Прасковья родилась в начале века. Она была сиротой – родители сгорели от холеры. Жила в доме у дядьки, который сжалился над бедной девочкой и приютил её у себя, назначив своей помощницей. Хозяйство было большое, много хлеба, что по тем временам было настоящим богатством. Держали пасеку, мёд отдавали на продажу на ярмарку и варили медовый напиток в большом лужёном самоваре. Работали от зари до зари, и лишние руки в хозяйстве были нужны.
Аграрная реформа Столыпина повлияла на развитие сельского хозяйства: общины были упразднены, искоренили сословные ограничения, поощряли покупки частновладельческих земель, которые передали в собственность крестьян. Среди них появились зажиточные люди, имевшие возможность работать на себя, когда страна подошла к началу стремительного аграрного роста.
Вот и Степан – дядька Прасковьи – удачно вписался в интеграцию крестьянства в рыночную экономику и сумел нажить немалое состояние, по тем временам считался одним из самых богатых мужиков в их крае. А тут свалилась на его голову сиротка, родная кровиночка – чего ж в дом не пустить?
Но сироту, как известно, всякий обидеть горазд. Вот и дядькина жена Ольга, чуть что, напускалась на несчастную девушку, так и норовила лягнуть её побольнее, считала каждый кусок, съеденный ею за столом.
– Прасковья – хорошая работница, – заступался за племянницу Степан, видя, как ей несладко живётся. – Она труженица. Не зря ест свой хлеб.
Но Ольга давила её презрением, не желая пускать на свою территорию чужого человека. Сварливая баба лупила Прасковью нещадно – до крови. Жаловалась на неё, придумывала разные небылицы.
– Где ты откопал эту несносную девчонку? – допытывалась она у мужа, уперев руки в боки.
– Говорю же, племянница моя! Родители пом…ли, одна осталась на свете. Не на улице же её оставлять.
Ольга не давала Прасковье спокойной жизни, вечно цеплялась к ней и осыпала упрёками.
– Что за растяпа! – негодовала хозяйка, когда девушка выронила однажды тарелку, разлетевшуюся на куски. – От тебя толку никакого – одни убытки.
Прасковья покорно опустила голову, не смея возразить ни слова.
А в другой раз Ольга пыталась уличить её в воровстве. Вызвала мужа на разговор и объявила:
– Племянница твоя – воровка!
Степан воззрился на неё в недоумении.
– Да, воровка, – продолжала Ольга. – То яиц из-под кур принесёт восемь штук вместо десяти, то пшена из мешка отсыплет.
Степан рассмеялся и замахал руками.
– Будет тебе! Мы не бедно живём, чтобы считать каждое зёрнышко. А Прасковья от работы с ног валится, оголодала совсем. Ты корми её получше.
Но Ольга не успокаивалась, возводила напраслину.
– Тащит понемногу, голь перекатная. Давеча смотрю – в закут полезла, свёрток с деньгами нашла.
Степан смотрел на неё, сведя на переносице густые брови.
– Не взяла, правда. Преодолела искус. А всё ж воровка она, самая натуральная! Зря ты её к нам в дом привёл. Попомнишь слово моё, когда она оберёт нас до нитки.
Рассвирепел Степан и отругал жену.
– Ты лучше за хозяйством следи! А не в своё дело не лезь, понятно?
Ольга пробурчала что-то и ушла на двор.
Прасковья и правда работала очень много и приносила Степану огромную пользу. Доила корову и убиралась в хлеву. Да и ела она мало, добавки никогда не просила, худенькая была, как тростинка. А ещё Прасковья была красавицей с большими тёмно-коричневыми глазами, алыми и сочными, словно вишни, губами, а пышная коса её сверкала, как золото. Хороша девка, всем глянется!
Вот только приданого за ней не было никакого. За душой – ни крошки. Вообще ничего. На народном гулянии, где все плясали да пели песни, присмотрел её парень из соседнего села по имени Арсений, да и приехал сватать со сватами, среди которых был и его младший брат Илья. Арсений был из тех женихов, что так просто и быстро готовы были отдать свободу за женскую ласку и наваристый бульон.
Ольга, то и дело осыпавшая Прасковью ругательствами, не дала девушке ни одежды хорошей, ни ботинок.
– И так сойдёт, – сказала, насмехаясь, Ольга. – Нечего перед чужими людьми хорохориться!
Вышла Прасковья к гостям босая и в рабочем сарафане, рваном да штопаном. И горько ей было, и стыдно, и обида брала, что родные с ней обошлись так жестоко. Стояла Прасковья, руки, куда деть, не знала, взор вперила в землю, а глаза её увлажнились, и подбородок задрожал.
А тут ещё Ольга вышла и давай говорить, что девушка нищая совсем, нет у неё ничего.
– Сиротинушка, – сказала Ольга. – Приданого за ней нет.
Сваты переглянулись, на лицах их было изумление. Выступил отец жениха и говорит:
– Подумать надо. Торопиться не будем.
Арсений молчал, опустив голову. Перечить отцу не дозволено. Слово его – закон. А Ольга рада была, что у них ничего не сложилось. Не хотела она терять работницу, которая обходилась ей слишком дёшево – за хлеба кусок да крышу над головой. Да и зависть брала: сваты были зажиточные, ни в чём нужды не испытывали. А Ольга не хотела, чтобы Прасковье обломилось такое счастье. Привыкла она ноги вытирать об эту несносную девку, а та, раз – и в дамки. Не бывать тому!
👉 Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Спасибо за прочтение. Лайк, подписка и комментарий❣️❣️❣️ Еще рассказы автора:
– Воля ваша, – заметила на прощание Ольга, а в глазах её блестела хитреца. – Мы ни к чему не принуждаем.
Сваты ушли, так и не столковавшись. И вдруг на следующий день заявился младший брат того парня – Илья, а вместе с ним – дядька его да сваха. Заходит и говорит, что за Прасковьей пришёл и хочет на ней жениться. Понравилась она ему очень.
– И приданого мне никакого не надо, – выпалил Илья, приведя главный свой довод.
Прасковья, недолго думая, дала своё согласие. Илья-то ей тоже приглянулся: высокий и крепкий, как молодой дубок, косая сажень в плечах – красавец! Да ещё с характером парень: пошёл против воли отца и матери, после чего брат Арсений, разобиженный, прекратил с ним всякое общение.
А Прасковья с тех пор ни разу не пожалела о своём выборе. Прожили они с мужем пятьдесят лет, счастливы были, родили шестерых детей. Брату его, Арсению, нашли богатую невесту, женили их наскоро, но после революции всё пропало – все нажитые богатства сдуло как пыль...