Почему воспитатель из Рузаевки снова возвращается «за ленточку»?
Сергей Чернавин
Мы встретились с ней у дверей известной саранской качалки. Крепкая молодая женщина (стильная прическа, яркий маникюр, обаятельная, открытая улыбка и какая-то особая теплота в больших, внимательных глазах) легко перекинула через плечо увесистый баул с экипировкой. «Как же вы справляетесь?» — удивился я, глядя на ее загипсованную до плеча руку. «Да я привычная, считай, всю жизнь железо тягаю, — легко отмахнулась моя собеседница. — Раскисать нельзя: ребят «с передка» иной раз кило за сто пятьдесят в полном снаряжении вытаскивать приходится…»
Наталья
«Я вообще-то по профессии воспитатель детского сада, — начинает свой рассказ батальонный санинструктор Наталья Горбачева. — Всю жизнь провела в родной Рузаевке. Ходила вместе с участниками местного турклуба в походы, растила сына Данилу. И уж никак не думала, что когда-нибудь свяжу себя с военной службой. Сына воспитывала тоже человеком активным. С раннего детства он занимался спортом. Подростком увлекался рукопашным боем, восточными единоборствами. Всегда был парнем подвижным, деятельным. Хотя изначально у него были серьезные проблемы со здоровьем. Потому я его готовила к гражданской жизни. Хотелось всегда, чтобы Данила был рядом со мной. Мы и вправду с ним очень дружны. Заядлые туристы! Лазали по горам, по рекам сплавлялись. Чем экстремальнее — тем лучше! Спортом вместе очень много занимались… Но он мечтал быть военным. Даже посещал воскресную школу в нашем церковном приходе. Говорил мне, что если служить не возьмут, то хотя бы станет полковым священником… И даже когда ушел на срочку (он сам настоял на этом, хотя и мог получить по здоровью бронь), я все-таки надеялась, что он вернется ко мне. Мечтала, как через год демобилизуется, а там, глядишь, женится, внуков они мне с женой нарожают. Но в 2021 году он заключил контракт с Вооруженными силами. Причем меня поставил уже перед свершившимся фактом. Что я могла сделать? Приняла как есть. Парень взрослый, самостоятельный. Служить ему довелось на Дальнем Востоке в бригаде морской пехоты. Ну а в феврале 2022 года их сразу перебросили на Украину.
С началом СВО первые несколько недель от него вообще не было никаких известий, — продолжает Наталья. — Конечно, вся извелась. Это потом он сообщил, что им категорически запрещали какие-либо контакты с внешним миром. Но все это было уже после. А в те очень трудные дни я поняла, что мое место рядом с сыном. И если не непосредственно с ним, то хотя бы на одной земле. Но когда обратилась в наш военкомат, мне отказали — женщин тогда для участия в СВО не набирали
…Время шло. 22 апреля в Мариуполе на Азовстали Данила первый раз получил ранение. Подлечился в госпитале и вновь вернулся в строй. 3 августа в Волновахе его снова ранило. В госпиталях Ростова, Москвы, в Красногорском районе я его навещала. И, насмотревшись на то, как нужна нашим парням элементарная помощь при восстановительном лечении, окончательно решила во что бы то ни стало попасть на передовую спецоперации. Стала посещать в Саранске открытые курсы по оказанию первой медпомощи, которые регулярно организовываются местным СОБРом. Изучала все доступные в Интернете материалы по основам полевой медицины. Активно начала обивать пороги военкомата, обращалась на республиканский уровень, даже писала письма в Минобороны. И когда 1 августа 2023 года решение о заключении со мной контракта было окончательно принято, я понимала, что это билет в один конец. Ведь никакого опыта нахождения в условиях боевых действий у меня тогда не было. Но твердо хотела заниматься не тыловой службой, а именно идти «на перед».
Рядом с Данилой мне служить было не суждено. Но я испытывала тогда — и до сих пор верна этому! — огромную благодарность тем санинструкторам, тем военным, которые на себе выносили моего раненого мальчика из зоны боев, тем, кто спасал ему жизнь и здоровье в госпиталях. И считала, что мой долг поступать так же. Ведь каждый боец, которого мы вытягиваем из «красной зоны», — это чей-то сын, муж, брат. Каждого из них ждут дома. И я была обязана участвовать в этом! Так я думала тогда. Так считаю главным для себя и сегодня.
