Вадька. Армейские годы.

Николай Таурин

Глава первая. Стрелы Купидона

Вадька был влюбчивым с самого детства.
Что послужило тому причиной, сказать трудно. Может то, что научившись к четырем годам читать, стал брать книжки в отцовском книжном шкафу, ориентируясь на красивые обложки и количество иллюстраций к ним.
  Родители, заметив в его руках «опасную», по их мнению книгу, её отбирали,  заменив на «безопасные» сказки.  Вадька обижался, а когда на его шестилетие приятель отца подарил ему карманный фонарик, он продолжил знакомство с «опасными» книгами ночью под одеялом. Однажды, рискуя свалиться и набить себе шишек, он поставил один на другой два табурета и добрался до самой верхней полки. Там он давно присмотрел  большую, в красивом темно-красном под кожу переплете, с позолоченным тиснением, книгу.

  Книга называлась «Декамерон». Вадька помнил, что когда по праздникам к родителям приходили гости, после трапезы отец брал эту книгу и зачитывал отрывки из неё, под веселый смех гостей. В книге было много иллюстраций, выполненных в стиле гравюр, на которых, что-то делали дяденьки и тетеньки. Тогда он, конечно, ничего не понял, но лет через пять, вернувшись к ней, прочитал и однажды даже притащил в школу. Учительница, заметив, что под крышкой парты сразу трое учеников чего-то рассматривают, книгу отобрала и велела привести родителей.

  Прочитанное и много раз обсужденное в мальчишеской компании, возымело свое действие, и в шестом классе Вадька влюбился первый раз.

  Светка училась в другой школе, и знакомство произошло, когда школьников привезли в один из колхозов на переборку семенного картофеля. Встречался Вадька с ней до девятого класса, зимой ходили в кино и  на каток, летом на речку купаться и загорать. Были провожания домой, откуда Вадьке частенько приходилось возвращаться пешком, преодолевая расстояние километра в четыре.

 В девятом классе Вадька в составе школьной команды по волейболу , стал победителем городского первенства среди школ и его взяли в юношескую сборную города.  Времени на свидания практически не осталось, начались поездки уже на республиканские и союзные соревнования. На одних, проходивших в городе Балашове, что на Хопре, Вадька влюбился очередной раз в девочку, капитана команды из Саратова. Были поцелуи, строились планы, но через год, она закончив школу, вышла замуж за тренера их команды.

  Незаметно пролетели школьные годы и начались студенческие. Следующая любовь зародилась опять на картошке, убирать которую новых студентов-первокурсников, университет отправил в подшефный совхоз.

  Таня выделялась на общем фоне, своей красотой и независимым поведением. Вечером после танцев в клубе, когда укладывались спать, ребята обсуждали всех девчонок и все сошлись в том, что эта слишком много о себе воображает и строит из себя недотрогу. Какой-то черт проснулся в Вадьке, и он поспорил, что через три дня будет с ней целоваться.
  Следующие два дня Вадька старался быть к ней поближе, откровенно оказывая знаки внимания. На третий  день они уже не пошли в клуб на танцы, а просидели весь вечер на обрывистом берегу местной речушки, постепенно находя сближающие моменты в рассказах о себе.  Вадька настолько увлекся девушкой, оказавшейся очень интересной, что напрочь забыл о своем идиотском споре. Когда они, держась за руки, подходили к клубу, на его крыльце их встретил тот самый парнишка, с которым он поспорил, и ехидно улыбаясь, «открыл Тане глаза»…
  Она обернулась к Вадьке и посмотрела ему в глаза, секунды хватило, и в следующую она с размаха влепила Вадьке пощечину...
  Но искра уже проскочила между ними и после долгой обработки Вадькой её подружек, в студенческий новогодний вечер, проходивший в актовом зале факультета,  она согласилась выслушать его оправдания.
  Вадька познакомился с родителями Тани. Её отец, профессор Белецкий, возглавлял кафедру почвоведения на биофаке Иркутского университета, а мать была актрисой в Иркутском драмтеатре. В почти ежедневных встречах весна и лето пролетели незаметно, Вадька стал уже своим в их доме, все шло к логическому концу, то есть к свадьбе, но тут её отцу пришло официальное разрешение вернуться на преподавательскую работу во Львовский университет, откуда он был уволен и выслан в Иркутск, после того, как пацапался на одной из сельскохозяйственных конференций с Трофимом Лысенко.  Ему надо было успеть к началу учебного года, сборы прошли быстро, Вадьке, Танин отец пообещал посодействовать с переводом в Львовский университет. Но через два месяца после приезда во Львов у него обнаружили рак легкого. Старые львовские друзья помогли ему перебраться на лечение в Варшаву, куда потом переехали и жена с дочкой. В это время переписка оборвалась.
Вадька пару месяцев потосковал, но жизнь брала свое.

  На следующий год, после сдачи зимней сессии, несколько человек с курса договорились поехать в каникулы на зимнюю лыжную турбазу, располагавшуюся на Байкале, у истока Ангары в поселке Листвянка. Там Вадька поближе познакомился с девушкой из параллельной группы. Она сама завела с ним разговор о фильме «Рокко и его братья», который шел тогда в кинотеатрах.
  Лялин прадед был ссыльным поляком, сосланным в Сибирь еще во времена декабристов. Отец возглавлял судебно-медицинскую экспертизу в Иркутске и преподавал в мединституте. Вадька любил бывать у них в доме, Лялькин отец был великолепным рассказчиком и знал массу историй на любую тему, а Лялькина мама делала необыкновенно вкусные яблочные торты.

  Так случилось, что в то время, когда Вадька стал студентом, в иркутских вузах, упразднили военную кафедру. Поводом послужила нехватка новобранцев для пополнения рядов Сов. Армии. Ребят, родившихся в годы войны было мало, а политическая обстановка в мире была раскалена до предела, Хрущев уже постучал ботинком по трибуне ООН, и когда наши ракеты прибыли на Кубу, разразился Карибский кризис. Повестки в военкомат приходили к Вадьке уже года два, но из-за разных спортивных соревнований, ему давали отсрочку. На этот раз тоже можно было «откосить», Лялькин отец был дружен с командующим округом и предлагал помочь.
  Вадька сам не мог толком понять, почему он решил идти в армию, какая-то депрессуха навалилась. Причин было несколько, дважды в этом году, он уезжал на соревнования и это сказалось не лучшим образом на учебе, да еще не все для него было ясным в отношениях с Лялькой.
Поэтому, когда пришла очередная повестка, Вадька решился. Надо же кому-то Родину защищать. Явившись по повестке в военкомат, Вадька прошел медкомиссию, посчитавшую его годным, получил вместо паспорта военный билет и очередную повестку, обязывавшую прибыть на платформу железнодорожной станции Иркутск II, с набором прописанных примбамбасов, типа мыла, пасты, зубной щетки и провианта на двое суток.

Глава вторая. Владивосток, 2-ая речка

В военкомате Вадик столкнулся с двумя своими товарищами. С одним из них - Валерой, он вместе учился в школе, а со вторым - Алексеем, вместе ездил на соревнования по волейболу. Обычно новобранцев отправляли в поездах, сформированных из общих вагонов, но по какой-то прихоти судьбы, состав, предназначенный для перевозки, сплошь состоял из купейных.

  Прозвучала команда «по вагонам». Наскоро попрощавшись с провожающими, друзья сходу заняли одно купе, забаррикадировались там, опустив предохранитель на двери купе, и в дальнейшем, не реагировали ни на просьбы, уговоры и угрозы сопровождающих младших офицеров и сержантов открыть дверь, мотивируя свое неповиновение тем, что они еще не приняли присягу.
Первые полчаса все трое молча смотрели в окно набиравшего ход поезда, думая каждый о своем под монотонное отстукивание вагонных колес на рельсовых стыках.

  Провизии было с собой более чем достаточно,  обнадёживающе выглядел и запас выпивки. Тем не менее, он подошел к концу раньше намеченного срока и на забайкальской станции Могоча, им пришлось совершить рискованную вылазку для пополнения запасов спиртного. В вагоне титана с кипятком не было, и в окно было видно, как собратья по призыву бегали на промежуточных станциях с чайниками за кипятком. Поскольку сопровождающие сержанты, их еще в лицо не знали, Вадик с Валерой, прихватив с собой чайник, присоединились к толпе, а спросив по дороге у двух сидевших на перронной лавочке местных парней, где находится магазин, побежали туда. В магазине кроме вермута, который в народе называли «плодововыгодным», ничего больше не было, две больших тяжелых бутылки были перелиты в чайник, и парни, опять смешавшись с толпой, благополучно вернулись назад.

  Состав с призывниками несколько раз подолгу задерживали, пропуская скорые и пассажирские поезда, поэтому на ж/д станцию 2-ая речка во Владивостоке, он прибыл в конце пятых суток.
Уже было совсем темно, вблизи плескался Амурский залив, тут же стояло десятка два бортовых грузовиков, оборудованных скамейками в кузовах, куда все и загрузились. Когда грузовики завелись и тронулись в дорогу, в какой-то из машин затянули песню, сразу подхваченную всеми – «И на Тихом океане, свой закончили поход».

  С одной стороны дороги никаких строений не было, а с другой тянулись невыразительные длинные двухэтажные дома, сложенные из грязно-красного кирпича, но и они довольно скоро закончились, дорога ушла правее по пустому полю, потом воткнулась в темный лесной массив, и только свет фар разыскивал её сквозь спустившийся туман. Минут через пятнадцать тряски по лесным ухабам, впереди забрезжил свет, и колонна машин выехала на освещенную прожекторами площадку.

  После остановки прозвучал, усиленный мегафоном приказ, спуститься из машин и построиться. Затем всех разделили на группы по 20 человек, которые развели по приготовленным шатровым палаткам. В палатках на земляном полу стояли металлические кровати с матрасами и одеялами. Белье пообещали выдать назавтра, после помывки.

  На свежем воздухе, после вагонной духоты спалось просто замечательно, и когда в палатку ворвался звук трубы, играющей побудку, Вадька, открыв глаза, не сразу смог понять, где он находится. Дверная пола палатки задралась вверх, и вошедший сержант скомандовал быстро одеться и выйти на построение.

  Быстрого и одновременного подъема не получилось, отдельные любители поспать продолжали тянуться, подгоняемые окриками сержантов. Наконец все сгруппировались с одной стороны плаца, а еще через несколько минут на нем появился высокий широкоплечий офицер, с погонами капитана. Все взгляды устремились на него, разговоры затихли и дождавшись полной тишины, капитан представился. Фамилия у него была Кузнецов, он был заместителем командира сборного пересыльного пункта, где в течении полутора месяцев, новобранцы должны были пройти курс молодого бойца, а потом, приняв присягу, разъехаться по отдельным частям Дальневосточного военного округа. Все, кто приехал вчера, должны были составить две роты, поделенные каждая на четыре взвода,а взвод в свою очередь, делился на четыре отделения, руководимые сержантами. Началась перекличка. Вначале всех разделили повзводно, после чего взводы поочередно были направлены на помывку. Перед ней всех опросили, выяснили размеры одежды и обуви и после принятого душа переодели. Старая гражданская одежда была собрана и по слухам должна была подвергнуться сожжению. Следующим этапом было прощание с шевелюрами. Сержанты, вооруженные машинками для стрижки, довольно быстро справились с поставленной задачей. К вечеру от былой гражданской вольницы не осталось и следа, каждый знал, в каком взводе и каком отделении он находится, и кто его непосредственные командиры.

  Когда этот нескончаемо длинный день подошел к концу, перед тем, как провалиться в сон, Вадька подивился четкой организацией нового уклада жизни. Следующий день опять начался со звука трубы, но все уже знали, чтобы проснуться, одеться и занять свое место в строю, отводится только 45 секунд. Естественно, что уложиться в этот интервал, получалось не у всех. Самым трудным для многих оказалось наматывание портянок, вместо привычных носков, и натягивание тугих, еще не разношенных сапог.

  Первые три дня за опоздание в строй не наказывали, но потом опоздавшие стали получать наряды вне очереди. Нарядами называлось направление на общехозяйственные работы. По очереди все занимались уборкой помещений и территории пересыльного пункта, а также подсобной работой на кухне - мытьем посуды и котлов, чисткой картошки и других овощей. Наряды вне очереди исполнялись после напряженного дня занятий, когда сил уже практически не оставалось, но пока наряд не был выполнен, ни отдыхать, ни спать не разрешалось.

  Первая неделя прошла в узнавании множества мелочей, необходимых для жизни в новых условиях. Каждый день был похож на предыдущий. Подъем, построение по отделениям, утренний туалет, завтрак, построение на плацу и двухчасовые занятия строевой подготовкой, состоящие из бесконечного марширования и обучения выполнения различных команд. Строевая подготовка после 15-минутного перерыва, сменялась часом политзанятий, потом час на изучение воинского устава. Еще час уходил на физическую подготовку, включавшую в себя 3-х километровый кросс и занятия на различных спортивных снарядах, напоминавшую уроки физкультуры в школе, но с гораздо большей нагрузкой. Небольшой перерыв перед обедом, обед, еще 15 минут на перекур. Следующий час посвящался изучению личного оружия – СКС (самозарядного карабина Симонова), с отработкой навыков полной разборки и сборки карабина. После этого опять два часа строевой подготовки. Полчаса личного времени до ужина, ужин. Час на приведение в порядок своей формы к следующему дню, - во время строевой подготовки приходилось, и поползать по земле, а на утреннем осмотре, вся одежда должна была быть чистой, отглаженной с заново подшитым беленьким подворотничком, с начищенными сапогами, блестящими - бляхой ремня и пуговицами. После этого можно было почитать в библиотеке книгу, написать домой письмо. Дважды в неделю показывали кинофильмы.

  Сборный пересыльный пункт состоял из трех рот. В первых двух проходили курс молодого бойца прибывшие призывники. 3-я рота была занята непосредственно пересыльными функциями. Сюда попадали военнослужащие, проходящие службу в отдаленных гарнизонах ДВО, куда добраться можно было только на самолетах или морским путем на судах дальневосточного морского пароходства. Поэтому, когда они отправлялись в командировки или отпуска на материк, на 3-ей роте лежала обязанность их размещения, оформления нужных проездных документов, постановка на котловое довольствие или выдача сухих пайков. Располагалась пересылка примерно в 10 километрах от Владивостока по направлению к Уссурийску, в лесном массиве в километре от Амурского залива.

Гл. 3-я. Армия. Писарь

После двух недель муштры, на очередном утреннем построении, Вадьку вызвали из строя и приказали явиться в кабинет начальника пересылки. В кабинете сидело несколько офицеров, начальник пересылки майор Фадеев, его зам. капитан Кузнецов и два молодых лейтенанта. Когда Вадька громким голосом доложил о своем прибытии, офицеры отвлеклись от чего-то, живо обсуждаемого.

 - Так, рядовой Панурин, - произнес майор Фадеев, - мы ознакомились с твоими документами, значит студентом был?

 - Так точно, товарищ майор, - ответствовал Вадька, вытянувшись по стойке «смирно».

 - С третьего курса, значит?  - продолжил майор.

 – Так точно!  - опять проорал Вадька.

 – Да не ори ты, как иерихонская труба, - недовольно поморщился майор, - не на плацу ведь…

 - Значит так, у нас в 3-ей роте через две недели демобилизуется старший сержант Барташевский, который был писарем, ты направляешься к нему на стажировку. Он обучит тебя твоим новым обязанностям. А это вот твой новый взводный, лейтенант Курапов, - кивнул он в сторону молодого симпатичного офицера.

  У Вадьки началась новая жизнь. Ближе к вечеру, он познакомился с вернувшимся из штаба Владивостокского гарнизона, Сашей Барташевским. Он приободрил Вадьку, сказав, что ему повезло, поскольку закончилось бесконечное марширование. За две недели они подружились, Саша был из белорусской Орши, где закончил до армии техникум, а здесь все три года был писарем. В зимнее время, когда принявших присягу новобранцев рассылали по местам назначения, резко «похудевшая» по численности пересылка перебиралась в зимние казармы.

  Вадьке повезло с учителем, иначе все могло бы кончиться для него весьма печально, причем с совершенно неожиданной стороны. Главной обязанностью Вадьки в должности писаря, было обойти с самого утра, еще до подъема, все палатки 3-ей роты. Переписать всех прибывших, выяснить место и направление их дальнейшего следования.  Составить рапорт для штаба, в котором указать все полученные данные. Выяснить возможные пути отправки, определить время нахождения прибывших на пересылке. Отдельным документом поставить их на время пребывания, на котловое довольствие, заказать билеты в аэропорту или морском порту. Не накопив еще должного опыта, Вадька крутился, как белка в колесе. Опасность заключалась в том, что многие из прибывающих или отъезжающих часто нарушали положенное время пребывания в отпусках, а потом требовали от Вадьки, чтобы он отразил их приезд задним числом. Саша научил Вадьку, как обходить эти подводные камни, для вида соглашаясь, но потом, представляя доказательства, что он сделал все, что мог, но обстоятельства сложились против…

  Служившие уже не первый год, а особенно дембиля, в приказном тоне заставляли Вадьку немедленно обмыть такую договоренность, и если бы Саша не научил, как поступать в этих случаях, Вадька мог бы запросто спиться, а еще скорее загреметь в дисбат.

  Еще одним добрым делом Саши, было то, что он ввел Вадьку в круг младших офицеров, командовавших взводами. Особенно близко Вадька сошелся со своим начальником лейтенантом Кураповым.

  У него с Вадькой была похожая история. Андрей Курапов закончил радиофизический факультет Ленинградского Политеха и его после окончания обязали два года отслужить в армии. Он был всего на два года старше Вадьки. Здесь во Владивостоке, на этой службе, он откровенно скучал, и найдя в Вадькином лице интересного собеседника, искренне обрадовался. Когда выдавались относительно спокойные дни, Курапов с Вадькой уходили из расположения пересылки на бывший совсем недалеко Амурский залив, где купались, ловили чилимов (креветок), тут же варили их в морской воде, и наслаждались под эту вкуснятину, принесенным с собой пивом.

