Бой
В конце мая начались рейды на север. В мае в Афгане уже жарко. Отсутствие дорог, проклятая пыль набивается за воротник, скрипит на зубах, слоем грязи лежит на лице. Грязь, пот, я так до конца и не привык к местному колориту. Арык, спасительная вода, где мы наполняли фляжки и умывали лицо, был вожделением.
Как-то раз по тревоге подняли весь батальон. Механики бежали в автопарк, заводили машины, выезжали, и мы практически на ходу запрыгивали в них. Маршрут лежал в город Кишим, располагавшийся примерно в 120 километрах от места нашего постоянного базирования. В Кишим подразделение прибыло вечером, а направилось дальше рано утром. Мы выстроились в колонну и только тронулись, как над нашими головами прямо из колонны начались залпы «Градов»[1]. Рёв ракеты, горящее сопло, чётко видимое даже в ярком голубом небе, сразу вспомнились кадры военной кинохроники и залпы «Катюш». Кишим располагался в ущелье, «Грады» утюжили предстоящий маршрут, видимо, имея какие-то сведения о местах расположения бандформирований. Проехав Талукан, въехали в сухое русло, я был командиром дозорного отделения, ехал впереди батальона на расстоянии 50-100 метров. Впереди шли три приданных танка Т-62. Танки поднимали пыль, и эта пыль особенно явственно скрипела на зубах, забивалась в нос и застилала глаза. Танки и я уже преодолели подъём, как вдруг сзади прогремел взрыв. Взорвалась БМП, шедшая за мной, первая из основных сил батальона. Машина загорелась, было видно, как из неё кубарем вывалились бойцы. Мой механик испугался, машина покатилась со склона назад, но он успел затормозить, и мы, выскочив, принялись ждать взрыва боекомплекта. Рвануло, далеко отбросив башню, испуганные и обожжённые солдаты из горевшей БМП теснились рядом.
Бойцов распределили по другим машинам, вперёд выдвинулись сапёры. Они определили, что использовалось очень коварное самодельное устройство. Душманы вырывали шурф примерно метр глубиной, туда закладывалось 10-15 килограммов аммонала, взрывателем служил электрический детонатор, приводимый в действие от разряда связанных друг с другом батареек, а контактами могли служить обычные крышки консервных банок. Опасность заключалась в том, что между пластинами насыпался песок и каждая следующая машина, проезжая, выдавливала его, а значит, контакты могли сомкнуться неизвестно когда, например, после прохождения второй или третьей. Аммонал применялся гражданскими специалистами из Союза для взрывных работ при строительстве дорог в горной местности. После переворота склады оказались разграбленными, и тонны аммонала теперь использовались душманами для минирования дорог.
Командир полка торопил, и сапёры не успели закончить свою работу. Только мы тронулись, как снова прогремел взрыв. На этот раз взорвалась моя машина. Взрыв ударил по корме, БМП тряхануло, дверцы распахнулись, на куски разлетелись аккумуляторы, в днище образовалась трещина, но нам повезло – машина не загорелась, и даже не вытекло топливо. Я бросился к задним дверцам, солдаты в прожжённой кислотой от аккумуляторов форме уже выскочили из машины. Один боец, весь залитый кровью, находился внутри без сознания.
– Что-то кровь какая-то странная, – инстинктивно я провёл по ней пальцем и поднёс к губам. – Да это же томатная паста, стоявшая в армейской двухкилограммовой жестяной банке в дверце!
Солдат по фамилии Бон, тихий и спокойный поволжский немец, так и не пришёл в сознание, позднее его эвакуировали на вертолёте. Потом нам сообщили, что при взрыве ему оторвало селезёнку, но боец выжил. Машину как-то завели, и тронулись дальше, прибыв в Кишим вечером. С утра подразделение получило задачу пройти маршем по ущелью 15 километров и разведать наличие складов с боеприпасами. Выдвинулись колонной. Через 10 километров ущелье сузилось, технике уже было не проехать.
