул. Одним из них был Мороз. Он был спокойным, уравновешенным парнем, заступал в караул как повар. Да, да, в караулах не было поваров, и эту функцию выполняли срочники, которые передавали это ремесло приготовления пищи от старшего призыва к младшему.
Но, о кулинарии позднее. После обеда нам дали отбой на несколько часов перед сменой, но так как за эти пару часов нужно было еще успеть привести себя в порядок, подшиться, то на сон от силы оставался час. А если еще были какие-то дела в роте, то об этих жалких паре часов сна перед длительной зимней ночью, можно было забыть.
Нас подняли, и мы начали собираться. Надевали ватники, получали оружие в КХО (Камера хранения оружия). Затем, в роту прибывали прапорщики, заступающие в должности начальника и помощника начальника караула. Мы все вместе заходили в канцелярскую, где стоял большой стол, за которым все рассаживались.
Ответственный в эти сутки ДОРС (Дежурный офицер или прапорщик по роте), спрашивал нас обязанности и ставил задачу на смену, которую нам предстояло провести в карауле. После этого мы одевались, брали свое оружие, бронежилеты и спускались к выходу из казармы, где происходило построение.
Вместе с нашей ротой, выстраивались и другие. Командир роты наших соседей по части мог показаться отбитым на голову дегенератом с первого взгляда. Уже потом те мои товарищи, которые служили под его командованием, рассказывали, что он делал все это на приколе, а на самом деле вполне себе даже с уважением относился к срочникам, по крайней мере, отбой после ночной смены был для него неприкосновенен. Но обо всем по порядку.
С первого взгляда могло показаться, что капитан Хац ненавидел срочников, да и некоторых своих подчиненных. На построении он частенько открыто выражал свою ненависть, но как я узнал позже, такая манера поведения его просто прикалывала. Он не искренне выказывал свою ненависть, скорее притворялся ради прикола, в отличие от лейтенанта Козла в нашей роте.
Иногда на построении Хац подходил к кому-нибудь из своих подчиненных срочников, и со свирепой рожей говорил ему прямо в лицо, впритык что-нибудь подобное: «Я прострелю тебе руки, потом ноги и буду смотреть, как ты мучительно умираешь!». Ну да, это он так шутил…
Еще, как мне рассказывали те, кто служил под его командованием, он любил иногда ходить по роте и напевать: «Мерзкие, мерзкие членососы!», и все в таком духе. На построении нас еще раз проверяли; медик спрашивал, готовы ли мы к заступлению, нет ли у кого каких либо жалоб. Ответственный в эти сутки проверяющий по части, ставил задачу и отдавал приказ к заступлению.
Мороз предупредил меня, что сегодня мы с ним заступаем в плохую смену, где конченые прапора – Свинья и Волчара, и это, конечно, не дало мне заряда положительных эмоций. Мы строем спустились к автостоянке и стали загружаться в Уралы. Ехать предстояло около получаса, кому-то меньше. Все зависело от того, на каком расстоянии от города находится определенный караул. Но практически все они находились в лесном массиве.
Так как была зима, то темнело рано, и мы ехали в караул уже практически в ночной темноте, освещаемой огнями города. Затем, когда выезжали на трассу, проходящую через лесной массив, дорогу освещал лишь лунный свет и свет от фар Урала, а также проезжающих мимо автомобилей. Лесной массив был окутан тьмой и непрогляден.
Спустя какое-то время мы добрались до места, по пути высаживая пацанов в других караулах. Мы вышли из Урала и направились к караульным помещениям. В карауле на этот момент была дневная смена, они подготавливали помещение к сдаче нашей смене. Обязанность срочников была в наведении порядка внутри караульных помещений и вокруг них, помимо непосредственно несения боевой службы.
Заходя в караульное помещение и складывая оружие в КХО, мы отправлялись кто-то на осмотр внешней территории, где нужно было проверить почищен ли снег, а кто-то внутри помещения, где проверялась чистота полов и прочих поверхностей, а также целостность различного оборудования.
Из-за этого между нами нередко происходили конфликты, в связи с тем, что «старослужащие» не хотели добросовестно убираться перед сдачей смены. Также нам попадало от прапоров, если мы не качественно приняли смену. Но вот, все было проверено и смена принята. Пацаны со дня поехали отдыхать обратно в дивизию, а нам предстояла долгая морозная ночь без сна.
***
Мы с Морозом были на кухне, я помогал ему по мелочам, как вдруг на кухню зашел прапор Волчара. Он сначала ничего не сказал, подошел к огромной металлической бочке, в которую каждый день завозили воду на машине. Из этой бочки мы брали воду, так как водопровода в карауле не было. Он подошел к ней, посмотрел внутрь и начал с постепенно повышающейся агрессией высказывать Морозу свое недовольство, в связи с тем, что он якобы повар, а бочка с водой грязная и он ее не моет.
