Маршал авиации А. Е. Голованов «Дальняя бомбардировочная…»:
«Полк получил приказание уйти из-под возможного удара, перелететь на полевой аэродром неподалеку от Ельни. Возвращаясь в машине обратно, я видел все ту же душераздирающую картину. Многие женщины, глядя на медленно проезжавшего мимо них военного, качали головами, и в их глазах были испуг, недоумение и немой укор, а перепуганные пожарами, сутолокой и криком ребятишки жались к своим матерям, озираясь по сторонам. При виде беззащитных людей, бросающих свой кров и бредущих в неизвестность, я чувствовал себя настоящим преступником, хотя сам недоумевал не меньше их…».
И дальше в этой части «Дневников», почти не упоминается об советских «ястребках», в отличии например - от нашего прославленного трудяги «У-2» или немецких «стервятниках». Даже во время советского контрнаступления под Москвой:
«Над городом дважды прошли «юнкерсы»; выныривая из облаков, они бомбили город, но оба раза эта бомбежка шла далеко от нас: пока «юнкерсы» бомбили одну окраину, мы были на другой, и наоборот. Зато, когда мы вернулись к самолетам и уже хотели вытащить их на поляну, чтобы садиться, над самыми нашими головами с ревом прошли сначала один, потом второй, потом третий «юнкерсы». Первый из них развернулся и снова низко прошел над нашими головами. Должно быть, он заметил самолеты. А может, не самолеты, а детей, потому что, замаскировав самолеты в рощице, мы не предвидели, что человек двести ребят окружат их стоящим на белом снегу черным полукольцом. Дети бросились врассыпную, мы стали на опушке под деревья, а «юнкерс» спикировал и обстрелял из пулеметов то место, где только что стояли и дети и мы. По счастью, никто из детей не был ни убит, ни ранен, хотя пули прочертили через поляну длинные снежные дорожки.
Выждав пять минут, мы сели в самолеты и полетели обратно. Взлетев и развернувшись, мы снова увидели шедшие мимо «юнкерсы». Но они нас не преследовали: или не заметили, или было не до нас. Отлетев подальше от Одоева, мы увидели еще один «юнкерс». Но тут оба наших У-2 нырнули к самой земле и полетели вдоль русла реки, петляя между берегами».
Вот такая фигня, малята…
А советские и вслед за ними российские военные историки - втирали и, до сих пор втирают хавающему электорату в уши, что в битве за Москву - авиация РККА впервые захватила локальное господство в воздухе.
Ну и где оно?
Где «локальное господство в воздухе»?
Кроме германского, больше никакого превосходства больше не видно.
Что-то как-то не склеивается, верно?
***
Думаете, после 1941-го года что-то кардинально изменилось?
Читаем вторую часть дневников Константина Симонова и убеждаемся, что если и изменилось что - то только последнее число на дате и география бомбардировок Люфтваффе.
Снова корреспондент «Красной Звезды» летает на фронты на переделанном в пассажирский «лайнер» бомбардировщик «СБ»:
«Оказалось, что на мое место уже взяли второго пассажира, одного засунули в фюзеляж, другой сидел впереди, в штурманской кабине Самолет был СБ, и лишних мест в нем не было. Но летчик, ругаясь, все же согласился взять меня, и буквально в последнюю минуту меня вместе с моим чемоданчиком подняли на руках и впихнули в штурманскую кабину…
…Сесть было некуда, и я устроился полусидя, вкось, на рукоятках пулеметов. В этой тесноте я почти не мог пошевельнуться, трудно было даже двинуть рукой, чтобы вытереть лицо или поправить на голове шапку».
Но чаще писатель летал на «У-двасе» и, даже на совсем уж экзотических в наших северных широтах машинах:
«…После некоторых препирательств с пилотом Скрынниковым, лихим, но заносчивым парнишкой, все-таки уселись в его самолет, на этот раз системы «Вульти». Когда-то мы хотели взять у какой-то американской фирмы лицензию на постройку легких пикирующих бомбардировщиков, но потом это намерение не осуществилось, а десяток таких пробных машин остался работать у нас в армии. Машина вообще была удобная: в кабине можно было по-человечески сидеть. Но при хорошей маневренности и скорости до трехсот километров недостаток этих «Вульти[1]» заключался в том, что их было всего несколько на всю страну, контуры их не значились ни в одном справочнике, и уже не раз то наши зенитчики, то летчики норовили сбить эти бедные машины».
