29 подписчиков

Мемуары Арамиса, Глава 379

Глава 379

— Скажите, де Гиш, — обратился Филипп к графу, — долго мы ещё будем лишены счастья видеть вашу сестру Катерину-Шарлотту у нас при дворе? Почему она ведёт образ жизни затворницы?

— Вы говорите о княгине Монако, Ваше Величество? — удивился граф. — Но ведь она отбыла в своё собственное княжество со своим мужем.

— Мне кажется, она не слишком сильно желала отбыть в эту глухомань, — возразил Филипп. — Ведь после свадьбы она продолжала жить при дворе достаточно долго, пока ваш отец, маршал де Грамон, не настоял, чтобы она покинула самый блестящий двор Европы и уехала с мужем в это самое Монако, в эту глушь, провинцию, где нет ничего интересного.

— Согласен, Ваше Величество, мне тоже показалось, что ей очень нравилась жизнь при дворе, — подтвердил де Гиш. — Но княгиня должна подчиняться своему супругу.

— В моём королевстве все должны подчиняться мне, — ответил Филипп. — Так передайте, что я буду очень рад видеть её при дворе. Негоже такой прекрасной даме заживо хоронить себя в таком скучном, полагаю, месте, как княжество Монако.

— Ваше Величество изволит пригласить княгиню вместе с князем? — осведомился де Гиш.

— Разумеется, граф! — ответил Филипп. — Разве могу я приглашать только княгиню, не приглашая князя? Ведь муж и жена едины в двух лицах, согласно заповедям Господним. Как честный католик я не собираюсь отрывать жену от мужа. Впрочем, если князь имеет основания не принимать моё приглашение, это его выбор. Я не буду удерживать его при дворе силой.

— Благодарю Ваше Величество за приглашение от имени моей сестры и моего шурина, — ответил граф де Гиш с поклоном.

Филипп кивнул и занялся государственными делами.

Катерина-Шарлотта не слишком охотно приехала в Париж, но всё же прибыла туда со своей свитой и явилась на аудиенцию к Филиппу, которого считала Королём.

Едва лишь Филипп увидел её, он понял, что вся его жизнь была прологом к этой встрече.

— Княгиня, я рад видеть вас при дворе, — сказал он благосклонным тоном монарха. — Ваше прибытие очень скрасит здешнее общество и привнесёт в него давно желанное разнообразие, — добавил он более мягко.

— Ваше Величество, благодарю вас, — ответила княгиня. — Вы всегда были добры к нашему семейству, но, мне кажется, во время моего последнего посещения Лувра я чем-то вас огорчила.

— О, эта нелепая выходка вашего брата, который сыграл с нами злую шутку, я о ней уже забыл, — сказал Филипп, который уже был осведомлён о причинах некоторой холодности Людовика к княгине.

История этой шутки состояла в том, что Король намеревался сделать княгине несколько комплиментов наедине, а брат княгини, де Гиш, проводив княгиню в комнату, предназначенную для таких бесед, запер двери, где находилась его сестра, а ключ унёс с собой. Король стучался в двери и просил княгиню открыть их, однако, она не могла этого сделать, что помешало галантному свиданию. Филипп был в глубине души очень благодарен де Гишу за то, что княгиня не услышала комплиментов, заготовленных ей Людовиком.

— Знаете ли вы, княгиня, что я много думал о вас? — спросил Филипп.

— Мне трудно понять причины такой задумчивости, государь, — ответила княгиня. — Я надеюсь, что она состоит не в том, что я каким-то образом провинилась перед вами?

— Нет, княгиня! Ни в малейшей степени! — воскликнул Филипп. — Мне кажется, что я знаю вас несколько лучше, чем вам кажется, и то, что я о вас знаю, заставляет меня думать о вас.

— По-видимому, несносный де Гиш рассказал вам обо мне всякие небылицы? — спросила княгиня.

— Нет, не то, — ответил Филипп. — Позвольте предложить вам руку и пригласить на небольшую прогулку по цветущему саду? Я обещаю, что ваша скромность не пострадает от такой прогулки.

— Вот вам моя рука, сир, — ответила княгиня, опустив глаза.