  Всё, естественно, сопровождалось рассказами о своей до армейской жизни, разговорами о книгах и фильмах.  Так пробежали почти три месяца, молодое пополнение закончило обучение и разъехалось по воинским частям. Валерка попал в подводники, а Лешка уехал на Камчатку, в район Елизово. Летний палаточный лагерь свернулся, отпускной сезон тоже резко сократился, работы по оформлению стало значительно меньше, тем более у Вадьки появился помощник. Поэтому, когда Курапов рассказал Вадьке, что в гарнизоне готовится экспедиция для заготовки картошки и овощей на зиму для солдат и офицерского состава, Вадька попросил устроить его в эту экспедицию.

  Колонна из 4-ех бортовых ЗИЛ-157 отправилась в дорогу в середине сентября. Начальником был старший лейтенант, зам начальника фин. части, мужчина уже в годах, побывавший на фронте, но почему-то так и оставшийся в этом звании. В команде, кроме Вадьки было четыре водителя и два солдата из хозвзвода.

  Вадька даже не предполагал, что ему так повезет. Как потом оказалось, зам.нач. фин. держал путь в село Новомихайловку, которая находилась в самой средине Сихоте-Алиня, в Чугуевском районе Приморского края. А значит, судьба дала шанс побывать в местах, прославленных в книгах  Владимира Клавдиевича Арсеньева, которыми Вадька зачитывался в школьные годы.

  Столь дальний путь оправдывался тем, что в Новомихайловке жила родная сестра старлея. Она была руководителем довольно большого колхоза и у них с братом была договоренность, что он привезет запчасти для колхозных машин и тракторов, колхоз их купит, а в придачу обеспечит его экспедицию картошкой и овощами. Первую остановку сделали недалеко от Уссурийска на реке Суйфун, что в переводе означает река смерти.

Такое жуткое название она получила потому, что под первым дном из водопроницаемых слоев, находится вторая река с дном уже из каменистых пород.  Из-за этой особенности, там часто образуются воронки и водовороты, которые могут затянуть все живое туда попавшее. За ужином обошлись сухим пайком и чаем. Спали в кузове под брезентом. Следующая остановка была в городе Арсеньев.

  Дорога, с остановкой на обед, заняла около 6 часов, до наступления ночи еще было много времени и Вадька с разрешения начальства забрался на сопку под названием Обзорная, откуда уже хорошо были видны отроги Сихотэ-Алиня.

  Следующие примерно 100 километров давались тяжело. Ночью прошел дождь, дорога была в ужасном состоянии, но ЗИЛы неспешно и уверенно преодолевали все препятствия. В Чугуевку не стали заезжать и остановились на берегу Уссури около небольшой деревушки. Поскольку дождь не собирался заканчиваться, решили попроситься на ночлег. Постучались в дом, стоявший с края деревушки, в ней всего-то было меньше десятка домов, стоявших в одну линию на расстоянии метров 30-и друг от друга. Дома были русского типа, но с 4-ех скатными крышами, более характерными для Украины.

  Прошло минут 15-20, но никто не появлялся. И только когда уже собирались тронуться к следующему дому, дверь распахнулась и на крыльцо вышел невысокий мужчина со смуглым скуластым лицом и немного раскосыми глазами. Иссиня-черные волосы были гладко зачесаны назад, он был в черном костюме, белой рубашке и даже с зеленым галстуком. Он широко улыбнулся и взмахнув рукой пригласил всех войти в дом.

  Гостей было четверо, ребята-водители остались ночевать в машинах. Пройдя через просторные сени и миновав следующую дверь, они оказались в ярко освещенной комнате. Стены комнаты были выложены шестиугольными плашками из маньчжурской березы, отполированы и покрыты лаком. Посреди комнаты стояла русская печь, отделанная изразцами. Около одной стены стоял большой красивый диван, около другой сервант, заполненный хрусталем. За печкой на свободном пространстве стоял большой полированный стол под красное дерево.

  Пока разувались, раздевались и осматривались, из соседней комнаты вышла жена хозяина, в длинном платье из панбархата, расшитого бисером. Только тут хозяин, продолжая улыбаться, спросил, откуда мы появились. Рассказав о цели экспедиции, гости, в свою очередь, стали расспрашивать хозяев. Оказалось, что в этой деревне с русскими домами живут эвенки. У них рыболовецкая артель, а зимой они занимаются пушным промыслом. Всю мебель и утварь в домах они заказывают по почтовым каталогам. Судя по качеству той же мебели, зарабатывали они очень прилично. Когда взаимные расспросы удовлетворили первое любопытство, хозяйка ойкнула и всплеснув руками, наклонилась, открыла люк в полу и в своем шикарном платье полезла в подполье, начав передавать оттуда мужу разную снедь.

  На следующий день экспедиция добралась до пункта назначения – Новомихайловки. Встретили их там отлично. В колхозной столовой накормили до отвала. Тот борщ Вадька запомнил на всю жизнь потому, что вкуснее не ел никогда. Да это и не   удивительно, практически все население Новомихайловки были потомками переселенцев из Украины.

  Всю дорогу, глядя из окна машины, Вадька любовался потрясающими панорамами уссурийской тайги. В тайге под Иркутском он бывал много раз, но такого разнообразия осенних красок видеть еще не приходилось. Во время небольшой остановки, Вадька немного углубился в лес. Огромные кедры соседствовали с маньчжурским орехом, аналогом грецкого, по стволам вились лианы дикого винограда с темно-синими гроздьями плодов. А прямо у дороги, старлей показал Вадьке пробковое дерево, которого он никогда раньше не видел.

  Примерно через месяц после возвращения из поездки, в конце октября в штабе гарнизона появились два сержанта, прибывшие за Вадькой, чтобы доставить его по месту назначения прохождения службы, определенное еще в Иркутском военкомате. Это была воинская часть, расположенная в Хабаровске.

Гл. 4-ая. Армия. Хабаровск

В вагоне поезда сержанты рассказали, что везут Вадьку в учебное подразделение полка связи, входящего в дивизию ПВО, где его будут обучать одной из военных специальностей.

  Буквально за три дня до этих событий во время футбольного матча между командами гарнизона, в одной из которых Вадька был вратарем, в тот момент, когда он выбежал на перехват высоко летящего мяча, с ним столкнулся нападающий команды противника. Мяч Вадька не выпустил, но потеряв равновесие, при падении ударился головой об землю. Покрытие поля было не травяное, а укатанная смесь земли, шлака и мелкой гальки. Результатом было сильное рассечение кожи над правым ухом, на которое пришлось накладывать швы.

  В Хабаровск Вадька отправился с перевязанной головой. Это стало причиной расспросов, которым подверг его по прибытию начальник учебки, майор Потапов, засомневавшийся в причине происхождения травмы и высказавший гипотезу, что Вадька получил её в драке. После чего предупредил, что если такое повторится, то он немедленно отправит Вадьку в дисбат (дисциплинарный батальон), где нужно будет отбывать наказание целый год, который не войдет в срок службы.

  Сделав столь устрашающее внушение, он сбавил тон и сообщил, что Вадька определен в класс радистов, что ему необходимо в течение недели вызубрить азбуку Морзе, чтобы хоть как-то попытаться догнать всю группу, проходящую обучение уже полтора месяца.

  Весь срок нахождения в «учебке» был из-за монотонности проходящих дней совершенно не интересным и лишенным каких-либо запоминающихся событий. Впрочем ярким пятном остались две встречи с отцом Вадькиного друга по университету, Ваньки Пеструхина, который до поступления в универ жил в Хабаровске. Ванька узнав из Вадькиного письма, что он в Хабаровске, написал отцу, а тот будучи человеком простым, не стал заморачиваться, пришел к командиру «учебки» и попросил, чтобы Вадьку отпустили в увольнение. Вадька об этом ничего не знал, поэтому был очень удивлен, когда был вызван в кабинет к начальству, где ему сообщили, что его отпустили в увольнение на сутки для оказания помощи по хозяйству дальнему родственнику Федору Ивановичу Пеструхину.

  После окончания учебы небольшая часть радистов направлялась в радиобюро при штабе, а остальные по разным объектам 11-ой армии ПВО, разбросанной по всему Дальневосточному военному округу, в который входили и Чукотка с Камчаткой, и Приморье с Сахалином и Курильскими островами. Так, что Вадька уже рисовал себе в голове картинки какой-нибудь точки на самом краю света.

  Но судьба распорядилась иначе, опять неожиданно в грядущее распределение вмешался случай. Летом между личными составами различных подразделений, входящих в в/ч 21668 каждый год проходили соревнования по разным видам спорта. Вадька участвовал сразу в трех. Футбол, настольный теннис и, конечно, свой любимый волейбол. Когда в полуфинале соревнований по волейболу они играли с командой радиопередающего центра, Вадька обратил внимание на страшно активного болельщика той команды. Это был офицер в чине майора, лет пятидесяти, небольшого роста, под кителем угадывался небольшой животик. Он просто не мог сидеть на месте, постоянно вскакивал и сулил разные кары игрокам своей команды, когда они допускали оплошности. «Учебка» победила в двух партиях.

  После игры к Вадьке подлетел тот самый майор

  - «Откуда ты взялся на мою голову», - полу-раздраженно, полу-восхищенно выпалил он. И не дожидаясь ответа продолжил

  - «Распределение уже было? Пойдешь к нам на «Ацетон»!, - уже почти в приказном тоне закончил он фразу.

  «Ацетон» это было кодовое название радиопередающего центра, про который в «учебке» ходили легенды. Рассказывали, что служба там мало, чем отличается от «гражданки» , что там хорошие офицеры и главное - он находится за чертой города среди лесов и полей, и совсем недалеко от Амура. Попасть туда для Вадьки было нереально, т. к. готовили его на радиста, а в радиопередающие и радиоприемные центры распределяли радиомехаников, которых готовили в других группах.

  Но не даром про майора Киву ходило легенд не меньше, чем о руководимом им центре.

  Александр Михайлович Кива прошел всю войну от первого до последнего дня, но так и остался в звании майора по причине отсутствия высшего образования, а также потому, что во время наступательной операции на территории Германии, позволил себе поспорить с членом военного совета дивизии, в которую входил батальон связи под командованием майора. Еще рассказывали, что заступился за него тогда подполковник Суращенков, входивший в штаб армии, отвечавший там за связь и бывший земляком Александра Михайловича.

  Теперь этот полковник Суращенков был командиром в/ч 21668, и поэтому направление Вадьки на радиопередающий центр «Ацетон», состоялось уже на третий день после окончания соревнований.

 «Ацетон». Часть первая

  Все личные Вадькины вещи легко уместились в вещмешок. Каптерщики подразделений договорились меж собой, что шинель и парадный мундир брать не надо, по прибытию подберут другие. Получив командировочное предписание Вадька отправился в путь. Надо было сперва доехать до аэропорта, а там пересесть на местный автобус. Маленький «ПАЗик» был наполовину пустой. Вадька сел у окна и внимательно рассматривал окрестности проплывающие мимо. Асфальт закончился через пару километров и за автобусом заклубились пыльные облака. В Хабаровске около трехсот дней в году бывает солнечная погода, дождя давно не было, толстый слой пыли на грунтовой дороге был в порядке вещей.

  Водитель притормозил на Т-образном перекрестке, последние два километра надо было идти пешком. Вокруг дороги на полях рос овёс, изредка посреди поля встречались березовые колки. Вскоре впереди показались два двухэтажных кирпичных дома, а за ними прерывая дорогу стояли металлические ворота, окрашенные в зеленый цвет. На воротах стоял часовой, проверив Вадькины документы, он вызвал дежурного сержанта, который проводил Вадьку в стоявшую сразу за воротами казарму. Дежурный показал Вадьке его койку в спальном помещении, велел оставить вещи на тумбочке около неё и повел его в канцелярию.

  Войдя Вадька, встал по стойке смирно и взяв подкозырек, бодро отрапортовал о своем прибытии. Сидевший за столом майор, предупреждающе поднял руку, он разговаривал по телефону и, как Вадька догадался, речь шла о нём потому, что последние слова перед тем, как была положена трубка, были

  - «Да, хорошо, он прибыл.»

  - «Ты чего так долго добирался?»- раздался первый вопрос.

  - «Автобус колесо проколол», - доложил Вадька.

  - «Вот черти, конечно, ездят на лысой резине, вот и прокалываются», - хохотнул еще один майор, сидевший сбоку от стола на нескольких скрепленных между собой стульях, рядом с молодым лейтенантом.

  - «Так, ладно. Вот знакомься, это мой зам. по политической части майор Голодцов, а это твой командир взвода лейтенант Бочкин. Сейчас дежурный покажет тебе твоего командира отделения, а тот расскажет о распорядке дня.»

  Покинув канцелярию, дежурный подвел Вадьку к одному из многочисленных плакатов, развешанных на стенах длинного коридора,

  - Вот читай, это распорядок дня, изучишь иди на улицу в курилку, через час примерно на обед придет твой командир отделения старший сержант Чепиков, ваше отделение сегодня на смене в техздании, обедать пойдешь с ними, я предупрежу на кухне, что у нас новенький.

  Прошел месяц службы на «Ацетоне». Вадька вполне освоился с новым укладом жизни. Все рассказы, услышанные в курилке «учебки» оказались довольно правдивы, служба действительно проходила здесь по четко установленному порядку, но он был намного интереснее и свободнее. Казарма представляла собой деревянное одноэтажное здание метров пятидесяти в длину и метров 10 в ширину.

  Внутри находились спальное помещение, оружейная комната и комната для чистки оружия, комната с умывальниками, там же находилась зимняя курилка, комната для хоз.уголка, учебный класс, комната для политзанятий, актовый зал с будкой киномеханика, столовая с кухней, канцелярия.

  Спальное помещение мало того, что было очень просторное, но и никогда не было полностью заполнено, так как половина личного состава находилась на суточном дежурстве и на смене в техздании, поэтому воздух в казарме был всегда свежий, без всяких «портяночных» запахов, которые дурманили голову по ночам в «учебке».

  Всего на радиопередающем центре находилось около 40 «срочников», в руководящий состав входили ком. взвода, лейтенант Бочкин, замполит, майор Голодцов, главный инженер, капитан Корлевецкий, его заместитель капитан Паляков и еще четверо офицеров в звании капитанов, чередующихся в суточных дежурствах в техздании. Эти четверо жили в своих квартирах в городе, а на службу приезжали только в дни дежурств. Хозяйственная часть управлялась старшиной Гореловым. В его компетенцию входили заботы о продовольственных запасах, о поддержании в рабочем состоянии казарменного помещения, бани, подсобного хозяйства, состоявшего из летнего огорода и небольшого свинарника из двух свиней, об обмундировании срочного состава и т. п. Командиром, как уже говорилось ранее, был майор Кива.

  Территория части занимала несколько гектаров, на самой большой части которой, располагалось антенное поле, только одна антенна, например, «Большой двойной ромб» занимала около половины гектара. Из строений там находились казарма, два двухэтажных кирпичных восьми-квартирных дома, где жили офицеры с семьями, техздание, где находились передатчики и релейные станции, дизельная, где стояли два больших дизеля с электрогенераторами на случай автономного подключения при аварии в электросети, гараж в котором было три машины, бортовой ГАЗ-51, для хозяйственных разъездов, и две передвижных радиопередающих станции на базе ЗИЛ-158 с кунгом внутри которого размещались два передатчика, котельная, работающая на угле.

  Солдаты-срочники делились на 4 отделения под командованием сержантов, в каждом было по семь человек, еще несколько оставшихся солдат находились под командованием старшины, туда входили два шофера, каптерщик, экспедитор, киномеханик, кочегар, плотник, повар и два разнорабочих. Распорядок на центре был следующий: После утреннего подъема два свободных от дежурства отделения выстраивались на утреннюю поверку, после которой была получасовая физическая зарядка. Потом завтрак и пятнадцать минут свободного времени.

  Час политической подготовки, сменялся на час строевой и физической подготовки, потом обучение принципам работы радиопередатчиков и другой передающей и приемной техники. После обеда, свободные от дежурства отделения занимались чисткой личного оружия, затем еще час технической подготовки. В свободное время можно было заниматься спортом, было футбольное поле, которое зимой становилось хоккейной площадкой, была волейбольная площадка, а также стол для настольного тенниса, зимой переставляемый в коридор казармы, в актовом зале по вечерам можно было посмотреть телевизор, а два раза в неделю увидеть привозимые фильмы.
  Рацион в столовой, особенно летом, был значительно разнообразнее, чем в «учебке» за счет, выращиваемых у себя свежих овощей, а на праздники обычно резали свинью, которая сразу замещалась купленным в соседнем совхозе поросенком. Кормили свиней отходами, остававшимися на кухне и комбикормом, получаемым из совхоза, как часть натуральной оплаты за помощь при уборочных работах и сенокосе.

  Примерно в одно время с Вадькой, несколькими днями раньше на в центр прибыли из «учебки» еще четверо солдат. Все они до армии жили в Омске и были призваны после окончания радиотехнического техникума. В «учебке» они были в группе радиомехаников и получили распределение на «Ацетон».

  Сперва Вадька был направлен в дизельную. Постоянно дежуривший там ефрейтор Костя Потемкин, был старослужащим, будущим «дембилем» и ему нужно было подготовить замену. Костя, как и остальные старослужащие на центре, образующие большую часть личного состава срочников, был призван из сельских районов Московской области. До призыва он после сельской восьмилетней школы работал трактористом. Был он по сути неплохим и добрым парнем, с удовольствием вводил Вадьку в особенности работы дизель-электрогенераторов, но ближе к осени, когда «дембильские» настроения усилились и дневальных, объявляющих утренний подъем, стали заставлять выкрикивать сколько дней осталось до «дембиля», между ними случился неприятный инцидент. За день до этого Костя ходил в увольнение, там немного перебрал спиртного, с похмелья болела голова, и Костя развалившись на топчане в дизельной, приказным тоном велел Вадьке сходить в казарму и принести ему домашние тапочки. На Вадькин ответ-предложение прогуляться самому, Костя взбеленился и заявил, что так просто это Вадьке с рук не сойдет.

