Отец Аркадий неспеша шёл среди крестов и покосившихся, давно некрашеных оградок. Июль вступил в свои права решительно и властно, подчинив природу тому спокойному сонному режиму, когда даже обычно трудолюбивые пчёлы лениво жужжали над жаждущими дождя травами, неторопливо перелетая с цветка на цветок.
Казалось бы, лучше всего думается в прохладной тишине старого деревенского храма перед потемневшими от времени образами. Но молодой священник уходил сюда, словно сбегая от всевидящих, почти живых глаз, выписанных неизвестными мастерами с особой придирчивой тщательностью, убеждающей прихожан в том, что где бы они ни стояли, лики святых пристально наблюдают не только за их движениями, но и за невысказанными мыслями.
Отец Аркадий не мог допустить, чтобы эти глаза разглядели его сомнения и страхи, которые он тщательно прятал даже от себя самого и уж совсем не имел права показать кому-либо. Он осознавал, что грешен, не мог простить себе, что усомнился в силе и могуществе того, кто призван был спасать людские жизни и души. Его Люба лежала в больнице после тяжёлых родов, и не было никакой гарантии, что матушка и новорождённый сын отца Аркадия выживут.
"За что?" - Думал он. И тут же корил себя, что не должен задавать подобных вопросов. Так угодно Господу, и всё во власти его. Кому, как не Аркадию, это знать...
Он вдруг споткнулся и едва не упал. Прошептал.
- Утверди́ мя, Го́споди, во и́стинней сей ве́ре, ю́же испове́дах; и даждь ми, вся до́льняя возненави́девши, го́ре к Тебе́ име́ти се́рдце, и досто́йно хвали́ти всесвято́е и́мя Твое́, Отца́ и Сы́на и Свята́го Ду́ха, ны́не и при́сно и во ве́ки веко́в. Ами́нь.
Выдохнул, замолчал и услышал вдруг тонкий и чистый звук, непонятно откуда исходящий. Отец Аркадий оглянулся и, пройдя ещё несколько шагов, вдруг увидел мальчика лет восьми, сидящего прямо на земле у маленького свежего холмика, заваленного полевыми цветами. Ребёнок пел что-то тихое и мелодичное, отец Аркадий не мог понять, что. Не желая мешать, он остановился и присел на ветхую деревянную скамеечку у одной из мог.ил.
Недавно назначенный в этот приход молодой священник, однако, знал, кто покоится под россыпью мелких растрепавшихся ромашек и слегка смятых фиолетовых шапочек колокольчиков. Белокурый малыш, чьё отпевание стало пока самой страшной требой, которую пришлось исполнять отцу Аркадию. Официальный диагноз: синдром детской внезапной сме.рти. Но в селе упорно говорили, что мать, положив сына рядом с собой, крепко уснула, а кроха, зарывшись лицом в тяжёлую пуховую перину, попросту задохнулся.
Молодая женщина, Вера, безучастно смотрела в одну точку на похо.ронах и теперь часто приходила в храм и, стоя у иконы Божией Матери, что-то тихо шептала. Но никаких других детей ни во время обрядов, ни рядом с ней на службах отец Аркадий никогда не видел.
Мальчик перестал петь, поднял вверх руку и звонко произнёс
- Божия коровка, улети на небушко! Скажи Алёшеньке, что я его люблю. - Он подумал и добавил. - Пожалуйста!
Мальчик встал, отряхнул колени и вдруг замер, заметив сидящего неподалёку Аркадия. В его взгляде не было страха. Ясные, широко распахнутые глаза смотрели задумчиво и выжидательно. Было что-то ещё в этом взгляде, но отец Аркадий не мог понять, что именно.
- Здравствуй! - Мягко произнёс священник. - Кто здесь у тебя?
- Мой братик. - Доверчиво сообщил ребёнок. - Он теперь ангел.
- Откуда ты знаешь про ангелов? Я ни разу не видел тебя в храме.
- Бабушка не ходит. Мама меня не берёт. А про ангелов другая, старенькая, бабушка рассказывала. Давно. Она тоже на небе. И Алёша полетел к ней.
- А отчего же мама тебя не взяла с собой? Я её часто в церкви вижу.
- Мне нельзя. - Мальчик пожал плечами. - Я глупый, а глупым быть стыдно. Лучше совсем не показываться людям.
Только сейчас отец Аркадий понял. Мальчик смотрел на него так, как смотрят совсем маленькие дети.
- Ты не глупый. - Он встал со скамьи. - Просто другой, не такой, как все. Но это неважно. Для Господа все люди - его чада, и все равно заслуживают любви Отца своего. Как зовут тебя, дитя?
- Лёва или Лев. А бабушка говорила Лёвушка. Больше никто так не говорит.
- Вот что... - Отец Аркадий протянул мальчику руку. - Лёвушка. Идём, я тебе что-то покажу.
