**************************
-Этот парашют я укладывал сам, - думал Сидоров сидя на краешке грязной скамьи и устало глядя на крыс, собравшихся на границе света и тьмы.
-Во всём виноват ты сам, - Сидоров затопал подошвами грязных сапог по щелястым доскам пола, стараясь отпугнуть крыс.
Крысы сделали вид что им страшно и слегка попятились назад….
*************************
Днём на плацу, замкомвзвода, младший сержант Бондарь проводил занятия по ОМП.
Сначала взвод тренировался в одевании и снятии костюма ОЗК на время.
День был солнечный, жарко-влажный от испарений с водной глади окрестных водоёмов, а плащ и бахилы были прорезинены.
После полной герметизации костюма Сидоров вспотел ещё сильнее, но натянул на голову и лицо резиновую маску противогаза.
Поверх маски он торопливо надел форменную фуражку, которую до этого сжимал коленями и вытянулся по стойке смирно.
Идиотская фуражка за несколько месяцев службы достала Сидорова необычайно.
Курсантам в Школе была предписана повседневная форма одежды – сапоги, шаровары, куртка на пуговицах под ремень и фуражка.
Всё-ничего, но фуражка…
При порывах ветра, если её не придерживать рукой, она слетала с головы.
В столовой, при принятии пищи, её надо было вешать на крючок, привёрнутый шурупами к доске под столешницей.
На занятиях в учебном классе фуражку засовывали в ящик парты-стола.
В казарме после отбоя, фуражка укладывалась на табуретку, поверх специальным способом сложенных шаровар и куртки.
После команды “Подъём!” фуражку было положено надевать на голову в первую очередь.
Фуражка грязнилась при падениях, салилась от рук, фуражка намокала под дождём.
На голове фуражка сохла долго и противно.
А когда Сидоров (уже в самом конце курса обучения в Школе, уже осенью) попытался в кочегарке при их учебном классе высушить мокрую фуражку на угольной печке, то с одной стороны ткань на свесе фуражки слегка почернела.
Но, в нашем рассказе, до осени Сидорову ещё надо было дожить.
А тогда, на плацу, младший сержант Бондарь продолжал учить взвод приёмам выживания.
Солдаты-курсанты сняли с себя ОЗК, сложили их в чехлы.
Бондарь приказал разобраться по отделениям – бойцы, почти не путаясь стали в три шеренги.
Нахмурив по привычке брови (младший сержант Бондарь был старше нас на полгода службы и сам ещё недавно был курсантом, командиром отделения, а, потому, для большего авторитета старался выглядеть старше и серьёзнее) замкомвзвода объяснил возможную прижизненную ситуацию, свои команды и то, как взводу надо их выполнять.
Выяснилось, что в случае применения вероятными и невероятными неназванными противниками атомного оружия, первым предупреждающим фактором будет вспышка яркого света.
Завидев вспышку, каждый боец должен быстро-быстро рухнуть на землю, развернувшись ногами в сторону вспышки.
Такой порядок действия Бондарь подкрепил классификацией поражающих факторов атомного взрыва.
Имитировать световое излучение будет он сам, подавая команды: “Вспышка справа!” или “Вспышка слева!”.
-Всем понятно? –слегка набычившись низким голосом спросил младший сержант.
-Так точно! –хором отозвался взвод.
-На-а пра-а-ву! –рявкнул замок.
Взвод повернулся направо.
-Ша-а-гум арш!
Взвод с левой ноги ударил сапогами по асфальту и двинулся вперёд.
-Грум, грум, грум!
-Вспышка справа! –крикнул Бондарь.
Взвод сбил шаг, тела солдат смешались, сталкиваясь попадали на землю, покатились фуражки по асфальту.
Сидоров упал, понимая, что это понарошку, но приложился к тёплому шершавому асфальту слегка ободрав ладонь руки.
-Встать! – подал команду замок.
Ещё раза два взвод поднимался, строился, шёл по плацу и падал на асфальт после команды младшего сержанта.
На четвёртый раз, услышав команду “Вспышка слева!”, Сидоров пробежал лишние пять шагов и упал на мягкий газон, окаймляющий плац.
Ещё через минуту Сидоров стоял лицом к взводному строю.
Замкомвзвода подал команду: “Смирно!” и объявил рядовому Сидорову внеочередной наряд на кухню.
Сидоров уже почти расстался с воспоминаниями о гражданской жизни, а потому, без лишних вопросов ответил: “Есть!” и, после соответствующей команды стал в строй.