И…
И «опять – двадцать пять»!
С первых же страниц – интенсивные бомбёжки немецкой авиации (речь идёт о Керченском полуострове, взятом в конце декабря 1941-го года в ходе Керченско-Феодосийской десантной операции) и ни одного упоминания об советских истребителях:
«С началом светлого времени началась бомбежка. Наши зенитные орудия беспомощно стояли на площадях и перекрестках Феодосии. Их было переправлено уже довольно много, но вся беда заключалась в том, что немцы вчера потопили транспорт, который шел сюда со снарядами для зениток. Зенитчики, как им и полагалось по долгу службы, находились возле своих орудий, но стрелять не могли. Все вместе взятое было достаточно драматично.
Немцы налетали на Феодосию не особенно большими группами, по девять, по шесть, а иногда по три и даже по два самолета. Но зато почти беспрерывно, как по конвейеру. Каждые пять минут то в одном, то в другом конце города слышались взрывы. Проходя по улице, а потом, возвращаясь через полчаса обратно тем же путем, мы встречали на дороге новые воронки, которых не было, когда мы шли в ту сторону…
…Ребята из редакции были в подавленном настроении. Недавно на соседней улице убило одного из их товарищей-корреспондентов.
…Было тяжелое, беспомощное чувство оттого, что немцы все это время безнаказанно бомбили город.
…Бомбежка стихла. Немцы прилетали по одному, но каждый самолет, сбросив бомбы, потом еще долго жужжал в воздухе, пока на смену ему не приходил следующий. Бомбы падали на город с интервалами в десять-пятнадцать минут.
…В это время снова началась сильная бомбежка. Мы ложились, наверное, раз десять или пятнадцать. Немцы стали бросать тяжелые фугаски, от которых все вокруг долго стонало и ныло уже после разрыва. Осколки, жужжа, пролетали в воздухе, хлопались о крыши, соскакивали с них.
… Встав, мы увидели, что перекрестка, к которому мы подходили только что, уже не существует. Бомба упала в самый центр перекрестка и вкось обвалила все четыре дома, стоявшие по четырем углам.
…Воронка была такая, что нам пришлось обойти кругом через другой квартал, чтобы продолжать свой путь. Это была последняя бомба. После нее два часа было совершенно тихо.
…Проснулся я от удара. Меня швырнуло с дивана и с маху ударило об стенку, а потом об стол. Когда я поднялся, дверь каюты была раскрыта настежь – все уже выбежали. Оказалось, что большая бомба упала недалеко от парохода, вызвала детонацию, взорвались снаряды, и…».
Прям, избиение младенцев какое-то!
Такое положение дел не могло не иметь фатальных последствий для судьбы всей операции, целью которой было снятие осады Севастополя и полное освобождение Крыма:
«Командир 106-й стрелковой дивизии, во главе ее стойко до самого конца прикрывавший в ноябре сорок первого наше отступление из Керчи на Тамань, Первушин в декабре высадился в Феодосии, уже командуя армией. Но на двадцатые сутки боев за Феодосию молодой, тридцатишестилетний командарм был ранен так тяжело, что только после семи месяцев слепоты и тринадцати операций, сделанных руками Филатова, к нему частично вернулось зрение. А о возвращении в строй, в действующую армию уже не могло быть и речи.
Передо мной – датированная 18 января 1942 года телеграмма, посланная в штаб фронта, в Краснодар из Феодосии: «Бомбили штаб армии. Командарм, член Военсовета и начштаба ранены».
Так в первый же день немецкого контрнаступления одним ударом была обезглавлена 44-я армия, и с этого началась вся драма ее исхода из Феодосии».
С этого начались и все несчастия - преследовавшие Красную Армию весь 1942-й год, вину за которые после войны - советские историки переложили на Мехлиса, якобы запрещавшего рыть окопы.
Клоуны брехливые!
***
Во второй части «Дневника», упоминание о наших истребителей первый раз встречается в феврале, когда Симонов во второй раз летит на Керченский полуостров, в связи с предстоящим наступлением… Это то, которое кончится «Охотой на дроф» Эрика Манштейна.
Читайте и наслаждайтесь:
«На следующее утро мы вылетели из Сталинграда и, по расчету времени, уже подлетали к Краснодару, как вдруг из кабины летчика раздались резкие гудки.
