На канале я часто пишу про Северную Италию: Милан, Геную, Венецию, а также про Тоскану и Рим...
Но надо хоть пару слов написать о Южной Италии!..
Ходила сегодня в иркутский ресторан "Капри" и вспомнила, что раньше он назывался "Неаполь"... ребрендинг у него периодически случается. Раз там такие любители Южной Италии, то следующее название будет Сорренто, да? Где жил Максим наш Горький. Он, кстати, тоже должен был считать эту бедную и страшную жизнь своей, родной... когда я читаю про Нижний Новгород начала века у него... чем он отличается от Неаполя?..
Там сегодня в кондитерской только торт и "Павлова", но с лимонным кёрдом (по-русски часто говорят курд) - лимонный кислый-кислый крем, который отнюдь не все любят, но я люблю, поэтому одно время всех знакомых и друзей им насильно угощала. Эх, юность... сейчас не рискую. И вообще стараюсь не делать лишних движений, а то мало ли?..
Очень уважаю их пасту неру (чёрную) и неру-бьянку (чёрные макароны и белые вперемешку) с королевскими креветками... мне кажется, что только в этом скромном и бюджетном ресторанчике на Александра Невского продают пасту из чернил каракатицы недорого..?
Привечаю их запечёные овощи с моцареллой (она явно иркутского гормолзавода, но я её очень люблю!), салат с рукколой, апельсинами, красным луком и креветками... очень люблю их хрустящие миниатюрные панцеротти и всегда хочу взять какой-нибудь суп, но... у нас вечно не настолько холодно. Ресторан этот рядом, и я забираю еду навынос (пишется слитно, наречие, самопроверка:). Это не реклама, тк у меня не столь много подписчиков, чтобы что-то о себе воображать, кого-то куда-то зазывать. Но из всех итальянских ресторанов, где я была я РФ, этот - самый неаполитанский и правдоподобный.
Вообще я хотела писать про город Неаполь...
Когда мне надоедает воевать с дневником.ру, то я смотрю что-нибудь короткое (не фильм, а правда - короткое...), вбила "Наполи", чтобы посмотреть любимый город, значит, и его виды... один из любимых городов. Потому что страшный, дикий и жестокий. Иркутск в сравнении с ним - скучная и чистенькая Швейцария. Почему-то такое всегда притягивает... но ютуб и тут решил напомнить мне, что главное в жизни - образование. Да.
Начался ролик захватывающе - какой-то бородатый хипстер потащился в Скампию (район, где правит каморра), нашёл для этой цели бескорыстного ук***нского паренька, который очень боялся, что его мама узнает и... пошли они. Взяв с собой кнопочные телефоны и минимум вещей. Там за ними начал следить дядька на машине, а потом велел садиться и "нельзя отказываться". Хипстер, значит, всё продолжал тайком снимать на телефон, и я хмыкнула, что дяденька им попался с хорошей речью - даже я понимаю, что он говорит - в общий чертах. Образованный, значит. Возил он их возил, потом повёл в дома-паруса, походили они... а потом мужик давай рассказывать, что сам завязал с каморрой и... организовал детский центр! И детишек учит. Потащил их в этот центр, где птички-деревья на стенах, компьютер, стеллажи, игрушки и... откопал им радостно Бродского, Ахматову и Цветаеву. Гордо тыкал пальцем в книги и повторял: - Анна! Марина!..
Парней явно подотпустило - стали фотать и снимать в открытую. А я начала смеяться: так для меня заканчиваются прогулки по криминальному Неаполю. Учи итальянский, читай русских поэтов и не лезь туда, куда не надо!
Самое смешное, что в Неаполе у нас ничего ни разу не стащили, даже не пришлось ни разу с удивлением доставать чужую руку из своего кармана или сумки. Какая-то добрая тётенька в лавке старьёвщика мне подарила две бумажные коробочки с ангелами Рафаэля, т.к. у меня не было мелочи.
Папа тогда предположил, что это именно тот город, где про нас как раз всё понятно.
Мы жили в гостинице у вокзала:
Ходили только по туристическим местам, катались в Эрколано, а мама с папой катались до этого в Помпеи на электричке - она там идёт в сторону Сорренто, и очень похожа на наши южные электрички...