Мне повезло. На сборном пункте в Рузаевке нас в команде было 12 женщин. 11 из них приказом были распределены на учебный полигон в Чебаркуль. Там готовят прежде всего связистов. И я одна была направлена в Тоцк на подготовку санинструкторов. Как так случилось — для меня до сих пор загадка. Но я благодарна судьбе и людям, принимавшим такие решения, что все сложилось так, как сложилось. Уже много позже был у меня неожиданный случай. Я сопровождала в тыловой госпиталь партию раненых солдат из своего подразделения. И неожиданно в приемном покое встретила одну из девушек, с которыми мы были в той рузаевской команде. Мария тоже служит санинструктором, хотя до этого работала почтальоном где-то в районе Мордовии. Мы были не просто рады увидеть друг друга. Я с ней установила надежную связь и отрабатываю теперь через нее каждого из вынесенного «с передка» — отслеживаю, куда каждый из парней ушел на излечение в Россию. Очень важно знать, что каждый из «твоих» выжил и проходит излечение в конкретном медцентре.
Но эта встреча случилась уже много позже. А тогда, в Тоцке, в свои пятьдесят лет уяснять азы практической медицины мне было, конечно, очень трудно. Но у меня была мощнейшая мотивация освоить все основные практические навыки оказания первой медпомощи. Была цель! И я ее достигла! Да, мы оказались с Данилой на разных участках боевых действий — он в Донецкой области, я — в Луганской. Но все равно чувствую себя где-то с ним рядом. И это для меня самое главное…
…Я долго сыну не сообщала о своем решении. Уже в Тоцке сумела дозвониться до него. Разговаривали о каких-то второстепенных вещах. И он вдруг спрашивает: «Мам, а ты где сейчас?» Я слукавила, говорю: «Дома…» — «Мам, а давай по видео поговорим. Так хочу посмотреть на родную Рузаевку…» Ну, я мялась, мялась, а потом все-таки включила видеосвязь. И он, вглядевшись, понимает, что сзади меня… плац. Спрашивает: «А где это у нас в Рузаевке такое?..» Тут отпираться я больше уже не могла и призналась: «Сына, я заключила контракт…» Он очень долго молчал. А потом спросил: «Мама, и кем ты будешь?» Говорю: «Санинструктор. Медик…» Он еще помолчал, а потом говорит: «Ты же понимаешь, что от тебя будет зависеть жизнь людей! Хоть в чем-то ты ошибись, сделай хоть что-то не так, и человек уйдет в «двести»…» (По армейской градации будет отнесен к безвозвратным потерям — С. Ч.)
Тогда, при том разговоре, он провел со мной подробный инструктаж по выживанию в боевых действиях. Дал мне много очень полезных практических советов. Например, никогда не застегивать каску. Потому что при попадании в нее осколка или пули голову она защитит, но есть реальная опасность получить удар такой силы, что ломаются шейные позвонки у основания черепа. Потом я каску просто не носила. Хотела отказаться и от бронежилета — эти 18 килограммов на тебе очень мешают подвижности тела. А когда в условиях обстрела ты перевязываешь раненого или организуешь его эвакуацию — там каждая секунда дорога. Но комбат мне запретил заходить «на передок» без «броника». Тогда я стала тайком вытаскивать из него кевлар (ткань из арамидных волокон: нити арамида в 5 раз прочнее аналогичных нитей из стали при разрывной нагрузке — С. Ч.). И таким образом, заходя на передовую, становилась в разы мобильнее…»
Амулетик-оберег
«А вообще, там поняла, что с Богом я на короткой ноге, — убеждена санинструктор Горбачева. — И еще очень мобилизует поддержка наших парней. Они мне не раз говорили: «Наташа, если ты идешь с нами, тогда точно все будет хорошо…» Я у них как амулетик, как оберег. И эту ответственность я очень чувствую. Всегда. Да, когда группа готовится к выходу, у нас есть свои ритуалы. Мы их называем «танцами с бубнами» — все на позитиве, с юморком, шутками-прибаутками. Нужно отвлечься, настроиться на лучшее. Это важно, потому что вероятность потерь всегда присутствует. Это неизбежная реальность. А la guerre comme а la guerre…
В нашем батальоне больше 400 человек. И все мужики. «На перед» заходят группами, максимум 25 штурмовиков. Вот за эту «четверть» по части оказания первой медицинской помощи полностью я и отвечаю. Конечно, действую там не одна. Мне выделяется в помощь группа эвакуации — от 4 до 8 человек. И есть еще группа прикрытия. Это те же штурмовики, но сейчас у них другие задачи. Уверяю вас, на адреналине вытаскивать даже тяжелораненого, скажем так, значительно легче, чем делать это в спокойной обстановке. Тем более что вся система помощи у нас в группе отработана до автоматизма. Конечно, на первых порах, когда мы, только оказавшись на месте дислокации нашего батальона, делали первые выходы «за ленточку», было много сложностей. И речь не о страхе даже, когда вокруг идет бой. Это ведь в прямом смысле трудная, но работа! И в ней, как в каждом деле, помимо полученных знаний, должен быть выработан собственный практический навык. А он приходит только с опытом.