Наш самолет был оборудован фонарем для стрелка, врезанным примерно посередине фюзеляжа в потолок. Задремавший стрелок быстро залез на свою подставку и стал там, в фонаре, крутить спаренные пулеметы. Покрутил и начал стрелять, очередь за очередью. Я читал какой-то роман, уже не помню какой, и, когда стрелок полез на свою подставку и начал палить из пулеметов, мне стало не по себе, я оторвался от чтения, но потом, решив, что – смотри не смотри – все равно делу не поможешь, пересилил себя и опять уткнулся в книгу, хотя при этом продолжал считать очереди. После десятой очереди стрелок крикнул:
– Отвернул!
Из кабины вышел штурман, долго смотрел, прижавшись к окошку, и подтвердил:
– Отвернул.
Тогда я тоже посмотрел в окошко: далеко в небе маячил удалявшийся маленький самолет, кажется, истребитель.
– По-моему, это наш, – сказал штурман. – Я почти уверен, что наш. Но в другой раз будет знать, как подходить с хвоста. Раз подходит с хвоста, надо по нему бить, а то «наш, наш», а потом как по ошибке вмажет в тебя да потом еще донесет, что сбил «юнкерс»…».
Вот те на!
Оказывается, у наших - «идущих в бой «одиноких стариков» из «музыкальных эскадрилий»», в суровом реале была очень скверная «кредитная история».
«…Через полчаса после этого мы уже без происшествий сели в станице Крымской. Я думал, что мы летим прямо до Керчи, но… Летчики лететь дальше отказались: над Керченским проливом барражировали «мессершмитты»».
Читаем дальше и…:
«В этот день долететь до Керчи нам так и не удалось. Переночевав в Крымской, мы утром вылетели в Керчь на ТБ-3.
Нам сказали, что над Темрюком нас должны будут встретить истребители. Подлетев к Темрюку, мы сделали три круга над аэродромом, и истребители действительно сразу же после этого поднялись и аккуратно сопровождали нас до самой Керчи…».
Кто как, а я так - просто кипятком писцался, дойдя до этих строк:
НУ, НАКОНЕЦ-ТО!!!
Правда, нашей с Симоновым радости надолго не хватило…
«День был не только дождливый, но и туманный. Туман висел, казалось, всего в ста метрах над головой. Львов (генерал, Командующий 51-й армии, ведущей наступление. Авт.) по дороге на левый фланг заезжал еще в две бригады, и я почувствовал, что мне не следует больше присутствовать при тех тяжелых разговорах, которые однообразно возникали в этот день. В ожидании Львова я топтался вместе с коноводами на открытом поле.
Погода была нелетная, но немцы на этот раз с погодой, очевидно, решили не считаться и все-таки летали. В первый и пока единственный раз за всю войну я видел эту необычную, непохожую на другие бомбежку. Облака и туман висели над полем. При этом продолжал идти дождь. Но немецкие «юнкерсы», как большие рыбы, выныривали из тумана почти на бреющем, били из пулеметов и, сориентировавшись, снова исчезнув в тумане, уже оттуда, откуда-то сверху, невидимые, сбрасывали бомбы. Должно быть, они делали так потому, что вырывались из тумана слишком низко, бомбить с этой высоты было бы опасно для них самих».
И опять, почти на каждой странице «Дневников», всё та же удручающая картина. Всё время второй командировки Константина Симонова - немецкая авиация непрерывно бомбит части Красной Армии:
«Девятка «юнкерсов», вываливаясь из гораздо более высоко, чем вчера, стоявших облаков, в несколько заходов бомбила все кругом этой развилки… Два раза попали под бомбежку. Оба раза слезали с лошадей и садились на них снова, вымокшие и грязные. …Так же как и вчера, было много жертв – и убитых и раненых».
Стервятникам Люфтваффе, по возможности оказывается ожесточённое сопротивление:
«Во второй половине дня мы с нашим корреспондентом по Крымскому фронту Бейлинсоном влезли на попутный грузовик и поехали в Керчь. Уже подъезжали к ней, когда начался воздушный налет: рвались бомбы, со всех сторон лупила наша зенитная артиллерия, в воздухе перекрещивались пулеметные трассы…
Зенитки лупили вовсю, и мы старались идти впритирку к стенам домов и побыстрее, перебежками. Вскоре кончилась бомбежка, а за ней и зенитная стрельба».