Дата врезалась в память хорошо – 1 июня 1980 года, День защиты детей. Солнечная погода, тёплый ветерок вызывали умиротворение. Даже жара в тот день была не такой испепеляющей, солнце ещё не успело подняться и иссушить землю своими лучами. Оставив технику с механиками и наводчиками, дальше пошли пешком. Мы шли вдоль реки, по ущелью, за самодельным мостком в утреннем мареве появились очертания кишлака. Только что назначенный комбат, капитан, переведённый с должности помощника начальника штаба полка, дал команду обстрелять населённый пункт из минометов, не заходя в него. По сути, мы не выполнили задачу, не прочесали кишлак и не проверили наличие складов с боеприпасами.
Колонна двинулась обратно через мост, вдоль реки, и уже на выходе из ущелья с другого берега начался очень плотный обстрел. Треск выстрелов стрелкового оружия раздавался эхом. Слева текла река, справа колосилось поле с уже высокой пшеницей, а перед ним располагалась ложбинка, по которой мы и поползли вдоль дороги к рощице. Батальон разбегался по полю в разные стороны. Недалеко от края поля спасительно возвышались три валуна, за которыми и укрылась наша группа. Два валуна располагались рядом, один чуть левее и сзади. Укрывшись за камнем, я вёл огонь из АКМ. Володя Нагорный, командир соседнего взвода, подавал снаряжённые магазины. Было видно, как от заднего камня рикошетят пули, высекая каменные брызги. Радист по фамилии Рожик полз рядом с нами с 20-ти килограммовой рацией за спиной, её прострелило, и теперь она громоздилась рядом бесполезной кучей железа. За соседним камнем вёл огонь оператор-наводчик Сергей Милованов, напросившийся с нами и не оставшийся у техники. Мол, надоела эта машина, чего там, схожу по-быстрому туда-сюда, разомнусь. В один из моментов он высунулся из-за камня наполовину, желая прицелиться. Куда целиться, огонь примерно с расстояния в 100 метров, из-за камней, никого не видно.
– Ложись! – заорал я.
И в ту же секунду на моих глазах пуля ударила его прямо в лоб. Солдат рухнул на землю, как мешок. Мимо нашего камня пробежал боец по фамилии Ванца с Западной Украины. Качок, он постоянно тягал железо и красовался своими мощными мускулами. Я успел схватить его за ногу и, дернув, повалить на землю.
– Куда, сука?
На меня смотрели обезумевшие от страха нечеловеческие глаза. Я наотмашь ударил его ладонью по щеке:
– Лежать здесь!
Я рассчитывал, что Ванца поможет эвакуировать убитого: зря что ли он качался? Но немного полежав и воспользовавшись моментом, пока я стрелял, он вскочил и дал дёру. Через какое-то время я увидел противника. Душманы перешли в атаку. Человек тридцать, все в чёрной пакистанской форме, грамотно развернулись цепью и перебежками пошли вперед.
«Профессионалы, мать их ети, тяжело нам придётся», – подумалось мне.
Батальон непонятно на каких позициях, только невдалеке пасутся три осла, гружёные боеприпасами, которых мы же и конфисковали у какого-то крестьянина, обещая вернуть.
За задним камнем находился рядовой Нигматуллин. Он не хотел идти на операцию, рассказывал мне, что один сын у матери, но это же армия, приказ есть приказ. Рядовой Нигматуллин, обвешанный пулемётными лентами, встал во весь свой невысокий рост с РПК наперевес и, что-то крича по-татарски, принялся поливать противника мощным огнём по всему фронту. Душманы залегли под бешеными очередями пулемёта. И в это время... появились «вертушки», вызванные батальонным командованием. Земля за полем вздыбилась от НУРСов – неуправляемых реактивных снарядов. Группа без всякой команды, не сговариваясь, рванулась отходить. Рожик с неисправной рацией и Нигматуллин с РПК оторвались от нас, им пришлось легче. Мы же с Володей, схватив убитого Милованова за руки-ноги, бросились в глубь поля. Отбежав метров на 50, остановились, выпустили по магазину в сторону врага и потом успели добежать до рощи. Володя крепкий, жилистый, да и моя физическая подготовка была отменной, но тащить труп неимоверно трудно. Ноги подгибались, конечности убитого, мгновенно ставшие непомерно толстыми, вырывались из одеревеневших рук, сердце выскакивало из груди, а глотку обжигал горячий афганский воздух. Уже в рощице ко мне обратился однокурсник:
– Сергей, а что это у тебя куртка в дырках?
