7 июля День рождения О.Б. Мраморнова, замечательного, но недостаточно известного поэта и переводчика. Недавно вышел очередной сборник его стихов, к которому Олег Борисович попросил написать послесловие, но, вероятно, из скромности, этот текст перед публикацией был им сокращён, не вошёл в него и ряд отличных стихотворений.
Сегодня есть повод познакомить читателей с творчеством моего друга, приведя полный текст послесловия.
В современной российской литературе Олег Мраморнов явление редкое, если не сказать – уникальное. Уже не раз писавшие аннотации и предисловия к сборникам его стихов отмечали «многогранность», сочетание поэтического дара с глубиной мысли, добротное филологическое образование - со склонностью к исследовательской деятельности, результаты которой он умеет облечь в совершенную литературную форму. Так, имя своё среди российских литераторов Олег Борисович утвердил выходом в 2000 году сборника критических очерков или эссе «Продолжение литературы» о поэтах XIX-го и писателях XX-го веков, но вскоре продолжил этот ряд уже поэтическими их «Силуэтами», добиваясь удивительного эффекта не скрытыми цитатами, а «интонационным рисунком, повествовательным наброском, живописным этюдом». Например, о А. Кольцове поэт сложил песню-эпитафию на мотив знаменитого «Хуторка». К И. А. Бунину у Мраморнова, отношение особое, он не раз обращался к его творчеству с точки зрения литературоведческой, но и в собственной лирике чувствуется перекличка этих двух мудрых степняков. Теперь же поэт-литературовед и критик-историк, смолоду изучивший сербский, стал известен ещё и как переводчик.
В новую книгу стихов Олег Мраморнов собрал многое из написанного после 2010 г., когда начался новый этап его творческой биографии – работа над переводами малоизвестных в России творений «сербского Пушкина» - черногорского митрополита Петра II Петровича Негоша. Он первым перевёл на русский язык мистическую поэму «Луч микрокосма» - уникальное произведение, сопоставимое, может быть, с «Божественной комедией» или «Потерянным раем», а, может быть, – с «Розой мира», что для православного славянского читателя, как представляется, более близкое. Затем последовал перевод весьма объёмного труда – исторической драмы «Самозванный царь Степан Малый» об авантюристе времён Екатерины II, пытавшемся править Черногорией под именем «чудесно спасшегося» Петра III. Это потребовало огромной подготовительной работы, поскольку оба произведения вышли с комментариями, примечаниями, послесловиями, приложениями, дополнительными публикациями переводчика, превратившегося в подлинного «негошеведа», значительно расширившего представления русского читателя о крупнейшем славянском поэте первой половины XIX в., выдающемся государственном деятеле братской страны и неизменном союзнике России, да и о самой Черногории. Параллельно наш автор немало переводил как современных черногорских поэтов, так и деятелей «далматинского возрождения», современников Негоша.
Особо хочется сказать о роли О. Б. Мраморнова в новом издании величайшего творения П.П. Негоша, драматической поэмы «Горный венец». После появления в России двух остальных его крупных произведений, логично встал вопрос о переиздании и главного, почти исчезнувшего в 90-е годы из наших библиотек, вместе с миллионами замечательных книг, изданных в СССР, издать, теперь уже в России, «Горный венец» – одну из вершин мировой литературы, начать знакомить с ней новое поколение требовалось ещё и потому, что существовал и прекрасный перевод Ю.П. Кузнецова, просто требовавший для себя «твёрдой обложки». Выскажем здесь своё мнение, что лишь уважение к труду предшественника, высоко оцененному как в Черногории, так и в Сербии, не позволило Олегу Борисовичу выполнить собственный перевод этого творения славянского гения. Зато он не только смог убедить издателя, для чего привлёк даже посольство Черногории, но и снабдил книгу пояснительным словарём, послесловием и приложением. Как справедливо указано в выходных данных, идея этого издания принадлежит Олегу Мраморнову. В это же напряжённое время он продолжал писать и историко-литературоведческие очерки, и собственную прозу, попробовав себя даже в качестве драматурга, но поэтическая муза не хотела оставлять своего учёного избранника, хотя поэт он, по собственному выражению, немногословный.