Рука мальчика была тёплой и мягкой, ладошка испачкана зелёной травой. Вот кто рвал ромашки, которыми был усыпан маленький холмик. Отец Аркадий водил Лёвушку по маленькому храму, подводя к иконам и рассказывая о них. Глаза мальчика в полумраке казались ещё больше и удивлённее, а отражающиеся в них огоньки свечей делали их похожими на глубокие таинственные озёра.
- Разве Иисус не ум.ер, когда его прибили к кресту? А как он терпел? Я один раз на гвоздь наступил. Очень больно было.
- Терпел, Лёвушка. И умер, но снова воскрес и потом уже вознёсся на небо.
Глаза мальчика, загоревшиеся внезапной надеждой, вновь потухли.
- Значит, всё равно на небо? - Прошептал мальчик. - А я думал... Вдруг Алёша и бабушка...
- Нет, малыш. Так не бывает. Надо помнить и молиться о них.
- Я не умею молиться.
- Хочешь, я тебя научу?
Лёва торопливо закивал.
"Надо поговорить с его мамой". - Подумал отец Аркадий. - "Не может быть, чтобы Лёвушка настолько отставал в развитии. Он так хорошо всё понимает и чувствует. Да, представления мальчика о мире немного наивны, но это поправимо, если с ним заниматься. Господи, спаси и сохрани этого ребёнка, да и моего сына тоже".
После службы, увидев среди прихожан знакомую фигуру, он спешно подошёл.
- Здравствуйте, Вера. Нам с вами необходимо поговорить.
- Я не готова исповедоваться, отец Аркадий.
- А я не жду от вас исповеди. Я прошу вас поговорить со мной о Лёвушке.
- О Лёве? Зачем? - Взгляд её стал ещё более безжизненным. - Это он, а не Алёшенька должен был лежать там.
- Одумайтесь, что вы говорите.
- Я знаю, что. Господь наказал меня Лёвой. Я не хотела этого ребёнка. Поэтому он получился такой. Чтобы служить мне укором. Поэтому я отвезла его к своим матери и бабушке, чтобы он был подальше, чтобы не видеть.
- Вера, сколько лет Лёвушке?
- Восемь.
- У него есть официальный диагноз?
- Да, задержка психического развития конституционального происхождения. Грубо говоря, Лёва отстаёт в развитии от своих сверстников на год или два.
- А давно ему поставили этот диагноз? И не рано ли? Да, рассуждения Лёвушки о каких-то вещах наивны, но он хорошо запоминает сказанное и умеет анализировать. Получается, специалисты могли ошибиться, и с ним надо просто больше заниматься.
- Отец Аркадий, я приехала сюда с целью забрать Льва, чтобы устроить его в какой-нибудь коррекционный интернат. У меня другая семья... - Голос её дрогнул. - Была. Теперь, когда Алёши не стало, муж не хочет видеть меня. И всё это снова произошло из-за Лёвы! Если бы мне не надо было заниматься им, я никогда бы не приехала, и ничего бы этого не случилось! А теперь я не знаю, как жить дальше.
- Молиться, Вера, и любить своего ребёнка. Вы нужны Лёвушке.
- Он мне не нужен, отец Аркадий! Я ненавижу его за то, что случилось. Вы не теряли сына, вам никогда не понять мои чувства.
Она вышла, не перекрестившись и не оглянувшись. А он принялся истово молиться о Лёвушке, о Любе и своём находящимся меж двух миров сыне, и о Вере, чтобы Господь вразумил женщину.
Вдруг кто-то потянул его за рясу, и отец Аркадий, оторвав взгляд от распятия, встретился глазами с двумя жалеющими синими озёрами.
- Плачешь? - Простодушно спросил Лёвушка. - А я опять пришёл. Пока не видит никто.
- Не плачу. Прошу, чтобы два маленьких мальчика были здоровы и счастливы.
- Они будут, вот увидишь. - Лёвушка погладил его руку своей мягкой ладошкой. - Ты же сам говорил, что Господь их любит.
- Лёвушка, а что ты тогда пел там, на клад.бище?
- Песню. Я её слышал и запомнил. Хотел дома спеть Алёше, но мама не разрешала. А там можно. Братику нравится.
Его мелодичный голосок вдруг прорезал тишину старого, уже почти пустого храма.
"Белые кораблики, белые кораблики
По небу плывут.
Белые кораблики, белые кораблики
Дождики везут.
Белые кораблики, белые кораблики
Дождики везут..."
Одна из прихожанок, чистенькая аккуратная старушка, вздрогнула от неожиданности и обернулась, чтобы унять маленького певца. Но Аркадий приложил палец к губам.
"Пристани корабликам, пристани корабликам
В небе не нужны.
Пристают кораблики, пристают кораблики
К маковке сосны.
Пристают кораблики, пристают кораблики
К маковке сосны".
Аркадий опустил веки. Он всё бы отдал за то, чтобы такой вот Лёвушка пел свою песенку его сыну. Голос какой у мальчишки. Как бы звучал он в церковном хоре.
"Все плывут кораблики, все плывут кораблики
К нам издалека.
Белые кораблики, белые кораблики,
Это облака.
