Начальник
(Из жизни судового механика)
Стоянка в Нампхо пошла не так, как мы её распланировали со вторым механиком.
На главном двигателе при чистке подпоршневой полости второго цилиндра обнаружили отломанную гайку от крепежа головки к штоку поршня. Пришлось дёргать второй поршень, а при замерах выяснилось, что ему надо делать ещё и центровку.
За время стоянки ремонт главного двигателя и профилактические работы с ним завершили успешно, и я ждал отхода, назначенный корейцами на сегодняшний вечер.
Я сидел в каюте и разбирался с записями замеров, стараясь их систематизировать и занести в таблицы и формуляры.
Дверь в каюту я оставил полуоткрытой и зафиксированной на штормовке. Неожиданно раздался знакомый стук, дверь распахнулась, и в каюту вошёл капитан. Обернувшись, я сразу понял, что ему от меня что-то надо.
— Добрый вечер, дедушка, — для приличия недовольно пробормотал он и плюхнулся на диван, жалобно заскрипевший под его весом.
Я с интересом наблюдал за капитаном, ожидая, что он хочет мне поведать.
Долго ждать не пришлось.
— Вы там не сильно заняты, дедушка? - Глубоко вздохнув, поинтересовался Борис Иванович.
Чувствовалось, что он очень озабочен, но пока только подбирает слова, чтобы чётче выразить свою мысль.
— Чёртов начальник, — наконец-то начал он, — который день уже в загуле. Как ушёл на этот рыбак, так и пропал. Я уже и радиста за ним послал, да и тот сгинул… — И, ещё раз вздохнув, продолжил: — И всё этот ваш старшина, дедушка, виноват, — погрозил он пальцем в мою сторону. — Я видел, как ваш Рогозин подходил к столу наших парней в «Сименс-клубе», но не думал, что начальник войдёт в пике. Думал, выпьют — и всё… А тут — на́ тебе! Пусть только появится, я ему все болтающиеся конечности укорочу. Он меня ещё попомнит… Это же надо! — с возмущением делился предполагаемыми карами Борис Иванович. — Мне надо РДО в пароходство отправлять, а этого чудака совсем на другую букву до сих пор нет.
Тут и я вспомнил, что начальник рации с радистом и третьим помощником сидели в «Сименс-клубе» в ресторане и закорешились с рыбаками. А чем там дело закончилось, я не знал, так как мы ушли с капитаном и помполитом, а потом я всю стоянку занимался с главным двигателем и никакого дела мне до начальника не было.
В таком расстроенном состоянии, как сейчас, я Бориса Ивановича ещё не видел, поэтому попытался его успокоить:
— Да не переживайте вы так, Борис Иваныч, появится ваш начальник. Что, у него вообще головы нет, что ли?
— Кто его знает, где у него голова, но вот пасть, куда он заливает эту пакость, у него точно есть. Пусть он только покажется мне на глаза, я уж точно залью в неё ещё чего более вонючего. — И капитан потряс сжатым кулаком.
— Да успокойтесь вы, Борис Иваныч, — начал увещевать я капитана, — вернётся ваш начальник. Что с ним там сделается? Или пошлите кого-то из штурманов, пусть они его приволокут, — предложил я выход из создавшейся ситуации.
— Не-ет, — недовольно протянул капитан. — Нет у меня на них надежды. Третий сам с ними пил, второй ещё не закончил дела с погрузкой, а чиф туда не пойдёт. — Но потом, встрепенувшись, он с просьбой посмотрел на меня: — А может быть, Вы, дедушка, за ним сходите?
— Не-не-не, — замахал я в сторону капитана руками. — Я туда не пойду. Там Рогозин. Он с меня не слезет и заставит пить, а как же я буду на отходе?
— Да Вы, дедушка, успокойтесь, — продолжил свои увещевания капитан, — я Вам дам пару матросов для поддержки, они Вас от этого старшины вашего защитят. — Но подумав и почесав голову, которую давным-давно полностью покинул волосяной покров, добавил: — Но для приличия вы можете с ними стопку пропустить, — и, подняв указательный палец над головой, грозно провозгласил: — Но только одну! Не больше! Понятно?
— Да ясно всё, Борис Иваныч, — я обречённо кивнул, понимая, что такой участи, как доставка начальника, мне избежать не удастся.
