Всем политзаключённым Прибалтики посвящается.
Я читал этот доклад несколько дней. На мой взгляд, это один из самых сбалансированных, взвешенных, свободных от предвзятого отношения трудов на эту тему, которые мне когда-либо попадали в руки.
С уважением к читателям и авторам,
Ярослав Колыванский.
Транснацизм, так же как его ближайшие предки и родственники, фашизм и нацизм XX века, выступает как изначальный гибрид, политический конструкт, вбирающий в себя элементы и инструменты манипуляции общественным сознанием из многих источников. Так же можно видеть прямую его преемственность по отношению к расизму и колониализму, что вновь подчеркивает его гибридную и в то же время глубоко традиционную для западной цивилизации природу. Ибо такой генетический букет политическая практика могла получить именно в Западной Европе. В дальнейшем мы подробнее остановимся на этой, не идеологической, как обычно ошибочно считают, а именно цивилизационной сущности фашистского синдрома. И в этом пункте мы решительно не совпадаем с неомарксизмом и с левым дискурсом вообще, поскольку они всегда были заинтересованы выдавать фашизм и нацизм за сугубо идеологические явления.
Гибридный, мутагенный характер «коричневой чумы» связан коренным образом и с тем, что тогда и сейчас она носит преимущественно инструментальный характер. Собственная сущность политиков и политических течений фашистского толка служебна и поэтому она может меняться в зависимости от конъюнктуры эпохи и культуры. «Фашисты» гибки и адаптивны, они тонко реагируют на окружающие запросы как со стороны заказчиков, так и со стороны электората, и быстро перестраиваются. Отсюда огромное разнообразие «фашизмоподобных» режимов, разнообразие, доходящее подчас до абсурда.
В значительной степени заметно это было уже и в 30-е — 40-е годы XX века. В квазифашистских авторитарных движениях и режимах наблюдались разнородные, соперничавшие друг с другом крылья, от проанглосаксонских и оголтело расистских до антибританских и просоветских, были и течения, не запятнавшие себя преступлениями нацизма и расизма. Эта сложность феномена исторического фашизма 20-40-х годов (и даже «новых правых» движений 50-70-х годов) отбрасывается современными неонацистскими режимами. Они поднимают на щит только пробританскую и проамериканскую составляющую, реабилитируют тех нацистов, кто после 1945 г. стал служить американской разведке, участвовать в антисоветских операциях ЦРУ и АНБ (особый пример — интеграция украинских нацистов из ОУН — УПА и их детей и внуков в госструктуры и государственные проекты Канады и США). Напротив, тех представителей бывших фашистских режимов, кто после денацификации перешел к конструктивной деятельности в Восточном блоке или, живя в Западной Европе, выступал против НАТО и американской оккупации Европы, новые неолиберально-неонацистские режимы всячески отрицают и замалчивают.
Если рассматривать околофашистские движения Европы накануне и во время Второй мировой войны, мы увидим немало парадоксов, причем даже доминирование Германии и установление ею своих марионеточных режимов не всегда означало в этих странах создание партийно-политических копий по лекалам НСДАП.
Так, в Бельгии фашизм представляло движение правых католических организаций, рексистов, от латинского прочтения Царь Христос — Christus Rex. Они мечтали политически об установлении Мировой христианской империи, а социально — о корпоративистском государстве. В Словакии местные нацисты также имели ярко выраженную прокатолическую ориентацию. Норвежские коллеги Гитлера стояли практически целиком и полностью на платформе неоязычества, тогда как румынские «гвардисты» предлагали православную версию правого радикализма, до тех пор пока их не запретили. В Болгарии в генезисе их парафашистского режима большую роль играли идеи монархизма.
Вопреки распространенным стереотипам течения фашистского типа неодинаково относились к еврейскому вопросу. Неприятие антисемитизма было свойственно ирландским фашистам, также обращает на себя внимание отказ включать в программу партии пункты о расизме и антисемитизме у голландских национал-социалистов, несмотря на немецкую оккупацию их страны. Впрочем, это, в конечном счете, не помешало гитлеровцам осуществить там масштабную депортацию евреев.
«Итальянские фашисты, — справедливо пишет Джона (Иона) Голдберг в своей вызвавшей резонанс работе «Либеральный фашизм», — были защитниками евреев до тех пор, пока нацисты не захватили Италию. Фашисты сражались на стороне стран «Оси», тогда как Испания не вступала в войну (и тоже защищала евреев). (…) С начала 1920-х годов и вплоть до 1938 года евреи составляли значительную часть итальянской фашистской партии. В фашистской Италии не было ничего подобного системе лагерей смерти. Ни один еврей любого национального происхождения в какой бы то ни было стране, находящейся под протекторатом Италии, не был передан Германии до 1943 года, когда Италия была захвачена нацистами. Муссолини даже посылал итальянские войска в кровопролитные сражения ради спасения жизни евреев. Франсиско Франко, который считается типичным фашистским диктатором, также отказался передать в руки нацистов испанских евреев по приказу Гитлера и спас тем самым десятки тысяч евреев от истребления. Именно Франко подписал документ об отмене изданного в 1492 году указа о высылке евреев из Испании. Между тем «либеральные» французы и голландцы с готовностью участвовали в нацистской программе депортации»[10].
До 1938 года Муссолини всячески сопротивлялся попыткам втянуть его в антииудейские кампании. Известно его высказывание о том, что «своими поступками (…) антиеврейские организации порочат фашистскую идею». Что касается испанцев и португальцев (Португалия Салазара относится к старейшим парафашистким режимам, при этом еще и просуществовав долее всех остальных, до 1974 года, то есть 48 лет) — не участвуя в мировой войне, они достаточно быстро миновали развилку, которая могла бы привести их к радикальному нацизму и избрали респектабельный консерватизм. Первоначально же они утверждали свои политические программы на основе мер противостояния Великой депрессии и угрозе со стороны «левых» сил.
Салазар всю свою жизнь относительно успешно боролся за сохранение португальских колоний — тогда как Муссолини и Гитлер боролись не за сохранение, а за завоевание колоний. Португальский вождь построил свой замкнутый мир, своего рода типично «закрытое общество», хотя следует признать: оно не было закрытым для английского капитала.
Характерный случай, доказывающий относительность лево-правых разделений в 30-е годы — это переход антифашистов на позиции фашизма во Франции. Так, Жак Дорио, входивший ранее в руководство Французской коммунистической партии, встречался в свое время даже с Лениным, и был одной из ведущих фигур в реализации проекта создания Народного фронта. Однако, вступив в конфликт с Морисом Торезом, он был исключен из ФКП и, по-видимому, решил отомстить. Поддержку ему в новом партстроительстве — создании Французской народной партии — оказал Вормский банк. В 1936-1938 годы вместе с Дорио в фашистские объединения влились и другие бывшие коммунисты. Это была та часть участников политического движения, которая вдохновлялась экстремальностью позиции. С приходом бывших коммунистов во французский фашизм были привнесены сильные идеи антиолигархизма, ряд левых популистских лозунгов. Другой бывший антифашист Марсель Деа разрабатывает идеологию, получившую наименование — неосоциализм. Под нее уже в вишистский период создается партия — Национальное народное объединение. Она проповедовала борьбу с мировой олигархией — «еврейским капиталом, масонством и англо-американскими банкирами». Реально неосоциализм дрейфовал в этих случаях не к коммунизму, а к фашизму. И Французская народная партия, и Национальное народное объединение дискредитировали себя в период оккупации открытым коллаборационизмом. Дорио в Легионе французских добровольцев лично принимал участие в боях на Восточном фронте[11].
Продолжение следует...