Я, не снимая, развернул ХБ, полученное на складе, специально на два размера больше, чтобы не липло в жару к телу и обдувало ветерком. На спине красовались несколько входных и выходных отверстий от пуль. Когда полз, куртка топорщилась сверху и попала под обстрел.
В рации Рожика нашли еще пару пробоин. В рощице собрался весь батальон, были убитые и раненые. Но предстояло ещё добраться до техники. До неё оставались какие-то три километра, я опять возглавил дозорное отделение на расстоянии зрительной видимости от батальона. Шли вдоль реки, справа высился склон горы, река поворачивала направо и потом текла вниз мимо кишлака, расположенного с другой стороны реки. Я с группой из 8 человек вышел на бугор и повернул направо. Из кишлака, с расстояния 150-200 метров начался сильный обстрел. Наша группа и батальон сзади залегли, причем, мы в позе ноги выше головы.
– Обложить головы булыжниками! – крикнул я бойцам.
Благо дело, валялось их кругом в изобилии. Стреляли не по нам, по основным силам.
«Но ведь и до нас дойдёт очередь», – подумалось мне.
– Перебежками, по одному, вперёд, – отдал я команду.
Впереди уже виднелись наши машины. Начало темнеть. Из машин заметили стрельбу, и кишлак накрыла стена трассеров. Опять появились вертушки, большущие гильзы от крупнокалиберного пулемёта падали нам прямо на головы. И тут внезапно от основных сил батальона прибежал связной, почему-то босиком, с командой от комбата вернуться к основным силам.
– Да чёрт же побери! – Беги вон к первому в 50-ти метрах впереди и скажи ему, мне не докричаться.
Неожиданно справа возникла знакомая массивная фигура командира 2-го взвода Сергея Фатеева.
– Серёга, ты как здесь оказался?
– Огонь интенсивный, я подумал, что тебя ранило и надо спасать!
Приказ комбата был выполнен. Опять были потери, причём и по собственной глупости. Из миномёта не вылетела мина, а туда бросили ещё одну, миномёт разорвало на куски, осколками ранив несколько человек, в том числе и командира миномётной батареи. Приняли решение идти через склон горы незнакомым маршрутом. Ползком по крутой горе попеременно с одним бойцом мы тащили раненого. Вышли к машинам только к 4 часам утра. Порядка 10 трупов, накрытых брезентом, сложили на площадке. Уже утром нашли место для посадки вертолёта, который забрал мёртвых и раненых.
Ванца по прибытию на место дислокации через земляка-прапорщика устроился на склад и больше на операции не ходил. Я попросил ротного представить рядового Нигматуллина к награде, документы ушли, но затерялись в штабах, и награда не нашла героя. В первый год вообще считалось, что это такая война, что награждать не положено. Хотя штабные на уровне дивизии к концу первого года уже ходили с «иконостасом» на груди. Так закончилась моя первая боевая операция, одна из неудачных, боевое «крещение». И уже тогда появилась первая мысль о неэффективности операций с массовым выходом техники.
Переправа
Мы, поднятые по очередной тревоге на основании поступивших разведданных о складах с боеприпасами и бандформированиях, выдвинулись рано. Совершив марш километров 40 в сторону от Кундуза и оставив технику, на гребень горы стали подниматься пешком. Впереди шли ХАДовцы[2], так мы называли местных представителей службы безопасности. Они хорошо знали горы. За ними, примерно в 50-ти метрах, поднимался я и рядом, как всегда в таких пеших рейдах, связист Рожик и снайпер – спокойный и рассудительный осетин Сараби Уртенов, назначенный впоследствии заместителем командира взвода.