Поняв, что я согласен, капитан уже веселее посмотрел на меня.
— Так вы тогда берите матросов — и вперёд. Мне начальник нужен во как! — Он резанул себя по горлу ребром ладони. — Пойдёмте, я распоряжусь, чтобы чиф выделил Вам матросов.
— Не надо, Борис Иваныч, я сам возьму кого мне надо, — остановил я жестом повеселевшего капитана.
Переодевшись, я спустился на нижние палубы и попросил сварщика и артельщика сопроводить меня на рыбак, чтобы доставить начальника.
Сварщиком недюжинный парень ростом под два метра, а артельщик числился на судне известным силачом. Гирю в тридцать два килограмма он вертел как хотел и поднимал её несметное количество раз. Я был уверен в своём выборе, потому что Лёва и Миша во всех моих начинаниях всегда оказывались главными помощниками.
Под моим руководством они делали сауну вместо старой раздевалки. Мы вместе добывали для неё цемент, таскали камни для печки на острове Спафарьево, строгали, пилили доски и обустраивали её. За что весь экипаж нас благодарил во время банных дней.
Если трап нашего судна выглядел бывалым парнем, за четырнадцать лет жизни перенёсшим по своим ступенькам не одну тысячу людей, то развалюха, представшая перед моими глазами, внушала мне даже некоторый страх.
Я с опаской потрогал шаткие ржавые леера и ступил на не менее экзотичную площадку. При каждом шаге ступеньки жалобно поскрипывали и прогибались под тяжестью тела.
Посмотрев на ржавые тоненькие тросы, на которых висел трап, я остановил Лёву с Мишей.
— Движение по одному, а то что-то не хочется мне купаться, — пошутил я, показывая на щель между бортом рыбацкого парохода и причалом.
Палуба и надстройка представляли собой не менее печальное зрелище. Ржавчина просвечивала повсюду. Да, чувствовалось, что парням на этом судне некогда заниматься красотой да покраской, а надо работать и работать, добывая «из пучины морской» рыбёшку, которой так мало на прилавках наших магазинов.
На палубе не просматривалось ни единой живой души, поэтому, с противным скрипом отворив броняшку, я вошёл в надстройку.
Если бы я попал в пещеру неандертальцев, то поразился бы в меньшей степени, как вошёл в этот коридор.
Редкие лампочки едва освещали его и давно не крашенные переборки. На палубе то тут, то там зияли дыры вспученного линолеума. После уличного света здесь казалось, что ты точно попал в какое-то подземелье. Да-а-а, чувствовалось, что для местных обитателей быт не стоял на первом месте.
Но, отбросив такие мелочи, я сосредоточился на том, чтобы найти хоть кого-то живого в этом мрачном царстве-государстве.
А их и не пришлось долго искать. Откуда-то сверху слышались громкие голоса возбуждённых людей, которые что-то или обсуждали, или рассказывали друг другу.
Держа курс на голоса, я вскоре оказался у распахнутых дверей одной из кают.
Прочитав бирку на двери, но которой значилось, что данное помещение называется каютой старшего механика, я, по привычке стукнув пару раз костяшками пальцев о косяк двери, заглянул в неё.
Шукшинское выражение «картина маслом» тут оказалось абсолютно бессильным. Здесь бушевали краски всех картин Рембрандта, Пикассо, Моне, Сальвадора Дали, Фриды Кало, Марка Шагала и ещё всех тех, на кого любуется человечество, посещая многочисленные музеи и выставки.
Здесь отображалось всё сразу, а пираты Карибского моря позавидовали бы интерьеру, представшему перед моими глазами.
Небольшая каюта оказалась полна народу, одетому кто во что горазд. Все пьяные, возбуждённые, что-то орущие и доказывающие друг другу невесть что. На столе стоял ополовиненный ящик с водкой, окружённый железными кружками. На диване в обнимку с каким-то огроменным, небритым и заросшим мужиком сидел Рогозин.
Одной рукой он обнимал своего соседа, а в другой держал железную эмалированную кружку, которой ожесточённо размахивал, норовя засветить ей своим соседям по всем выступающим частям. Но тем не было никакого дела до владельца каюты, которым и являлся Рогозин, и они, не стесняясь в выражениях, продолжали «беседовать» на повышенных тонах.