Апельсины и нарциссы в феврале:
Гостиничный номер:
Вечерами мы забирались по старой деревянной лестнице наверх - в свой номер в старом доме с деревянными ставнями, и я вперёд всех ломилась в душ, т.к. в Неаполе так грязно - как у нас, если целый день гулять вдоль дорог. И хочется смыть с лица, рук и волос пыль и грязь:
И вид на мусорный бак слева от входа в отель:
Утром мы спускались в подвал, где была кухня и шведский стол, который состоял из чёрствых булок, плавленного сыра, колбасы, которая и в наших супермаркетах такая же - смесь розовой краски с жиром и солью, а ещё кофе. Кофе не испортишь ничем, но варил его коренастый дядька горчичного цвета, похожий на маленькую волосатую обезьянку. Господи, прости, но я не умею быть толерантной, когда описываю. Иначе - это будет пресный и чёрствый бутерброд. В общем, я сильно подозревала, что дяденька утром варит тут кофе, а вечером - едет в "паруса" и толкает там наркоту на перекрёстках. Знаю: нельзя думать на каждого подозрительного типа - что он преступник. Возможно, в душе он тоже знаток поэзии. И живёт на Толедо. И торгует маргаритками.
Каждый раз я бормотала: - Надеюсь, что они на ночь вход в отель забивают досками крест-накрест. И охрану выставляют. Потому что я нежная сибирская девушка-маргаритка, а в Неаполе очень красиво, очень грязно, очень ярко, но... очень напряжённо.
Мне кажется, что только в этом городе я хотела бы родиться: чтобы прожить там совсем другую жизнь - яркую, нищую, ужасную и прекрасную. Чтобы драться, орать с балкона на мужа или детей, краситься с двенадцати лет, носить кошмарные золотые украшения; ехать только на красный, развешивать бельё на улицах, выбрасывать мусор мимо урны, вообще не разговаривать нормально, а только хрипло орать и размахивать руками. И обязательно, чтобы бурный роман с каким-нибудь криминальным и ужасным типом в юности. А если ты всё-таки останешься в живых - то потом благочестиво ходить по воскресеньям в церковь. Вв такой чёрной кружевной накидочке, пряча под ней лицо и руки, присыпанные старческой гречкой.
Да, у меня будет кривоногий маленький муж, который ворует, например, еду в магазине, где работает. И носится на мопеде по улицам (шлем с тонированным стеклом!), распугивая прохожих - бледнолицых европейцев, вроде меня в нынешней жизни. В Неаполе сейчас начинается весна, но в каменном и грязном мешке города, конечно, это не узнать... и в порту не узнать. Зато там пахнет солью и пеплом от Везувия:
В Южной Италии я была в Эрколано и Неаполе. Даже в Сорренто не была. С другой стороны, орущих теток в люрексе и прочих южно-итальянских плебеев насмотрелась, наладилась, восхитилась.
Все приморские городки амальфитанского побережья похожи один на другой: с краешеку - этакое Чинкветерре, а вот, чем глубже и чем дальше от линии моря... Типично неапольскими остаются желтые полукруглые арки между стен, которые круто выбираются вверх - на горы. Между окон висит серое от частых стирок белье, непохожее на на то, что в отелях... Кое-где брошены пластиковые стулья, забрызганные краской, пыль, бетон, шлак... Вдоль дорог такая родная белая кромка из пластикового мусора, края дороги подпирает каменная кладка, а выше - сетка для сбора оливок. В ней тоже застрявший мусор, а из-под неё прорываются чебурашьи уши кактусов, тронутых румянцем. В таких городка, типа Вьетри (не Вьетри суль Марэ), есть пересохшее русло горной речки, звенящая зноем тишина... И вспоминаю парня, которые говорил здесь, где я вожу пальцем по синей линии гугл карт, что, мол, сестренка, с твоей внешностью ты можешь устроиться подавальщицей аж в Позитано! А потом я заработаю, раскошелю кого-то из обитателей местных отелей, и мы сможем навсегда уехать из этой дыры!
Забавно, что всю жизнь вижу людей, которые хотят откуда-то уехать... То с Позитано в Амальфи, то из Амальфи в Сорренто, то на Капри, а оттуда, видимо, прямиком в рай, - съехидничала одна блогерша, глядя на толпы, штурмующие автобусы.
Да, когда я болею с высокой температурой, то вижу во сне Неаполь... В разгоряченном уме я путешествую по Неаполю лёжа, возвращаясь к фото десятилетней давности (не волнуйтесь! судя по видеоблогам - лучше там не стало!), поэтому обращусь уже к фото, которые передают не чистоту и торжественную тишину площади у королевского дворца, не оперу, не галерею, не замок на берегу, а именно ту завораживающую нищету улиц, не имеющую ничего общего с холодным и белоснежным севером Италии, где скатерть опускается на чистый столик белоснежной, но безмолвной чайкой. Здесь - все резкое и настоящее: как калабрийский красный лук, который растёт в здешних местах, как кислые, ослепительно солнечные лимоны, которые также здесь сияют, как маленькие лампочки... стоит только вырваться из этого затягивающего лабиринта нищеты и грязи:
Издалека оно лучше, чем, если смотреть вниз и вблизи...