  Вечером после ужина к Вадьке подошел дневальный и сказал, чтобы он после отбоя зашел в хоз.уголок. Хоз.уголком называли небольшую комнату в казарме, где стояло несколько столов и стульев, где имелись разные швейные принадлежности, чтобы подшить воротничок или подремонтировать и погладить одежду. До Вадьки краем уха доходили слухи, что там случаются разборки «дедов» с молодыми новобранцами, но его это до сих пор не касалось и он особо не заморачивался по этому поводу, тем более, что по возрасту он был ровесником с этими «дедами».

  Когда после отбоя он зашел в хоз.уголок, там собрались все старослужащие, как сержанты, в том числе и его командир отделения, так и рядовые. Ведение «собрания» взял на себя один из них Петька Лепёшкин.

  - Ну, что? Как будем жить дальше?, - прозвучал первый вопрос, обращенный к Вадьке.

  - Хорошо будем жить, - постарался, как можно спокойнее, ответить Вадька.

  - Да, он издевается над нами! - перешел на фальцет Костя Потёмкин,
  - считает, что если Киве нравится, как он в волейбол играет, то ему всё можно!

  - Подожди, Костя, не хипишись, -остановил его Лепёшкин.

  - Вот ты понимаешь, что проявил неуважение не выполнив поручение «деда»? - уже обращаясь к Вадьке , продолжил Лепёшкин.

  - А знаешь, какое наказание за это следует? Вадька промолчал.

  - Ну, что мужики, на первый раз десяти «банок» будет достаточно, - повернулся Лепёшкин к остальным присутствующим.

  - Двадцать, и то мало, - опять визгливо выкрикнул Потёмкин, 

  - Давай спускай портки и животом на табуретку!

  Вадька выдержал небольшую паузу, обдумывая свой ответ.

  - Ребята, я понимаю, вас здесь больше десяти человек, и вы со мной, конечно, справитесь. Но, как вы знаете, парень я не хилый, и до того, как вы меня выключите, одного или двоих я точно инвалидами сделаю, - Вадька вспомнил из детства, уроки главаря поселковой шпаны, с которым у него сложились неплохие отношения, после того, как они несколько раз подрались.

 - Если тебя несколько человек окружили и драка неизбежна, но шансов у тебя нет, выбирай из них самого на вид слабого, сбивай его с ног и давай дёру, - говорил тот.

  - Или бери на понт, что покалечишь половину. Это хорошо работает.

  - Так, выйди в коридор, пока мы тебя не позовем, - раздался голос зам.ком.взвода старшего сержанта Драпина.

  Вадька стоял в коридоре понимая, что-то изменилось, но в какую сторону…

  Бежать было некуда, да и бесполезно. Он даже не пытался прислушиваться к спорам, начавшимся за дверью. Будь, что будет, решил он, но без драки не сдамся.

  Минут через пятнадцать дверь открылась, оттуда вышел Драпин.

  - Иди спать, проболтаешься пеняй на себя.

  Три последующие дня, находясь целый день бок о бок с Костей, никто из них молчания не нарушал. Вадька понимал, что дальше так продолжаться не может и когда они делали профилактику дизелям, рассказал очень смешной анекдот, Костя, не выдержав заржал во весь голос, и Вадька поспешил развить ситуацию, рассказав еще несколько. Когда Костя отсмеялся, то посмотрев на Вадьку в упор и ткнув слегка кулаком в плечо, произнес:

  - Ладно, не держи зла на меня, это я с похмелья дуру включил.

  А когда наступившей зимой, Вадька, играя в хоккей в сильный мороз, не почувствовав вовремя, отморозил себе пальцы на ногах, из-за тесных ботинок были только тонкие носки, Костя буквально спас его ноги, заставив погрузить их в ведро с соляркой. Ему был знаком этот способ от его отца, тоже тракториста.

  В январе в Вадькиной службе произошли новые изменения. У одного из солдат, в его отделении, Егора Кринкина умерла мать, ему оформили срочный отпуск и он уехал на похороны. Похороны были на сельском кладбище, а когда присутствующие возвращались по дороге к поминальному столу в группу, замыкавшую шествие на большой скорости врезался самосвал с пьяным водителем. Три человека погибли на месте, среди них был и Егор.

  Так Вадька переквалифицировался в радиомеханика, благо после трех месяцев занятий уже имел представление о работе и устройстве передатчиков. Ничего особенно сложного в их настройке на нужную частоту не было, как говорил один из дежурных офицеров, капитан Косанин, этому и медведя научить можно.

  Однажды получив наряд на кухню и занимаясь чисткой картошки, Вадька разговорился с поваром, тоже солдатом срочной службы, Женей Верстовым. До армии Женька жил в подмосковном Жуковском и учился на втором курсе физ-фака Московского университета. Из-за болезни матери он напропускал много занятий и его отчислили. У него были твердые намерения после окончания службы восстановиться и в свободное от приготовления пищи время он постоянно сидел за учебниками по физике и математике.

  Найдя друг у друга много общего они подружились. У Женьки шел уже третий год службы, осенью он вместе с остальными старослужащими должен был демобилизоваться и сейчас он с удовольствием посвящал Вадьку во всё, что могло тому пригодиться. Когда наступило лето он показал где по краям антенного поля в перелесках можно набрать грибов, где на протоке Амура лучше ловить рыбу и как заработать деньги, накосив на антенном поле травы на сено, а потом продать его в деревне, неподалеку от центра. Все это потом Вадьке очень пригодилось.

  Прошел год, как он был в армии. Началась совершенно новая жизнь, так получилось, что он поменял три разных места службы, и даже удивился, когда почти подряд получил письма от всех трех своих девушек.

Гл. 5-ая. Армия. Хабаровск

«Ацетон». Часть вторая

  Все три письма начинались с одного и того же вопроса, почему Вадька за целый год не удосужился написать, где он находится и как проходит служба. Ну, допустим Светка и Лялька расстались с ним на перроне и знали, что он в армии, а вот как об этом узнала Таня, с момента отъезда которой в Польшу у них не было никаких контактов? Поэтому читать Вадька начал с Таниного письма.

  Оказалось, что о Вадькином местонахождении ей сообщила в письме ближайшая подруга-сокурсница Алка Савушкова, которая в свою очередь узнала все от Ваньки Пеструхина, с которым Вадька, хоть и изредка, но связь поддерживал.

  Таня рассказывала, как нелегко пришлось их семье в Варшаве. Состояние отца ухудшалось с каждым днем, метастазы распространились уже по всему телу, он испытывал невыносимые боли, морфий перестал избавлять от них, поэтому его скорая смерть, кроме горечи утраты, принесла и некоторое душевное облегчение.
Когда они из Иркутска приехали в Львов, матери удалось устроиться на работу в театр драмы им. Леси Украинки.
Оставшись в Варшаве без средств к существованию мать списалась с руководством театра и они пообещали восстановить её на работе. Таня из-за болезни отца пропустила год учебы, и по возвращению во Львов пришлось «грызть гранит науки» днями и ночами, чтобы наверстать упущенное.

  В письме Таня несколько раз упомянула имя одного парня, который помогал ей в этом, и это сообщение, а также то, что в письме не содержалось вопроса — собирается ли Вадька после армии во Львов, утвердили в Вадьке понимание того, что их отношения перешли в разряд чисто дружеских. Вадька на письмо ответил, но оно стало последним в их переписке.

  Светка в своем письме рассказывала, что учится сейчас на втором курсе политехнического института, курс технологии в целлюлозно-бумажной промышленности. Родительский частный дом в Глазково, пригороде Иркутска, откуда Вадька после свиданий ходил домой по нескольку километров пешком, был поблизости с институтом, поэтому Светкин выбор и пал на него. Рассказала она, что  познакомилась с Витькой Даниловым, однокурсником Вадьки по университету. Витька тоже жил в Глазково рядом со стадионом «Локомотив», на зимнем катке которого катались в школьные годы Вадька со Светкой. На этом же катке она познакомилась и с Витькой.
Вадька однажды побывал у Витьки дома. Его отец был радиоэлектронщик и его любовь к профессии перешла и к Витьке. Он еще со школы мастерил самодельные радиоприемники, а некоторые детали даже делал сам. Например, динамики. Причем, как для карманных приемников, так и для солидных звуковых колонок, используя разработанную в Японии технологию плоских диффузоров.
Сейчас Светка писала, что Витька в ней души не чает, собирается на ней жениться, но двумя строчками ниже приписала, что хотела бы обсудить этот вопрос с Вадькой при личной встрече, как бы туманно намекая на возможность продолжения их отношений.

  Тут Вадьку позвали играть в настольный теннис и Лялькино письмо пришлось отложить до вечера.

  Вся первая половина его была наполнена гневными филлипиками в Вадькин адрес, язвительные выражения по поводу его «издевательского» молчания были столь искусны, что Вадька в своем ответе сравнил её с Демосфеном, когда тот разоблачал короля Филлипа.

  Как следует отругав Вадьку, Лялька несколько успокоилась посчитав, что важная и необходимая прелюдия выполнена и плавно перешла к описанию того, как она соскучилась, как ей не хватает Вадьки, как она ищет его грустными глазами приходя в университет на занятия и даже не может смотреть кино, из-за того, что при воспоминании о нём, глаза туманятся слезами.
  Наконец в третьей части письма, совсем успокоившись, она рассказала все последние университетские новости и сообщила, что если Вадька не приедет в отпуск, то она сама приедет к нему, как ездили к мужьям в ссылку жены декабристов.

  Добравшись после отбоя до кровати, Вадька какое-то время покрутился с боку на бок, перебирая в голове и осмысливая полученный ворох информации, не давала покоя всплывшая почему-то в памяти пословица - «С глаз долой, из сердца вон», но он вовремя решил, что утро вечера мудренее и благополучно уснул. Хотя проснувшись и сидя в столовой за завтраком понял, что утро мудренее не стало, и никакого толкового и правильного решения не принесло.
К своему удивлению и даже стыду, он не мог найти в собственной душе яркого и определенного отклика на полученные письма, а стало быть и решения, кому и как писать ответ.

  Поздняя весна следующего года службы, видимо спохватившись, что не выполняет своих функций, с таким ожесточением за них принялась, что весь почти метровый слой снега в полях, лугах и лесах был растоплен в рекордные недельные сроки, что привело к половодью. Амур стал выходить из берегов, и разливаться на огромные пространства. Все антенное поле было залито полуметровым слоем воды, она уже подошла к казарме и тех.зданию, заполнив все водоотводящие канавы.
Но, как и всегда в каждом деле, кроме плохого с этим связанного, было и хорошее. Вместе с водой пришла рыба. Щук можно было ловить прямо руками, они заплывали во все эти канавы и неподвижно стояли там, напоминая обрубки древесных стволов. Наваристая уха, жареная свежайшая рыба стали непременной частью меню, а еще рыбу солили, вялили и коптили впрок столько, что её хватало до следующей весны. Когда вода стала спадать, на антенном поле в образовавшихся маленьких озерцах, еще долго можно было поймать мелочевку — окуней, сорогу, подлещиков и карасей. Солдаты и офицеры собирали там рыбу мешками.

  С прошлого года ракетная воинская часть стоявшая на другом конце города, арендовала на центре два средних по мощности передатчика, для связи с РЛС, расположенных на Курилах и Камчатке. Обслуживали передатчики два солдата от ракетчиков, прикомандированные к центру. Командовал ими старший лейтенант Долгополов. Это был больших размеров, если не сказать огромных, мужчина лет сорока, при этом спереди выделялся соответствующий его габаритам живот, выпирающий из брюк.

  Необходимость связи у них возникала не часто и все время, находясь на дежурстве, он развлекался тем, что играл в длинные нарды со своими подчиненными, причем проигравший в игре, должен был высунуться в окно тех.здания и десять раз громко прокукарекать. Поэтому полулысую, кукарекающую голову старшего лейтенанта можно было частенько наблюдать всем приближающимся к тех.зданию. Рыбу он ловил тоже оригинальным, свойственным только ему способом.
  Подойдя к такому озерцу, он раздевался до трусов (трусы были «семейные»), ложился на траву и оттягивая вниз обеими руками резинку трусов, начинал извиваться, вползая в озерцо, напоминая громадного ужа. Преодолев его и выбравшись на сушу, он вытряхивал из трусов набравшуюся туда рыбу. Народ наблюдавший эту картину покатывался со смеху, а произошедший с ним однажды случай, пересказывался, наверно, во всех частях и гарнизонах.


  Есть в  Амуре  рыба по названию — косатка. необычны эти рыбы своими крепкими и острыми колючками. Их три: одна в спинном плавнике, две других – в грудных плавниках. Колючки остры, а еще и зазубрены.  Чем старше косатка, тем длиннее и крепче ее колючки. Из-за ядовитой слизи, которой покрыто тело и колючки, уколы болезненны и долго не заживают.

  Так вот, когда Долгополов в очередной раз елозил, набирая в трусы рыбу, туда влетела и косатка и начав биться и пытаться выбраться на волю исколола ему самые нежные части мужского тела. Он выскочив из воды, орал, как резаный, но быстро избавиться от проклятой рыбки ему не удавалось. После того случая, со своим методом рыбной ловли он завязал.
Летом на «Ацетоне» случилось еще одно происшествие едва не закончившееся трагическим финалом, у которого была довольно длинная предыстория.

  У старшины Горелова, жившего с семьей в одном из 8-квартирных домов, заболела пятилетняя дочка. У врачей было подозрение на туберкулез, но проба на реакцию Манту этого не подтвердила, в итоге было диагностировано двусторонее заболевание легких. Девочка проболела почти два месяца, очень ослабла. Врач посоветовал пить козье молоко, но его нигде было не достать и майор Кива разрешил сделать пристройку к свинарнику и завести двух коз. Хозяин продававший коз, согласился их продать только вместе с уже почтенного возраста козлом. Так на «Ацетоне» появился разухабистый козел Борька.


  Маявшиеся в свободное время дурью солдаты втихаря научили Борьку курить, пить и и рогами задирать женщинам подолы юбок, для этого у поддержавшего это начинание каптерщика выпросили красный и белый ситец и изобразили из него две юбки. Двое солдат в них наряжались и начинали Борьку дразнить. Они так выдрессировали его, что теперь завидя офицерскую жену в юбке, появившуюся поблизости от казармы, Борька сразу устремлялся к ней и старался задрать юбку на жертве, как можно выше.
И вот, как-то однажды около казармы появилась жена капитана Палякова, красавица полячка Ядвига, ей что-то надо было узнать у мужа и она хотела позвонить ему в тех.здание из канцелярии по телефону, по какой-то причине домашний телефон не работал. Борька, конечно сразу ринулся к ней. Ядвига видимо уже была наслышана о хулигане Борьке, поэтому стянула туфлю на каблуке с ноги и влепила этой туфлей Борьке по его козлиной морде, тот сперва опешил, а потом с яростью бросился на неё.

  Она могла бы серьезно пострадать, если бы к ней на помощь не бросился, вышедший в это время на крыльцо казармы Женька Верстов. Он схватил Борьку за рога и сильно пригнув ему голову к земле, повалил того на землю. Сильно испугавшаяся Ядвига, благодарила Женьку, чуть не со слезами на глазах.

  С этого момента Женька влюбился в неё и при всяком удобном случае стал оказывать ей знаки повышенного внимания, однажды он зазвал её за грибами, по дороге к лесу читал ей свои собственные стихи (с точки зрения Вадьки очень неплохие, но с явным подражанием Есенину), а на обратной дороге признался ей в любви.

  Женщине было явно скучновато жить здесь, на отшибе от города, после красивого белорусского Гродно, где она познакомилась с курсантом Паляковым, учившимся в местном училище, а потом вышла за него замуж.
В общем крепость не устояла и она стала ходить на свидания с Женькой. Было это не часто, но кто-то увидел и нашептал капитану. Тот, очень свою жену любивший, от горя потерял голову, ибо по другому его предложение Женьке стреляться на дуэли, характеризовать было сложно. Все-таки время дуэлей осталось (может к сожалению дам) в глубоком прошлом.
Нужны были секунданты, но лейтенант Бочкин, не сумевший отговорить Палякова, доложил майору Киве. Тот немедленно вызвал к себе на ковер всех троих, Палякова, его жену и Женьку и так отматерил их, что, как рассказывал дневальный, дверь в канцелярии дрожжала и звякала замком.

  Ядвига с двумя детьми была отправлена к родителям в Гродно, как сказал майор, пока дурь из головы не выйдет, капитан Паляков получил выговор в личное дело, а Женька был отвезен лейтенантом Бочкиным на недельную гауптвахту.

Вадька втянулся в новый для него распорядок, когда сутки смены на дежурстве в тех.здании сменялись учебой и спортивными занятиями, те в свою очередь на дежурство в казарме, потом снова учеба и цикл завершался, чтобы со следующего утра начаться сначала.

В августе Вадьку привлекли к подготовке к соревнованиям по военному троеборью, куда входил кросс совмещенный со спортивным ориентированием, плавание на 400-метровой дистанции и фигурное вождение автомобиля. Пригодились водительские права, полученные в 10 классе школы.
Тренировки проходили в часы положенные для строевой подготовки, а поскольку это было самое нудное из всех обязательных занятий, то и это было большим плюсом.
Однажды в тёплый августовский вечер, когда после ужина Вадька сидел в курилке вдруг откуда-то издалека послышалась песня. Песня была Вадьке незнакома, раньше он её никогда не слышал, многочисленные женские голоса, то сплетались в единое целое, то разбиваясь на несколько отдельных голосов переливались чистым хрустальным звучанием, так что по телу даже начинали бежать мурашки. К Вадьке подсел старшина Горелов.
- Что, заслушался? - тихо спросил он, закуривая сигарету.
- Это бабы-заключенные на зоне поют,  здорово у них получается!
- На крыши бараков заберутся и поют.
Вадька слышал, что в нескольких километрах от них расположены две зоны, мужская и женская, но пение слышал впервые. Пели женщины очень хорошо, и это пение напомнило Вадьке его впечатления от приезжавшей в Иркутск на гастроли Ленинградской академической капеллы.