При моём появлении Рогозин перестал размахивать кружкой и зафиксировал на мне мутный взгляд. Наконец-то поняв, кого он перед собой наблюдает, неожиданно заорал простуженным, хриплым голосом:
— Курсант Макаров, смирно! Вы где это шляетесь?! Я уже который день вас жду! А вы всё не выполняете распоряжение своего командира! Я вам объявляю два наряда вне очереди! — И, оттолкнувшись от здоровенного детины, зафиксировался в вертикальном положении. — Немедленно выполнять все указания командира, — и обратился к одному из сидевших за столом: — А ну-ка, Вася, плескани ему туда двойную дозу, — указывая на кружки, окружающие ящик с водкой.
Вышеупомянутый Вася выудил из ящика очередную бутылку и, набулькав в подвернувшуюся кружку содержимое бутылки, передал её Рогозину.
Тот подставил ладонь под вручаемую кружку и поднёс её мне под нос со словами:
— Немедленно выполнять приказание вышестоящего начальства! Пить!
Делать нечего. Пришлось взять кружку в руки, и, осмотревшись по сторонам и выдохнув, я опрокинул её содержимое в себя. Ко мне тут же потянулись руки с закуской. Кто-то протягивал кусок хлеба, а кто-то и вилку, с нанизанным огромным куском балыка из красной рыбы.
Вернув кружку Рогозину, я принял из рук доброжелателей закуску и с удовольствием впился в ароматный и сочный бок рыбины.
— Вот это по-нашему, вот это девятая рота! — Рогозин гордо осмотрел присутствующих, временно забывших свои пересуды и молча наблюдавших за происходящим спектаклем.
Обняв меня за плечи, Рогозин бесцеремонно оттолкнул детину, с которым минуту назад чуть ли не обнимался, и усадил меня на диван.
— Ну, Лёха, — он обвёл рукой каюту, — вот так мы и живём. Ты извини, что стакано́в нет. Вся стеклянная посуда побилась за последние четыре месяца. Во болтало нас! — Рогозин громогласно расхохотался. — Только и осталось, что кружки да миски железные. Но мы не жалуемся! — Он гордо осмотрел присутствующих. — Хорошо отработали! – гордо заявив при этом.
В ответ на его слова послышались одобрительные выкрики рыбаков.
Ребята в каюте оказались компанейские. Смотрю, а они и Лёвика с Мишей усадили с собой и те уже причастились к кружкам. Ну, думаю, если мы тут останемся причащаться, то Борис Иванович нас и до утра не дождётся.
Тем более что в уголочке, на соседнем диванчике, приткнувшись к переборке, сидел уже утухший начальник, а в ногах у него, сложив голову на колени своему командиру, пускал пузыри радист. Радист ещё что-то понимал в создавшейся ситуации. Он периодически поднимал голову и вращал осоловевшими глазами, но я заметил, что он так и не понял, кто пришёл и что вообще здесь происходит.
Обняв за плечи своего старшину, я как можно доходчивее, попросил Рогозина:
— Витя, понимаешь, капитан послал нас за начальником и радистом. Отходить нам надо, а их нет. Сам понимаешь, дело серьёзное. Приказ у меня такой: доставить их на борт.
Всё это я громко выговаривал Рогозину из-за того, что гвалт в каюте возобновился с прежней силой.
— Всё ясно, — рычал в ответ Рогозин. — Не опозорим девятую роту. Выполним приказ твоего капитана! Ты за меня не переживай. Всё сделаем! — И, вновь поднявшись, громогласно провозгласил: — Мужики! Начальника с радистом больше не поить, а доставить на борт, а сопровождающим налить на посошок.
Такие приказы, где бы они ни произносились, выполняются молниеносно, поэтому пришлось выпить стременную, и без дальнейших разговоров Лёва с Мишей взяли начальника под белы рученьки и с божьей помощью понесли на выход. Радиста же парни доставили до трапа и спустили на причал, а потом уж мне пришлось его подпереть и брести с ним до судна.
Радист был ростом под метр восемьдесят, но худой, поэтому я тащил его без особого труда.
Вслед нам раздавались громкие пожелания спокойного рейса и всяких благ от рыбаков, вываливших на палубу проводить нас. Громче всех гремел хриплый голос Рогозина, напутствующий меня никогда не позорить девятую роту.