Вспоминаю Неаполь и радуюсь, что он был не первым у меня итальянским городом. Как после Рима, Вероны, Падуи можно попасть в эту нищету и грязь, где по улицам ходят либо какие-то цыгане, либо коренастые мужчины с желтой кожей, ростом мне до плеча? а детишки, которые умеют курить и краситься, но вряд ли умеют читать... зато женщины орут и дерутся, а мотороллеры ездят по тротуарам. тут я поняла, что есть еще жизнь на свете, - невозможно не влюбиться:
"я начала осознавать, что остальной Неаполь не слишком отличается от нашего квартала: повсюду, расползаясь все шире, царила одна и та же бедность. Возвращаясь домой, я каждый раз с удивлением обнаруживала, что еще что-то пришло в упадок:
город буквально крошился, будто слепленный из песочного теста, он не выдерживал смены времен года, жары, холода и особенно гроз. То наводнением затопило вокзал на пьяцца Гарибальди, то обрушилась Галерея напротив Археологического музея, то случился оползень и в большинстве районов отключили электричество.
В памяти остались полные опасностей темные улицы, все более беспорядочное движение на дорогах, разбитые мостовые, огромные лужи. Канализационные трубы не справлялись с нагрузкой, и на улицы выплескивались потоки воды с нечистотами и мусором, кишащие всеми мыслимыми и немыслимыми паразитами, с холмов, застроенных хлипкими дешевыми многоэтажками, они стекали в море или уходили в почву, размывая нижнюю часть города.
Люди умирали от антисанитарии, коррупции и произвола, но продолжали послушно голосовать за политиков, превративших их жизнь в кошмар. Сойдя с поезда, я ловила себя на мысли, что с опаской передвигаюсь по тем местам, где выросла, и стараюсь изъясняться исключительно на диалекте, как бы давая окружающим понять: «Я своя, не причиняйте мне зла!»
Когда я закончила учебу и написала повесть, которая неожиданно для меня через несколько месяцев стала книгой, во мне окрепло убеждение, что породивший меня мир катится в пропасть. В Пизе и Милане мне было хорошо, временами я бывала там даже счастлива, зато каждый приезд в родной город оборачивался пыткой. Меня не покидал страх, что случится что-нибудь такое, из-за чего я навсегда застряну здесь и потеряю все, чего успела добиться. Я боялась, что больше не увижусь с Пьетро, за которого собиралась замуж, что больше никогда не попаду в чудный мир издательства и не встречусь с прекрасной Аделе — моей будущей свекровью, матерью, какой у меня никогда не было. Я и раньше всегда находила Неаполь слишком плотно населенным: от пьяцца Гарибальди до виа Форчелла, Дукеска, Лавинайо и Реттифило постоянно было не протолкнуться.
В конце 1960-х улицы, как мне казалось, сделались еще многолюднее, а прохожие — еще грубее и агрессивнее. Однажды утром я решила пройтись до виа Меццоканноне, где когда-то работала продавщицей в книжном магазине. Мне хотелось взглянуть на место, где я вкалывала за гроши, а главное — посмотреть на университет, учиться в котором мне так и не довелось, и сравнить его с пизанской Высшей нормальной школой. Но то, что я увидела в университете, наполнило меня чувством, близким к ужасу. Студенты, толпившиеся во дворе и сновавшие по коридорам, были уроженцами Неаполя, его окрестностей или других южных областей, одни — хорошо одетые, шумные и самоуверенные, другие — неотесанные и забитые. Тесные аудитории, возле деканата — длиннющая скандалящая очередь. Трое или четверо парней сцепились прямо у меня на глазах, ни с того ни с сего, будто им для драки не нужен был даже повод: просто посмотрели друг на друга — и посыпались взаимные оскорбления и затрещины; ненависть, доходящая до жажды крови, изливалась из них на диалекте, который даже я понимала не до конца. Я поспешила уйти, словно почувствовала угрозу — и это в месте, которое, по моим представлениям, должно было быть совершенно безопасным, потому что там обитало только добро.
