Есть такой комплекс мероприятий на срочной и контрактной службе, как – стрельбы. В данный комплекс входят теоретические, обучающие занятия с военнослужащими, а также практические выезды на полигон.
После того, как с нами провели теоретические занятия в учебных классах и на территории военного городка, настал день стрельб. Нас одели как надувных кукол. Мы надели на себя все свое зимнее обмундирование – ватники, валенки, варежки. Во всем этом сложно было двигаться, но никого это не волновало, ведь главной задачей было – чтобы мы не заболели.
Хотя на самом деле всем было плевать на наше здоровье, просто командиры отвечали за нас и если что, весь спрос был бы с них. Уже будучи одеты как надувные куклы, мы поверх бушлата надели еще и тяжелый бронежилет, после чего стали совсем неповоротливыми. Затем мы выстроились на выдачу оружия. Каждому из нас выдавали лично закрепленный за ним – АК74. До этого, на военном городке, нам показывали АК74, мы тренировались в том, как разбирать и собирать его по составным частям на время.
Тренировались снаряжать магазин патронами. Правильно прицеливаться. Мы стреляли из пневматических ружей по целям. Настало время пострелять из всем известного «Калаша» по настоящему.
На самом деле это было круто, практически все мы ждали стрельб. Пострелять из боевого оружия, да еще и из автомата удается не всем на протяжении жизни, только если люди в дальнейшем не связывают ее с контрактной службой в армии или органах, ну или не летят туристами в штат Техас, где можно пострелять, хоть из пулемета. Ну, либо у вашего папы или дедушки был охотничий билет, и вам посчастливилось пострелять хотя бы из ружья. А может и без билета…
Да и на срочке, не всем удается пострелять хотя бы раз, за весь год. Некоторые даже не берут в руки автомат, за все время срочной службы. Поэтому мы были в приятном и волнительном предвкушении.
Настало время выдвигаться. Мы, вооруженные стали спускаться на построение перед казармой. Там нас уже ждали военные УРАЛы. Мы по одному, кое-как стали взбираться по скользким обледеневшим деревянным лестницам в кузова УРАЛов, кто-то падал, даже несмотря на то, что нас старались поддерживать. Учитывая то, как мы были одеты, нам было максимально неудобно двигаться.
Наконец, забравшись в машины, мы выдвинулись из части. Выезжая через КПП, мы стали внимательно разглядывать город и обычную гражданскую жизнь вокруг. Казалось бы, всего какие-то недели назад, мы были такие же свободные обыватели, как те, кого мы сейчас видим перед собой из УРАЛа, будучи с автоматами, зажатыми между колен.
Проехав городскую черту, мы выехали на трассу, где уже началась лесополоса. Снег завивался и вылетал из-под колес, туманной дымкой проносясь мимо нас. Спустя продолжительное время, мы наконец заехали в лес и стали все ближе продвигаться к полигону.
УРАЛ снизил скорость, завернул и остановился. Наши командиры вышли из кабин водителей и первые из нас, кто сидел ближе к выходу из кузова, стали спускать лестницы. Мы медленно и неуклюже стали выгружаться, вместе с ящиками, в которых были разные тактические учебные материалы, которые мы кое-как загрузили перед отъездом из части, учитывая нашу неповоротливость, будто мы работаем в космических скафандрах.
Сойдя с лестницы, мы становились в строй и ожидали команды. Услышав ее, двинулись вперед и пройдя пару десятков метров, увидели впереди гигантскую просторную опушку леса – это был полигон. Перед выездом на стрельбы, нам невзначай сказали, что есть документально зарегистрированный процент того, что со стрельбища по причине несчастных случаев могут не вернуться примерно несколько человек…
Мы шли строем, с ящиками в руках, двигаться было по-прежнему максимально неудобно. Наконец, все вышли на гигантский полигон внутри густого леса, он был огромен и разделялся на разные зоны, для стрельб и отработки различных тактических навыков ведения боя при боевом столкновении.
Мы дошли до большого двухэтажного здания и стали укладывать на снег ящики и все то, что тащили с собой. Уложив все это, мы по команде заходили в это здание. Внутри него, на первом этаже был небольшой класс с партами и стульями, там мы и расселись. У каждого при себе был личный автомат.
Наш командир стал по очереди подзывать нас к себе и каждый разбирал и собирал перед ним автомат, называя при этом его составные части. Мы занимались этим, ожидая пока отстреляются контрактники.
И вот, пришла наша очередь. Все вышли из класса, построились и пошли строем на получение боеприпасов. Каждому из нас по фамилии и званию «рядовой», выдавали по 60 боевых патронов для АК 74, калибром 5,45. Они были завернуты в бумажный брикет и закреплены скобами от степлера.
Тот, кто получил патроны, подходил к деревянному столу рядом с местом выдачи, раскрывал брикет и снаряжал два автоматных рожка (магазина) – по 30 патронов каждый. Затем, снаряженные магазины убирал в подсумок, который становился весьма тяжелым, так что оттягивал вниз ремень.
После того, как наш взвод полностью был снаряжен, мы двинулись строем к огневому рубежу. Дойдя до места, увидели деревянный мостик, разделенный на зоны для каждого стрелка. Перегородок между зонами для стрельбы не было, поэтому нам предстояло стрелять по правую и левую руку от своих боевых товарищей.