  В конце прошедшей зимы из мужской зоны поздно вечером случился побег, тогда на звук автоматных очередей, Вадька вместе с другими солдатами выскочил из казармы и они наблюдали яркий след трассирующих пуль и характерный свистящий звук.

  В октябре у старослужащих подошел долгожданный дембиль. Парни ходили со счастливыми лицами и без конца надраивали себе сапоги и металлические бляхи ремней, отглаживали штаны и мундиры, украшенные множеством значков.
Когда наконец день Х настал, на территорию части въехал, присланный из штаба дивизии автобус, но перед тем, как в него усесться, все кинулись качать вышедшего из казармы, чтобы сопроводить отъезжающих в аэропорт, майора Киву. Освободившись майор жестом руки приказал занять места в автобусе и сам пошел на переднее сидение рядом с водителем, когда садясь он оглянулся, Вадька, стоявший среди провожающих, заметил сверкнувшую у него на глазах слезу…

«Ацетон» Часть 3

  После отъезда «дембилей», на «Ацетоне» стало, как-то пусто, несмотря на то, что за месяц до этого на центр прибыло новое пополнение. Новобранцы прошли ту же «учебку», что и Вадька, но к новым условиям жизни еще только приспосабливались.
Теперь уже Вадька и ребята из Омска, прибывшие с ним в одно время на «Ацетон», стали сержантами и командирами отделений.
Одному из омских ребят не удалось избежать «воспитательной процедуры» в хоз.уголке, и первое о чём новые командиры договорились между собой, это был полный запрет на подобное. Кроме них четверых были еще пять человек на год старше их по годам службы, они были в хозяйственном отделении под командой старшины Горелова. С одним из них киномехаником Юрой Черепановым случилось происшествие, чуть не приведшее его к смерти.

  Наступившая зима выдалась на редкость холодной и ветреной. Мороз часто зашкаливал за минус сорок, а ураганный ветер поднимал в воздух тонны выпавшего снега и крутил их так, что трудно было устоять на ногах. Даже дойти до тех.здания и обратно было не так-то легко.
 Юра, и еще двое солдат из хоз.отделения в середине декабря, в воскресенье получили увольнительные. Утром они покинули центр, а вернуться должны были к вечерней поверке в 23-00. Двое, у которых в соседней Матвеевке были подружки, вернулись даже раньше положенного времени, а вот Юра на вечерней поверке не появился. В полночь всех, кто находился в казарме подняли из кроватей по тревоге, объявленной дежурным офицером.


  Сразу после выхода из ворот, по команде, солдаты разбились в цепь на расстоянии полутора метров друг от друга. Пурга бесновалась так, что дорога оказалась полностью перемётенной снегом и сравнялась с окружающим полем. Замполит, майор Голодцов приказал завести вездеход ЗИЛ-158, чтобы он с включенными огнями, сопровождал по дороге цепь солдат.
  Это было очень правильное решение, помогшее избежать дополнительных потерь.
Юру Черепанова нашли после двух часов поиска. Он действительно из-за пурги сбился с дороги и обессилев в борьбе со стихией лежал метрах в 30 от дороги и километре от центра. Его уже занесло снегом и если бы не возвышающийся холмик, посреди белого с синевой в лучах электрических фонарей, поля, мы бы его и не нашли.
К счастью все закончилось более-менее для него благополучно. Он отморозил нос, уши, пальцы на руках и ногах, не обошлось и без воспаления легких. Полностью он оклемался только к середине весны.

  У Вадьки в отделении, которым он командовал среди молодых солдат был один, который здорово разнообразил Вадьке жизнь, да и не только ему. Звали его Гарик Белостоцкий, его призвали из города Белая церковь, что неподалеку от Киева, но самое главное он был мастером спорта по настольному теннису и чемпионом Украины.

  Вадька в настольный теннис играл с самого детства. Когда они жили в поселке гидростроителей, отец с еще двумя соседями-мужиками смастерили из шпунтовых половых досок стол, который с тех пор всегда стоял на улице у подъезда. В магазине спорттоваров были куплены сетка, целлулоидные мячики-шарики и ракетки. Ракеток было две штуки, но по их образцу было произведено еще несколько самодельных, вырезанных из фанеры, наклейки продавались в магазине и были значительно дешевле, чем полноценные ракетки.
  Детвора кучковалась у стола с самого утра, даже двух-годовалые малыши уже знали, что такое пинг-понг, а по вечерам к игре присоединялось и старшее поколение. Игра даже убавила численность в рядах заядлых доминошников и картежников.

  Позже, учась в старших классах в школе, Вадька настольный теннис не бросал и даже на первенстве среди городских школ занял призовое место, после чего получил 3-й разряд по этому виду спорта. На «Ацетоне» Вадька выигрывал почти у всех, с кем-то игра шла на равных, но когда появился Гарик, до него было, как до недосягаемой вершины.
  Его стиль игры носил защитный характер, можно было сильнейшими ударами атаковать его меняя направления ударов, но длиннорукий Гарик исправно тащил всё, пробить его было практически невозможно. У него была ракетка, так называемый «сэндвич» с губчатыми наклейками из разных по свойству резин на каждой из сторон, благодаря такому сцеплению губки с мячиком он создавал всегда разные вращения у мяча и если под такой мяч просто подставить свою ракетку, мяч улетал совсем в другом направлении, чем этого хотел игрок.
Но если в первых встречах Гарик давал Вадьке 18!!! очков форы и всё равно выигрывал, то через год фора спустилась всего до 5-и, и при этом Вадька однажды даже выиграл, с чем его Гарик не замедлил поздравить.

  Еще одним времяпровождением для Вадьки была игра на баяне. В музыкальной школе Вадька отучился только два года, но нотную грамоту знал, а еще больше года ездил брать уроки у профессионального баяниста работавшего раньше в Иркутском театре Юного зрителя, а потом вышедшего на пенсию.

  На «Ацетоне» в актовом зале стояло пианино и рядом на отдельном маленьком столике стоял баян, а в каптерке хранилось несколько духовых музыкальных инструментов. Была большая туба, труба, тромбон и саксофон. На этом саксофоне прекрасно играл главный инженер центра, капитан Корлевецкий. Услышать его правда, можно было только раз в году после праздничного ужина в честь Нового года.

  Пару раз в месяц старшина с замполитом вывозили свободный от дежурств состав на танцы в совхозный клуб в соседней Матвеевке. Майор Кива был в хороших отношениях с председателем совхоза, направлял солдат на помощь в уборке урожая и заготовке кормов для животноводства, а совхоз помогал в обеспечении продуктами своего производства.

  Девушек в совхозе было больше, чем парней, поэтому на танцах они всегда приветливо встречали приехавших. Однажды кто-то из ребят проболтался своей дивчине, что Вадька играет на баяне, и с тех пор, когда он там появлялся, его просили подменить радиолу с пластинками живой музыкой. Поскольку заказы на исполнение шли в ногу с эстрадной музыкой, которую крутили по радио и показывали по телевизору, Вадьке приходилось подбирать на слух новые мелодии и песни.

  Однажды, это было уже в конце апреля, к нему подошла стройненькая молодая девушка с косичками, заплетенными сзади в корзиночку и пригласила его на белый танец. Белый танец объявляли часто, поскольку девушки были в приглашениях гораздо решительнее ребят.

  Девушку звали Людмилой, оказалось, что она из другой деревни по названию Федоровка, которая была конечным пунктом автобусного маршрута, аэропорт - Федоровка. У них в деревне не было клуба, поэтому желающие потанцевать приезжали по выходным дням в Матвеевку. Было ей чуть больше двадцати, на работу она ездила в город, где недалеко от аэропорта стала работать в парикмахерской сразу после окончания школы. Она была очень словоохотливой, рассказала, что живет с отцом в его доме, мать умерла при операции перитонита, что у неё мужа нет, но есть маленькая дочка, отец работает в лесхозе на пилораме, что у неё есть свой мотоцикл и она ездит на нём на работу и сюда в клуб.

  Вадька с недоверием посмотрел на её ножки в белых туфельках и белое платье в синий горошек.

  - А, понятно! - она перехватила его взгляд. - У меня на багажнике мотоцикла стоит сумка, а в ней комбинезон и ботинки.

  - А ты в следующий выходной приедешь сюда на танцы?, - прозвучал вопрос, когда танец закончился.

  - Не знаю, - честно ответил Вадька, - Вряд ли, скорее всего я буду на дежурстве. Она с минуту помолчала.

  - А знаешь, хочешь я сама к тебе приеду?
Желание продолжить знакомство сквозило из её серо-зеленых глаз.

  - А почему бы и нет, - подумал Вадька,

  - Приезжай. Давай только я сейчас прикину, когда у меня свободный от дежурства день. В пятницу сможешь? - закончил он несложные подсчеты.

  - Ой! Здорово! И мне в пятницу на работу не надо, хотя я бы все равно отпросилась!

  В пятницу, когда Вадька еще спал после ночного дежурства, его разбудил дневальный,

  - Товарищ сержант, там у ворот вас девушка спрашивает.
Надо же, приехала, - еще не отделавшись от остатков сна, подумал Вадька.

  - Слушай подойди, пожалуйста к воротам, скажи, что я скоро выйду, - попросил он дневального.

  - Нет, стоп! Не надо ходить, позвони на ворота, а то если заметят, что ты отлучился из казармы, можешь и наряд вне очереди схлопотать!  Вадька, стал быстро одеваться. Застегивая гимнастерку на ходу, он заглянул в канцелярию. Там сидел и читал газету замполит.

  - Товарищ майор! - обратился к нему Вадька, - Тут ко мне девушка знакомая приехала, я сегодня после смены, разрешите пару часов погулять с ней за территорией части.

  Замполит хитро улыбнувшись, оторвался от чтения.

  - Никак зазноба появилась? И когда только успел. Ладно иди, но не больше двух часов.

  Вадька заскочил в каптерку, вытащил из своего вещмешка сумку со спортивным костюмом и кедами. Людмила встретила его улыбкой, которая ей очень шла, украшая, впрочем и так симпатичное лицо.

  - Поедем, я покажу тебе где я живу.

  - Хорошо, только давай отъедем метров на двести от части, я переоденусь, а то мало ли, патруль сюда черт занесет. Быстро переодевшись, Вадька сложил форму и сапоги в сумку и привязал её к багажнику. Сел сзади Людмилы, обхватил её за талию и они понеслись по дороге.
Федоровка оказалась небольшой, но уютной деревней. На приусадебных участках у каждого дома были яблоневые и вишневые сады, они еще не цвели, зато буйно цвела черёмуха и воздух был насыщен её густым ароматом. Дом в котором жили Людмила с отцом был не новым, но сложенный из толстых стволов лиственницы, казался очень добротным.

  - Пойдем, покажу наше внутреннее убранство, да не стесняйся отец на работе, а дочку я отвела к маминой сестре.

  - Да я и не стесняюсь, ответствовал Вадька.

  Вход в дом был через пристроенную к нему большую веранду. Внутри дома все было в идеальном порядке и сияло чистотой. Вадьке понравилась внутренняя планировка. Строители строившие дом плясали, как говорят от печки, сделанной почти посередине общего пространства, которое делилось перегородками на три комнаты и кухню.
Вадька уселся на стоявший у стенки диван, рассматривая фотографии висевшие на стенах.

  - Давай я тебя рыбным пирогом накормлю, ты же ведь и позавтракать не успел, - Людмила убежала на кухню. Через несколько минут зашумел поставленный на электроплитку чайник и запахло разогревающимся пирогом так вкусно, что Вадька сглотнул выделившуюся во рту слюну. Людмила села напротив него, уставила локти на стол и подперев подбородок маленькими кулачками с улыбкой смотрела, как Вадька расправляется с большим куском пирога, запивая его чаем.

  - Спасибо! Пирог необыкновенно вкусный, прямо, как моя бабушка готовила!

  - Меня тоже бабушка научила, мать в школе учительницей была, у неё на пироги времени не хватало.

  - Это твоя мама? - Вадька показал на фотографию на стене, - а рядом отец, так?

  - Да, верно, - сейчас я альбом с фотографиями возьму, покажу, какая она в молодости была.

  - Иди, возвращайся на диван, там удобнее смотреть, - она вручила ему альбом и уселась рядом, подвернув под себя ноги.

  - Вот это мама еще школьница, а это папа, они в одной школе учились. А это я маленькая, пять лет здесь…

  Из-за Вадькиного плеча ей смотреть было не очень удобно, в итоге её голова стала касаться его груди. Вадька невольно прислонился щекой к её затылку…

  Все произошло так, будто они встречались уже давным-давно. Он еще приходил в себя, когда взгляд упал на висевшие на стене часы-ходики. До возвращения в часть оставалось десять минут. Мигом вскочив и наскоро одевшись, они выскочили на улицу, как угорелые и через минуту мотоцикл уже мчал их в обратный путь. Уже когда Вадька опять переоделся и мотоцикл затих около въездных ворот в часть, она тихо спросила:

  - Мы еще встретимся?

  - Конечно, только мне надо записаться на увольнительную, чтобы у нас было побольше времени, ты помнишь телефон вашей парикмахерской?

  - Ой! Конечно, помню!

  В кармане гимнастерки у Вадьки оказалась шариковая ручка и он записал на своем запястье продиктованный телефон.

  - Всё! Беги, милый пока тебя не хватились, а я буду ждать звонка, - она быстро чмокнула Вадьку в щеку. Через минуту мотоцикл уже скрылся из виду.

  Вадька пошел относить вещи в каптерку, но сперва поинтересовался у дневального не спрашивал ли кто его, за время отсутствия, и с облегчением услышал, что нет. А значит, ничто не помешает получить увольнительную. Ему уже хотелось встретиться с Людой поскорее.

  В этом году Вадька еще ни разу не ходил в увольнение, поэтому все прошло гладко, даже Кива обычно расспрашивающий для чего солдат просит увольнение на сутки, не стал придираться и подписал список увольнений.

  Когда Вадька вышел из ворот, нагруженный сумкой с одеждой и выпрошенной у старшины маленькой двухместной палаткой, Людин мотоцикл уже стоял там, а когда он пошел переодеваться в придорожный кустарник, то оставшись в одних трусах вдруг ощутил обхватившие его сзади руки. Путь был продолжен только после того, как они вволю нацеловались. Сидя сзади Люды и обнимая её руками, Вадька рассказал ей свой план на эти сутки. А заключался он в том, чтобы приехать на берег Амура в каком-нибудь укромном месте, поставить там палатку и целый день и ночь наслаждаться друг другом. План был немедленно одобрен, они заехали в Федоровку, Люда забежала к своей тёте и уговорила её, чтобы та оставила у себя её дочку до следующего утра. Потом они затарились в магазине необходимым провиантом, из спиртного там было только «Советское шампанское», но они этому даже обрадовались. Потом Люда заскочила к себе в дом и взяла там необходимую посуду, котелок в том числе. а также рыбацкую острогу своего отца, в протоках шел на нерест сазан и Люда предложила поехать в то место, куда они с отцом ездили на рыбалку.
Был взят с собой и небольшой топорик, который очень пригодился при установке палатки и оборудовании кострища.

  До места они добрались минут за сорок. Вадьке очень понравилось это место. Протока делала там плавную излучину, около которой в прибрежном лесу была маленькая полянка, вся желтая от одуванчиков, из которых Люда мигом сплела им по короне. Как только была натянута последняя верёвка, удерживающая откосы палатки, они оба стремительно юркнули туда и выгнало их оттуда только желание чего-нибудь съесть.
  Но сразу утолить голод не получилось, стоило Вадьке отсалютовать выстрелом пробки из шампанского в честь долгожданной встречи и выпить по стакану бурлящего напитка, как они не сговариваясь, полезли снова в палатку, закусывать его жаркими поцелуями.

  Наконец голод сказал свое веское слово. Вадька стал разводить костер, а Люда взяв острогу пошла вдоль берега и вскоре к Вадькиному изумлению вернулась с извивающимся на остроге, небольшим сазаном. К вечеру им удалось добыть еще парочку, причем один из них стоил сразу двух, по весу он был явно больше килограмма. Его Вадька взялся запечь у костра на рожнах, как они с отцом делали в Иркутске, добыв сига или ленка.

  Как ни странно, несмотря на почти бессонную ночь, они оба проснулись, когда солнце еще только начинало раскрашивать полоски редких облачков на небе. За ночь они насытились друг другом и теперь оживив еще тлеющие угли, сидели молча у костра и ждали когда закипит вода в котелке, чтобы сделать чай. С реки тянуло холодком и Вадька прижал рукой Люду к себе.

  - Я тебя очень прошу, - тихо прошептала Люда, - ничего не обещай мне, просто не отказывай мне во встречах с тобой, пока не уедешь домой...

Гл. 6-ая. Армия. Хабаровск

"АЦЕТОН" часть четвертая

  Люда стремительно ворвалась в размеренную воинскими уставами Вадькину жизнь.

  Он все чаще ловил себя на мысли, что она практически вытеснила воспоминания о Ляльке и Светке, вызванные полученными от них письмами. Теплые образы встреч с Таней, вызывали уже только чисто дружеский интерес.

 Как так? Ведь интеллектуальный уровень был явно не в пользу Люды, в их доме Вадька не увидел даже признаков мало-мальской библиотеки, она кроме Хабаровска нигде не была, но в мастерстве поддерживания разговора, в ясности суждений ей было нельзя отказать. Разгадка этого феномена пришла в голову, когда Вадька стал анализировать поведение и реакции Люды, включая самые мелкие и незначительные детали. Ответ был удивительно прост.

  В его прошлом были девчонки, а это была женщина.

  Будучи практически одного возраста с ними, при всех раскладах не в её пользу, она лучше знала и разбиралась в жизни, чем они. Интуиция и наитие, вот в чем таились её козыри, и пользовалась она ими мастерски, не допуская ни одной фальшивой нотки.

  Какие бы мысли не приходили в Вадькину голову, душа и сердце рвались к новой встрече, что-то похожее происходило и с Людой. В ожидании звонка от Вадьки она кидалась к телефону в парикмахерской на каждый звонок, за что получала грозные замечания от заведущей этого заведения.

