Мария Аркадьевна смотрела в окно. В последнее время она ловила себя на мысли, что медленно сходит с ума. Да, она ещё не совсем старуха, многие ей сорока пяти не дают, хотя ей уже пятьдесят пять. Да, у неё приличный гостиничный бизнес, с самыми дорогими в городе гостиницами, и всё, больше у неё ничего нет. Ладно бы ничего, у неё нет никого, нет того, о ком бы могла заботиться она или кто бы мог заботиться о ней. Пять лет назад у неё ещё был такой человек, её сын, её кровиночка, которого она, несмотря ни на что, просто обожала. А сын? Сын тоже любил её, но… Сын никогда и ни в чём не нуждался.
Бизнес этот начал ещё муж Марии, когда Ивана даже в проекте не было. Уже после того, как у них появилась вторая гостиница, после шести лет брака, Маша забеременела. Мужу и будущему отцу это как будто придало силу. Он всё время повторял «Пока мой сын вырастет, я ему создам целую империю». Мария смеялась, говорила, что сын, может быть, чем-то другим захочет заняться, но где там.
Очень быстро Ваня понял, что его желания выполняются буквально по щелчку. Если даже папа в чём-то отказывает, то мама тут же всё исполняла. Ему стало скучно. Скучно учиться, скучно дружить, и вот тут ему встретились разбитные весёлые парни, которые умели весело проводить время. Ванька просто влюбился в них. А они все были совсем не такие, как он и как его окружение. У этих парней ни рамок, ни ограничений.
Мария слишком поздно заметила, что с сыном творится что-то неладное. Попыталась с ним поговорить, но Иван грубо огрызнулся, выхватил у неё деньги и убежал. Вернулся через несколько дней, потрёпанный, голодный. Отоспался, отъелся, снова взял деньги и исчез. Так повторялось несколько раз, пока Мария не поговорила с мужем. Он решил сам обсудить ситуацию с сыном, но в тот вечер его снова не было. А ночью позвонили из полиции, попросили приехать, Ваня был там. Он со своими дружками по пьяни кого-то избили и теперь ему грозил реальный срок. Конечно, муж всё утряс. Они приехали домой в полном молчании, а дома отец стал говорить с сыном. Иван же говорить не хотел, огрызался, а когда отец схватил его за руку, машинально или нет, ударил отца. Ударил и сам испугался, окаменел, а отец схватился не за лицо, схватился за сердце.
Иван на похоронах постарел лет на десять. Мария не могла заставить себя заговорить с сыном. Когда вернулась домой, она, глядя в тёмное окно, сказала:
— Бери денег столько, сколько хочешь, покупай жильё и гуляй. Мне всё равно, но видеть тебя я не хочу. Ты мне больше не сын.
Ваня не взял ничего, просто развернулся и молча вышел. А она сползла на пол, завыла. Хотела встать, догнать его, вернуть. Тысячу раз уже пожалела о том, что сказала, но не смогла подняться. Сколько она его искала, одному Богу известно. Ваня был уже совершеннолетний, заставить вернуться не мог его никто. Однажды он позвонил:
— Мам, пожалуйста, не нужно меня искать. Мне очень тяжело, я сам себя простить не могу. Когда-нибудь мы, наверное, встретимся, а сейчас не ищи меня, не нужно. Мне бы пожить одному.
— Ванечка, сынок, возвращайся домой, прости, я тогда с горяча такое сказала.
— Я знаю, мам, но я заслуживал еще более плохих слов. Я не вернусь, просто не могу. Я уезжаю.
— Куда, сынок? Маша рыдала в трубку.
Сын ответил:
— Пока не знаю, но куда-нибудь очень далеко отсюда.
— Сынок, ты скажи, скажи куда, я пришлю деньги.
— Нет, мне не нужны деньги. Деньги не для меня. Прощай, мама.
С того разговора прошло уже пять с половиной лет. Ни один частный сыщик из нанятых Марией Аркадьевной так ничего и не смог разузнать. Каждую ночь она просыпалась от собственного крика «Ты мне больше не сын». Она прекрасно понимала. Так сложились обстоятельства, вот так, наложилось одно на другое и получилось то, что получилось. Ваня на тот момент еще не отошел от общения с дружками, от полицейского участка и чувствовал себя чуть ли не Робин Гудом. Отец стал его отчитывать и воспитывать. Ей бы вмешаться, отложить разговор на утро, но очень уж зла на сына она была. Нет, она не оправдывала его, но он ей сын, и по-другому просто нельзя.
Мария Аркадьевна снова взглянула в окно. Нужно ехать домой. Ее коллектив с таким трагизмом в глазах на нее смотрит, когда она за полночь уходит, а ведь она не любит, чтобы ее жалели. Мария накинула плащ, осмотрелась, хотела выключить свет, как вдруг зазвонил телефон. Ну вот, снова чуть не забыла его на столе. Времени столько, кто ей звонить может? Она почему-то разнервничалась, быстрым шагом подошла к столу. Номер скрыт. Что за шутки?
