ПАУЛЬ
(Из жизни судового механика)
Новая встреча
На «Херм Кипе» Астахов из-за проблем с сердцем обратиться к врачу.
Это всё из-за линии, на которую поставили его контейнеровоз.
Первым портом был Роттердам. Чтобы дойти до него, судну приходилось идти вверх по Рейну часа четыре и сделать за одни сутки стоянки три или четыре перешвартовки к разным причалам порта. Контейнеры не подвозили к судну, а судно подходило к причалам со складированными контейнерами.
При проходе узкостей Астахов, как старший механик, всегда находился в ЦПУ, чтобы наблюдать за правильной и безотказной работой механизмов машинного отделения. А если, не дай бог, случится какая-нибудь поломка, то немедленно устранить её. И устранить так, чтобы судно ни в коем случае не имело простоя.
При перешвартовках всем механикам (а их в машинной команде трое: стармех, второй механик и электромеханик) по общепринятым нормам приходилось находиться в ЦПУ, чтобы наблюдать за работой главного двигателя и всех механизмов.
А двое мотористов приходили в машинное отделение только в рабочее время, то есть с восьми утра до пяти часов вечера. Механики же находились на работе тогда, когда требовалось готовить к работе главный двигатель или обеспечивать его работу во время швартовок и проходов узкостей.
Вторым портом был Антверпен. Это в двенадцати часах хода от Роттердама. Там тоже судно входило и выходило по реке Шельде и в течение стоянки происходило три перешвартовки в течение суток.
Следующий порт — Гамбург с входом до восьми часов по Эльбе и пятью перешвартовками за сутки.
После выхода из Гамбурга через два часа судно входило в Кильский канал и начинался проход по нему. Там всё время приходилось быть начеку, то есть также находиться в ЦПУ.
После выхода из канала на следующий день предстоял заход в Гдыню или Гданьск, потом, в зависимости от принятого груза, шли Рига, Таллин, Балтийск и один из портов в Швеции или Финляндии. И в завершении — Санкт-Петербург.
Вся эта свистопляска продолжалась неделю. Стоянка в Санкт-Петербурге доходила до двух суток. Там хоть немного можно было передохнуть, но там требовалось сделать профилактические работы с главным двигателем, которые при последующих переходах сделать невозможно.
Потом переход двое суток судно шло до Кильского канала. И опять начинался новый круг со всеми прежними прелестями.
От такой интенсивной работы у Астахова начало прыгать давление. То девяносто, а то сто шестьдесят. Сердце начало работать с перебоями. После каждого третьего-пятого удара наступал сбой в его работе. Три месяца Астахов выдержал, но когда закончились таблетки, прихваченные из дома и сердце молотило, как хотело, то он попросил капитана, чтобы тот направил его к врачу.
В Гамбурге это удалось сделать.
С немецким практикантом-штурманом капитан направил его к врачу.
Практиканта Ганс, толстого борова с красным лицом и ростом больше метра восьмидесяти, выделили Астахову как переводчика и гида.
— Вы там долго не задерживайтесь, — предупредил Астахова капитан. — Груза на этот причал у нас мало, так что стоянка будет здесь очень короткой. — И, переключившись на практиканта, что-то долго втолковывал тому по-немецки.
Ганс, стоя перед капитаном навытяжку, только кивал головой и после каждой паузы в капитанской речи долдонил:
— Ес, сэр… Ес, сэр… Ес, сэр…
Астахов с улыбкой смотрел на практиканта, как тот, что китайский болванчик, кивает головой и «съедает» выпученными от старания глазами «обожаемого начальника». Но это немцы, и у них свои правила, в которые он не вмешивался, ведь контейнеровоз принадлежал немцам и правила здесь были немецкие.
Закончив инструктаж, капитан волевым жестом показал Гансу, что он свободен, и Астахов спустился с практикантом на причал, где их ждало такси, представлявшее из себя «четырёхглазое» купе «Мерседес» класса Sс 215-м кузовом.
Удобно устроившись на заднем сиденье комфортабельного салона, Астахов с интересом рассматривал проносящиеся мимо заводы, многочисленные автомобильные развязки и саму Эльбу, появляющуюся то тут, то там.