На судне мы развели начальника с радистом по каютам. Помполита я почему-то не видел. Где он окопался, я понятия не имел. Наверное, передислоцировался в район камбуза, где у него с поварихой возникли какие-то непонятно-конфетные отношения.
Сам я зашёл на доклад к капитану.
— Всё, Борис Иваныч, доставил я радиогруппу, - доложил я, изображая крайнюю усталость.
— Ну и как? — поинтересовался он.
— С ними нормально. Спят, но пришлось выпить. — Это я уже добавил в своё оправдание, видя, что капитан отворачивается от выхлопа, идущего от меня.
— Да вижу я, — недовольно проворчал капитан. — Запашок от вас какой-то странный исходит. — И, подойдя ко мне вплотную и глянув сверху вниз, приказал: — Поэтому немедленно спать, и чтобы к отходу быть огурчиком. Я сам проверю ваше состояние-нестояния, — и погрозил мне своим «миниатюрным» пальчиком.
Приказ капитана я выполнил с удовольствием.
Отход прошёл спокойно. Во многом мне помог второй механик, который беспокоился о втором цилиндре и его «поведении» после моточистки.
Утром после разводки я обошёл машинное отделение. Проверил работу всех механизмов, уменьшил подачу цилиндрового масла на втором цилиндре и поднялся к себе в каюту.
Не успел я закурить сигарету, как ко мне заглянул начальник невысокий брюнет с красно-багровым лицом. Про такие лица с бодуна говорят ещё, что они просят кирпича.
Скромно переступив порог каюты, он дальше не пошёл, а остановился у косяка двери. Когда я увидел его потрёпанный вид, мне от всего сердца стало его жаль и я заметил, что начальник с утра очень сильно страдал от всем нам известной болезни. Но помочь я ему ничем не мог, так как запасов после посещения «Сименс-клуба» я не сделал.
Помявшись, начальник начал издалека:
— Дедушка, а говорят, что это Вы меня вчера в каюту принесли.
— Правильно говорят, — спокойно кивнул я в ответ на его предположение, — и не только тебя, но и радиста твоего тоже.
— Но мы всё как надо отправили в пароходство, — вяло начал оправдываться он.
— Радист отправил, а не ты, — перебил я начальника, — да и то потому, что чиф его на руках доставил в радиорубку.
— Да, да, — поправился начальник, — радист отправил. Но я сегодня всё сам подтвердил и проверил…
— Короче, начальник, чё ты тут мямлишь? — Мне надоело его слушать и вспоминать вчерашние приключения, за которые мне самому перед капитаном было неудобно. — Говори, чего надо.
— Да мне бы, дедушка, грамм сто. — Начальник жалостливо посмотрел на меня и показал пальцами, сколько ему надо налить. — У вас же спиртяшка был…
В его голосе звучало столько безысходной просьбы, что, будь у меня этот чёртов спирт, я бы ему без разговоров налил столько, сколько он просил или больше. Но спирта у меня не было, потому что недавно поступил приказ, по которому весь спирт должен храниться у капитана в сейфе, поэтому я с чистой совестью ответил начальнику:
— Спирта нет, — и развёл руками. — Забыл, что сам передавал мне такой приказ из пароходства? Ведь и сам ты свой спирт сдал мастеру.
— Да, сдал, — еле выговаривая слова, лепетал начальник. — Знал бы, что так будет хреновато, оставил бы заначку.
— Ну что ж, сам сдал, а у меня спрашиваешь. Ведь я тоже сдал. Поэтому сижу, лапу сосу да чаёк попиваю. Чего и тебе советую. Придётся тебе, дорогой мой, последовать моему примеру, — подытожил я.
— Да я тут уже несколько чашек кофе выпил, но не легчает, — тяжело вздохнул начальник.
— Ну что ж, крепись, — усмехнулся я, — помочь ничем не могу. Теперь только в Питере…
Судно в Нампхо загрузилось яблоками и везло их в Петропавловск-Камчатский, куда должно подойти к концу декабря, чтобы сделать жителям полуострова предновогодний подарок.
Но, чтобы совсем не расстраивать начальника, я посоветовал ему:
— Насколько я знаю, третий помоха со вторым механиком перед отходом ходили в «Сименс-клуб» … Может, у них что есть … — и испытующим взглядом посмотрел на начальника.