Цветущий сад напомнил Филиппу те дни его отрочества, когда он повстречался с Катериной-Шарлоттой. Его тайно воспитывали в доме, стоящем вдалеке от дороги. Но Судьба свела их, они, почти ровесники, увидели друг друга, и эта встреча запомнилась им обоим. Точно также тогда пахли цветущие липы, был такой же солнечный день, Филиппу даже показалось, что он попросту перенёсся в то место и в то время, когда он ещё не знал, что такое жизнь в тюрьме.

— Помните ли вы, княгиня, несчастного мальчика, которого в юности встретили в лесной глуши под опекой двух престарелых дуэний? — спросил Филипп.

— Ваше Величество, откуда вы знаете? — спросила Катерина-Шарлотта и её сердце забилось сильней.

— Не находите ли вы, что этот мальчик чрезвычайно похож на меня? — спросил Филипп.

— Я всегда об этом думала и не могла понять причины столь удивительного сходства, — призналась княгиня.

— Думайте об этом, что хотите, но этот мальчик и был я, — ответил Филипп. — Вы мне верите?

— Вы хотите сказать, Ваше Величество, что сами добровольно жили жизнью затворника, будучи Дофином? — спросила княгиня с удивлением.

— Я не могу объяснить вам всех тонкостей этого события, но верьте мне, княгиня, — сказал Филипп, не решаясь рассказать княгине всей истории своей жизни. — Моё пребывание там не было добровольным. И я никогда не был Дофином. Но всегда был наследным принцем, законным сыном Короля Франции.

— Ах, Ваше Величество, всё это так сложно и едва ли я понимаю вас, — ответила Катерина-Шарлотта. — Но я ничего не хочу знать кроме одного. Скажите мне лишь правду, когда вы были искренни, тогда ли, когда я встретилась с вами, не зная, кто вы, и ничего не зная о вашей судьбе, или тогда, когда, будучи Королем Франции, пытались сказать наедине мне несколько комплиментов, и, по-видимому, надеялись на продолжение этого разговора в таком направлении, которое может бросить тень как на девушку, так и на замужнюю женщину?

— Тот юноша, которого вы знали, как Филиппа, который смотрел на вас влюблённым взглядом по той причине, что до этого никогда не видел ни одной другой молодой девушки, стоит сейчас перед вами, княгиня, — ответил Филипп. — Тот, кто теперь видел множество молодых девушек, готовых услышать от него любые комплименты, даже самые опасные, смотрит на вас теми же самыми глазами, и видит в вас по-прежнему самую очаровательную, самую красивую, и самую лучшую девушку в мире.

— Вы чрезвычайно смущаете меня, Ваше Величество, — проговорила княгиня с дрожью в голосе.

— Видит Бог, я этого не хотел, — ответил Филипп. — Давайте же просто насладимся красотой и ароматом цветущего сада, просто прогуляемся по этим чудесным аллеям и помолчим.

Княгиня сильнее сжала руку Филиппа, что могло означать лишь согласие.

Они гуляли по саду и забыли обо всём на свете.

— Ваше Величество, вы такой разный! — сказала, наконец, Катерина-Шарлотта. — Мне кажется, что я видела не одного и того же человека, а двух разных людей, столь похожих внешне и столь непохожих друг на друга во всём прочем!