Короче говоря, ситуация ухудшалась с каждым годом. Во время затяжных ливней почву в городе так размыло, что рухнул целый дом — повалился на бок, как человек, опершийся на прогнивший подлокотник кресла. Было много погибших и раненых. Казалось, город вынашивал в своих недрах злобу, которая никак не могла вырваться наружу и разъедала его изнутри или вспучивалась на поверхности ядовитыми фурункулами, отравляя детей, взрослых, стариков, жителей соседних городов, американцев с базы НАТО, туристов всех национальностей и самих неаполитанцев. Как можно было уцелеть здесь, посреди опасностей и беспорядков — на окраине или в центре, на холмах или у подножия Везувия? Сан-Джованни-а-Тедуччо и дорога туда произвели на меня страшное впечатление. Мне стало жутко от зрелища завода, где работала Лила, да и от самой Лилы, новой Лилы, которая жила в нищете с маленьким ребенком и делила кров с Энцо, хотя и не спала с ним. Она рассказала мне тогда, что Энцо интересуется компьютерами и изучает их, а она ему помогает. В памяти сохранился ее голос, силившийся перекричать и перечеркнуть собой Сан-Джованни, колбасы, заводскую вонь, условия, в которых она жила и работала. С наигранной небрежностью, словно между делом, она упоминала государственный кибернетический центр в Милане, говорила о том, что в Советском Союзе уже используют ЭВМ для исследований в общественных науках, и уверяла, что скоро то же самое будет и в Неаполе. «В Милане — пожалуй, — думала я, — а уж в Советском Союзе и подавно, но здесь никаких центров точно не будет. Это все твои сумасшедшие выдумки, ты вечно носилась с чем-нибудь таким, а теперь еще втягиваешь в это несчастного влюбленного Энцо. Тебе надо не фантазировать, а бежать отсюда. Навсегда, подальше от этой жизни, которой мы жили с детства. Осесть в каком-нибудь приличном месте, где и вправду возможна нормальная жизнь». Я верила в это, потому и сбежала. К сожалению, десятилетия спустя мне пришлось признать, что я ошибалась: бежать было некуда".
Эллена Ферранте
На самом деле героиня Ферранте немного сгущает краски, ибо красота в Неаполе есть: она и в море, и в порту, и на рынке:
Но основная красота вся под землёй... Буквально: это либо древности, либо... метро. Одно из самых красивых в мире (официально признано):
Да, я понимаю, что роман "Моя гениальная подруга" о веке ХХ, и скорее времён, которые застал Паустовский. Он побывал в Неаполе и написал рассказ "Толпа на набережной":
"— Когда ты сойдешь на берег в Неаполе, — сказала мне моя дочь — молодая женщина, склонная к неожиданным поступкам, — то подари эту матрешку первой же итальянской девочке.
Я согласился. Кто знает, может быть, это поручение приведет к какому-нибудь лирическому событию. О от таких событий мы основательно отвыкли.
<...>
Я протянул матрешку девочке. Она не взяла ее. Она перестала смеяться, сдвинула темные брови и испуганно метнулась в сторону. Я схватил ее за руку и почти силой заставил взять куклу.
Она потупилась, присела и сказала едва слышно:
— Грацие, синьоро!
Потом снова присела и подняла на меня влажные, сияющие глаза. Мне трудно было поверить в то, что девочка так сильно обрадовалась такому пустяку, как матрешка. Но я увидел вблизи ее худеньких ключицы под ветхим платьем, увидел вблизи ее худенькие ключицы под ветхим платьем, увидел и другие приметы безропотной бедности и понял, что для этой девочки матрешка и вправду — большая радость.
Тогда я еще не знал зловонных от гнилых овощей кварталов Неаполя, не знал и окраин к северу от города, где дым канареечного цвета, пахнущий кислотами, висит над пустырями. И там и тут жили люди.
Все это я встретил позже. Сейчас же Неаполь беспечно сверкал, щедро отдавая морю тот блеск, что оно изливало на него".
Константин Паустовский
Просто несколько фото Неаполя напоследок:
Такие колоритные улицы:
Ну и волшебство:) помните, фею из Пиноккио? Это ведь всё здесь случилось:
И... чуть-чуть культуры:
Из всех тёмных картин Караваджо меня поражает "Семь деяний милосердия", которая висит в неапольской церкви Пио Монте делла Мизерекордия. Многие римские церкви, помню, отказывали маргинальному художнику Караваджо, а в Неаполе сразу поняли: - К нам, к нам!..
Сюжет взят из Евангелие от Матфея:
34 Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира:
35 ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня;
36 был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.
37 Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили?
38 когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели?
39 когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?
40 И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне.
Мф.25:34-40
На этом я с вами точно прощаюсь, но к Южной Италии мы с вами, возможно, ещё вернёмся!..