У зенитчиков Красной Армии, имелись и отдельные успехи, поэтому я не думаю, что «драх нах Остен» - казался лёгкой прогулочкой по экзотическим местам, для пернатых выблядков Геринга:
Утром следующего дня наши зенитки подбили над самым Ленинским немецкий «юнкерс». Летчики были взяты в плен, и в числе их не то капитан, не то майор – командир немецкой разведывательной эскадрильи».
А как же советские истребители?
Неужели, про них нет ни одного упоминания?
Ведь не сорок первый же год, едрыть твою авиадивизию!
Как это «нет»?
Есть!
Одно упоминание:
«Я пробыл в Керчи несколько дней. Был за эти дни у командующего ВВС Крымского фронта, ездил в авиационный полк, разговаривал с летчиками…».
И, ЭТО ВСЁ?!
И это – всё…
В конце-концов, Керченская катастрофа весны 1942 года, а затем и Севастопольская – во многом обуславливалась активностью немецкой авиации и бездеятельностью советской. Началась же она 11 мая, когда на своём командном был убит во время авианалёта Командующий 51-й армией генерал-лейтенант Львов Владимир Николаевич и ряд других командиров.
А виноват во всём, кто?
Правильно – Лев Захарович Мехлис!
Не собственным же лётчикам в отъевшиеся на спецпайках рожи плевать.
Не патриотично!
***
После знойного Крыма, писателя отправляют в командировку на солнечный Север… В этом эпизоде «Дневников», он аж целых два раза(!) упомянул про советскую боевую авиацию:
«Здесь же, поблизости от Архангельска, наши летчики вместе с английскими инструкторами осваивали английские «харриккейны»».
«Были в Мурманске в защищавших его авиационных истребительных полках. Об одном из наших истребителей, об Алеше Хлобыстове, совершившем двойной таран, я напечатал в «Красной звезде» очерк «Русское сердце»».
Но что-то как-то в отличии от прошлых записей – как-то сухо, казённо и «без души», верно?
Поэтому хочется сказать:
- Не верю!
Более красочен и потому правдоподобен рассказ о поездке к лётчикам дальнебомбардировочной авиации, намедни возивших Молотова в Америку, для переговоров с Рузвельтом… Поди, «Аэрокобры» да «Бостоны» клянчил советский Нарком иностранных дел у идеологического врага - после стольких то установленных рекордов и, прочих предвоенных «успехов» Наркомата авиационной промышленности.
Лётчик-майор Сергей Михайлович Романов, кроме всего прочего рассказывает:
«В Канаде вокруг аэродрома в Хусвее мелкий хвойный лес. Среди работающих на аэродроме много украинцев. Осматривали наш самолет. Один сказал:
– Перший раз бачу такой велыкий литак…».
Сразу видно – человек правду говорит!
А то – «двойной таран», пАнымаешь…
Курам на смех!
В общем, этот полёт тяжёлого четырёхмоторного бомбардировщика «Пе-8» с «железным» наркомом на борту в Америку – единственное достижение советской боевой авиации за весь 1942 год.
Да и на том сасибо.
***
Осенью Симонов едет на Сталинградский фронт и снова знакомая нам уже до боли сердечной «песТня»:
«Ясный осенний день. Берег вовсю бомбят. Земля под ногами то сильнее, то слабее содрогается от разрывов. Кругом все смешалось – развалины домов, рухнувшие бараки, изогнутые рельсы, рваные железные бочки, доски, обломки мебели, утварь…
…Снова начинается бомбежка. Начальство завтракает там под бомбежкой и показывает друг другу свою выдержку. А нам с Коротеевым выдержку показывать некому, а бежать куда-то в другое место, чтобы основательно спрятаться от бомбежки, далеко и неудобно. А здесь, на самом берегу, в общем-то, прятаться некуда. И мы тоже сидим и ждем, чем все это кончится… Продолжается это около часа.
…Влезаем на паром, добираемся до середины реки. Над головами появляется немецкий бомбардировщик и начинает бомбить нас. С парома никто не стреляет – ни пулеметов, ни орудий нет. Бомбардировщик заходит три раза подряд, кладет бомбы вокруг нас, улетает».