— Я не могу больше лгать вам, княгиня, — сказал Филипп. — Вы, по-видимому, сочтёте меня сумасшедшим, если я буду пытаться и далее поддерживать эту ложь. Если же я скажу вам правду, вы вне всяких сомнений решите, что я точно сошёл с ума. Примите же правду, если сможете, или отвергнете её, если это окажется выше ваших сил. Я – не Людовик XIV, я – его брат-близнец, Луи-Филипп, несчастный Принц, который имеет право на трон моего отца ничуть не меньше, чем права Людовика. Но злой волей всесильного кардинала Ришельё, первого министра Франции, с согласия обоих моих родителей, Короля Людовика XIII и Королевы Анны, они скрыли от всей Франции моё рождение. О нём не знали никто из моей родни, никто из дворянства, и почти ни одна душа во всём подлунном мире! Повитуха, которая помогала мне появиться на свет, полагаю, была из тех женщин, которые вскармливали и воспитывали меня со младенчества. Но тем, кто меня взрастил пришлось заплатить жизнью за эту тайну. Вскоре после нашей с вами встречи какие-то люди в масках убили моих воспитателей, а меня отвезли в Бастилию. Там я провёл почти всю мою жизнь, тогда как мой брат жил подле родителей в качестве Дофина, наследника трона Франции, а после смерти нашего общего отца он получил имя Людовика XIV, и впоследствии был коронован. После достижения совершеннолетия он взошёл на трон, а я даже не знал о дате своего рождения, поскольку её от меня скрывали. Никогда в жизни я не праздновал день рождения! Меня, конечно, кормили, снабжали одеждой и самыми необходимыми средствами для поддержания жизни. Но я не знал самых насущных на мой взгляд вещей: свободы, любви, дружбы, доверия, нежности, и, наверное, многого другого, о чём я даже не представляю! Однако, я встретил вас, и в воспоминании об этой встрече я черпал всё то, чего мне не доставало – дружбу, доверие…

— Не продолжайте, Ваше Величество! — прервала Филиппа Катерина-Шарлотта. — Я замужем и у меня четверо детей!

— Я знаю, и, как я понимаю, вы ждёте пятого ребёнка, — сказал Филипп. — Это не важно, я не претендую ни на что особенное, я просто буду счастлив видеть вас.

— Вы не любите меня как мужчина? —спросила княгиня. — Это меня успокаивает.

Филипп почувствовал, что княгиня сама не верит тому, что она сказала, в её голосе явно слышалось разочарование.

— Поверьте, если бы я имел право претендовать на вас, то все мои желания сосредоточились бы только на этом! — с горячностью воскликнул он.

— Вот как? — спросила княгиня оживлённо. — Значит ли это, что вы берёте только то, на что имеете право претендовать?

— Я не понимаю ваших слов, княгиня, — растерянно пробормотал Филипп.

— Что же тут непонятного? — с иронией и сарказмом спросила Катерина-Шарлотта. — Вы присвоили себе целую Францию, не имея на это никакого права, вы, по-видимому, ведёте себя как законный обладатель Королевы Франции и её супруг перед Господом, вы ведёте себя по отношению к законному наследнику престола Дофину так, будто бы он – ваш сын, кем он не является. И вы при этом говорите о том, что не имеете на меня прав, и поэтому отказываетесь от меня?

— Я осмелился похитить у Людовика его жизнь потому, что вначале у меня была похищена моя жизнь! — возразил Филипп.

— Но ведь он не виноват, он ничего не знал об этом? — возразила княгиня.

— Если вы защищаете его, и обвиняете меня, скажите только слово и я вернусь в тюрьму, и верну его на трон! — с жаром воскликнул Филипп.

— Я не обвиняю вас и не защищаю его, — мягко сказала княгиня и нежно взяла Филиппа за руку. — Я лишь хочу разобраться во всём до конца, чтобы принять окончательное решение. Точнее, всё не так. Я уже приняла решение, но я хочу всё знать, я просто должна знать всё о вас, особенно, после того, как я приняла своё решение!

— Какое же решение вы приняли? — спросил Филипп, боясь, что дрожь его голоса выдаст его чувства и заставит княгиню убрать свою руку с его руки.

— Я дам вам ответ, но прежде ответьте вы мне, — сказала она. — Считаете ли вы себя вправе так жестоко поступить со своим братом, с нашим настоящим Королём?

— Я вправе так поступить, потому что четыре года назад Людовик узнал обо мне и о том, как со мной поступили Ришельё и наши общие родители, — ответил Филипп. — Он мог бы подарить мне свободу. За неё я дал бы ему честное слово дворянина в том, что никогда не буду претендовать на трон. Я дал бы любые гарантии. Я мог бы уехать в глушь, в деревню, или в другую страну, хотя бы даже в Новый Свет. Куда угодно, но не в тюрьму! Он предпочёл бросить меня в крепость Пиньероль, которая охранялась ещё сильней, чем Бастилия. Он не подарил мне ни одного лишнего дня на воле, ни единого глотка воздуха свободы, ни единого лишнего взгляда на чистое небо над головой, которое не пересекала бы тюремная решётка!