В стихах богатый внутренний мир поэта так же многопланов, но раскрывается глубже и интимнее. Посещения Крита, Родоса, Патмоса, визиты в Черногорию, где Мраморнова теперь знают, ценят и награждают, дали множество ярких впечатлений, воплотившихся в замечательные стихи, но в данную книгу они не вошли. Решив вынести на суд читателей-земляков свои новые творения, он делится с ними самым дорогим, что может дать только Родина. Среди недавних стихов есть строчки, которые можно бы поставить эпиграфом ко всей поэзии Олега Мраморнова: «Себя раздаривая людям, / не даром человек живёт». Поистине, это так, - он продолжает лучшие традиции великого русского Слова.
Среди нескольких ранних стихотворений, помещённых в начало сборника, хочется выделить «Под раинами». Оно несёт немалую смысловую нагрузку, возвышается в общем ряду подобно старому пирамидальному тополю над станицей, являясь, в данном случае, как бы зачином и камертоном, но и манифестом авторской сопричастности родному краю, и реквиемом по ушедшим поколениям ровесников, героев и заложников минувшего века. На фоне данного скупыми мазками сурового пейзажа звучит завораживающий ритм почти былинного сказа, переходящего в философскую сентенцию. Читая такое убеждаешься, что автор – сын волжанина и казачки, но выросший на Дону есть именно донской поэт. Поэтическая грань его таланта то играет цветами радуги, то мрачнеет. Вглядываясь в неё видим грудящиеся над Кременской «бугры твёрдокаменные», видим, как жаркий ветер с юга поднимает волну на текущей навстречу реке и как никнут под ним степные травы, как чайки гонят скопу и как вьётся среди прибрежных кустов рыбацкая тропинка. Это стихи о многом, но, думается, что большая часть из них ближе всего тем, кто, как и автор, вынужденный жить в городе, всей душой стремится назад, к родному сельскому порогу. Самое частое, что встретит читатель, это по-прежнему: любимые река, степь, и люди, родные и знакомые, «редеющие» «на сухой земле»: «подальше от ожесточенья, / поближе к нуждам поселян…», меняется лишь интонация, появляются новые ноты поэтической гаммы.
Перечитывая стихотворения сборника не перестаёшь поражаться изумительному владению словом. Автор – мастер интонаций, легко меняет форму в соответствии с замыслом: то перед вами привычный для автора белый стих, а то, вдруг – гекзаметр: «Тает над степью донской невесомое облачко с юга, / влаги живой не дождутся в Задонье песчаные дюны…», но если ранее в такой «архаизации» можно было уловить улыбку, хотя бы и в присутствии серьёзной думы, то теперь автору не до шуток: «Родина матерь, иду на причал твой последний, / дай почерпнуть мне воды, что тебя омывает…».
Природа и семья, история и религия, как и раньше, превалируют в творчестве Олега Мраморнова, но теперь, ощущая себя на склоне лет, теряя родственников и друзей, он всё более говорит о вечном. В новых стихах поэт откликается на вызовы века, в них появляются новые мотивы, здесь и мистика ковидного морока, и недальняя междоусобная брань, сначала на Донбассе, а теперь – по всей Новороссии.
Что должен испытывать пожилой лирик во время войны? Сердце его готово обратиться в уголь от мыслей о муках «мертвеющего Мариуполя», от тревоги за ушедших на фронт добровольцев-станичников. Тем не менее, добившись настоящего дела, вернувшись в естественную военную стихию, казачество, вместе с регулярной Русской армией, кровью добывает себе новую славу. Она ещё будет воспета новыми туроверовыми, что рубятся на берегах славного донского притока, описана новыми шолоховыми, что сражаются в окопах Соледара, но сердце чует, что случится это ещё не скоро: над степью реет не сокол – символ победы, хотя и не ворон, но коршун, а значит: «…миру не быть, будь к испытаньям готов».