Как всё это отличалось от видов, которые он привык наблюдать с борта судна. Он видел совсем другой Гамбург!
Вскоре такси въехало во двор большого дома, окружённого многочисленными разлапистыми деревьями, создающими непередаваемый уют, и остановилось около одного из газонов, засаженного яркими цветами.
В начале сентября осень в Гамбурге ещё не ощущалась, но буйство цветов, зелени и тишина поразили Астахова, так отвыкшего от всего этого.
Однако Ганс, нашпигованный указаниями капитана, не дал Астахову долго наслаждаться видом больничного дворика.
— Чиф, нам надо торопиться, — прервал он благостное состояние Астахова, — мы уже в клинике. Нам надо идти, - торопил он Астахова.
Войдя в центральный вход, Астахов невольно ощутил, что он оказался как бы в привычной обстановке. Неважно, что здесь всё написано на немецком языке, но принцип оставался тот же, как и в платных клиниках Владивостока. Ему даже показалось, что из-за угла сейчас выйдет его жена в белом халате и он сможет её обнять. Настолько всё показалось ему реальным. Даже запах здесь витал такой же, как и в клинике, где работала его жена.
Та же стерильная чистота, те же светлые панели и яркие светильники, такие же мраморные полы и даже похожая регистратура, через стёкла которой то тут, то там мелькали головы медсестёр в аккуратных белых шапочках.
Ганс сразу кинулся к регистратуре и, засунув голову в окно, что-то начал энергично объяснять миловидной девушке. Через пару минут он плюхнулся рядом с Астаховым в кресло и, вытирая пот, проинформировал его:
— О тебе здесь все знают. Сейчас подойдёт медсестра и отведёт тебя к доктору.
Сестра и в самом деле подошла через пару минут и, показав жестом, чтобы Астахов с Гансом следовали за ней, повела их по коридору и завела в кабинет.
Здесь она предложила Астахову сесть в кресло у большого стола, а сама устроилась за небольшим столиком в углу. Ганс плюхнулся на кушетку и начал переводить вопросы, которые Астахову задавала медсестра.
Астахову пришлось измерить температуру и давление, встать на весы и отвечать на некоторые вопросы, на которые Ганс сомневался, как правильно ответить.
Покончив с оформлением больничной карты, сестра вышла, предупредив, что она пошла за доктором.
Доктором оказался стройный седоватый мужчина в роговых очках. Он зашёл в кабинет, обошёл стол и уселся за ним. Ярко освещённое окно находилось за спиной доктора, поэтому Астахов видел только его силуэт, белый халат и очки.
Помолчав, доктор по-английски начал задавать Астахову стандартные вопросы о его здоровье и что побудило его обратиться в клинику.
Астахов, глубоко вздохнув, уже в который раз принялся рассказывать о давлении, о сбоях в работе сердца, желая лишь одного: чтобы этот допрос поскорее прекратился, ему выписали таблетки, и он бы смог побыстрее вернуться на судно.
Но тут доктор прервал череду вопросов и неожиданно спросил:
— Скажи, пожалуйста, а в 1978 году ты принимал судно в Варнемюнде?
Чего-чего, а такого вопроса Астахов не ожидал услышать, поэтому перестал нудно перечислять свои ощущения во время сбоев при работе сердца и уставился на доктора.
— А что такое? Почему ты меня об этом спрашиваешь? — невольно вырвалось у него.
— Я извиняюсь, возможно, я заблуждаюсь, но ты мне напоминаешь одного механика с русского корабля, которого я знал в 1978 году, — пожав плечами, нерешительно ответил доктор.
Астахов пристальнее взглянул на доктора, но знакомых черт, напоминающих ему кого-нибудь, из-за яркого света из окна в нём не нашёл, поэтому, разведя руками, ответил:
— Да, я участвовал в 1978 году в приёмке «Художника Ромаса» в Варнемюнде… А что такое?
Астахов всё никак не мог понять, почему доктор его об этом спрашивает. Ведь связи между «Ромасом» и сегодняшним визитом к врачу он не находил. Да и переключиться сразу с одного на другое как-то не мог.