Княгиня положила вторую руку рядом с первой и нежно сжала руку Филиппа обеими ладонями.

— Я понимаю вас, мой Принц! — сказала она. — Вы имели моральное право так поступить с вашим братом. И это – большое облегчение для меня, хотя оно не повлияет на моё решение.

— Я понимаю, — сказал Филипп с грустью. — Полагаю, нынешняя наша встреча – последняя, и вскоре вы покинете меня и вернётесь в своё княжество Монако?

— Вы ничего не понимаете, — возразила княгиня. — Я полюбила вас с первой встречи с вами, а когда я впервые увидела Людовика, я сразу же поняла, что вы и он – это два разных человека. Вы настолько разные, что меня лишь пугала его внешнее сходство с вами. Он ещё до моего замужества пытался преследовать меня своей любовью и хотел обладать мной как мужчина.

— Я знаю об этом, — холодно сказал Филипп. — Если бы не проделки графа де Гиша, вероятно, это случилось бы.

— Вы жестоко ошибаетесь, Филипп, — сказала Катерина-Шарлотта. — Брат сделал это по моей просьбе. Я лишь изображала, что сержусь на него. Я ему так благодарна! Он избавил меня от домогательств вашего брата. Я никогда не надеялась на то, что встречу вас снова, поэтому решилась выйти замуж только для того, чтобы мой супруг увёз меня подальше от двора, и чтобы никогда больше Король не претендовал на получение от меня чего-то большего, чем верноподданническое почтение. Я явилась на ваш зов, считая, что вы – это он, и у меня было намерение лишь подтвердить своё намерение провести остаток жизни в Монако. Но здесь я встретила вас, и мои намерения изменились. Я буду рядом с вами столько времени, сколько вы пожелаете. Если вас не смущает моё положение, ведь скоро у меня появится ещё один ребёнок.

— Я уже сказал, что счастлив вас видеть в любом положении и в любом качестве, — ответил Филипп. — Безусловно, поскольку вы замужем, я не могу рассчитывать на такую вашу любовь, как мне хотелось бы, но, по крайней мере, быть может, вы сможете видеть во мне друга или что-то вроде брата, или хотя бы кузена?

— Мне, конечно, нравится, что в вас нет той дерзости, которая присутствует в любом монархе чуть ли не с рождения, но берегитесь, чрезмерная деликатность может выдать вас, и кто-то когда-нибудь сможет заподозрить подмену! — ответила княгиня игриво. — Уверяю вас, что ваш августейший брат не увидел бы для себя препятствия в том, что я замужем! Он привык брать всё, что ему нравится, не заботясь о том, что это может принадлежать кому-то другому. Придётся мне побыть вашей наставницей в этом деле. Знайте же, что вам надлежит поступать так же, как поступает любой Король, то есть брать всё то, что вам приглянулось. Я заранее прощаю вашу дерзость.

— Княгиня, я в восторге, и я подчиняюсь вам! — страстно прошептал Филипп и припал губами к руке Катерины-Шарлотты.

— После, мой друг! — мягко возразила княгиня и выждав несколько секунд мягко убрала свою руку. — Вы успеете насладиться победой над слабым девичьим сердцем позже. Помните, что я – будущая мать, и до тех пор, пока моё дитя не увидит свет, умоляю, проявляйте деликатность и ограничьте свою королевскую власть надо мной вежливой галантностью.

— Я так и сделаю, моя дорогая княгиня, но позвольте мне поцеловать вашу левую руку, как я поцеловал правую! — продолжал настаивать Филипп.

— Нет, не позволю, — ответила княгиня, и взглянув в глаза Филиппа добавила, — вам надлежит сделать это, не испрашивая моего позволения, поскольку вы имеете на это право.

Филипп так и поступил, после чего решил доказать, что превосходно усвоил урок, поэтому соединил свои губы с губами княгини в долгом и нежном поцелуе.

(Продолжение следует)