  Они изыскивали малейшие возможности для встреч и в общем-то им это удавалось.
 В одном из домов, где жили офицеры, две небольшие двухкомнатные квартиры пустовали. Во время учений в них размещались офицеры обычно жившие в городе. В одной из них было, что-то типа художественной мастерской. Здесь готовили к праздникам стенгазеты и разного рода служебные плакаты. Раньше этими делами занимался старший сержант Случаев, но после его демобилизации замполит провел опрос и выяснилось, что выпуском подобного рода стенгазет приходилось заниматься в школьные годы Вадьке и Володе Чунбаю, им и было поручено это столь «необходимое», по мнению замполита, дело. Когда они делали первый экземпляр, им в голову пришла мысль попытаться немного приукрасить казарму, чтобы у неё был менее казённый вид. Сперва они уговорили старшину Горелова, а потом вместе с ним удалось уговорить и майора Киву.

  В качестве первого опытного объекта был выбран хоз.уголок. На самой длинной стене, напротив входной двери Вадька с Володей нарисовали берёзовую рощу, а остальные стены вместо унылой серо-голубой краски стали приятного светло-желтого цвета. Старый металлический шкаф такого же серо-голубого цвета был перемещен в каптерку, а вместо него из привезенной старшиной толстой фанеры был сделан аккуратный стеллаж с закрытыми дверками, на каждой из которых были нарисованы хранящиеся за ними предметы бытовой утвари.На стоящий большой прямоугольный стол была сделана из фанеры новая овальная столешница, хорошо отшкуренная и окрашенная в тёмно-желтый цвет с широкой коричневой каймой.

  Так получилось, что когда все было готово, по какой-то неведомой причине утром вместе с майором Кивой приехал замполит всей в/ч №21668 подполковник Кондратьев. Вадька был дежурным по центру, отдал всем находящимся в казарме команду «Смирно» и подойдя строевым шагом к вошедшим офицерам, приложил к пилотке руку и прокричал:

  - Товарищ подполковник, разрешите обратиться к товарищу майору. И получив разрешение отрапортовал, что в отсутствие командира на центре никаких происшествий не случилось, в техздании на дежурстве отделение сержанта Красноштанова, дежурный офицер в тех.здании старший лейтенант Бортник, дежурный по роте сержант Панурин. Майор скомандовал «Вольно», Вадька, как эхо, громко повторил «Рота, вольно!»
Процедура встречи начальства была соблюдена. Уже подойдя к двери канцелярии, Кива оглянулся,

  - Панурин, как продвигается ремонт?

  - Закончили, товарищ майор! - доложил Вадька.

  - Ну, тогда показывай! Майор повернул голову к Кондратьеву,

  - Пойдем, Витя, посмотрим, что они там натворили.

  Кива был с Кондратьевым в приятельских отношениях. Когда они зашли, Кива остолбенело смотрел на новое убранство комнаты, но лицо уже наливалось малиновым цветом и Вадька понял, что сейчас будет буря.

  - Какого…, - Кива только начал фразу, но его перебил Кондратьев.

  - Слушай, Александр Михайлович, а ведь здорово! Ну, умельцы у тебя, смотри
  какую красоту соорудили!

  - Им только дай волю, такой бордель тут устроят, - еще не отойдя от
  нахлынувшего гнева, пробурчал майор.

  - Да, ладно тебе ворчать, как старая бабка, я еще Суращенкова сюда привезу,
  чтобы посмотрел, я ему давно говорю, что надо в ногу со временем идти. Гляди,
  солдат сюда зайдет и у него душа улыбнется. А хорошее настроение у солдата,
  значит он и к подвигу готов! Соображаешь?!

  - Ладно, пойдем в канцелярию, Панурин, предупреди на кухне, что подполковник у
  нас обедать будет.

  - Есть, товарищ майор, предупредить на кухне, радостным голосом прокричал
  Вадька.

   - Ну, слава тебе… пронесло бурю вроде, добавил он про себя.

  Следующим объектом для реконструкции должна была стать столовая, но это случилось только через год, а пока Вадька с Чунбаем начали рисовать на ватманских листах картины, чтобы повесить их в столовой. Не картины, конечно. Копии картин. Володя выбрал для себя левитановский пейзаж с озером, а Вадька картину современного немецкого художника, репродукцию которой он нашел в журнале «Иностранная литература», купленной в газетном киоске, когда его посылали в город, отвезти документы в штаб.

  В журнале оказался нашумевший роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи», о нем с восторгом, в письме ему написала Лялька. В этом же журнале была и та репродукция. На картине были изображены сидящие на пустынном пляже у моря девушка и молодой парень.
Картина была нарисована акварелью, в ней не было четких очертаний и Вадька решил, что с ней справиться ему будет проще. Рисовать им было разрешено в вечернее время, после ужина и до отбоя, в те дни, когда они были свободны от дежурств. Вот этим обстоятельством теперь и воспользовался Вадька.

  Метров за сто от офицерских домов среди поля был небольшой берёзовый островок, там Люда оставляла свой мотоцикл, научившись подъезжать туда без света фар, чтобы никто не обратил внимания.

  Квартира, в которой Вадька рисовал, была на первом этаже, он открывал окно и подхватывал залезавшую в него Люду.   Во второй комнате стояли две кровати и двухстворчатый шкаф для верхней одежды, в котором Люде один раз пришлось спрятаться, когда однажды замполит решил перед сном проверить, как продвигается работа над картиной. В мастерской свет Вадька не выключал, но окно зашторивал, а в другой комнате, где они были с Людой свет не включали, да он им и не был нужен.

  В середине июня ночью казарму подняли по тревоге, было объявлено построение с оружием. Начались учения в Дальневосточном военном округе, в которых одна из главных ролей предназначалась 11-ой армии ПВО, а следовательно и в/ч №21668, осуществлявшую связь командных центров округа между собой и главным штабом Министерства обороны в Москве.

  На «Ацетон» прибыли трое проверяющих офицеров из штаба армии. На второй день учений Вадька был на дежурстве в тех.здании. Во втором часу ночи проверяющий офицер дал вводную установить радиорелейную связь с приемным центром, расположенным на противоположном конце города, в районе Красной речки. Это было для Вадьки не в новинку и в положенный норматив он уложился с запасом. Следующая вводная была куда посложнее, надо было не только поменять частоту, но и поляризацию сигнала. А для этого надо было лезть на мачту на верхушке которой была закреплена эллиптическая тарелка антенны, и произвести переключение подходящих к ней кабелей. Это Вадьке тоже делать приходилось, но дело сильно осложнялось сильной грозой, которая бушевала за окнами тех.здания.

  Высота мачты была 30 метров, у неё было два яруса растяжек из металлических тросов, соединявших середину и верхнюю часть мачты с железобетонными кубами, вкопанными в землю в радиусе метров пятнадцати от основания. Сама мачта представляла собой сварную конструкцию из сорок пятого уголка с квадратом в поперечнике, сторона которого была 45 сантиметров.

  Вадька лез по ней наверх, на несколько секунд пережидая мощные порывы ветра, которые так раскачивали её, несмотря на растяжки, что он еле на ней удерживался. Когда он добрался до тарелки, ему на помощь пришла молния, ярко осветившая все вокруг, правда только он открутил один разъем кабеля, как гром так шарахнул, что от мощного звука он чуть не потерял равновесие, видимо эпицентр грозы был совсем рядом. Наконец оба кабеля были откручены и поставлены на нужные места. Вадька перевел дух и начал спускаться.

  Недели через полторы, дежуривший замполит на вечерней проверке, вызвал Вадьку и Сашу Красноштанова из строя и когда они по команде «Кругом» развернулись лицом к строю, объявил, что они по результатам, показанным в ходе учений, приказом по 11-ой армии поощрены краткосрочным отпуском на 10 дней с пребыванием по месту призыва.

гл. 7-ая. Армия. Отпуск

ОТПУСК

  - Ты вернешься? - был первый вопрос Люды, когда Вадька рассказал ей о
  полученном отпуске.

  - Если даже не захочу возвращаться, меня арестуют и к тебе доставят, пошутил Вадька.

  - Ты мне не рассказывал, но ведь тебя там наверняка ждет какая-нибудь девушка?

  - Может и ждет…, затянув паузу ответил Вадька,

  - А может и нет, кто вас девушек разберет...

  Они лежали рядом и направив взгляд в потолок наблюдали, как на нём мечется тонкая полоска света. Стояла теплая ночь, Вадька не стал закрывать окно и теперь закрытая дверь в комнату колебалась от легкого сквознячка, пропуская к ним через дверную щелочку тоненький пучок света.

  - Знаешь, я совсем не хочу уезжать, но надо навестить маму, что-то она стала последнее время частенько прибаливать. Ты не скучай без меня, десять дней пролетят быстро.

  - Ага, это там для тебя быстро, а для меня они будут тянуться вечность…
  Провожая Вадьку на посадку в самолет Люда дала ему маленькую фотографию.

  - Возьми с собой, она будет тебе напоминать про меня, она у меня осталась,
  когда я на права фотографировалась.

  Вадька положил её в нагрудный карман гимнастерки. Он хотел лететь переодевшись в гражданскую одежду,  еще год назад купил себе ботинки брюки и рубашку для того, чтобы ходить в увольнение, но вспомнил, как Женька Верстов рассказывал, что один парень из их призыва тоже отправлявшийся в отпуск и переодевшийся в гражданскую одежду, попался при проверке документов в аэропорту. Ведь вместо паспорта у него был военный билет и комендантский патруль его отловил. В результате его отпуск накрылся «медным тазом».

  Ту-104 быстро набрал высоту и Вадька, «продув уши» погрузился в дремоту. Спать в самолете, просыпаясь только во время посадки, давно уже стало привычкой.

  - Молодой человек, просыпайтесь, пристегивайте ремни, самолет снижается на посадку, - разбудила его стюардесса.

  Еще пять минут и колеса запрыгали по взлетной полосе. Пилот включил реверс, турбины завыли еще громче и через некоторое время, зарулив на отведенную стоянку, самолет замер на месте.  Багажа у него с собой не было.
Выйдя из аэровокзала Вадька быстро поймал такси, (пригодились заработанные на покосе травы деньги), и через полчаса уже подъезжал к дому. Дома его ждали. Мать наварила домашних пельменей, нарезала салат из своих помидоров и огурцов, не забыв про натертую редиску со сметаной, особо любимую Вадькой, отец поставил на стол бутылку коньяка. Все было так, будто он вернулся из какой-то недолгой поездки.

  На следующее утро, Вадька, не послушав родительский совет, в первый день отпуска никуда не ходить и побыть дома, отправился в университетскую общагу к Ваньке Пеструхину. Летняя сессия была в самом разгаре. Ванька был в комнате один, остальные ушли заниматься в библиотеку. Увидев входящего Вадьку, Ванька выпучил глаза, а потом бросился обниматься.

  - Ну, здорово, чертяка, чо никак из армии выгнали?!

  - Ага, выгнали, аж на десять дней! - улыбался в ответ Вадька.

  - Ты чо, примерным был чо ли?! Нет, видать передохнуть от тебя решили! -
  продолжал балагурить Ванька.

  - К отцу заходил, как там он?

  - Зимой заходил, батя твой молодцом, самогоночку сам делает, но меру четко знает, говорит, что его пьяного пчелы не любят!

  - Да я и не помню, видел ли его хоть раз пьяным, ему же лосю, и от литра не
  скопытиться!

  - Ну, что как экзамены сдаешь? - поменял тему Вадька.

  - Да ничего, все нормулёк пока, ты Ляльку-то видел уже?

  - Нет, я ж только вчера вечером прилетел.

  - Слушай, я чего то, последнее время её все в компании с Валеркой Марковым вижу, они правда в одной группе "физики народного хозяйства" с ним, может вместе к экзаменам готовятся… - Ванька, озабоченно почесал макушку.

  - А то смотри, она ведь до тебя с ним встречалась, пока ты с Танькой был. А,
  кстати, насчет Таньки, я тут недавно около университета с Алкой Савушковой
  столкнулся, так она говорит Танька ей написала, что замуж вышла.

  - Вот и хорошо, ты же знаешь, что у неё отец от рака умер. Она мне тоже письмо присылала, я так и понял из него, что у ней дело к свадьбе идет. А Лялька, говоришь с Валеркой… Что ж, это может и к лучшему, чего ей меня еще целый год ждать.

  - Вот что Вань, экзамен у вас в пятницу говоришь, а сегодня только
  вторник. А потому давай собирай нашу компашку, Алку, Ляльку, Валерку тоже
  позови, Витьку Данилова, если он еще со Светкой пусть вместе приходят, да, и Сашку Стуканова позови обязательно. Соберетесь и завтра давайте ко мне.
  Посидим, как следует! А я сейчас хочу к Лешки Завалишина родителям заехать, узнать, как у него дела, а то он на Камчатку уехал, и с концами, ни слуху, ни духу.

  Пока Вадька ехал в трамвае к дому Завалишиных, в голове у него крутились мысли о Ванькиных словах, что Лялька с Валеркой стали снова встречаться. Отец у Валерки военный врач, был командиром военного госпиталя в ГСВГ (группе советских войск в Германии), а где-то в конце 50-х вышел на пенсию по возрасту и вернулся в Иркутск, где у него оставалась квартира. Вадька один раз побывал у Валерки дома. Квартира была обставлена мебелью полностью вывезенной из Германии, да впрочем всё и даже посуда, были оттуда.

  В квартире был просто идеальный порядок, но Вадьке она, как-то не понравилась своей почти медицинской стерильностью.
Валерке очень нравилась Лялька, да и его отец, познакомившийся с Лялькиным отцом, был совсем не против породниться семьями.

  Чем больше Вадька размышлял на эту тему, тем больше, как ни странно, у него поднималось настроение от того, что все болезненные вопросы, вроде как решаются сами по себе.

  У Завалишиных дома была только Лешкина мама. Отец, профессор Иркутского сельскохозяйственного института, известный на всю Восточную Сибирь ученый-агротехник, был на работе. Она очень обрадовалась, увидев Вадьку, усадила его за стол пить чай с вареньем. Варенье из брусники с ранетками было потрясающе вкусным!

  - Когда же моего-то отпустят мать повидать, - посетовала Лешкина мама, недавно вот письмо прислал, но там даже и намека нет на то, что отпуск дадут.
  Вадька взял Лешкин адрес и распрощался.

  - Побегу, а то ведь десять дней пролетят и не заметишь, спасибо большое, варенье просто класс! Нина зайдет, привет ей большущий!, Нина была Лешкиной девушкой, после его возвращения они должны были пожениться.

  Вечером позвонил Ванька сказал, что все кого Вадька пригласил, придут завтра к шести часам вечера. То, что Лялька, узнав о Вадькином приезде и приглашении в гости, не позвонила, добавляло поводов думать о возобновлении её отношений с Валеркой. Да и по настоящему близких отношений у них не было, последнюю ночь перед отправлением Вадьки в армию они провели вместе в палатке на берегу водохранилища, но она умолила Вадьку не заходить до конца и дождаться свадьбы.

  Поэтому когда они с Валеркой появились на пороге дома, он приветливо чмокнул Ляльку в щечку, пожал руку Валерке и шутливо поздравил с предстоящей по окончанию сессии свадьбой, выразив сожаление, что не сможет на ней присутствовать. Лялька смущенно отвела глаза, а Валерка счастливо рассмеялся:
  - Ты уже в курсе?! Вот сарафанное радио работает, мы ведь пока никому не
  говорили!

  Встреча прошла отлично. Еще одному одногрупнику Валерки с Лялькой, увязавшемуся с ними и большому любителю порассуждать о политике, Ванька с Вадькой сделали коктейль из водки и ликера, да еще залив адскую смесь в сифон, сделали её шипучей. Минут через пятнадцать тот, перемещенный со стула на диван, крепко спал.

  Когда от кого-то поступило предложение выйти из-за стола, накрытого на веранде и пойти в сад-огород перекурить, все дружно это предложение поддержали. В дальнем углу участка отец с Вадькой насажали принесенных из леса деревьев разных пород, отвоевав от огорода приличный кусок. Когда они за несколько лет выросли Вадька, тогда еще заканчивающий школу, соорудил там стол с лавочками и вот теперь вся компания переместилась туда и дружно задымила.

  Улучив момент, к Вадьке, стоявшему у стола подошла Светка, и шепнула ему:
  - Давай встретимся завтра в семь вечера на нашем месте. Нашим местом назывался когда-то, уютный сквер около кинотеатра в Глазково, неподалеку от Светкиного дома.

  - Давай, - тоже шепотом, согласился Вадька.

  Перекур затянулся, Саша Стуканов, сходил за традиционно принесенной с собой, гитарой и стал напевать всем знакомые студенческие песни, которые все дружно подхватывали. Гости стали собираться по домам только около полуночи и то, чтобы не опоздать на последний автобус идущий в город.

  Убирая со стола, а потом моя посуду, Вадька пытался догадаться зачем Светка назначила ему встречу. Она писала в письме о желании, что-то обсудить, так о чём будет разговор? О ней и Витьке? Или она заметила тогда во время Вадькиных проводов на перроне, брошенный им на неё восхищенный взгляд и хочет попробовать возродить все, что было?

  Тут он обходя стол зацепился за ноги, спящего на диване и всеми забытого Лялькиного одногруппника. Сперва он хотел растолкать его, но тут же понял бесполезность этого, закинул ему ноги на диван, принес подушку и одеяло. Тот зачмокал во сне губами, видимо ему снилось что-то хорошее.

  Когда Вадька подошел к скверу, Светка уже была там и сидела на их любимой скамейке.

  - Какая ты, Светка стала красавица, еще красивей, чем раньше, - Вадька хотел поцеловать её в щеку, но она повернула голову и встретила его губами. Поцелуй растянулся надолго. А когда он закончился, Светка сказала, не откладывая главное в долгий ящик:
  - Я буду тебя ждать!

  - А, как же Витька, - Вадька внимательно посмотрел на неё.

  - У нас с ним ничего нет, мы просто встречаемся, ходим в кино, гуляем в парке, зимой на катке катаемся…

  - Но он же влюблен в тебя и не скрывает этого.