…Тоцк мне дал необходимый минимум, во многом теоретический. Все, что я умею сейчас, приобретено непосредственно «в поле». Мне очень повезло с наставником. Был так такой медик-суперспец с позывным «Депутат» (почему так называли — не знаю). Он в первый же день со всех медсанбатов нас, девчонок необстрелянных, собрал и начал натаскивать на практику. Мы учились, например, сами себе и друг другу ставить капельницы. В полевых условиях. Даже ночью, в полной темноте! А однажды велел нам привести ему… трех баранов. Ну, мы меж собой решили, что шеф захотел шашлыка. Пошли в деревню, купили у местных баранины, принесли ему уже разделанное мясо. Только замариновать и зажарить осталось. Он так орал на нас! Ему, оказывается, нужны были полноценные животные!!! Дело в том, что кожа барана по своей структуре максимально близка к человеческой. Когда мы доставили то, что он просил, долго практиковались, препарируя этот материал на различные виды ранений. Всю жизнь я буду благодарна этому профессионалу за его науку!»
Спасти человека
«Я на гражданке занималась сплавами по горным речкам, ходила в походы в горы, по скалам лазала. И всегда была убеждена, что эмоции, при этом испытываемые, — главное удовольствие в жизни! — делится впечатлениями моя собеседница. — И туристический опыт мне оказал в зоне СВО неоценимую услугу! Но когда теперь я каждый день вытаскиваю раненого из «красной зоны» живым, вижу, что благодаря умелым действиям нашей команды он не уходит в «200», это для меня главное в жизни счастье! Никак по силе не сравнимое ни с чем, что переживала на гражданке. У меня даже позывной — «Турист», потому что я сжилась с этим бродяжьим образом жизни.
Донбасс, как и у каждого из тех, кто там находится, полностью меняет взгляды на жизнь. Все проблемы и беды, которыми была полна гражданка, на самом деле кажутся теперь такой мелочью! Спасать чьи-то жизни — очень для меня мощная мотивация. Причем ты ведь, как правило, даже не помнишь этих ребят. В той суматохе не до запоминаний. Но потом, по случаю, попадая в госпиталь, видишь, что тебя помнят. И все они живы, все идут на поправку! И не передать, сколько искреннего позитива получаешь от общения с ними!!! — делится со мной эмоциями Наталья. — Там, «за ленточкой», не важно, из какого он батальона, к какой бригаде приписан, — с этим будем разбираться потом, в «желтой зоне» и при эвакуации в тыл. А «на передке» он в любом случае наш! И ты обязана его спасти…
Больше скажу, были случаи, когда оказывала помощь и пленным украинцам. Не задумываясь. Для меня нет понятия — свой или чужой. Есть человек! Он нуждается во мне! А значит, я сделаю все, чтобы помочь. И в нашем батальоне так считают все! Даже раненому врагу оказывается все, что необходимо, для сохранения его жизни. Это не обсуждается! Считаю, что на той стороне находятся такие же, как мы, русские люди, просто вынужденные вести против нас эти боевые действия. Жизнь поставила по разные стороны окопа. Уверена, что это не навсегда!