В армии хитрошопых не любят и во взводе никто Сидорова не жалел, а наоборот.
Вечером Сидоров переоделся в “подменку" и отправился на кухню.
Но мыть полы, или чистить картошку на кухне ему было суждено не в этот раз.
Сидорова отправили ещё дальше - в наряд на свинарник.
Вместе с ещё одним зольдатиком Сидоров отвёз на вихляющей колёсами замызганной тележке бачки с кухонными отходами в темноту за кухню, где тускло светились окошки длинного одноэтажного, барачного типа, здания.
Содержимое бачков под устным руководством раздражённого службой прапорщика было распределено по корытам в загородках внутри барака, где этого только и ждали вечно голодные хрюшки, толкаясь и сдержанно визжа бросившиеся на ужин.
В бараке ничем не пахло.
В бараке воняло помоями, свинскими выделениями и чёрной тоской.
Выяснилось, что Сидоров должен находиться внутри свинарника до шести часов утра, до подъёма.
Зачем это было нужно?
Вероятно, для того, чтобы заставить покраснеть от стыда и уйти прочь возможного расхитителя общественных свинок.
Зольдатик увёз на тележке пустые бачки.
Его фигура и вихляющая колёсами тележка скрылась в темноте.
Прапорщик ушёл не прощаясь.
Сидоров остался один.
Был он наивным пареньком с городской окраины, прослужившим в армии всего несколько месяцев.
Движимый любопытством, почти принюхавшись к местной свинской атмосфере, Сидоров обошёл свои ночные владения.
В свинарнике горело несколько ламп, в свете которых Сидоров разглядел в одном из загонов гигантскую свиную тушу, лежащую на боку и мелко подрагивающую.
-Ночью свиноматка должна опороситься. Смотри, чтобы она поросят не подавила! –вспомнил Сидоров слова прапорщика, сказанные на ходу, по пути к выходу.
Сидоров не мог знать, что ему надо делать для спасения ещё не рождённых поросят, но он уже знал, что в армии вопросы старшему по званию не задают, а потому понадеялся (О, наивный!), что всё рассосётся, само собой.
А что ещё оставалось Сидорову делать?
Ещё какое-то время Сидоров с юношеским интересом наблюдал за сексуальной жизнью свинарника.
Разнузданная похоть и свинство процветали в загонах.
Я там тоже был.
А среди читателей могут быть женщины и, даже, дети.
Именно поэтому, на самом интересном месте, мы найдём обширную лакуну в воспоминаниях Сидорова.
Отвлекшись от наблюдений, Сидоров вышел на крыльцо-приступку перед входной дверью.
Над его головой жёлтым светом светила лампочка под жестяным колпаком.
Из темноты, сквозь ветви кустов и деревьев вокруг плаца, подсвечивали огоньки казарменных окон, фонарей.
Слышался топот сапог на плацу и рёв курсантских глоток – одно из развлечений в Школе состояло в исполнении строевых песен на прогулках.
По этому поводу в каждом учебном выпуске, раз в полгода, устраивался строевой смотр – какая рота лучше ходит в строю с песней.
Кто не был – тот будет!
Кто был – не забудет!
Это я про роту (и не одну), идущую по плацу строем колонны по шесть человек в ряд и ревущую в 150 глоток строевую песню.
- Маруся раз, два, три, калина.
Чорнявая дівчина в саду ягоди рвала.
-Там где пехота не пройдёт!
Где бронепоезд не промчится!
-У солдата выходной,
Пуговицы в ряд!
-Сыны России и парни с Эльбы
В колоннах грозных в строю одном!
Подобный и прочий вокал доносился, постепенно умолкая, до ушей Сидорова.
Сидоров курил горький табак коротких сигарет без фильтра из полупустой мятой пачки с надписью “Дымок”.
Потом он сплюнул на землю горькую слюну, “забычарил” про запас (ночь длинная) окурок и поплёлся в свинарник.
Сидоров обошёл ещё раз помещение.
Всё было спокойно.
Туша супоросой свиньи всё так же колыхалась в углу загона.
Самцы тоже угомонились, решив подремать до утра.
Сидоров решил устроиться в закутке посередине барака, там, где стоял угольный котел.
С сомнением оглядев и пощупав рукой морщинистое от старости дерево скамьи, Сидоров присел, привалился к стенке, прикрыл усталые веки и забылся.
Что ему снилось он не запомнил.