  - Но я то его не люблю, мне так показалось вначале, но потом я поняла, что нет. Он хороший, ничего дурного о нем не скажешь, но не мой… Я вчера поняла, что у вас с Лялькой тоже все закончено, так ведь? - она посмотрела на Вадьку.

  - Правильно поняла, они с Валеркой осенью пожениться хотят.

  - Ну вот, мы оба свободны, давай попробуем все сначала, мы же любили друг
  друга, может давно уже вместе были, если бы не твои бесконечные соревнования, когда по месяцам не виделись.

Фотография Люды, которую Вадька переложил из гимнастерки в пиджак, казалось стала прожигать подкладку…

  - Знаешь, Светлячок, - так Вадька ласково называл её раньше, - мне тоже хочется попробовать, я вчера за столом прямо ревновать стал тебя к Витьке, но я ведь через пять деньков уеду, а еще служить целый год, дождешься ли ты меня…

  - Дождусь! Вадик у тебя права на вождение сохранились? Васька машину себе купил "Москвич" четыреста двенадцатый, я у него попрошу, он мне не откажет, поедем  завтра на Байкал съездим, у меня моя школьная одноклассница в Листвянке на турбазе работает, приютит нас.

Васька это был старший Светкин брат, работавший на авиационном заводе.

  - Байкал, это здорово, - подумал Вадька и тут же повторил это вслух.

Опыт езды на легковых машинах у Вадьки к тому времени ограничивался всего лишь несколькими эпизодами. До армии он пару раз порулил на «Победе», принадлежащей отцу Лешки Завалишина, и в армии, когда участвовал в соревнованиях по военному троеборью. Выступали они тогда на ГАЗ-69, армейском внедорожнике, почему-то получившем в народе прозвище «козел». Тогда во время тренировок удалось поездить побольше. Вадька не думал, что Василий доверит ему свою машину, ведь он копил на неё деньги лет пять, не меньше, но Вася очень любил свою сестру и не смог отказать в её просьбе.

  Вернувшись домой, Вадька проинформировал родителей, что едет завтра на Байкал, заказал такси на 4 часа ночи и завалился спать пораньше.
От Светкиного дома отъехали, когда еще только рассветало, чтобы пораньше приехать в Листвянку, да и машин в это время на дорогах было совсем мало. «Москвич-412» Вадьке очень понравился. В нем было удобное сидение, хороший обзор и машина послушно реагировала на малейший поворот руля. Василий купил её недавно, в ней стоял еще запах совершенно новой машины, каждый водитель знает этот запах.

  Опасаясь любых неожиданностей, Вадька не увеличивал скорость выше 70 км/час, но все равно они добрались до Байкала очень быстро. Еще подъезжая они ощутили вливавшийся в открытое окно прохладный и свежий воздух с Сибирского моря.

  День прошел сказочно. На турбазе свободных мест не оказалось, Лена, одноклассница Светки, сказала, что договорилась со своей соседкой, которая сдавала комнату в туристический сезон. Соседка, женщина лет пятидесяти с телом плотным, но не толстым, небольшого роста, со смуглым лицом, подсушенным байкальскими ветрами, встретила их очень приветливо и отвела в специально построенный для гостей маленький домик, в котором стоял раскладывающийся на двоих диван, был небольшой стол и два венских стула. В углу помещения за занавеской находился умывальник, рядом с которым стояло ведро с водой и ковшиком. Вдобавок хозяйка открыла ворота во двор и разрешила поставить там машину.

  Все устроилось, как нельзя лучше. Еще не доезжая до Листвянки, Вадька остановился в селе  "Николы" и купил у местных рыбаков четыре крупных хариуса. Он отдал их хозяйке и попросил её два хариуса поджарить вечером для них, а два других забрать себе, та с удовольствием согласилась.

  Денек выдался отличным, на небе не было ни облачка, шпарило солнце, но из-за легкого ветерка, дувшего от Байкала, жарко не было. Светка была раньше в Листвянке, но по окрестностям не ходила и Вадька первым делом повел её на «Камень Черского», скалу над истоком Ангары, с которой открывался великолепный вид на Байкал. Шли туда долго, у Светланы не было с собой ничего кроме босоножек и идти в них по каменистой тропе было очень неудобно. Высота этого гольца над уровнем моря 730 метров, «Камнем Черского» его назвали в честь известного геолога и географа Ивана Дементьевича Черского, очень много сделавшего для изучения Сибири. Вид с гольца открывался шикарный.

  На обратном пути Вадька рассказал Светлане еще об одном ученом, Глебе Юрьевиче Верещагине, который всю жизнь посвятил изучению Байкала и создал здесь первую лимнологическую станцию. Он был похоронен в Листвянке, но на его могилу они не пошли, Светка немного подвернула ступню. Спустившись в поселок они зашли в местную столовую перекусили бурятскими позами, потом посидели на берегу Байкала, и вернулись в предоставленное им жилище. Хозяйка увидев их возвращение, спросила когда делать ужин. Договорились на семь часов вечера. С собой они привезли бутылку вина, хозяйка дала им к жареной рыбе, утром выпеченного домашнего хлеба. Все было очень вкусно.

  Когда совсем стемнело, они вышли покурить перед сном и полюбоваться изумительным видом ночного неба. Из-за идеально чистого воздуха на нем были видны мириады мельчайших светящихся точек рассыпанных звёзд и отчетливо просматривались контуры знаменитых созвездий.

  Маленькую настольную лампу с зеленым пластмассовым плафоном, Вадька поставил под стол и она светила оттуда, создавая мягкий зеленый полумрак.
Светка первая разделась и юркнула под одеяло, а Вадька все медлил оттягивая момент сближения, в голове вертелся заданный Людой вопрос - «ты вернешься...»

  - Вадик, иди скорей, постель совсем холодная, - поторопила его Светка.

  Отступать было некуда, он прыгнул на Светку поверх одеяла и с рычанием стал изображать из себя медведя, желающего её съесть. Светка заверещала демонстрируя свой ужас, но потом вытащив руки из под одеяла, притянула его голову к себе и впилась в него долгим поцелуем.

  Возвращаясь обратно они снова заехали в "Николы" купить хариусов и малосольного омуля, чтобы угостить Светкиных родителей и Василия, прикупил Вадька рыбы и для своих родителей. Проехав примерно пол-дороги они остановились в большой деревне Бурдаковка, поскольку выехали из Листвянки не позавтракав. Здесь была хорошая столовая и водители проезжающие по Байкальскому тракту обычно заворачивали сюда пообедать. Когда Вадька шел к столу, держа в руках поднос с двумя яичницами с салом и салатом из помидор, его вдруг окликнули из-за стола неподалеку.

  - Вадька, ты, что ли? Вадька обернулся. Это был Витька Смирнов с которым они еще школьниками ездили в археологическую экспедицию в районе Посольского Сора на Байкале. Потом уже студентом Вадька частенько составлял компанию Витьке в его велосипедных тренировках. Витька был мастером спорта по велосипедным гонкам. Последние годы он учился в мединституте на стоматолога и по Вадькиным подсчетам должен был его или закончить, или заканчивать.

  - Привет!, - махнул ему рукой Вадька, перебирайся за наш столик.

  - Я свою трапезу уже закончил, - сказал подходя Витька. - Поэтому просто посижу с вами.

  - О! Привет, Светлана! Как это вы здесь вместе оказались? На Байкал, что ли
  ездили?

  - Угадал, - ответил Вадька, - а сам ты, откуда здесь?

  - Ты же знаешь мои привычки ни дня без велосипедного променада, последнее время  частенько здесь бываю, дорогу отремонтировали, асфальт хороший, вот и езжу 30 км. сюда, 30 обратно. Ты же в армии должен быть, никак в отпуск приехал?

  - Опять угадал.

  - Слушайте ребята, у меня есть отличное предложение, я завтра в хорошую
  компанию иду, там люди интересные собираются, айда со мной?

  - Что за люди?

  - Ты Сашу Вампилова знаешь?

  - Знать лично, не знаю, но слышал о нем, отец рассказывал, что рассказы у него хорошие.

  - Ну так вот, сейчас он пьесу пишет и завтра вечером читку устраивает, у него завтра и Валя Распутин будет и еще всякий народ интересный.

  - Ну, вообще то заманчиво... Пойдем? - Вадька посмотрел на Светлану.

  - Нет, я бы с радостью, конечно, но у меня послезавтра экзамен по профильной  дисциплине, готовиться надо.

  - Тогда решено, я к тебе Витя присоединяюсь.

  - Договорились. Встречаемся в 18-30 у входа в драм.театр, оттуда пять минут
  ходьбы.

  Приехав в Иркутск. Вадька сперва заехал домой. Дома никого не было, родители были на работе. Вадька положил рыбу в холодильник и написал записку, что вернется часа через три.
Заехав во двор Светкиного дома и заглушив двигатель, Вадька выдохнул с облегчением, все таки поездка на чужой машине, стоила ему немало нервов, хоть он и старался этого не показывать. Он сразу попросил Светку вынести ведро с водой, чтобы помыть машину от дорожной пыли.

  - Я её завтра помою, - заявила Светка, Васька сегодня никуда не поедет, а
  завтра помою. Пойдем домой, вручай маме рыбу.

Оказалось, что мама ушла в магазин, а их встретил Светкин отец, Семён Архипович.
С того дня, когда Вадька видел его в последний раз, он почти совсем не изменился, только стал сильнее прихрамывать на раненую на войне ногу. А ведь прошло больше пяти лет.
Он поздоровался с Вадькой без рукопожатия, проигнорировав его протянутую руку.

  - Ну, что? Явился, не запылился! Ты не морочь Светке голову, дай ей спокойно институт закончить! Знаем мы вас, женихов хреновых, как жениться, так в кусты!

  - Семён Архипович, так я специально в армию пошел, чтобы Светлане учиться не мешать!, - попытался отшутиться Вадька.

  - Папа, ты чего развоевался?!, - сделала попытку остановить отца, Светлана.

  - А, ты тоже помолчи, когда не спрашивают, надо к экзаменам готовиться, а не хвостом крутить, - не унимался отец.
В это время на Вадькино счастье, вернулась мать Светланы.

  - Ой, Вадик, здравствуй! Проспала я утром вчера, когда вы уехали. Пол-ночи все ворочалась уснуть не могла, а под утро, как отрубилась. Отец, ты чего в дверях  застыл, давай приглашай к столу, они же голодные с дороги-то.

  - Мария Захаровна, мы вот тут рыбки хорошей привезли, это хариус, а это омуль  малосольный.

  - Ай, молодцы какие, а мы с отцом уж давно малосольного омуля не пробовали.

  - Отец, давай доставай бутылку из своих запасов, что стоишь руки в карманы.

Семён Архипыч махнул рукой и пошел выполнять указание, полученное от жены.

  - Ладно! Вас баб, не переговоришь! С вами спорить, только расстраиваться!
Выпив водки Семён Архипович подобрел.

  - Ну, сколько служить-то осталось?

  - По идее год, а там, кто его знает. Китайцы вон чего-то на Амуре
  зашебуршились. С Карибским кризисом тогда, почти на год демобилизацию
  задержали.

Вадька знал, что Семён Архипович, сам прошедший войну любил поговорить на такие темы.

  - Ну китайцы, какие из них вояки! Получат по сусалам и драпанут!

  -Вадик, ты останешься ночевать, я тебе в этой комнате на диване постелю? -
  задала вопрос Мария Захаровна.

  - Нет, спасибо Мария Захаровна, поеду домой, а то уж пол-отпуска прошло, а я и с родителями толком не поговорил еще. Мать обижается. Да и Светлане
  действительно заниматься надо.

  - Да, наверно, ты прав. До отъезда-то еще зайдешь?

  - Обязательно! Вот Светлана экзамен сдаст, приеду поздравить. А через год из армии вернусь, приду свататься!, - неожиданно и для самого себя, вдруг брякнул Вадька.

  - Что ж, может и пора вам подходит, сколько вы со Светланой встречаетесь уже? Почитай с 5-го класса, дружите. - Задумчиво протянула Мария Захаровна.

Светлана пошла проводить Вадьку на остановку автобуса.

  - Как не хочется с тобой расставаться, даже на эти два дня, - завидев
  подходящий к остановке автобус, подставила она губы для поцелуя. Как только сдам, сразу позвоню.

  - Хорошо, только звони подольше, я могу в огороде быть, - уже из двери автобуса помахал ей рукой Вадька.

  Вечер проведенный у Вампиловых, Вадьке очень понравился. В принципе в небольшой комнате, мебели практически не было, пол был застелен коврами и гости рассаживались прямо на них вдоль стен, таким образом разместилось около пятнадцати человек. Главным украшением комнаты был небольшой камин, вмурованный в одну из стен, в нем уютно пощелкивали горевшие дрова, освещая полутемную комнату трепещущими всполохами. Посередине комнаты была расстелена белая в зеленую клеточку небольшая скатерть, на которой разместилась горка стаканов и три пузатые, обернутые в плетенку из соломки, трехлитровых бутыли с болгарской «Гамзой»

  Ольга, жена Саши, предложила всем наполнить свои стаканы. На стене около камина висело небольшое бра, освещавшее страницы рукописи в руках у сидевшего под ним Саши. Когда все было готово к прослушиванию, он начал читать новый вариант написанной им пьесы, называвшейся «Прощание в июле». Читал Саша довольно монотонно и это затрудняло восприятие пьесы на слух. Тем не менее, сюжет Вадьке понравился. Пришедшая публика слышала и читала предыдущий вариант, поэтому им было проще. Первым заговорил Распутин.

  - Знаешь, Саша, ты сделал довольно много переделок, мне нравятся оба варианта, но может не стоило так радикально менять часть сюжетных линий.

  - Может и не стоило, - весело отозвался Вампилов, - давайте так, на этом
  обсуждение закончим, я раздам вам текст, а вы в свободное время сравните и тогда выскажете свое мнение, а сейчас давайте попьем вино и попоем песни.

Он взял в руки гитару и стал тихонько напевать песню Визбора «Милая моя...»
Все тоже потихоньку, стали подпевать. Пели Окуджавские песни, «Нинку с Ордынки» Высоцкого, пели старинные русские народные. Расходились уже заполночь.

  Вадька встретился со Светланой еще два раза, первый когда она сдала экзамен и второй, когда она приехала к нему на ночь, перед его отъездом. В аэропорт, Вадька уговорил её не ездить, не хотелось маячить с ней, одетым в военную форму.

Гл. 8-ая. Хабаровск. Спортрота

Прилетев в Хабаровск, Вадька сразу поехал в канцелярию в/ч №21668 отдать отпускное свидетельство и проездные документы.
Там его ждал неожиданный сюрприз. Сидевший в канцелярии майор, занимающийся кадровыми вопросами, ознакомил его с полученным из штаба округа приказом, который гласил, что сержант Панурин направляется в распоряжение командира спортивной роты капитана Кулакова. Спортрота располагалась на территории авиационного полка аэродромного обслуживания, находившейся в районе Хабаровска под названием "Красная речка". Приказ был подписан заместителем командующего ДВО, генерал-лейтенантом О.Г. Лосиком. Затем майор вручил ему предписание о прикомандировании и прохождении дальнейшей службы.
Сейчас можешь ехать на «Ацетон», а завтра к 11-00 должен быть здесь, за тобой пришлют сопровождающего.

  Вадька ехал в автобусе совершенно ошарашенный. Когда еще он был писарем на пересылке во Владивостоке, то однажды оформлял проездные документы двум сержантам, возвращавшимся из отпуска в свою часть на Сахалин. Оба были борцами-вольниками и  служили там в спортроте.. Узнав от Вадьки, что он кандидат в мастера спорта по волейболу, они пообещали рассказать об этом своему начальству, чтобы Вадьке тоже перебраться туда. Неужели это сработало?

  На вечерней поверке Вадька доложил замполиту, её проводившему, о получении предписания, но оказалось, что их уже поставили в известность. Подходили сроки проведения первенства ВС СССР среди военных округов, и командование ДВО озаботилось комплектацией и подготовкой команд в различных видах спорта.

  —Товарищ майор, а я смогу после завершения соревнований вернуться сюда?

  — По идее да, но определенно сказать не могу. Ты рапорт подай, что хочешь сюда вернуться.

По дороге из части на «Ацетон» Вадька зашел в магазин и купил бутылку водки. Дождавшись, когда замполит ушел, он с Володей Чунбаем пошел на кухню и они попрощались. Володя пообещал передать Люде записку, которую Вадька написал для неё.

                Спортрота.

  Вадька даже не представлял, что все будет так плохо. На закрытой территории авиационного полка аэродромного обслуживания находились три громадных четырехэтажных казармы. Третий этаж одной из них занимала спортрота. Огромное спальное помещение было уставлено двухэтажными кроватями, составлявшими три длиннущих ряда по двадцать кроватей в каждом из них. Воздух в спальном помещении, несмотря на открытые фрамуги окон, был так пропитан запахом пота, что даже казался липким. В торце помещения находилась небольшая узкая комната, выполнявшая роль хоз. уголка. Перед спальным помещением по одну сторону коридора был туалет с писсуарами и шестью кабинками, а с другой находилась комната с умывальниками. За туалетом, налево была лестница, соединявшая этажи, а дальше по коридору располагались комната для политзанятий и канцелярия. Оружейные комнаты были на первом этаже. С одной стороны казарм, на расстоянии метров пяти от них, был глухой металлический забор с колючей проволокой по верху, а с другой, перед каждой казармой, располагался плац для проведения строевой подготовки.

  После вольной жизни на «Ацетоне» Вадька ощущал себя, как в тюрьме.
Командир спорт роты, капитан Кулаков, был здоровенным верзилой с руками длинными, как у гориллы, и большим любителем матерщины. Неизвестно, где он научился делать это так художественно, но филологи, изучающие русский мат, точно пришли бы в восхищение от его витиеватых забористых выражений.

  Дни, когда были тренировки, еще можно было терпеть, но остальные, состоящие из политзанятий, строевой муштры на пыльном плацу и нарядов на полковую кухню, были просто кошмаром. Единственным светлым моментом стал приезд Лешки Завалишина.
Вадька, увидев на тренировках, что в команде нет хорошего распасующего, рассказал тренеру о Лешке и сообщил его адрес. Вызов ему немедленно оформили и через несколько дней Лешка прибыл.

