Завершающим аккордом 34-го сезона в «Геликон-опере» стала премьера «Мадам Баттерфляй» – первое обращение московского театра к знаменитой опере Джакомо Пуччини.
Почти тридцать первых лет своего существования «Геликон» не касался опер итальянского классика, предпочитая в основном более раритетный репертуар. Хотя и у Пуччини есть оперы, не имеющие в России сценической истории – «Виллисы», «Эдгар», «Ласточка». Тем не менее, интерес к творчеству мастера из Лукки геликоновцы обнаружили лишь семь лет назад, поставив «Турандот»: открыв для себя этот кладезь, теперь они не могут остановиться – вслед китайской сказке вскоре в репертуаре театра появились «Тоска» и «Богема», а нынче очередь дошла и до японской экзотики – до «Мадам Баттерфляй».
Все эти оперы итальянского гения – очень популярные сочинения, входящие в топовый репертуар всех оперных театров мира: ставятся повсеместно и весьма часто. А «Геликон» издавна славится своим нестандартным подходом к классике, поэтому и в сочинениях Пуччини здесь, конечно же, должны были сказать свое веское слово. И сказали – «Турандот» лишилась оптимистичного финала, «Тоска» превратилась в череду галлюцинаций главной героини, а «Богема» пропагандировала эмансипацию, сексуальную вседозволенность и прочие увлечения современной молодежи. Поэтому было очень интересно, куда на сей раз Дмитрий Бертман отправит героев «Мадам Баттерфляй» – вместо Японии на Луну или еще куда подальше.
Впрочем, на периферии сознания теплилась и другая догадка – в качестве большого сюрприза геликоновский худрук предложит более традиционное прочтение, чем обычно, обманув ожидания как адептов, так и скептиков своего стиля: в пользу этого были последние премьеры «Геликона» этого и прошлого сезонов («Император Атлантиды», «Черевички», «Медиум»), где никакими радикализмом и буйной фантазией и не пахло. Одно но – то все были постановки не самого Бертмана, а других режиссеров.
Как оказалось, имя постановщика имеет мало значения – ибо таков нынешний геликоновский тренд: курс на традиционализм. Худрук самого модного московского оперного театра всегда очень чутко улавливал тенденции, чувствовал дух времени и существо социального заказа. Сегодня в моде «скрепы», и Бертман с удовольствием бежит режиссерского радикализма, всякого проявления тлетворного влияния постмодерна, и предлагает абсолютно традиционный по форме и содержанию спектакль, на котором публике не нужно разгадывать замысловатые ребусы и считывать подтексты и контексты, а можно вволю понаслаждаться чувственной музыкой последнего итальянского классика и пролить слезу над горькой судьбой бедной гейши из Нагасаки.
Но «Геликон» не был бы «Геликоном», если бы не предложил новизны хоть в чем-то – негоже самому яркому столичному моднику ставить так, как все. Все в мире ставят пятую редакцию «Мадам Баттерфляй», которую автор считал единственно верной и достойной сцены, – значит «Геликон» достанет из небытия первую, которая на мировой премьере в 1904 году в «Ла Скала» с треском провалилась. «В таком виде «Мадам Баттерфляй» ни разу не исполнялась!» - утверждает Дмитрий Бертман. Наверное, он хотел добавить «не исполнялась в России», поскольку, например, именно этой редакцией открывал свой сезон в 2016 году театр «Ла Скала» – тот самый знаменитый театр, где оперу некогда не приняли, а потом ставили бессчетное количество раз.
Для рядового слушателя разница между редакциями так и осталась тайной за семью печатями – к принципиальным отличиям можно отнести лишь общий хронометраж, отсутствие некоторых персонажей в более поздней версии (например, Якусидэ – комического дядюшки-пьяницы Чио-Чио-сан) и двухактную структуру вместо привычной трехактной. Последнее обстоятельство сделало второй акт нынешней постановки (склеенный фактически без всяких изъятий из прежних второго и третьего) мучительно долгим, а мелкие детали и нюансы в голосоведении или оркестровке, коими отличаются редакции, под силу оценить с одного прослушивания разве что музыковеды, специализирующиеся на творчестве Пуччини.
И если оставить за скобками всю рекламную шумиху, полагающуюся премьере, и дутые сенсации, то что же получилось в итоге? Получился хороший, крепкий, с вниманием к деталям и нюансам, сделанный, очень традиционный по сути спектакль, в котором очевидна внимательная и тонкая работа с каждым артистом, виден профессиональный класс мастера, которому новомодные фокусы на самом деле и вовсе не нужны – он может достучаться до сердец зрителей, удержать их внимание без всякого эпатажа.
Есть ли в нем новизна? Да, атрибуты современности присутствуют (сценография и костюмы Ростислава Протасова и Аллы Шумейко): если японцы выглядят вполне традиционно, как будто дело и впрямь происходит на рубеже прошлого и позапрошлого веков, то американцы – судя по костюмам, повадкам, бутылкам «Кока-колы» и величественному красному холодильнику в американизированном жилище Баттерфляй – явно из послевоенных десятилетий, когда американская мечта для Японии стала не далеким миражом, а назойливо атакующей восточный социум реальностью. Но эти атрибуты незаметны и не очень-то важны: главное здесь другое – строгое, но неформальное следование за музыкальным режиссером-драматургом Пуччини, который дает великолепное психологическое развитие своих персонажей, а Бертман предлагает зримые воплощения этим музыкальным образам, которые становятся в его интерпретации объемными и глубокими, очень правдивыми.
Неужели совсем без режиссерских вывертов? Совсем. Ведь нельзя же счесть за таковой пантомиму, предложенную на звуках внушительного симфонического антракта к финальной картине: суть ее – в визуализации мечты Баттерфляй о возвращении любимого, о радостной встрече, об ожидаемом заслуженном счастье. Пробуждается гейша и видит своего американского мужа с букетом цветов и подарками – тот вместе с Шарплесом достает шампанское из красного холодильника: все рады, ликуют, вот оно – счастье! А потом как в немом кино: лента прокручивается в обратную сторону, шампанское возвращается в холодильник, а Пинкертон и Шарплес с букетом и подарками пятятся вниз по лестнице... Любовь, похожая на сон, сном и осталась. Эта режиссерская новинка-находка заметно укрупняет масштаб трагедии героини – публике становится еще больнее за ее обманутые мечты, за разбитую жизнь.
А что же музыка – главная героиня любой оперы? Благодаря солистам и коллективам «Геликона», ведомым итальянским маэстро Марко Боэми, она оказалась действительно главной на этом празднике театра. Оркестр звучал упоительно – одновременно тонко и сочно, ярко и живо, завораживая тембровыми красотами, разливая по залу истому лирики и хлеща наотмашь в драматически взрывных кульминациях. На высоте хор; качественно спеты-сыграны все маленькие партии, достигнута стройность всех ансамблевых построений.
Квартет протагонистов оказался без изъяна. Царственная своим вокалом меццо Лариса Костюк – по-матерински трогательная Сузуки. Аристократичный баритон Константин Бржинский –благородный Шарплес. Мощный драматический тенор Иван Гынгазов – легкомысленный Пинкертон. Наконец, у геликоновской «Мадам Баттерфляй» оказалась достойная героиня – молодая солистка Валентина Правдина насытила свое пение таким количеством нюансов, интонационных и тембровых красок, что лучшего исполнения знаковой партии для лирико-драматического сопрано еще надо поискать.
5 июля 2024 г., "Музыкальный клондайк"