Белые кораблики, белые кораблики,
Это облака".
Старушка, что прежде собиралась ругаться, стояла, посветлев лицом, и качала головой.
- Отец Аркадий.
Аркадий погладил мальчика по голове.
- Лёвушка, подожди меня, я сейчас.
- Отец Аркадий. - Старушка суетливо перекрестилась и понизила голос. - Как же теперь с мальчонкой будет? Бабка его пьёт в чёрную голову, хозяйство-то всё на Петровне покойной держалось. А Верка грозится малого в интернат для отсталых сдать. Ведь сдаст. Вразумили бы вы её, батюшка.
- Я вам, Марфа Никитична, вот как скажу. В прежнем приходе крестил как-то деток. Все младенцы и девчушка лет пяти с крестиком на шее. Крещённая, значит. Ходит за мной и всё делает, как положено, серьёзно так. Пусть, думаю, интересно ребёнку. А как до дела дошло, она в слёзы. Мол, как же, а меня крестить? Я говорю: "Так у тебя же крестик на шее". Говорит, деда повесил, чтоб не потерялся. Оказывается, живёт с бабушкой и дедом, бабушка болела, слегла, а малышка так просилась креститься, что дед крестик купил и привёл её в храм, а сам домой к жене. Окрестил я её, а девочка от счастья светится. Вот и дитя неразумное, а в сердце вера. Это к чему я? Вразумить можно, вот только веры от этого не прибавится, она либо есть, либо нет. А вынужденное смирение ещё и бедой обернётся.
- Пойду свечечку Николаю Чудотворцу поставлю. - Старушка засеменила к иконе, а Аркадий вернулся к Лёве.
- Верно, и ты некрещёный у нас, Лёвушка? Покрестить бы тебя, чадо. Защита Его тебе ой как нужна.
Долго думал он в тот вечер, долго молился, изводил вопросами себя самого и Господа, а под утро решил. Едва заснул, позвонили из больницы.
- Аркадий Петрович, жене вашей легче стало. Дело на поправку идёт.
- А как малыш?
- Боремся.
Спасибо тебе, Господи! Спасибо, что бережёшь!
Собрался, в районную администрацию съездил, поговорил с нужными людьми.
- Решайте вопрос с матерью мальчика, отец Аркадий. А мы окажем содействие.
Поехал к жене в больницу. Люба только кивнула. Такая судьба у матушки: везде за мужем, всё делить пополам, и невзгоды, и радости.
- Ты молись за нашего сыночка, Аркаша. А мальчика этого мы примем, что бы ни случилось.
- Молюсь, Любушка. Господь милосерден, не даст случиться непоправимому.
Самое сложное оставалось впереди: разговор с Верой. Но она согласилась неожиданно быстро.
- Отец Аркадий, я не передумаю. Забирайте, если хотите. Про Льва я вам уже всё сказала. Необходимые документы подпишу.
* * * * *
- Чисто ангел выводит. Кто же это на клиросе?
- Отца Аркадия сынок, Лёвушка. Золотой мальчонка. Отцу первый помощник и в храме, и на подворье. Звонарь наш ещё учит его. Когда Лёвушка звонит, сразу слышно. Колокола заливаются. А уж брата меньшего как любит, глаз не спускает, везде за руку водит.
- Неродной ведь он отцу Аркадию?
- Отец Аркадий говорит, Богом данный. Это больше, чем родной.
Лёва крепко держит за руку маленького Савелия.
- Вот, держи цветочки. Сейчас к Алёше пойдём.
Малыш согласно кивает. Старший бережно ведёт его меж крестов и оградок к аккуратному белому заборчику. Лёвушка красил его сам вместе с отцом Аркадием. Они кладут цветы.
- Песенку! - Басовито требует Савелий. - Про кораблик!
"Белые кораблики, белые кораблики
По небу плывут.
Белые кораблики, белые кораблики
Дождики везут..."
- Наши к Алёше пошли. - Прислушиваясь, говорит Люба.
- Скоро вернутся. - Отвечает Аркадий. - Пусть. Память - тоже вера. Знаешь, а это ведь Лёвушка однажды сказал, что два маленьких мальчика непременно будут здоровы и счастливы. Сказал в тот момент, когда мне обязательно надо было поверить.
- Наш Лёвушка - чудо. Я тоже ему поверила.
- А что он сказал тебе?
- Сказал, что сестрёнку они будут защищать вместе с Савелием и пообещал петь ей колыбельные.
- Люба, неужели правда?
- Надеюсь, что да. Срок, правда, совсем маленький, но раз...
- Раз Лёвушка сказал? Храни их Господь, наших детей!
- Всех детей, Аркаша.
- Ты права. Конечно, всех. Всех детей. Чтобы не было среди них отверженных и обездоленных.
В воздухе пахло цветами. Лето незаметно уступало место первым осенним дням, и цеплялись за верхушки редких сосен лёгкие белые облака.
"Все плывут кораблики, все плывут кораблики
К нам издалека.
Белые кораблики, белые кораблики,
Это облака..."