Что заставило его проснуться?
Он не знал.
Лампочки в закутке-котельной не имелось, а потому свет в котельную проникал из свинарника через проём открытой двери.
Сам Сидоров сидел в глубокой тени, а крысы, их было штук пять, сидели на полу, на границе света и тени.
Они неподвижно сидели и, не моргая, нехорошо смотрели на Сидорова.
Сидоров затопал подошвами грязных сапог по щелястым доскам пола, стараясь отпугнуть крыс.
Крысы сделали вид что им страшно и слегка попятились назад.
******************
Сидоров имел с ними дело и не раз.
Рядом с их учебным классом, отдельно стоящим зданием на территории Школы, был дровяной сарай, в котором жили крысы.
Напротив класса стояли два кирпичных здания – какие-то склады.
Складские крысы бегали в гости к классным крысам ночью, совершенно не скрываясь.
В сарае крысы вели светский образ жизни и не отказывали себе в общении друг с другом.
Обычно Сидоров стоял ночью на посту прижавшись спиной к запертой двери в класс.
У Сидорова на поясе для придания статуса висел на подвесе в ножнах длиннющий штык от СВТ-38.
Но ночью одному на посту всегда страшно.
Сидоров стоял, прижавшись спиной к двери и слушал крысиные разговоры и топот в сарае.
Иногда он подходил к сараю и открывал скрипучую дверь.
Писк, топот ног и шорох хвостов ненадолго замирали, чтобы возобновиться вновь.
Крысы Сидорова не боялись, как не боялись и классную собаку – старую овчарку по имени Бек.
Из миски Бека они таскали еду к себе в сарай.
А старина Бек даже не дёргался – старость, мля, не радость!
*************
Продолжая топать по полу Сидоров встал – стуча когтями по доскам пола крысы разбежались по свинарнику.
Сидоров вышел из закутка и пошёл налево, проведать свиноматку.
Подойдя к её загону Сидоров разглядел в полутьме под её огромным брюхом неясное множественное копошение.
Поросята?
Крысы?
А хрен его знает!
Хочешь посмотреть поближе?
Сидорова вдруг замутило от этого копошения в темноте.
Воздух сгустился.
Ароматическая линия свиной мочи перешла в обонятельное крещендо.
Сидоров выбежал из свинарника, закрыл дверь, привалился к ней спиной.
Горький дым сигареты привёл его в чувство.
Вокруг была почти полярная ночь.
В казармах спали курсанты.
Давно закончил свою работу наряд на кухне и тоже пошёл спать.
Спят и внеочередники-уборщики в ротах.
Их “машки” дремлют у стены.
В казарме славно пахнет мастикой для полов, дёгтем, потом и портянками.
Кому не спится в ночь глухую?
Что ответит эхо на подобный вопрос?
За спиной у Сидорова…
Но не будешь же стоять всю ночь на улице?
Местные ночи даже летом прохладны, а комары прокусывают голенище кирзового сапога.
Один такой прокусил каблук сидорового сапога.
Пятка потом чесалась пять дней.
Это была долгая и странная ночь.
Сидоров возвратился в закуток-котельную.
Он, то ли дремал, то ли бредил.
Всё тот же тусклый свет, крысы на границе света и тьмы, топот сапог, холод ночи, горечь сигарет.
Один раз, очнувшись, Сидоров услышал какие-то непонятные звуки в свинарнике.
Он встал, повернул направо, осмотрелся.
Откуда-то в свинарнике появилась кошка.
Она бежала от дальней торцевой стены свинарника по деревянному поручню, проходящему по верху загородок для свиней.
Кошка со всех ног бежала в сторону Сидорова, а по полу за ней неслась стая крыс.
В какой-то момент кошка прыгнула в сторону окна.
Двойное остекление было разбито изнутри.
Кошка, верно, подумала: -Вот оно спасение – выход на улицу!
Она мелькнула в длинном прыжке над стойлом, но ударилась о наружное стекло и упала на пол.
Совсем ошалев от увиденного, Сидоров моментально проснулся, бросился к двери, распахнул её – кошка вылетела из двери и скрылась в темноте.
А Сидоров-то, хорош!
Когда он увидел эту кошку, какого-то хрена вспомнил Панночку.
Поднимите мне веки!
Но всё заканчивается.
Пропел полуночный петух.
Полярная ночь заканчивалась.
Заря.
На часах полшестого.
Сидоров захлопнул дверь в свинарник и побрёл к казарме.