— Тут я прочитал, что твоё имя Олег. — Доктор пальцем показал на экран компьютера. — И моего знакомого тогда тоже звали Олег. Мы с ним были хорошими друзьями.
И тут, видимо поняв, что свет из-за спины мешает его разглядеть, он встал из-за стола и, обойдя Астахова, подошёл к нему.
Астахов тоже встал с кресла и, пристально вглядываясь в доктора, в нерешительности смотрел на него, а когда тот снял очки, то его как пронзило:
— Ты Пауль, что ли? — не веря своим глазам, пробормотал он.
— Да, да! — радостно закивал головой доктор. — Я Пауль! А ты — Олег!
— Олег, Олег! — Астахов непроизвольно улыбнулся и, сделав шаг навстречу доктору, крепко обнял его, а потом, отстранившись, восторженно воскликнул: — Ну ничего себе! Вот это да! Вот это встреча! Ты как тут оказался? — неожиданно для себя задал он один из глупейших вопросов, которые вообще можно придумать.
— Работаю я здесь, — как бы извиняясь, начал Пауль. — Доктор я здесь.
— Как доктор? — не мог поверить ни себе, ни своим глазам Астахов. — Ты вроде судостроителем собирался быть …
— Это были юношеские мечты, — стоял и улыбался Пауль. — Я потом передумал и поступил в медицинский университет в Берлине. Стаж рабочий у меня был, и я легко поступил туда, а потом работал врачом. А когда Германия объединилась, переехал в Гамбург. Вот теперь живу и работаю здесь. А ты как? Что делаешь?
Какое тут сердце? Какое тут здоровье, если рядом с тобой находится часть твоей молодости? Астахов моментально забыл обо всём на свете, и они, не обращая внимания на пыхтящего Ганса и примолкшую медсестру, начали засыпать друг друга многочисленными вопросами и воспоминаниями о былых временах.
Пауль пытался вставить в свою речь давно забытые русские слова, а Астахов, подыгрывая ему, кое-что отвечал или спрашивал по-немецки. Сейчас у него с немецким оказалось намного лучше, чем тридцать два года назад, потому что он уже около десяти лет работал на немецкие фирмы.
Неизвестно, сколько бы они ещё говорили, если бы Пауль не вспомнил причину, по которой Астахов оказался в его клинике.
Астахова провели по кабинетам, где его исследовали различными приборами и аппаратами, сделали пару уколов и вручили пакет таблеток.
А когда Астахов вновь оказался в кабинете Пауля, тот уже по-дружески похлопал его по плечу:
— Ты, Олег, вовремя обратился к нам. Если бы немного позже, то были бы проблемы, а сейчас ты должен принимать эти лекарства, — он показал на пакетик в руках у Астахова, — и тогда у тебя всё будет в полном порядке. Но как можно скорее возвращайся домой и пройди обследование в своём госпитале. Я тут всё написал, — он передал Астахову лист с рекомендациями, — а сейчас возвращайся на судно, твой товарищ говорит, что корабль уже отходит от причала.
Только тут Астахов увидел недовольную физиономию Ганса.
— Чиф, — пропыхтел тот, — судно уже отходит от причала, нам придётся ловить его на лоцманской станции. Капитан только что позвонил мне с этим известием. — Ганс потряс трубкой телефона.
Наскоро попрощавшись с Паулем, всучившего ему пакет с какими-то сладостями и бутылкой вина, Астахов в сопровождении Ганса сел в такси и погнал перехватывать на речке пароход.
Они подъехали к лоцманской станции как раз вовремя. Лоцман как раз готовился выехать к ним на судно. Через десять минут подошёл лоцманский катер и доставил их на борт «Херм Кипе», которое только слегка сбросил ход, чтобы принять их.
Астахов сразу побежал в ЦПУ, чтобы пересчитать запасы топлива, которые необходимо в рапортичках передать капитану после отхода от причала и сдачи лоцмана.
Ему пришлось сделать ещё пару кругов на Питер, и только после этого он улетел самолётом во Владивосток.
30.12.2021
Рассказ опубликован в книге "Морские истории" https://ridero.ru/books/morskie_istorii/