…Однажды по нам напрямую отработал танк. И в укрытие, где мы залегли, залетели его снаряды. Думала, что все… Смотрим, в землю совсем рядом воткнулись болвашки. Пустые, без взрывателей! И на них написано: «Ребята, извините. Чем смогли, тем помогли…» И таких случаев там много. Простые украинцы войны не хотят. Но вынуждены делать то, что им приказывают…»
Одна баклажка
«Чего уж тут скрывать, в зарплате мы там не обижены, — соглашается Горбачева. — Все приходит вовремя, в срок, в понятных объемах. Но эти деньги там тратить негде! Они не имеют никакого значения! У тебя есть банка тушенки. И ты ее делишь поровну на всех, кто рядом. Случалось, что полуторалитровая баклажка воды была целые сутки на четверых. Только одна баклажка! И мы ее тоже делили поровну. Разные бывают ситуации. Но если среди нас есть «трехсотый» (то есть раненый — С. Ч.), то, естественно, эта вода пойдет именно ему. К ней вообще никто не притронется!
Мы раненого с «передка» в «желтую зону», до точки эвакуации, несем на себе восемь километров триста метров. Туда, где уже не долетает. Но и там постоянно тебя достают дроны, приходится прятаться, укрывать своего «трехсотого». Путь этот в среднем занимает три часа. При тяжелых ранениях — еще дольше. И главная задача, чтобы его не «задвухсотило» (то есть не умер — С. Ч.). И он же не один у нас такой бывает за выход, как правило».
Гуманитарка
«…В целом проблем с обеспечением у нас реально нет, — констатирует моя собеседница. — Все, что необходимо для повседневного быта, для выполнения задач, — все поступает вовремя и в нужных объемах. И плюс очень помогает гуманитарка! Прежде всего — письма от детей. Эти странички… Эти написанные корявым ученическим почерком нескладные предложения… От них идет такое тепло — словами не описать!!! Носочки, связанные вручную, варежки. Мы все эти вещи, получив, сначала вынюхиваем. Они пахнут домом, практически забытой там мирной жизнью. И это очень дорого. Огромное спасибо людям, которые здесь, на гражданке, проявляют о нас заботу. Поклон вам низкий!
…С медикаментами отдельная история, — продолжает Горбачева. — Медрота нас обеспечивает, конечно, всем, что нужно. Но бои идут каждый день, и просчитать требуемые объемы невозможно. А выдают по среднему расчету необходимого. Поэтому, когда на наш призыв дома откликаются земляки и присылают перевязочные средства, гемостатики, шприцы, да любой медкомплект, — это очень большая помощь. Всегда под рукой в резерве необходимо иметь какой-то запас. Это достигается только благодаря гуманитарке».
«…Это третье мое ранение, — проследив мой взгляд, кивает на загипсованную руку Наталья. — Первое — мелкое осколочное. Я вообще от комбата его скрыла (лукаво улыбается — С. Ч.)! Второе, когда практически сразу было два попадания, скрыть уже не удалось — долго восстанавливалась в госпитале. Ну а сейчас попроще — руку и бок зацепило. Жду, когда снимут гипс, и снова вернусь к своим ребятам. И только туда! Ни о каком списании на гражданку я речи не веду. По-другому не могу. Поймите, меня ребята там ждут. Мы каждый день с ними на связи. Мы за этот год действительно стали одной семьей, родными людьми. Как я могу их там оставить?!
И сын тоже убежден, что должен быть там. Мы виделись накоротке в марте: я после госпиталя возвращалась на Донбасс, была возможность встретиться. После этого перезванивались раза три. Сказал, что обо мне наслышаны даже в Донецке, в его взводе. И он мною очень гордится…
Так что контракты, конечно, буду продлевать и дальше. Пока мои ребята там, я буду с ними. Будем дожимать эту историю до полной победы. Она по-любому будет за нами! Потому что наши воины сегодня — это реальная сила! Спасибо матерям, которые вырастили и воспитали таких мужчин. И огромное спасибо волонтерам, отправляющим нам гуманитарную помощь. Они думают, что делают что-то незначительное, мелкое. В действительности — это огромное дело! Неоценимая помощь. Ее ни в чем не измерить!..»
Р. S. Перед тем как отправить этот текст в редакцию для публикации, я (и это обычная практика) послал его Наталье: пусть проверит, не переврал ли чего из услышанного в том случившемся на ходу разговоре. Из Рузаевки пришла информация: санинструктор Горбачева отбыла к месту несения службы…•