Обычно, «серьёзные» историки пишут что немцы всегда налетали «численным превосходством», что мол нашим немногочисленным соколикам и не сунуться – сразу смахнут с неба как докучливую мошку… А тут смотрите: один-единственный немецкий бомбардировщик - без всякого истребительного прикрытия безпредельничает над нашей территорией как хочет и, нет ни одного советского - хотя бы фанерно-перкалевого «Ишачка» рядом, чтоб устроить ему укорот.
Вам не кажется, что нам уже больше восьмидесяти лет - рассказывают про какую-то другую войну?
Не про ту, которая на самом деле была.
Вот писатель уехав из самого Сталинграда, прибывает на командный пункт 1-й гвардейской армии генерала Москаленко, пытающейся наступать во фланг немецкой 6-ой армии Паулюса…
Здесь вообще, творится что-то за гранью добра и зла:
«…Добравшись затемно, до рассвета, на наблюдательный пункт Москаленко, мы просидели на нем около восемнадцати часов до наступления полной темноты. Дело происходило в степи, и наблюдательный пункт этот был устроен даже не на холме, а просто на какой-то почти незаметной складке местности, врыт в эту складку и хорошо замаскирован.
Боюсь оказаться неточным, но в моем тогдашнем ощущении от этого наблюдательного пункта до передовой было утром перед возобновлением наступления, наверно, метров семьсот-восемьсот, не больше.
Справа и слева от нас сосредоточивалась пехота и потом несколько раз за день переходила в атаки.
А в небе с утра до вечера висела немецкая авиация и бомбила все кругом, в том числе и еле заметную возвышенность, на которой мы сидели.
День был настолько тяжелый, что даже не лежала душа что-нибудь записывать, и я, сидя в окопе, только помечал в блокноте палочками каждый немецкий самолет, заходивший на бомбежку над степью в пределах моей видимости.
И палочек в блокноте к закату набралось триста девяносто восемь. Каждый десяток палочек я соединял поперечной чертой и писал вместо них десять. И таких десяток в темноте набралось тридцать девять. И еще восемь палочек, не успевших составить последнюю десятку.
А когда потом мы шли с наблюдательного пункта обратно через это поле, на котором сосредоточивалась и с которого переходила в наступление пехота, вокруг было страшное зрелище бесконечных воронок и разбросанных по степи кусков человеческого тел.
В эти самые дни на участке армии Москаленко был убит тот генерал-лейтенант, артиллерист, Корнилов-Другов, которого мы когда-то встретили под Москвой у Говорова…».
И опять возникает вопрос:
- А где же советские истребители?
А вот они, полюбуйтесь:
«В Камышине на аэродроме, когда мы садились в «дуглас», я увидел Марину Раскову, а с нею несколько девушек из ее бомбардировочного полка, летавшего на пикирующих бомбардировщиках. Они провожали летчика-истребителя Героя Советского Союза Клещова; он был из того полка, который сопровождал на бомбежки полк Марины Расковой. Раненного в воздушном бою, его отправляли в госпиталь прямо в Москву, и Марина Раскова и ее девушки трогательно заботились о нем. Смотрели, хорошо ли закреплена в самолете его койка, клали ему под руку кулечки с яблоками на дорогу».
Мда… После описания кусков человечины разбросанных по полю, слова про «кулёчки с яблоками» - звучат откровенной издёвкой.
Как говорится – «без комментариев», хотя так и хочется выразиться матом в адрес «лётчика-истребителя».
(От автора:
Не хочу оскорбить ни самого Клещова, ни всех лётчиков-истребителей разом… Но имеются вполне обоснованные сомнения насчёт боевых счетов некоторых из них. Вот например, что пишет Евгений Мариинский «Я дрался на Аэрокобре»:
«Оставшимся на аэродроме летчикам и техническому составу на фоне серого сумеречного неба отчетливо было видно, как наша шестерка с набором высоты шла на юг, к переправам, а им навстречу, гораздо выше, шла в плотном строю девятка немецких «Хейнкелей-111». Один из наших истребителей задрал нос и с огромной дистанции открыл огонь в сторону врага. Это не произвело на немцев ни малейшего впечатления.
В том же плотном строю они сбросили бомбы на переправу и спокойно ушли обратно.
Стали возвращаться и наши истребители… Тем временем первый из приземлившихся подрулил к КП полка и выключил мотор. Из кабины выскочил командир полка Бобров. Он тут же подозвал техника самолета:
– Сбил, сбил, сбил! Рисуй звездочку, рисуй звездочку!».