  Оба очень обрадовались встрече.  Лешка знал из письма матери, что Вадька приезжал в отпуск и завалил его вопросами об Иркутске.
Жизнь стала немного повеселее, хотя Лешке пришлось тяжеловато. Несмотря на то, что на волейбольной площадке он был достаточно проворным, но его некая мешковатость мешала ему носить военную форму, она и в самом деле висела на нем мешком, а строевой шаг в его исполнении сперва приводил командиров в недоумение, а потом в гнев и это кончалось, как правило, внеочередным нарядом, или на кухню, или на мытьё полов. А тут он еще нагрубил в столовой какому-то сержанту из аэродромщиков и тот задался целью Лешку за это наказать, пришлось Вадьке организовывать всю волейбольную команду, чтобы его защитить.

  Телефон в казарме был только внутренний, выход в город через коммутатор только с телефона Кулакова, но тот никому звонить не разрешал, мотивируя тем, что разрешив одному, потом нельзя отказать другому. На увольнительные был лимит и в увольнение Вадьку пока Кулаков не отпускал. Как выяснилось впоследствии, это было распоряжение из штаба округа, чтобы ничто не  мешало тренировочному процессу.

  По всем этим причинам Вадька уже больше месяца никак не мог связаться ни с Людой, ни с ребятами с «Ацетона». Только поближе познакомившись с тренером, он попросил его купить десяток почтовых конвертов, и когда тот выполнил его просьбу, Вадька написал всем: и Люде, и Светлане, и матери домой.

  Теперь оставалось только ждать и надеяться на скорый ответ.
Тренер подыскал им спарринг-партнера, волейбольную команду Амурского кабельного завода. Это было огромное производство, обеспечивающее кабелями широкого ассортимента не только Дальний Восток и Сибирь, но и многие города европейской части СССР.
На заводе была приличная команда с игроками на уровне первого разряда и тренироваться в игровой обстановке стало куда лучше.

 Через две недели они отправились во Львов, чтобы принять участие в первенстве Вооруженных сил СССР среди военных округов. Восемь команд были разделены на две группы. В полуфинал выходили по две команды, занявших в группах первое и второе места. Команда ДВО заняла в своей группе второе место и попала в полуфинале на команду Московского военного округа, за которую играли волейболисты ЦСКА, составлявшие костяк сборной СССР по волейболу.

  Одни только имена Юрия Чеснокова, Гоши Мондзолевского, Николая Буробина, действовали на их противников устрашающе. В первой партии москвичи быстро ушли в отрыв с преимуществом в шесть очков. Но постепенно Вадькина команда стала подтягиваться к ним. Началось с того, что великий «Чеснок» дважды неожиданно не смог пробить Лешкин блок. Он был на целую голову выше Лешки и никак не мог взять в толк, почему это случилось. К концу партии команды подошли ухо в ухо, по 14-и. (Тогда играли еще до 15 очков.) Но в итоге опыт и мастерство сыграли свою роль и москвичи вырвали первую партию. Во второй и третьей, они были более собранными и победили 3 - 0. Но, в игре за третье место удалось победить команду ККФ ВМФ СССР(Краснознаменной Каспийской Флотилии) и в Хабаровск команда вернулась с бронзовыми медалями.

  Надежде повидаться с Таней сбыться было не суждено. В город никого не выпускали.
В Хабаровске, Вадька стал осаждать капитана Кулакова, чтобы ему разрешили вернуться на старое место службы. Видимо, он так ему надоел, что тот не выдержав, разрешил составить рапорт для штаба ДВО, спортрота подчинялась ему напрямую. Через неделю Вадьку туда вызвали. Кулаков оформил ему предписание и Вадька отправился туда. Штаб находился на углу улиц Ленина и Волочаевской. Постовой на турникете, проверил предписание и направил по лестнице на второй этаж в приемную.

  Только Вадька подошел к сидевшему за столом дежурному офицеру, как из двери кабинета вышел офицер в генеральском мундире, с двумя большими звездами на погонах. Это был заместитель командующего ДВО генерал-лейтенант Лосик.  Глянув на Вадьку, вытянувшегося по струнке и не дожидаясь его приветствия, он спросил:

  — Ты что-ли Панурин, что рапорт подал?

  — Так точно, товарищ генерал-лейтенант!

  — Подожди, — он зашел в кабинет и тут же вернулся обратно.

  — Вот твой рапорт, — он резко разорвал бумагу на четыре части и выбросил в стоявшую у стола дежурного офицера корзину для бумаг.

  — Тебе доверили защищать честь военного округа! — гремел генерал.

  — А ты… У меня слов нет!

  - Будешь служить там, где тебе назначат! Кругом! Шагом марш!

Вернувшись в опостылевшую казарму, Вадька, не снимая сапог, завалился на койку.
После вечерней поверки капитан Кулаков велел зайти к нему в канцелярию.

  — Ну, что? Облом?, — посмотрел он на Вадьку.  Вадька молча кивнул головой.

  — Ладно. Дам я тебе на свой страх и риск, увольнительную. Съезди к себе в
  часть, если они в тебе заинтересованы, может чем-то помогут. Кулаков заполнил бланк увольнительной.

  — На, отправляйся завтра.

  — Есть отправляться! Товарищ капитан, спасибо вам!

 Приехав на «Ацетон», Вадька сразу пошел в канцелярию.

  — Разрешите обратиться товарищ майор. 

 Кива поднял глаза от чтения какого-то документа.

  — Ты как здесь? Выгнали?

  — Если бы, товарищ майор, — и Вадька рассказал ему все свои горести.

  — Да-а… — Протянул задумчиво Кива.

  — А я и не знаю, как тебе помочь…

 Но было видно, что мысли закрутились у него в голове.

  — Вот что… Попробуем схитрить! Мать твоя или отец могут справку официальную достать, что у них тяжелая болезнь, могущая привести к смерти? Тьфу-тьфу,
  конечно…

  - Понимаешь, если на нашу часть официальное письмо от больницы с такой справкой придет, мы сможем сделать запрос в штаб округа, что предоставляем тебе отпуск, чтобы поехать к заболевшей матери. А вернешься уже сюда. Понял?

  — Я сегодня же напишу матери. Думаю, что она сможет. Есть у неё знакомый врач, да она и на самом деле больной человек, и инфаркт уже был, и инсульт.

  — Давай пиши, дай адрес нашего узла связи. А я позабочусь о дальнейшем.

  — Не знаю, как благодарить вас, товарищ майор!

  — Рано еще благодарить, иди уже…

  Вадька пошел искать Володьку Чунбая, которому оставлял записку для Люды.
Володька оказался на дежурстве в тех. здании. Он сказал, что записка до сих пор у него, Люда ни разу не появлялась. Подходило время обеда и они вернулись в казарму. Дневальный сказал, что Кива уже уехал. В канцелярии никого не было, и Вадька позвонил в парикмахерскую. Там ему ответили, что Люда с мужем и дочкой уехали в отпуск во Владивосток.

  Вадька «переваривал» услышанное. Но, через минут пять понял, что ничего не понимает. Он снова набрал номер парикмахерской.

  — Девушка может вы ошиблись, я просил позвать Людмилу Кипрееву?

  — Я не узнала вас по голосу, вы наверно Вадим?

  — Да, Вадим!

  — Еще раз извините! Люда оставила для вас письмо !

  — Спасибо! Я зайду примерно через час.

 Холодок в груди, от осознания чего -то непоправимого, отошел в сторону, заменившись простым непониманием. Хоть письмо и жгло руки, только сев в автобус, Вадька открыл конверт.

  — Вадик! Мой любимый! — писала Люда,

  — Знаю, что ты меня не простишь!

 Дальше она писала, что через два дня после отъезда Вадьки, неожиданно приехал тот парень, который был отцом её дочки. Они вместе учились в школе и симпатизировали друг другу. После выпускного вечера у них всё случилось, но буквально через два дня он исчез. Куда, не знала, ни Люда, ни его мать, давно уже превратившаяся в местную забулдыгу, не просыхавшую от алкоголя ни единого дня. Его отец погиб на фронте при взятии Будапешта.

  Олег был парнем очень совестливым. Понимая, что пока ничего не может предложить Люде, решил податься на заработки, но Люде ничего об этом не сказал, оставив её в полной неизвестности о своих намерениях. На Сахалине жил брат его отца, вот к нему и отправился Олег. Дядя пристроил его в рыболовецкую артель, коих было тогда в избытке в Анивском заливе около города Корсакова, где жил дядя.

  Серьезно относясь к своим обязанностям Олег, за два года дорос до бригадира рыболовецкой артели, и поднакопив деньжат, поехал на Родину, чтобы жениться на Люде. О том, что у них родилась дочь, он даже не предполагал.

Далее Люда опять просила Вадьку, чтобы он её простил, что она его по настоящему любит, но ради своей дочки, у которой, по её мнению, должен быть родной отец, она не может поступить иначе.

  Полученная информация, несмотря на то, что Вадька практически сам изменил Люде, вернувшись к Светлане, причинила ему немалую боль.

  Ему вспомнился случай, который произошел за год до армии. Он входил тогда в состав "Спартака" — лучшей команды Иркутска. Как-то после тренировки они зашли в кафе отметить день рождения одного из игроков и прилично выпили. Вадька ощущал даже некоторую потерю координации, когда приехал в свой поселок, а потому решил зайти и попариться в местной бане, для вытравления следов выпитого. Между поселком, где жил Вадька с родителями, и поселком, где была баня, находился большой пустырь. В то время этот пустырь оккупировал, скитавшийся по стране цыганский табор. И вот когда Вадька пересекал этот пустырь, возвращаясь из бани, дорогу ему преградила цыганка лет тридцати, в традиционном национальном прикиде, черной атласной блузке, длинной пестрой юбке и с цветастой шалью на плечах.

  — Эй! Молодой, красивый! Подожди не спеши! Дай погадаю! Всю твою судьбу
  предскажу! Дай твою руку красавчик!

Пока Вадька, думавший о своем, соображал, как от неё избавиться, она уже ухватила его за руку и рассматривая ладонь, воскликнула: 

  — А ты редкий экземплярчик! Не спеши, позолоти ручку, очень важное для тебя расскажу!

Вадька, еще год назад устоявший против Мессинга, приезжавшего в Иркутск на гастроли, неожиданно для себя самого сдался. Достал из кармана пятерку и отдал её цыганке.

  — Слушай, родной! — Заторопилась она.

  — Запоминай! Все твое счастье и все несчастья ты получишь в своей жизни от женщин! Исправить это уже невозможно! По руке я вижу, что ты родился в мае, близнец воздушный!

  - И тебе судьбой отмерено получить от женщин, все хорошее и все плохое поровну.
  И страдать будешь, как никто другой, но и счастье получишь с лихвой за это!
  - А теперь иди, мой хороший, но слов моих никогда не забывай!

  — Неужели цыганка тогда всё верно предсказала, — думал Вадька, перебирая все последние события в его жизни.

Гл. 9-ая, заключительная

Дождавшись отбоя, Вадька пошел в хоз. уголок сочинять письмо матери. Дело оказалось непростым. Мать вообще не любила обращаться к чужим людям с просьбами, а здесь надо было просить совершить фактический подлог. Пришлось излагать в письме все подробности, вызвавшие необходимость обратиться с такой просьбой. Письмо получилось на трех страницах. В конце его Вадька приписал, что если не получится организовать такую справку и письмо в часть, то и ладно, в конце концов один оставшийся год можно и здесь вытерпеть.

  Как он потом узнал, мать долго обдумывала это письмо, а потом решила показать его одной женщине из родительского комитета школы. Эта женщина была врач по профессии и заведовала городской больницей, находившейся в соседнем поселке. Вадькина мать, как завуч школы присутствовала на всех собраниях комитета и знала всех его членов. Прочитав Вадькино письмо, заведующая больницей согласилась помочь.

  Дальше все развивалось, как и рассчитал майор Кива.
Но, приехав во внеочередной отпуск в Иркутск, Вадька проклял себя за то, что не отказался от этой авантюры. Мать, переволновавшаяся из-за участия в ней, угодила в эту самую больницу со вторым инфарктом. Вадька не вылезал из больницы, плакал, сидя возле реанимационной палаты, и не отходил от постели матери, даже когда угроза смерти миновала.  Мать устало и виновато пыталась улыбаться, держа его за руку, будто это она, а не он, была виновником случившегося. Он даже не позвонил никому из друзей, не позвонил и Светке.

 Когда отпуск подходил к концу, матери стало лучше, и её разрешили забрать домой. Лечащий врач заверил Вадьку, что будет приходить и контролировать её состояние. Уезжал Вадька из Иркутска с невыносимо тяжелым чувством и даже радость от возможного возвращения на «Ацетон» безвозвратно померкла.

  Следующий месяц был для него самым тяжелым из всех трех с половиной лет, проведенных в армии. Навалилась жуткая депрессия, чувство вины не проходило. Дежурства проходили на автомате, не вызывая никаких эмоций. Однажды находясь в тех. здании Вадька попробовал напиться, чтобы отвлечься от гнетущего состояния. На дежурствах для протирки узлов аппаратуры использовался технический спирт. Первая кружка никак на него не подействовала, ничего не менялось. Тогда он выпил вторую, а за ней и третью. Минут через двадцать началась сильная резь в желудке. Когда терпеть боль стало невозможно он позвонил дежурному и сказал, что отравился спиртом. В медсанчасти сперва его промывали водой, а потом заставили проглотить содержимое большой склянки с бариевой кашей. Сделанный на следующий день контрастный рентген, показал двухсантиметровую язву двенадцатиперстной кишки.

  Полученное наказание, в виде лишения увольнений на месяц, даже не расстроило.
В начале весны пришло письмо от матери. Она писала, что прошла месячный реабилитационный курс в кардиологическом санатории и сейчас чувствует себя хорошо. Написала, что к ним домой приезжала Светка, узнать не случилось ли чего-нибудь с ним, жаловалась, что он не отвечает на её письма. Мать выручила его сказав, что и сама не получает писем, и оставив Светку в неведении. Матери больше нравилась Лялька, она считала, что Вадька Ляльку прохлопал.

  Понемножку у Вадьки стал восстанавливаться интерес к жизни. Они с Володей Чунбаем нарисовали на ватманском листе проект переделки столовой. По этому проекту три длинных стола, рассчитанных на посадку за каждый по 16 человек, с такими же длинными скамейками, должны были уступить место аккуратным квадратным столикам на четверых в комплекте с четырьмя стульями. Стены намечалось побелить известью с красителем желтого цвета и украсить абстрактным геометрическим рисунком, состоящим из разноцветных, тонких перекрещивающихся полос. На белом потолке разместились два больших светильника-тарелки. Отвели на стенах место и для картин, нарисованных Вадькой и Володей еще в прошлом году. Они показали свой проект замполиту. Тот, помня реакцию вышестоящего коллеги, замполита части, на переделанный хоз. уголок, проект одобрил и обещал уговорить Киву.

  Поскольку средств на покупку такой мебели никто бы не дал, было решено делать её самим. Матвеевский совхоз выделил пиломатериал для изготовления столиков, а стулья было решено сделать с помощью сварных конструкций, из тонкой водопроводной трубы, на которые закреплялись сидения и спинки из фанеры. Кива договорился с начальником, находившейся поблизости мужской зоны для заключенных, там были и гибочный станок для труб, и сварочный аппарат.

  Отвезти в зону трубы, проконтролировать изготовление конструкций и доставку их обратно на «Ацетон», Вадька вызвался сам. Когда он первый раз приехал с трубами, то прежде чем его ГАЗ-51 пропустили на территорию зоны, машину тщательно осмотрели, а его самого проинструктировал заместитель начальника, как общаться с заключенными, что можно, а чего делать нельзя. В этот день Вадька провел там несколько часов и поехал обратно, только убедившись, что выполнявшие заказ трое заключенных, имевших гражданские профессии слесарей и сварщика, делают все правильно. За готовой продукцией он должен был приехать через три дня. Когда он садился за руль к нему подошел сварщик и попросил в следующий приезд привезти три пачки чая. Вадька сказал, что не обещает, но попробует.

  По дороге на «Ацетон» он раздумывал, как это сделать, чтобы проверка на въезде в зону не нашла эту контрабанду. Естественно он знал, что чай нужен для изготовления «чифира». Паркуя машину около гаража, Вадька встретил одного из двух штатных водителей центра, Витю Копылова и рассказал ему о полученной просьбе. Витя предложил спрятать чай под крышкой воздушного фильтра двигателя. Вадька помнил, как тщательно проводился осмотр, и подумал, что лучше не рисковать, ведь тогда бы получалось, что он шел на нарушение намеренно.

  Поэтому он решил понадеяться «на авось» и везти чай в папке с чертежами, которую у него прошлый раз не проверяли. В конце концов конкретно о запрете на провоз чая его не предупреждали и можно сыграв под дурачка, сослаться на это. Папку, к счастью, у него опять проверять не стали, а посему Вадька и трое просителей, остались довольны друг другом.

  Еще две недели ушло на окончательную сборку и окраску столов и стульев, стены и потолок окрашивались в вечернее время после ужина. Накануне открытия старые столы и лавки вынесли, новые поставили.  Радикально обновленная столовая была готова принять пришедших на завтрак.

  Вадька в этот день дежурил по казарме и когда на пороге появился дежурный по тех. зданию офицер, капитан Косанин, сопроводил его до столовой, чтобы посмотреть на его реакцию. Тот, удивленно покачивая головой, только произнес:
- Ну, вы, блин даете!
Он с явным удовольствием сел за стол, предназначенный исключительно для дежурных офицеров и приступив к завтраку еще некоторое время вертел головой рассматривая произошедшие изменения. Приехавший вскоре майор Кива, окинув столовую взглядом, сказал сопровождавшему его замполиту Голодцову:
  - Если что, отвечать тебе, я тебя предупреждал,
  — после чего прошествовал в канцелярию.