— Алло. Здравствуйте. Простите, вы Мария Аркадьевна?
— Да, а вы кто?
— Вы меня не знаете, у меня мало времени, выслушайте меня. Ваш сын Ваня в больнице, ему очень плохо, врачи дают не больше недели, максимум две, он не знает, что я вам звоню. Я обещала не делать этого, но считаю, вы должны хотя бы попрощаться с ним.
— Ваня? Мария тяжело опустилась на стул. В какой больнице?
— Это не очень далеко от вас, всего в двухстах километрах. Девушка на том конце провода объяснила, где находится клиника и сразу отключилась.
Маша трясла трубку:
— Алло. Алло. Но в ответ тишина. Она схватила ключи и бегом бросилась вниз. Так, за машиной, на парковку, потом заправка и в путь. Дорога уносилась куда-то под колеса. А Маша всё думала. Думала о чём угодно, вплоть до того, что растёт у неё на клумбах, но только чтобы не думать о сыне. Если она сейчас переключится на Ваню, то ехать просто не сможет. Она терпеть не могла ездить ночью, но сейчас ей было абсолютно без разницы. Нет, конечно, мысль о сыне была там, глубоко, она была, но Мария попросту её не выпускала.
Наконец подъехала к больнице. Времени два часа ночи, но Маше было совершенно плевать. Она жала на кнопку звонка до тех пор, пока ей не открыли.
— Что ж вы так трезвоните? Разбудили всех, можно же было один раз позвонить. Что с вами, вам помощь нужна? На неё смотрела женщина, медсестра, наверное, хотя в этой захолустной больнице, наверное, у них одинаковые наряды.
— Сын. Мой сын у вас.
— Сын? Как фамилия?
— Широков. Иван Широков.
— А этот? Проходите. Не знали, что у него мать есть.
— Что с ним?
Женщина повернулась к ней:
— Вы же мать. Как же вы не знаете, что с ним?
— Мы очень давно не виделись, поссорились и больше пяти лет я не знала, где он.
Голос медсестры немного смягчился:
— Ох уж эти ссоры, забирают время, которого и так нет.
Мария Аркадьевна резко остановилась:
— Это правда? Правда, что он умирает?
— Я вас сейчас отведу, а к вам приведу доктора, вам лучше поговорить с ним.
Мария чувствовала, что задыхается. Неужели та незнакомка была права? Неужели ей правда доведётся только попрощаться с сыном? Дверь палаты, куда они шли, открылась. Из неё вышла девушка, но увидев их, быстро зашагала по коридору прочь.
— Вот тоже страдалица, день и ночь у постели вашего сына сидит, всё слёзы льёт, прощения просит, пробурчала медсестра.
Мария хотела спросить, кто эта девушка, но медсестра уже открыла дверь в палату.
Её Ваня. Он был очень худой, к рукам шли капельницы, глаза закрыты и кожа белая-белая. Мария медленно на ватных ногах подошла к сыну и дотронулась рукой до его щеки:
— Ванечка! Сынок! Голова его была забинтована. Мария не понимала, что с ним, не понимала, что делать, то ли плакать или молиться, то ли бежать спасать сына.
— Здравствуйте. В дверях стоял мужчина.
— Доктор! Что с ним? Что с моим сыном?
— Пожалуйста, присядьте, сказал доктор.
Мария отрицательно качнула головой.
Тогда врач заговорил:
— У вашего сына опухоль, причём это не рак. Примерно год назад он вступился за девушку и те, кто к ней приставали, пробили ему голову. Молодой человек категорически не хотел лежать в больнице и просто сбежал, как стало чуть легче. К сожалению, это было не у нас. В общем, в том месте, где была травма, образовалась гематома. Видимо, он очень давно мучился с головными болями, а к нам Его привезли уже без сознания. Мы пытались, но зона поражения очень большая. Мы ничего не смогли сделать.
— Как не смогли? Нужно же оперировать, спасать!
— У нас такие операции не делают. А куда-то перевозить его, значит, просто убить.
— Сколько он у вас?
— Уже неделю. Не могу давать прогнозы. Ему может стать лучше, но вряд ли надолго. Судя по тому, в каком состоянии он к нам поступил, еще неделя — это край.
Мария смотрела на сына и думала. Потом решительно встала:
— Идемте к вам в кабинет, мне могут понадобиться все его анализы, выписки, все, что у вас есть.
Доктор удивленно посмотрел на нее, а Мария уже вышла в коридор. Она разговаривала по телефону, потом отправляла снимки, снова говорила и через час устало сказала:
— Утром здесь будет профессор Князев со своей командой. Приготовьте операционную.
