Почему стоит ждать замедления роста российской экономики, в какие ловушки она попала, что поможет снизить инфляцию и каковы риски бюджетной политики – обсудили экономисты на Финансовом конгрессе Банка России.
Российская экономика показала себя более устойчивой, чем многие прогнозировали, но «запас» факторов, которые обусловили такую динамику, исчерпан – к такому выводу пришли эксперты на сессии Финансового конгресса Банка России, посвященной перспективам и рискам экономического развития в ближайшие три года.
Каким экономисты видят базовый сценарий развития российской экономики, что позволит избежать роста инфляции, а что – рискует спровоцировать ее новый виток и какую роль в этом будут играть бюджетная политика и конкуренция: «Эконс» приводит выдержки из дискуссии.
Экономическая траектория
Где экономика нашла ресурсы для роста в 2022–2023 гг., который прогнозировался намного ниже, чем оказалось, – объяснил профессор НИУ ВШЭ и бывший председатель наблюдательного совета Московской биржи Олег Вьюгин: это более масштабное использование нефтяной ренты; ограничения на отток капитала; максимальное задействование трудовых ресурсов.
«В бюджетной политике мы перешли от $45/барр. [цены отсечения при планировании бюджета, выше которой нефтедоходы направляются в накопления] к режиму более полного использования текущих нефтяных доходов для финансирования экономики.
Кроме того, были задействованы накопления Фонда национального благосостояния – ликвидные средства ФНБ существенно сократились, особенно в течение 2023 г.
Также финансовый ресурс был, по-видимому, задействован через прекращение интенсивного оттока капитала.
Наконец, трудовые ресурсы были задействованы по максимуму: сейчас дефицит кадров практически во всех отраслях. Да, ресурсы пошли в основном на отрасли, которые обеспечивают производство военно-оборонной продукции, но для ВВП как для итогового показателя это не важно», – отметил Вьюгин.
Однако и финансовые, и трудовые ресурсы почти исчерпаны: «Мы уже услышали «первый звоночек» в виде повышения налогов: чтобы поддержать достигнутый уровень бюджетных расходов, приходится перераспределять внутренние ресурсы», – продолжает Вьюгин.
С учетом этих факторов профессор ВШЭ формулирует предпосылки базового сценария развития экономики в ближайшие годы так: экспортные ресурсы – цены и объем поставок на внешний рынок – останутся примерно на текущем уровне; санкционные ограничения вызовут дальнейший рост транзакционных издержек; дефицит трудовых ресурсов сохранится.
В отсутствие резервов труда экономика могла бы расти за счет повышения производительности, но технологические ограничения не позволяют на это рассчитывать, считает Вьюгин. «Технологические, санкционные ограничения мы всегда ставим на третье место после финансовых и трудовых, но на самом деле они очень серьезны. Потому что все современные технологии, которые позволяют повысить производительность труда, требуют большого рынка, – рассуждает экономист. – Например, неспроста, когда в России старались создать проект самолета SSJ, сразу было поставлено условие, что он должен продаваться по всему миру: инвестиционные затраты настолько велики, что могут быть оправданны, только если продукт конкурентоспособен на большом рынке. Если экономика замкнута, находится в технологической автаркии, то создание новых продуктов, которые позволяют добиться прорыва в производительности труда, не оправдываются с точки зрения затрат».
Исчерпание ресурсов, которые обеспечили рост экономики последних двух лет, означает, что темпы этого роста с 2025 г. будут падать, заключает Вьюгин: «Точный прогноз дать сложно, но речь может идти о темпах в 1–2%».
Замедление может быть не очень значительным, потому что в ряде территорий, скорее всего, произошло повышение потенциальных темпов экономического роста, полагает главный экономист Альфа-банка Наталия Орлова. Таким образом, новая траектория роста может оказаться выше, чем была до 2019 г.
Орлова предлагает смотреть на прогноз на ближайшие годы как на соотношение спроса и предложения ресурсов. Для спроса ключевой вопрос, по ее мнению, в том, что будет происходить с бюджетной политикой: «Произошло структурное изменение подхода к бюджетной политике. Последние годы показали, что в период внешних вызовов – они могут быть связаны с пандемией, с геополитикой – бюджету трудно оставаться жестким». С учетом того, что предложение трудовых ресурсов ограничено, стимулирование спроса будет создавать инфляционные риски, заключает Орлова: «Контекст такой: замедление темпов экономического роста при росте инфляционных рисков – и соотношение будет в значительной степени определяться бюджетом».
Похоже, что изменение цены на нефть при планировании бюджета с $40 с небольшим до текущих $60/барр. является перманентным, говорит главный экономист Т-Инвестиций Софья Донец: «$60/барр. – это уровень, который все еще ниже текущих цен, но за счет антициклических расходов цена для бюджета, скорее, уже ближе к $70. Если она такой останется, это уже более рисковый сценарий: никто не отменял волатильность и возможность долгосрочного снижения нефтяных цен».