Однако!
Это уже конец 43-го года, а германские «стервятники» бомбят наши переправы как ни в чём не бывало и не подозревают, что ВВС КА перехватило у Люфтваффе «господство в воздухе».
Кстати, Бобров – участник боев в Испании, за которые был награжден орденом Ленина. Возможно Константин Симонов, о таких «технологиях» и про таких «героев» - знал гораздо больше нас с вами, но не доверял такие записи даже собственному дневнику…
Ведь, мало ли что, правда?).
Такое ощущение, что из всей советской авиации по-настоящему воевал лишь самолёт, который в «Дневниках» упоминается чаще всего…
Угадайте, что это за машина?
Правильно:
«Я поехал к «кукурузникам», как тогда называли У-2. Называли и по-другому, по-разному, но на южных фронтах чаще всего «кукурузниками».
Написанный после этого очерк под названием «Руссфанер» о том, как наши У-2 бомбили немцев в Сталинграде, в том числе и тот авиагородок, где сами когда-то стояли, и дома, в которых сами жили, был моей последней корреспонденцией за эту поездку.
Кстати, обратно до Камышина, до пересадки на «дуглас», мы летели на этих самых У-2. Начало полета вышло неудачным. В воздухе появился «мессершмитт». Пришлось спасаться – срочно садиться на ту же лесную полянку, с которой взлетели. Наш У-2 не зацепило, но другой, севший полуминутой позже, рубануло очередью. Хотя и летчик и пассажир остались целы, зрелище это заставило меня проявить дополнительную бдительность. Когда мы взлетели во второй раз, я чуть не отвертел голову, с великим усердием глядя во все стороны…».
И вот скажите мне: стоило ли ради этого куска летающей фанеры, 84 авиазавода «НКАПу» строить и едва ль не полмиллиона человек привлекать?
1942-ой год в «Дневниках» Симонова заканчивается на несколько мажорной нотке. В разгар Сталинградской операции, которая привела к окружению 6-ё немецкой армии, он был на Центральном фронте, где своими глазами наблюдал следующее:
«Морозная дымка в небе рассеялась, и над нашими головами прошли вперед штурмовики под прикрытием истребителей. И почти сразу же, только повыше, чем они, прошли в нашу сторону три девятки «юнкерсов» и начали пикировать сзади нас на тылы дивизии. Но в ответ с разных точек начался сильный зенитный огонь. Начальник артиллерии сказал, что только на их участке зенитчики сбили за эти три дня тринадцать самолетов. Даже если считать, что половина всего этого сбита соседями справа и слева, как это часто бывает при подсчетах, все равно картина получается совершенно другая, чем была раньше».
Хотя наступление Центрального фронта и, не задалось…
Ведь им сам «маршал Победы» - Жуков, руководил!
Поэтому, «задаться» оно просто не могло по законам физики.
…Но хотя бы на советские зенитную истребители и штурмовики в деле в первый раз (за полтора года войны, Карл(!!!), за полтора года…) писатель полюбовался, да в очередной раз заценил мощь нашей зенитной артиллерии.
***
В последующие, победные годы интенсивность работы «Люфтваффе» в дневниках Константина Симонова снижается… Здесь вроде бы, драчка уже происходит хотя бы на равных. Или – почти на равных.
Вот к примеру, как описывается у него Курская битва:
«Сверху, из корпуса, сообщают, что через наш участок идет 200 наших самолетов бомбить немцев. И в самом деле скоро они появляются над нашими головами. Все небо над нами в разрывах немецких зениток. Немцы начинают бить заранее, еще над нашими позициями, и чтобы пораньше встретить огнем наши самолеты, и чтобы заставить их спутать, где истинный передний край, и отбомбиться по своим.
Вслед за нашим налетом – немецкий. Первый был в пять утра. Второй – в девять. Этот – третий.
Опять идут «юнкерсы». Один сбили. Он падает дымясь. Летчик выбросился, его ветром несет вперед, в самую кашу боя. Над головами идут наши «бостоны[2]». Немцы сбили один зенитным огнем, очевидно, прямое попадание. Никто не выпрыгнул. Самолет камнем пошел вниз.
Через двадцать минут в ту сторону идут наши штурмовики. И почти одновременно немцы начинают бомбежку нашего командного пункта. Взрывы все ближе и ближе, почти ничего не слышно.