— Сам Князев?
Маша посмотрела в окно и увидела ту самую девушку. На улице уже рассвело, и Мария Аркадьевна без труда узнала ее. Она ни слова не говоря выскочила из кабинета и бросилась на улицу. Чуть не опоздала. Силуэт уже был едва виден вдали. Мария побежала. Она два раза почти упустила ее из виду, но успела увидеть, как та вошла в частный дом.
Мария Аркадьевна решительно взялась за ручку. Дверь была не заперта. Девушка удивленно посмотрела на нее и отступила. А Маша сразу заметила, что та беременна:
— Это вы звонили мне?
Девушка обреченно кивнула, присела на стул и расплакалась. Мария подошла, села рядом:
— Рассказывай!
Девушка заговорила, не поднимая головы:
— Это из-за меня Ваня там. Это из-за меня ему тогда голову пробили. Я поздно возвращалась домой, а тут они. Ваня как тень появился. Всех раскидал один, взял камень. Мы так и познакомились и больше не расставались. Я столько раз просила его, плакала, чтобы он обратился в больницу, но Ванька упертый. Работал очень много. Говорил, что должен вам доказать, что он не пустое место. А две недели назад ему стало совсем плохо. Он бредил. В бреду разговаривал с вами. Перед тем, как ему совсем плохо стало, он строго запретил вызывать скорую и уж тем более звонить вам. А я не послушалась. И после того, как доктор сказал, что Ваня, что Ваня, я позвонила вам.
Мария спросила:
— Ребенок Ванин?
Девушка кивнула.
— Ну и что ж ты руки-то опустила? Бороться нужно, делать что-то.
— Что?
Мария встала:
— Утром у Вани операция. Из Москвы едет профессор. Если кто-то и может его спасти, то только этот человек.
Девушка вскочила:
—У Вани есть шанс?
Мария качнула головой:
— Я не знаю. Никто не знает.
Операция шла четвертый час. Князев, когда увидел Марию, расплылся в улыбке:
— Маша, ты не поверишь, но я даже не пытался сопротивляться. Знал, что ты все равно меня на том свете даже достанешь. Да и не смотри ты на меня так, ты же знаешь. Я сделаю даже больше, чем могу.
Она знала. Она очень хорошо это знала. С ней рядом сидела Наташа. Так звали ту девушку, с которой жил ее сын. Наталья не проронила ни слова. Просто сидела и смотрела в одну точку. Мария не выдержала, взяла ее руку в свою:
— Наташа, наш Ваня обязательно будет жить. Не может быть по-другому, понимаешь? Девушка улыбнулась сквозь слезы: — Да, он тоже так уверенно говорил. Говорил, что будем жить долго и счастливо, а нашу дочку назовем Маша.
Мария Аркадьевна не успела ничего сказать, потому что дверь операционной открылась и к ним вышел профессор:
— Да, давненько я так не потел. Две, две остановки сердца. Маш, не бледней, все в порядке. Будет твой Ванька жить. Поувольнять бы всех из местных больниц, но, судя по оборудованию, они и так сделали больше, чем могли.
— Жить? Будет жить?
— Да будет, не рыдай ты. Только откормите немного, а то он как дистрофик. Если мне сейчас же не дадут кофе, то я покусаю кого-нибудь.
Вокруг Князева как будто свита из персонала образовалась. Все старались угодить именитому гостю.
Мария Аркадьевна и Наташа сидели у доктора в кабинете. Тот расхаживал из угла в угол:
— Я за всю свою практику не видел такой операции. Это было виртуозно, феерично, филигранно.
Мария Аркадьевна с улыбкой наблюдала за Ваней. Дверь открылась. Он очнулся. Они стояли рядом у постели Вани. Доктор дал всего пять минут, ни секунды больше.
— Наташка, вот видишь, я все еще здесь, а ты переживала, проговорил Ваня. Правда, мне почему-то снился мамин друг, Князев, но это... — Мама? Ваня наконец заметил ее. — Мама. Мамочка. Откуда ты здесь? — Значит, и Князев мне не почудился.
Мария склонилась над ним. Слезы часто текли по ее щекам:
— Сыночек, сыночек мой, как же я соскучилась. Все теперь будет хорошо, слышишь?
— Значит, я снова не смог без тебя справиться.
— Глупости. Ты сам справился. Ради Наташи, своего ребенка и ради меня тоже. Ванечка, прости меня.
По щеке сына побежала слеза:
— Это ты меня прости, мам. И ты, Наташ. Только о себе думал. Не подумал, как вы тут без меня будете. Простите бога ради.
Мария улыбнулась:
— Поправляйся, сын. А мы с Наташей пока займемся подготовкой к переезду. Ты же не против?
Ваня улыбнулся:
— Конечно же, нет.