То, что темпы роста экономики ожидались выше, чем многие прогнозировали, а инфляция относительно умеренной, – во многом заслуга рыночного характера экономики и высокой конкуренции, убежден заместитель генерального директора банка ДОМ.РФ Артем Федорко: «Рыночный характер экономики позволит и в будущем преодолевать всевозможные шоки, то есть ключевое – поддерживать долю рыночного сегмента экономики как минимум в том же объеме». Дополнительным вызовом может стать разница между приоритетами государственной политики, направленной на инвестиционный спрос, и спросом населения, рассуждает Федорко: «Мы видим, что приоритет государства в том, чтобы поддерживать отрасли промпроизводства, в то время как спрос со стороны населения сосредоточен в отраслях потребительского сектора. Эта разница в приоритетах госполитики и того, на что предъявляет спрос население, – определенный вызов. Как он будет разрешен, зависит и от бюджетной политики, и от денежно-кредитной. Эти решения во многом определят траекторию и роста, и инфляции».
Экономика оказалась в двух ловушках, добавляет заместитель мэра Москвы Мария Багреева. Первая связана с тем, что высокие ставки 2022 и 2023 гг. субсидировались, субсидирование стимулировало спрос, работая как проинфляционный фактор, и еще больше поднимало ставки. Субсидирование необходимо оставить для приоритетных отраслей и предприятий – иначе это будет замкнутый круг. Вторая ловушка связана с существенным вкладом в инфляцию роста заработных плат, и здесь выход только в повышении производительности труда. «В стране не первый год реализуется проект, который так и называется – «Производительность труда», там речь об активном внедрении технологий бережливого производства, – напоминает Багреева. – Это вариант, который может дать быстрый эффект, в течение 4–6 месяцев. А дальше необходима автоматизация». Выход из этих двух ловушек мог бы дать существенный антиинфляционный эффект, считает Багреева: «Но я не верю в чудо: у нас инфляционная волна не монетарной природы, так что мы будем долго заниматься этой проблемой».
Факторы инфляции
О факторах инфляции можно думать в трех разрезах: факторы на стороне предложения (рынок труда, производственные и транспортные мощности, технологии), факторы на стороне спроса (потребительская уверенность, рост доходов, бюджет, льготное кредитование, механика инфляционных ожиданий), внешние условия (состояние мировой экономики и санкции), перечислил модератор сессии, заместитель председателя Банка России Алексей Заботкин. Он попросил участников сессии высказаться о том, какие факторы могут работать на снижение инфляции, а какие – формировать инфляционные риски.
Инфляционные риски пока существенно перевешивают дезинфляционные, считает Наталия Орлова. «Международная экономика сегментируется, и это сильный проинфляционный риск: сегментация транслируется в рост стоимости логистики и удорожание производства». Через импорт это будет влиять на инфляцию и в России. На стороне предложения также действуют проинфляционные факторы, продолжает Орлова: уровень безработицы настолько низкий, что любой дополнительный спрос на труд будет приводить скорее к инфляционному эффекту. Дополнительный инфляционный фактор связан с потребительским поведением населения, добавляет Орлова: пока население стремится сберегать, а не тратить, но, вполне возможно, ситуация изменится на противоположную.
Сценарий высокой или низкой инфляции – во многом политический выбор, считает Артем Федорко: «Это вопрос сонаправленности бюджетной и монетарной политики – синхронизированы они между собой или рассинхронизированы». Если создавать стимулы для сохранения конкуренции, то рыночные агенты сами адаптируются к вызовам и точкам роста спроса в экономике. Сейчас же сектора, на которые направлен вектор госполитики, пользуются субсидиями и льготами, и им легче переносить жесткую денежно-кредитную политику – это создает неравные условия, и рыночный сегмент может начать сокращаться, считает Федорко: «А с точки зрения адаптивности, потенциала и вклада в производительность труда, в снижение инфляции рыночный сегмент гораздо эффективнее».
«Когда казна сталкивается с тем, что для дальнейшего наращивания государственного финансирования есть пределы, появляется зуд поискать еще источники привлечения денег. Один из неадекватных примеров – попытка национализировать предприятия», – говорит Вьюгин.
При разумном подходе дезинфляционный сценарий вполне реален, полагает профессор ВШЭ: «Есть политические решения, которые требуют урегулирования внешних противоречий – мягко назовем. Если они как-то будут урегулированы, давление на госфинансы можно будет снизить». Тогда потребность дополнительного бюджетного стимулирования отдельных отраслей отпадет, и в пределах полутора лет произойдет переход к более низкой ставке, которая запустит рыночные механизмы финансирования инвестиций и технологического развития, считает Вьюгин.
В краткосрочном периоде проинфляционных рисков больше, и дезинфляционные придумать сложно – если не говорить о большой удаче, солидарна с коллегами Софья Донец. Долгосрочные же факторы как раз на стороне низкой инфляции, указывает она: это демография и произошедшая перестройка курса рубля. «Стареющие» страны – страны с самой низкой инфляцией. А курс рубля перестал вносить весомый вклад в инфляцию – во многом из-за ограничений на движение капитала: «Некоторая закрытость экономики в этом смысле может сыграть как фактор стабилизации инфляции», – считает Донец. Если прежние скачки инфляции были обычно вызваны девальвацией, то сейчас инфляция в России «по учебнику» – из-за перегрева, отмечает она. «Ну и, конечно, базовый фактор возвращения инфляции к цели – это то, что мы от этой цели не отказались», – заключает Донец.