Над головами снова проходят в сторону немцев «бостоны». Начинает чуть-чуть темнеть. Поскорее бы ночь!».
Но опять же: чтобы во время войны получать от американцев по Ленд-Лизу «Бостоны», Советскому Союзу не нужен был - ни сам Наркомат авиапромышленности, ни его 86 заводов, 9 научно-исследовательских институтов (НИИ) и конструкторских бюро (КБ). Не нужны были и 450 тысяч рабочих и служащих, которые могли бы заниматься чем-то другим - более полезным.
***
Вот, пожалуй и всё…
Однако уже от себя лично, я хочу напомнить знающим и проинформировать не ведающих, о некоторых нелицеприятных фактах:
«Птенцы Геринга» продолжали петушить «сталинских соколов» - вплоть до едва ли не последних дней войны. Не с такой интенсивностью, конечно, как первые два года… Но всё равно так, что только пух и перья летели.
Заодно, хочу нанести очередной удар по кое-каким устойчивым стереотипам.
Факт первый.
Вот к примеру историки пишут, а электорат вслед за ними послушно повторяет:
Перед 22 июня 1941 года, типа, Сталин запрещал сбивать немецкие самолёты-нарушители - боясь спровоцировать нападение Вермахта…
Знакомая песТня не правда ли?
Однако, в течении практически всей войны, немецкие самолёты элитного подразделения люфтваффе – «Aufkl. Gr.Ob.d.L.» (известной также как группа Ровеля), практически безнаказанно совершали разведывательные полёты над Кронштадтом, Севастополем, Москвой, Поволжьем, Уфой, Пермью, Баку, Тбилиси…
И даже Ираном и Ираком, отслеживая маршруты, по которым поставлялась союзная помощь в СССР (Ленд-Лиз)!
А в этот раз, кто запрещал их сбивать и что он боялся «спровоцировать» этим запретом?
Безоговорочную капитуляцию Третьего Рейха, что ли?!
А больше, ничего на ум не приходит!
Факт второй.
Официальные советские, а вслед за ним подхватившие эстафету российские историки, утверждают и большинство хавающего пипла с ними согласны, что все наши беды произошли от того, что заебавшись править такой страной Сталин не дал привести войска и авиацию в том числе, в состояние повышенной боевой готовности… Что мол в результате «внезапного и вероломного» удара по аэродромам, все самолёты были сожжены, а следом за ними разгромлены оставшиеся без «воздушного зонтика» сухопутные войска РККА.
Однако, в период с 4 по 28 июня 1943 года, когда никакой «внезапности» уже не могло быть по определению… И когда даже сам Сталин, не только не запрещал советским лётчикам защищать Родину - но и категорически на этом настаивал… Бомбардировочные эскадры 1, 4 и 6-го воздушных флотов «Люфтваффе», в ходе операции «Кармен II» - совершили 9 налетов на Саратов, 7 налетов на Горький, 2 налета на Ярославль, 1 налет на Астрахань и Рыбинск, а также нанесли удары по населенным пунктам Углич, Константиновский, Сызрань, Балашов и Камышин…
В результате успешных действий немецкой авиации и соответственно – провального противодействия советской системы ПВО, были выведены из строя около тридцати крупных, средних и мелких предприятий… В том числе, были полностью разрушены «Ярославский шинный завод № 736», горьковские заводы «ГАЗ», «Двигатель революции», «Саратовский авиазавод № 292», «Крекинг-завод имени Кирова» в том же Саратове и ряд других важных стратегических объектов[3].
А вот ещё – ваще вопиющий факт такого же рода.
В 1944-м году ВВС США и СССР договорились о проведении «челночных операций» американской стратегической авиацией в годы Второй Мировой войны. Суть такова: «Летающие крепости» и «Либерейторы» стартовали с аэродромов Британии - бомбили Рейх и, не сворачивая - летели на советские аэродромы, где заправлялись, вешали в бомболюки бомбы и летели в обратную сторону, по дороге домой снова бомбя германские города…
Ответственность за безопасность «гостей», разумеется, лежала на совести хозяев.
21 июня 1944 года, ровно в полночь, сто двадцать изрядно устаревших немецких самолетов «Хенкель-111» появились в темном небе над Полтавой. В течении одного часа и сорока минут, они совершенно безнаказанно производили бомбометание с высоты 4-5 тысяч метров, сбросив в общей сложности сто тонн бомб, в том числе и 15 тысяч противопехотных мин.