Мы стреляли по очереди, по пять человек. И вот, наконец, пришла моя очередь и еще четверых товарищей по службе. Мы встали, каждый перед своей зоной ведения огня и ждали команду. После команды – «К рубежу», мы легким бегом побежали занимать свои позиции. Каждый упал на деревянный мостик, в позицию лежа, положил цевье автомата на бревно, лежащее перед ним, и стал ждать следующей команды.
Затем прозвучала команда – «Снарядить»! Мы стали вынимать магазины из подсумка в позиции лежа-полубоком, все было максимально неудобно, так как мы были одеты как надувные куклы и очень неповоротливы. Бронежилет, который был надет на мне, сместился практически к голове, подталкивая сзади каску воротником, и каска съехала прямо на глаза, закрывая весь обзор.
Тогда, я немного расстегнул бронежилет на липучках по бокам и он перестал так сильно давить на каску, но все равно при стрельбе мне пришлось ее постоянно поправлять, чтобы она не съезжала на глаза.
Мы примкнули магазин к автомату, передернули затвор и поставили его на предохранитель, ожидая следующей команды. Когда мы услышали, наконец, громкую и волнительную команду – «Огонь!», то наступило долгожданное событие, стрельбы из боевого оружия, для большинства из нас – впервые в жизни.
Мы сняли автомат с предохранителя, поставили режим стрельбы одиночными выстрелами и начали стрельбу. Меня сразу же оглушило справа, в ухе раздался резкий звон и я стал хуже слышать на правое ухо, хотя старался держать рот немного открытым, чтобы этого не произошло.
Целиться было неудобно, каска постоянно съезжала на глаза, но, тем не менее, я старался как мог. Гильзы, вылетавшие из автоматов у моих товарищей лежавших по бокам, прилетали мне в каску и стучали по ней, также прилетало соответственно и им. Стреляли по ростовым не движущимся мишеням со ста метров. После десяти выстрелов из позиции лежа, мы вставали в положение – «с колена», а затем, после десяти выстрелов с колена, стреляли из положения – стоя.
После того как рожок из тридцати патронов был опустошен, мы громко произносили – «Рядовой N стрельбу окончил!», ждали пока отстреляются остальные на огневом рубеже рядом с нами, отсоединяли рожок, отводили затвор назад и наш командир проходил мимо каждого, осматривая затворное отверстие на наличие патрона. Видя отсутствие патрона, он говорил – «Осмотрено!» и мы убирали автоматы за спину. В воздухе стоял терпкий запах пороховых газов.
Затем мы бежали сто метров до мишеней, что было весьма затруднительно учитывая то, как мы были одеты и запыхавшись, останавливались, каждый перед своей мишенью. Наш командир, подходил к каждому и осматривал мишень на наличие попаданий, матеря тех, кто не попал или плохо отстрелялся.
После того как он записал наши результаты, мы бежали назад. Когда все были в безопасной зоне, на огневой рубеж забегали следующие из моих сослуживцев. Следуя очереди, мы затем еще раз проделывали тоже самое, выстреливая оставшиеся 30 патронов.
После того, как мы всей ротой отстрелялись, нам была дана команда – собирать гильзы от патрон. В идеале нужно было собрать столько, сколько мы выстрелили, но это было практически невозможно, учитывая, что все они улетали в снег, и только небольшая часть валялась на мостке огневого рубежа и закатывалась под бревна.
Мы ходили вокруг огневого рубежа, ища лунки в снегу, по которым можно было определить, куда упала очередная гильза. Раскапывали снег, но гильзу находили не всегда. Спустя какое-то время была дана команда «сворачиваться», сколько нашли, столько нашли. То, что мы нашли, сложили в ящик и взяли его с собой, чтобы сдать.
Мы вернулись в класс, оставили там свои автоматы на партах и пошли к полевым деревянным казармам, там нас должны были покормить обедом. Придя туда, мы выстроились в очередь за обедом. Нам накладывали еду в армейские котелки, те, что остались еще со времен СССР. Наливали горячий чай в железные кружки, об которые можно было еще и погреть руки.
Кто-то стоя, кто-то сидя на деревянных нарах, с удовольствием поглощал свой обед, так как мы намерзлись и устали, к тому же как всегда были голодные, в армии чувство голода преследует практически постоянно. Происходит это, потому что вы мало спите и тратите много энергии, а кормят так, что уже через пару часов чувствуешь голод. По крайней мере, так кормили у нас в части.
После обеда мы думали, что сейчас поедем назад в часть, но не тут то было. Грех не использовать бесплатную рабочую силу, не правда ли? И нам был отдан приказ – перетаскивать с грузовых машин очень плотное и толстое стекло, зеленого цвета, возможно, вы видели его в окнах старых советских заводских помещений.
Мы начали перетаскивать это стекло с машин в казарму, передавая друг другу в руки, выстроившись в колонну. Только когда мы закончили со стеклом, тогда стали собираться назад в часть, вернувшись в класс, взяв свои автоматы и подобрав на улице ящики с вещами.
Мы возвращались обратно в лес к УРАЛам, очень уставшие и замерзшие, но довольные тем, что впервые постреляли из боевого оружия и получили новый интересный опыт. Еще на протяжении нескольких дней у меня плохо слышало правое ухо, будто в него налили воды.