  Удивительный он был человек. Вот именно таких командиров называют — "отец солдатам"! За внешней грубоватостью пряталась мудрость, честность и забота о своих подопечных. Сам совершенно не спортивного вида, небольшого роста с намечающимся брюшком, он беззаветно любил все виды спорта и отчаянно болел за свою команду. Один раз в месяц он любил проводить проверку всего личного состава центра, включая офицеров, на предмет их физической подготовки. На общем построении все стояли без гимнастерок, солдаты — в нательных рубахах, офицеры — в майках.

  Любимыми видами упражнений для проверки у майора Кивы были отжимания от пола, подтягивание на перекладине, а коронным номером было поднятие прямых ног под углом в 90 градусов при висе на перекладине. Он показывал, как может держать такой «уголок» в течении пяти минут и требовал этого же от всех без исключения. Тяжелее всего приходилось одному из дежурных офицеров по тех. зданию, старшему лейтенанту Бортнику и замполиту Голодцову. Они могли продержать «уголок» не более минуты и Кива перед всем строем публично устраивал им разнос, обещая вызвать к себе их жен и узнать, как часто их мужья по ночам накачивают свой брюшной пресс. Кива был женат, но детей у них с женой не было.

  Однажды Вадька побывал у него в доме. Увидев, как уверенно Вадька обращается с различными строительными инструментами при изготовлении новой мебели для хоз. уголка и столовой, Кива как-то попросил его приехать к нему домой и повесить на окна новые карнизы, купленные женой в магазине. Жена Кивы была примерно одного с ним возраста, на полголовы выше своего мужа, у неё была красивая фигура и очень миловидное лицо. Пока Вадька прикреплял шурупами карнизы, она расспрашивала его о родителях, чем он занимался до армии, а когда работа была закончена, тюль и плотные шелковые шторы закреплены на карнизах, накормила его вкусными домашними котлетами.

  Начиналось лето дембельского для Вадьки года. В начале июня на "Ацетон" для продолжения службы прибыл Виктор Падерин. Падерин был одним из сержантов-командиров отделений в учебке, причем выгодно тогда отличался от других тем, что никогда не позволял себе издеваться и унижать подчиненных. У других в арсенале применяемых ими «воспитательных мер» были, например, такие: — во время занятий на плацу строевой подготовкой заставить «молодых» ползать на животе в наиболее грязных местах, а потом утром требовать, чтобы форма была постирана и поглажена; или, если «молодой» мыл, допустим, пол в казарме, шиком считалось пройти мимо и опрокинуть ему ведро; или просто плюнуть на уже вымытый пол; или, приведя «молодых» в столовую, мучить их командами: «Сесть; Встать», а потом, не дав притронуться к пище, дать команду: «Выходить строиться».

  Виктор до армии жил в Кемерово, успел после школы немного поработать в шахте и, видимо, по этой причине казался более самодостаточным, нежели остальные сержанты. Он любил читать, в свободное время у него в руках всегда была какая-нибудь книга. На этой почве они с Вадькой и подружились. Но вот однажды он был со своим отделением в карауле на охране армейских складов и при приемке-сдаче оружия незаметно похитил пистолет Макарова, для чего — он и сам не знал; может быть, сказалась капелька цыганской крови, присутствующая в нем. Кража на следующий день обнаружилась, пистолет вернули, а Виктора трибунал разжаловал в рядовые и приговорил к двум годам дисбата. Освободили его на три месяца раньше срока и дослуживать он приехал теперь на «Ацетон», где был направлен под начало старшины в хоз. отделение готовить кочегарку к зимнему сезону.

  Наводя там порядок, Виктор на чердаке обнаружил новехонький молочный бидон, емкостью в 38 литров. Как он там оказался, никто не знал.
Виктор рассказал о находке Вадьке, а тот поделился информацией с остальными сержантами. Толя Кожин вспомнил, что в таком бидоне его отец делал брагу, и все загорелись этой идеей.

  Двух водителей, ходивших в Матвеевку к своим девицам, не посвящая в курс дела попросили достать в деревне пару килограммов зерна пшеницы, а Чунбай, будучи в увольнении, купил в магазине килограмм изюма. Сахарный песок «позаимствовали» в кладовке, где хранилось продовольствие. В духовке печки на кухне насушили черных сухарей. Все ингредиенты были в сборе. Местом для настаивания браги выбрали расположенные в тех. здании под потолком антресоли. Там всегда было очень тепло от воздуха, поступающего из систем охлаждения передатчиков. Через две недели хотели пробовать, но решили подстраховаться и подождать еще одну, чтобы брага полностью выходилась. Жизнь в армии во многом отличается от «гражданки». Вот и сейчас, не прошло и трех дней, как неожиданно начались военные учения, проводимые 11-ой армией ПВО.

  На «Ацетон» были вызваны по тревоге все без исключения офицеры. Учения должны были продлиться неделю. Целью учений было осуществление связи с командными пунктами, как со стационарных передатчиков, так и при разворачивании мобильных установок. Вадька дежурил в казарме, когда там появился пришедший на обед капитан Косанин. Увидев Вадьку и направляясь в столовую, он поманил его пальцем за собой. Вадька присел с ним за столик.

  — Слушай, что сейчас в тех.здании произошло!
  — хитро поглядывая на Вадьку, начал Косанин.

  — Представляешь на «Урале» («Урал» это был самый мощный на центре 25-киловаттный передатчик) при настройке на максимальную  мощность сгорел фидер! (Фидер — медный полый проводник в виде трубки диаметром примерно 2 см.соединяющий передатчик с передающей антенной.)

  — А нам вводную дали связать штаб армии с Москвой. Паляков вспомнил, что на антресолях должны быть бухты фидеров, полез туда искать, а там фляга молочная стоит. Он запор открыл, а из фляги, как шибанет, он чуть не спикировал с антресолей!

Вадька изо всех сил пытался скрыть следы на лице от охватившей его досады и разочарования. Прав был Чунбай, предлагавший снять пробу и переместить флягу, теперь уже в холодное место.

  Все-таки, видимо, на  лице Вадьки, что-то отразилось, потому что Косанин подозрительно посмотрел на него и спросил, не знает ли он, кто туда эту флягу поставил.

  — Понятия не имею, товарищ капитан! Я не понял, что шибануло-то? Что во фляге-то было?

  — Что?! Брага там была! Да такая классная, я попробовал!

  — Ну и что Паляков с ней сделал? Вылили, что ли?

  — Ну ты даешь! — возмутился Косанин.

  — Такую вещь выливать! Киве доложили, он велел её в квартиру, где мы сейчас спим, привезти!

  — Понятно, повезло вам! — наконец выдавил из себя улыбку Вадька.

  Ребята погоревали по поводу безвозвратно пропавшей браги. Больше всего расстроило то, что второй такой фляги было уже не найти, дабы повторить эксперимент с учетом неоправданной самоуверенности, что их заначку никто не найдет. Но на следующий день, когда Вадька был свободен от дежурств, ему все же удалось попробовать изготовленный ими продукт.

  Дело было так.  Поскольку внутриармейские учения проводились только в дневное время, досуг офицеров, лишенных домашнего очага, был весьма скуден. Они резались в нарды и домино играли в карты, в «дурака» и в «очко», но это скоро приелось Киве. Он хотел расписать «пулю», то есть сыграть в преферанс, но необходимый третий игрок, место которого принадлежало, вернувшемуся на преподавание в академию, майору Корлевецкому, отсутствовал. И тут ему в голову пришла мысль, что Панурин, как бывший студент, может уметь играть в преферанс. Кива позвонил в казарму и велел передать Панурину, чтобы тот явился.

  Вадьку отец научил играть во многие, в том числе редкие карточные игры, когда тот был еще школьником. Отец не без оснований считал, что эти игры развивают у человека логическое мышление и учат просчитывать любую ситуацию наперед.

  Играли в «классику», то есть с «разбойником», «распасами» и «бомбами». Кива и капитан Паляков играли на деньги, а Вадьке Кива предложил в случае его проигрыша лишиться увольнений на месяц, а в случае выигрыша — получить два раза увольнение на сутки. Кива играл очень азартно, много рисковал и у него быстро росла «гора». Когда он сел без двух на «мизере», причем на «бомбе», то демонстративно постучал себе сжатым кулаком по голове и обратился к Палякову:
  — Где этот твой вчерашний трофей, налей горло промочить, пересохло всё!

  Паляков подошел к стоящей в углу фляге и наполняя кружки, посмотрел на Киву и кивнул головой в сторону Вадьки.

  — Да налей! Пусть попробует, что сотворили. Наверняка принимал участие!

Играли допоздна. В выигрыше оказался один Вадька.

  — Да… На деньги я с тобой играть не буду, можно и без штанов остаться, — резюмировал майор.

Еще Кива любил посещать рестораны. Он немного грубовато заигрывал с молодыми официантками, а поскольку оставлял им щедрые чаевые, они запоминали его в лицо.
Вскоре представилась возможность на это посмотреть.

  Четверка старших сержантов, после продолжительной агитации замполита, написала заявления о приеме их в члены партии. В качестве поручителя с ними на центральный узел связи поехал Кива. А когда они прошли отбор и стали кандидатами в члены КПСС, перед тем, как отправить их обратно на «Ацетон» он предложил им зайти пообедать в ресторан, предупредив, что они будут только есть, а вот он имеет право выпить в связи с таким знаменательным событием.

  В ресторане при аэровокзале они заняли половину стола, стоявшего в углу зала, предназначенного, видимо, для больших компаний. Кива, севший в торце стола, откуда ему было удобно обозревать весь зал, зычным голосом позвал какую-то Галину. Ею оказалась пышнотелая официантка средних лет, с большим бюстом, выпирающим из облегающей кофточки.

  — Галя, милочка моя, а принеси-ка нам пять тех бифштексов, ну, которые с яйцами, пять помидорных салатиков, ну и мне двести грамм в графинчике! — и он легонько коснулся рукой круглой попки официантки, уже повернувшейся выполнять заказ.

  — Ой! Одерните, Александр Михайлович! — Она игриво подставила подол коротенькой юбочки.

  — А то меня мальчики любить не будут! — кокетливо поглядывая на ребят, продолжила она.

  — Давай-давай шустри нам поскорее, мальчиков ей подавай! — приревновал подыгрывая ей, Кива.

  Заработанные столь неподходящим для армии способом увольнения скоро очень пригодились Вадьке. На авиационном заводе в Иркутске, где работал брат Светки Василий, сконструировали новый тренажер для летчиков, летающих на новых армейских истребителях. Его в составе бригады наладчиков направили в Хабаровск, на «Большой аэродром», под этим названием скрывалась огромная авиационная военная база "Терек", на которой в разное время дислоцировалось множество авиационных подразделений, в том числе здесь во время войны формировался знаменитый истребительный полк «Нормандия-Неман».

  Светлана, узнав о командировке брата, упросила взять её с собой.
Про свое «секретное» посещение Иркутска Вадька ей так и не рассказал, отчетливо представляя себе масштабы возможной обиды. За последнее время он «исправился» и написал, аж три письма, а получив столько же, был более-менее в курсе всех последних иркутских событий, конечно. главным образом касающихся Светланы.

  Два из четырех дней пребывания Светланы в Хабаровске Вадьке удалось провести вместе с ней. Они прогулялись по центру города, позагорали на пляже, искупались в Амуре.

Зашли и к Ванькиным родителям, где Вадька представил Светлану, как свою невесту. Прощаясь, они думали, что расставание продлится всего два месяца. Вадька на вполне законных основаниях надеялся демобилизоваться к началу учебного года. Но, как любят говорить суеверные люди:  "Человек предполагает, а Бог располагает."  Все оказалось не так гладко.

  В полученном из дома письме мать писала, что отца переводят на работу в Москву, ему уже дали там квартиру и они буквально через неделю уезжают из Иркутска.
Это сообщение сразу поставило перед Вадькой целую кучу вопросов.
Своего жилья в Иркутске не оставалось, значит, надо будет или устраиваться в общежитие или жениться на Светлане и идти к ним в дом примаком. Третий вариант предполагал приезд в Москву к родителям и продолжение учебы в московском вузе, но захочет ли поехать с ним Светлана...

  В середине августа майор Кива, под настойчивым давлением жены, ушел в отпуск, который не брал несколько лет. Врио командира центра был назначен замполит, майор Голодцов, с которым отношения у Вадьки резко ухудшились. Причиной явилось развитие событий, последовавшее за инцидентом случившемся на приемном центре под кодовым именем «Мята». Вместе с Чунбаем, Красноштановым и Кожиным курс подготовки в «учебке» проходили еще двое выпускников Омского радиотехнического техникума. После «учебки» они попали на «Мяту» и, также, как и «ацетоновская» четверка, были приняты в кандидаты в члены партии. Во время последних учений дежурный офицер, находящийся на смене, напился пьяным, устроил драку и в результате «завалил» сеанс связи, но при разбирательстве всю вину свалил на этих ребят.

  На партсобрании проходившем в актовом зале центрального узла связи их вычеркнули из списка кандидатов. Вадька присоединился к трем их землякам, заявившим, что из-за произошедшей несправедливости они тоже отзывают свои заявления о приеме в кандидаты. Их всех удалили с собрания. По дошедшим слухам, затем выступали замполиты обоих подразделений и каялись, что рекомендовали недостаточно проверенных людей.

  В эти же дни с «Ацетона» демобилизовался старшина Горелов. У него по-прежнему была не здорова дочка, врачи рекомендовали сменить климат, и старшина с семьей решил перебраться на Ставрополье, где у него жила родная сестра.
Уезжая в отпуск Кива наказал оставшемуся вместо него майору Голодцову, закончить ремонт в казарме. Тут-то замполит и сделал иезуитский ход, назначил Вадьку исполнять обязанности старшины, в том числе и по обеспечению ремонтных работ.

  Вадька предупредил его, что ждет вызов из университета. Такие вызовы, призванных в армию студентов, были в порядке вещей и, как правило, их отпускали к началу учебного года.

  Но Голодцов заявил Вадьке: когда мол вызов придет, тогда и решать будем. К концу сентября из отпуска вернулся Кива. Вадька, улучив момент, когда Кива остался в канцелярии один, зашел и обратился с просьбой узнать действительно ли вызов ему не пришел. Кива ничего не обещал, но, тем не менее, выяснил у Кондратьева, замполита части приходил ли из Иркутского университета запрос на Вадьку.

  К концу октября основные работы по ремонту были сделаны.  Полы во всех помещениях казармы были заменены на новые. И вот однажды, приехав на центр, Кива вызвал к себе Вадьку.

  — Вот что я хочу тебе сказать, вызов тебе действительно приходил, но сейчас ты уже опоздал к началу учебного года, поэтому руками махать не будем. Приказ о демобилизации призыва вашего года подписан министром обороны, так что демобилизуемся все вместе!

Вадька недоуменно посмотрел на него.

  — Что значит "вместе", товарищ майор?

  — А то и значит! Мне предложили после отпуска два варианта: или годичная учеба в академии и продолжение службы, или присвоение звания подполковника и увольнение на пенсию. Мы с женой выбрали второй вариант. Хватит, отвоевался…

Через три дня от «Ацетона отъехал автобус с «дембелями». Как и всегда провожать их ехал подполковник Кива.

Эпилог

  В Иркутск Вадька прилетел, уже в гражданской одежде. Кива завел его к начальнику аэропорта с которым был знаком. На прощание Вадька обнял его, как обнял бы самого близкого человека.

  Пиджака и свитера под ним было явно маловато для мороза, близкого к 30-градусному. Поэтому Вадька юркнул в одну из машин с зеленым огоньком, поджидавших пассажиров с прилетевшего рейса. Из письма Светланы он знал, что она сейчас находится на Байкальском целлюлозно-бумажном комбинате, где проходит преддипломную практику. Вернуться в Иркутск она должна была только в середине декабря. Поэтому Вадька поехал в общежитие и договорился с комендантом, что тот даст ему раскладушку с матрацем и одеялом, чтобы пару дней перекантоваться в Ванькиной комнате и забрать свои документы из деканата.

  В Москве Вадька, не теряя времени, начал объезд московских вузов. Ему пришла в голову мысль, что лучше всего ему пойти опять на третий курс, чтобы за полгода восстановить в памяти пройденный, но уже сильно подзабытый материал.

  После окончания практики Светланы, Вадька уговорил её приехать в Москву в небольшом перерыве, который образовался у неё перед госэкзаменами и защитой диплома. Она поддалась на его уговоры и перед Новым годом прилетела в Москву. Третьего января они пошли подавать заявления в ЗАГС. Но оказалось, что по правилам надо ждать две недели. Вадька обрисовал ситуацию и после получасового диалога с заведующей, та сдалась, согласившись принять заявления задним числом. Они расписались и этим же вечером Светлана улетела обратно в Иркутск.

  После защиты диплома, прошедшей успешно, в Москву она не поехала, написав, что серьёзно заболел отец. Потом было месячное молчание и наконец в апреле Вадька получил от неё письмо в котором обнаружил на официальном бланке свидетельство о их разводе: «Согласно полученным заявлениям от Ракитиной Светланы Семеновны и Панурина Вадима Федоровича, а также принимая во внимание отсутствие у них детей и взаимных претензий, ЗАГС Кировского района г. Иркутска принял решение о расторжении брака заявителей»

  Как выяснилось впоследствии, во время сдачи экзаменов, в Светку влюбился уже немолодой преподаватель из их института. Она не хотела уезжать из Иркутска, поэтому согласилась на его предложение руки и сердца, а также на предложенную им работу на кафедре.

Вадька недолго погоревал, на большее времени не было. Ему удалось восстановиться на третьем курсе МЭИ.

  Параллельно он подыскивал себе работу. Опять помог волейбол. Женька Верстов, которого он разыскал в Москве, работал в одном из НИИ Академии наук. Иногда после работы они ходили играть в волейбол в арендованный институтом зал. Женька позвал его туда «размять косточки». Там Вадька познакомился с начальником лаборатории в которой работал Женька. После разговора с Вадькой, тот предложил ему место в своей лаборатории. Вадька перевелся на вечернее отделение МЭИ, а через полгода влюбился в новенькую лаборантку...