Ночной аэродром превратился в сущий ад…
От взрывов дрожала земля, полыхало зарево склада ГСМ (горюче-смазочных материалов) и рвались боеприпасы.
Днем, без особых проблем на полтавский аэродром прилетел немецкий самолет-разведчик, сфотографировал результаты бомбардировки и, так же - безнаказанно ушел…
Ну наверное это Сталин его запретил сбивать, чтоб не спровоцировать Гитлера на внезапную, неожиданную и коварную безоговорочную капитуляцию.
А чем ещё объяснить?
Потери американцев от налета немецкой авиации были ощутимы и сравнимы разве что с «Пёрл-Харбором»: 44 четырёхмоторных бомбардировщика «Б-17» - были уничтожены, ещё 25 - повреждены. На земле так же сгорели 25 советских истребителей и склад ГСМ, взорван склад авиабомб[4].
И вот вопрос на засыпку: а кто в данный момент должен был дать приказ о приведении советской авиации в полную боевую готовность?
Неужели, президент Рузвельт?!
Факт третий.
Нам говорят, что к весне 1945 года (или, даже раньше), Военно-воздушные силы Красной Армии захватили полное господство в воздухе…
Однако, как раз март-апрель «победного сорок пятого», были ознаменованы беспрецедентно-активными действиями немецкой авиации по разрушению переправ через реки - как на Востоке, так и на Западе. Люфтваффе всеми способами стремились остановить продвижение советских и англо-американских войск, затруднить подвозку пополнения и техники и помешать их снабжению.
При отступлении от Вислы к Одеру части вермахта разрушали все железные и автомобильные дороги, виадуки и мосты, но советским войскам достались неповрежденными в общей сложности 120 железнодорожных, автомобильных и пешеходных мостов через Одер. Разрушение их с воздуха могло оставить наступающие на Берлин советские войска фронта без снабжения на две-три недели и, этим-то по приказу самого Фюрера и занялись Люфтваффе в ходе операции «Hexentanz» («Свистопляска» или же «Колдовской танец»).
Хотя бывший командующий 16-й воздушной армией генерал-полковник С. И. Руденко и жизнерадостно утверждает в мемуарах:
«С марта 1945 г. мы не допускали авиацию противника к р. Одер, встречая фашистские самолеты над его территорией, и навязывали воздушные бои».
Но факты – вещь упрямая: отдельные мосты через Одер уничтожались и снова восстанавливались по двенадцать раз. Восстановлением переправ через крупнейшую реку Восточной Германии, круглосуточно занимались в общей сложности 13 понтонно-мостовых, 27 инженерно-саперных батальонов и 6 военно-строительных отрядов РККА.
И обязательно надо учитывать: в это же время на Западном фронте - Люфтваффе с ещё большей интенсивностью пыталось уничтожить Рейнский мост. Там применялись даже баллистические ракеты «Фау-2».
(Окончание следует)
[1] Пассажирский одномоторный скоростной самолёт «V-1AS» компании "Эйрплейн дивелопмент". В нашей стране эту машину строили по американской лицензии как штурмовик и лёгкий под названием «БШ-1», по разным источникам в количестве от 38 до 50 машин.
[2] Американский бомбардировщик Дуглас А-20 "Бостон" является одной из самых известных машин среди поставлявшихся по ленд-лизу в СССР в годы Великой Отечественной войны. A-20 стал многоцелевым самолетом, выполнявшим разные функции - дневного и ночного бомбардировщика, разведчика, торпедоносца и минного заградителя, тяжелого истребителя и даже транспортного самолета. Особенно велика была его роль в морской авиации, в минно-торпедных полках. В СССР было отправлено 3128 самолетов "Бостон" различных модификаций, заслуживших отличную репутацию у наших летчиков.
[3] Более подробно я писал уже во второй части романа «Я - АНГЕЛ», часть 2 «Между Сциллой и Харибдой», глава 9: «Пересчитывая скелеты в шкафу…». https://author.today/reader/131989/1077786
[4] Для тех, кто интересуется: https://wwii.space/%D0%BF%D0%BE%D0%BB%D1%82%D0%B0%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D0%B0%D1%8D%D1%80%D0%BE%D0%B4%D1%80%D0%BE%D0%BC%D1%8B-%D0%B0%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D1%85-%D0%B1/