Начавшаяся СВО разом отменила КОВИД, но мистика из жизни не исчезла. Спецоперация приобрела черты войны за самосознание, за веру, за русский выбор Малороссии и за новую, будущую Россию, а значит, она становится настоящей «Малой Отечественной», по крайней мере, для лучшей части русского народа. По этой причине просто набатом зазвучало, и уже не для черногорцев, а для нас пророчество старца из «Горного венца», возвращённого российскому читателю Олегом Мраморновым: «Предстоит вам крест борьбы тяжёлой…» с «иных времён» «потурченцами» - теми, кто отрёкся от русского имени, как за линией фронта, так, фактически и среди нас самих. Хватит ли сил у русского Давида одолеть поднявшегося из ада Голиафа мирового зла? На этот коренной вопрос нашей жизни поэт отвечает своим наиболее важным из недавних, стихом:
Когда с сильным воюет убогий,
На его исхудалом лице
Проступает решительно строгий
Смысл того, что бывает в конце.
С началом войны у народа вновь забрезжила надежда на духовное возрождение, и как тут не вспомнить слова автора о будущей православной России как «новом Израиле»:
Освобожденье чаемое близко –
Свершится наш Исход –
И выйдем из владений василиска
Мы в свой черёд.
Звезда, которую не видели доселе,
Теперь уже встаёт на самом деле.
Ю.В. Сухарев, член Союза писателей России.
11.02.2024.
Р.S. В краю суховеев
Тает над степью донской невесомое облачко с юга,
влаги живой не дождутся в задонье песчаные дюны,
сухо в знакомых местах, и в душе обезвоженной сухо,
тени ушедших в безбрежной витают лазури.
Ветер горячий с Прикаспия дует и дует,
Острый курган овевает, заросший пахучей полынью,
донник, шалфей, железняк и другие высокие травы
ниц полегли под безжалостным ветром пустыни.
Сжёг суховей в палисаднике майские розы,
землю терзает, плодовые нудит деревья,
хочет, чтоб я удалился к срединному пенному морю,
но не дождётся гонитель постыдного бегства.
Всё же не зря я скитался по бурным просторам,
всё же достиг вожделенного странников брега.
Всё то мы ищем, блуждая по белому свету,
тот, кто нашёл, находку свою не оставит.
Русь, уцелевшая после скитаний и странствий,
с грозной опасностью в чреве китовом исчезнуть,
ты родилась вдалеке, на днепровских кудрявых откосах,
Волгою долго плыла, чтоб причалить в краю суховеев.
Родина-матерь, иду на причал твой последний,
дай почерпнуть мне воды, что тебя омывает,
дай завязать мне канат, чтобы вновь не отдали швартовы,
дай мне тебя удержать, дай упиться тобою навеки.
2017
Под раинами
Раины высоки,
их листья говорливы,
под ними казаки
справляли именины
своих глухих годин,
меж ними был один,
объятый горькой думой,
посланник односумов
и ссылок господин.
Затянет песню дней,
забытых и далёких,
между раин высоких
средь выжженных степей.
Белёс небесный свод,
горяч калмыцкий ветер,
клонится день под вечер,
редеет, гаснет род.
Зачем же высоки
немолчные раины,
душе зачем близки
курганы и куртины
тех узких тополей...
Гнетёт теченье дней
И самых стойких губит...
едва лишь жизнь пригубишь,
а там - скорей, скорей,
неведомо куда,
несётся череда
белесоватых буден,
и так - до склона дней.
Певуч бывал наш род,
когда в былые лета
к его столу обедать
ходил степной народ.
Но тянет песню дней
последыш одинокий,
среди раин высоких
напев её сильней.
1992.