Но смотреть уже было не на кого — начальника смыло цунами.
Усмехнувшись, я заварил себе чаю покрепче и продолжил вчерашнюю незаконченную работу с документами.
Но долго ими мне заниматься не пришлось из-за вновь появившегося начальника. Вид у него был хуже, чем у того матроса, которого протащили под килем корабля. Взъерошенные волосы, блуждающий взгляд, понуренная голова говорили о том, что его визит к третьему помощнику закончился безрезультатно.
— Ну и что? — заранее зная ответ, на всякий случай спросил я несчастного начальника.
— Есть у него, — горестно выдохнул начальник, — но он всё запер в сейфе и открывать его сейчас не хочет. Говорит, что только после вахты …
— Ну, значит, подлечишься после его вахты, — резюмировал я. — Пообедаешь, дерябнешь стопочку, поспишь, а там, глядишь, и Бодун Петрович покинет тебя.
— Ладно, — так же безысходно и горестно прошептал начальник, — потерплю до обеда, — и вышел из каюты.
По топоту башмаков я понял, что он поднялся к себе в радиорубку.
А я занялся оформлением отчётов о моточистке, подсчётом индикаторных диаграммы, которые ночью снял второй механик.
Работа моя периодически прерывалась то капитаном, заходившим выпить чашечку чая, или помполитом, которому надоедало то читать книжку, то любезничать с поварихой.
Дверь каюты я держал открытой, поэтому несколько раз слышал, как начальник спускался из радиорубки к себе в каюту. После чего по коридору разносился запах кофе, который тот пил без меры, а потом начальник опять поднимался к себе в рубку.
Мы с капитаном пили только чай, а начальник слыл у нас кофеманом. Сколько он в день выпивал чашек кофе, никто не знал, но я прикидывал, что очень много.
В районе половины двенадцатого начальник вновь заглянул ко мне и поинтересовался:
— Дедушка, на обед пойдёте? Уже полдвенадцатого …
— Потом. Сейчас закончу писанину и пойду, — отмахнулся я от него, не отрывая взгляда от планиметра.
— Ну, а я пошёл, — возвестил он уже бодрым голосом и исчез.
Через некоторое время я вновь услышал звук его шагов, который свидетельствовал, что это идёт отяжелевший после обеда человек, и дверь у начальника в каюте с треском захлопнулась.
Третий помощник сменился с вахты в 12:10 и сразу зашёл ко мне.
— Дедушка, — заглянул он в каюту, — и где этот страждущий начальник? Задрал он меня: дай да дай ему пузырь. А как я уйду с мостика, когда тут рыбаков немерено да капитан всё время на мосту. Вот и послал я его подальше, — и продолжил: — Пообедал он? Или ждёт меня?
— Нет, не ждёт. — Я встал с кресла и размял затёкшие плечи. — Пообедал он и в каюте заперся, да так бабахнул дверью, что переборки затряслись. — И, усмехнувшись, предложил третьему. — Пошли проведаем этого страдальца.
Валёк подвинулся, пропуская меня из каюты, и мы прошли к каюте начальника.
На короткий стук в дверь он не ответил, поэтому я приоткрыл дверь и с усмешкой спросил:
— Начальник, как ты там? Валёк с вахты сменился… Лечиться будешь?
Но на мои зазывные слова никто не ответил. В каюте царила тишина. Тогда я полностью открыл дверь, и мы с Вальком зашли в каюту.
На диване, расположенным под иллюминатором, сидел начальник.
Его поза с первого взгляда показалась мне неестественной. Он сидел, откинувшись на спинку дивана и склонив голову набок. Левая рука его безвольно лежала на колене, а правая откинута, и в её ладони начальник держал зажатое надкусанное яблоко.
Весь вид его говорил о том, что он неожиданно заснул с яблоком в руке, но когда Валёк его окликнул, тот не отреагировал на его голос, а когда подошёл к нему и толкнул в плечо рукой, то начальник слегка завалился набок.
Мы в недоумении переглянулись, не веря своим глазам. Начальник был мёртв …
16.01.2022
Рассказ опубликован в книге "Морские истории" https://ridero.ru/books/morskie_istorii/