Мороз пытался объяснить, что это сделать очень сложно, потому что в бочке вода, она нужна всегда и если ее вылить, то караул останется без воды. В какое время заниматься чисткой бочки не понятно, так как он готовит еду, и должен еще и на пост заступать. Но Волчара не хотел ничего слушать, он рявкнул:
- «Ну а какого х*я ты тогда принял смену?! Почему не посмотрел бочку?! Вот теперь сам отмывай! Меня не е*ет как! Как вы все меня за*бали!»
Морозу было велено сливать всю воду из бочки и мыть ее. Мы вместе с ним стали понемногу выливать воду в кастрюлю и сливать, оставили только одну кастрюлю с водой, чтобы Морозу было на чем приготовить завтрак.
Затем перевернули бочку и положили ее на пол. Волчара сел за стол и начал рассказывать байки как он ох*енно служил в свое время, и каким был пи**атым парнем на службе. В это время Мороз отмывал бочку, хотя толку от этого было мало, ведь грязь, которая скопилась на дне, копилась там годами. Но именно сегодня Волчаре стрельнуло в голову, что это нужно исправить, и естественно, это должны сделать срочники.
Да и вообще, априори срочники всегда виноваты… во всем. Просто потому что… У всех нас по мере службы сложилось впечатление, что мы сюда пришли не родину защищать, а отбывать наказание, как будто попали в тюрьму. Учитывая то, как к нам относился офицерский состав, в подавляющем большинстве, внушало нам постоянное чувство отвращения, но не гордости. Мы всегда были без вины виноватые.
Как будто мы виноваты уже только в том, что вообще попали сюда и фактом своего существования. Но не будем глубоко анализировать абсурд, на срочной службе умение думать и анализировать, вам едва ли где пригодиться, за исключением очень редких случаев. В нашем случае, служба была средоточием несвободы и насилия, но не предметом гордости.
«Вот я в армии специальность рабочую получил, а вам вообще ни*уя не интересно! Вы меня окончательно за*бете, я дождусь вашего дембеля и скажу знакомым пацанам, чтобы они вас подкараулили у выезда из города, от**здили и обобрали! Чтобы вы с голой жопой ехали домой!», - в гневе распинался Волчара.
«Вон, дырку видели в стене, это я в одного вашего долбо*ба табуреткой кинул, но не попал! Эх, жаль вас нельзя пи*дить, посадят еще, а вот где справедливость, если вы такие уе*ки, из себя выводите и не понимаете ни*уя!», - продолжал Волчара.
Мы на протяжении нескольких часов слушали это дерьмо и были вымотаны морально и физически. Спустя какое-то время мимо проходил прапор Свинья. Он послушал и поддержал своего товарища Волчару, добавив:
«Даа, пи*дить вас надо, но попадется еще какой-нибудь со слабой психикой и повесится. А ты потом отвечай.», - с ухмылкой добавил Свинья. Прапор Свинья был мерзким существом. Он был жирный, у него была мрачная пропитая рожа с обвисшими щеками, от него часто несло перегаром.
Позже, пацаны старшего призыва расскажут нам, что был случай, когда Свинья приехал в караул с похмелья и наблевал в караульном помещении, а одному из срочников в смене сказал: «Ээ, иди убери, я там наблевал!». Вот такие отвратительные существа гордо несут боевую службу, командуя обычными солдатами срочной службы и пребывая «на страже вашего спокойного сна».
***
Как-то раз Свинья подозвал к себе одного из наших боевых товарищей, взял деревянную кухонную доску для разделки, схватил за палец солдата и стал бить по нему, просто так, для прикола, без каких-либо пояснений. Это было что-то вроде «сливы», когда вас хватают за нос и очень сильно сжимают, на носу образуется синяк, и он становится похожим по цвету на сливу. Потом наш сослуживец, пострадавший от Свиньи долго ходил с синим пальцем.
Наш каптер Вася, рассказывал о том, что он перестал заступать на боевую службу в караулы, из-за того что над ним издевались прапора и он сам попросил чтобы его сняли с заступлений. После этого он долго заступал в наряды вместо боевой службы, а потом стал каптером (срочником, который отвечает за хозяйственные дела в роте).
А еще среди всех нас было такое негласное правило, которое придумали и установили среди нас прапора - «то, что происходит в карауле, остается в карауле». Это конечно же было на руку этим ублюдкам, потому что никто не рассказывал о том, что они вытворяли в караулах. Срочники молчали, боясь того, что им будет еще хуже, если они расскажут.
***
Это, пожалуй, была одна из самых тяжелых ночей, которые довелось провести в карауле, к утру мы были абсолютно вымотаны физически и морально. Мы передали караул дневной смене, прибыли в часть и хотели только одного, упасть на кровать и в ту же секунду уснуть, но не тут-то было…