– Глаз с них не спускай, – велел я Уртенову.
Впереди произошло какое-то движение, и послышались звуки. ХАДовцы вывели из-за камней двух человек, взрослого мужчину и мальчишку. Их короткий разговор у скалы закончился тем, что один из ХАДовцев отошёл на пару метров и прямо на моих глазах выстрелил мужчине в голову. Мы и глазом не успели моргнуть. Даже при ярком солнечном свете было видно, как огонёк трассирующей пули, пробив голову, ударил о скалу и отрикошетил от неё.
– Стой! – с автоматом в правой руке я быстро направился к афганцам, успев сказать Уртенову, чтобы срочно нашёл переводчика.
– Кто это, и за что вы его расстреляли? – таджик-переводчик прибежал быстро.
– Это моджахед[3], – ответил старший группы, никто из них ни бельмеса не понимал по-русски.
Мальчишка лет 13-14, видимо сын убитого мужчины, тощий и грязный, испуганно жался к камням.
– Переведи им, чтобы отпустили парнишку, – таджик принялся что-то объяснять, отчаянно жестикулируя.
– Переведи им, чтобы отпустили мальчишку, что мы с детьми не воюем! – снова настойчиво повторил я.
Наконец, ХАДовец что-то сказал мальчишке и махнул рукой в сторону: ступай, мол, в свой кишлак. Парень вскочил и поспешно ретировался, следом куда-то пропали и афганцы, мы же продолжили движение вверх. Наступил полдень, жара, идти всё время вверх по пологому, постоянно поднимающемуся склону крайне тяжело. До гребня оставалось какие-то два километра, но попробуй-ка пройти их в таких условиях! Во флягах у бойцов заканчивалась вода, силы у всех были на исходе. За очередными камнями взору нашей передовой группы внезапно открылась небольшая, метров 10 на 10, бахча с маленькими незрелыми арбузами.
– Товарищ лейтенант, разрешите пойти разведать местность? – раздался голос Уртенова.
– Зачем? – не сразу сообразил я.
– Арбузы без воды не растут, – ответил снайпер.
Вернулся он через час. Как выяснилось, ларчик открывался довольно просто. На самом гребне была вырыта, выдолблена в горной породе огромная конусообразная яма диаметром под восемь метров. Зимой туда ссыпался снег и сверху закрывался толстым слоем соломы. Бойцы спрыгнули вниз и, отодвинув слой соломы, принялись набивать фляжки снегом. Но оказалось, что с другой стороны гребня имелась дверь в погреб, где в выдолбленном помещении стояли деревянные корыта, куда капала вода. Вдоволь напившись и наполнив фляги, подразделение тронулось в обратный путь. В очередной раз никакие склады и бандформирования обнаружены не были. Мы благополучно вернулись в Кундуз.
Всё говорило о том, что рейд в этот раз будет многодневным и трудным. Большая часть батальона, приданные подразделения, даже ПТС – плавающий транспортёр средний, гусеничная машина-амфибия. Значит, планируется форсировать сложную реку. Сухой паёк на много дней и другие признаки говорили о дальности и сложности маршрута. Командиры взводов и я в том числе получали задачи уже в ходе марша, а то и не получали вовсе. Думаю, что на уровне ротного да и батальонного командования конечная цель и общая задача рейда тоже оставалась неизвестной. В вышестоящих штабах подобные марши прямо так и назывались – «поиграть мускулами». Батальон отправился по маршруту Талукан – Кишим, за Кишимом в сторону Файзабада, там уже начинался горный серпантин. Крутая наклонённая дорога, настолько узкая, что часть левой гусеницы часто висела над пропастью. Внизу, то приближаясь, то удаляясь, вилась лента горной реки, сверкая на солнце серебристыми оттенками. Красиво. Но нам было не до красот. Приходилось то и дело высаживать личный состав и проявлять чудеса эквилибристики. На особо сложных участках механики садились на машины сверху, включив краник подачи топлива в фиксированное положение, и управляли БМП… ногами, чтобы успеть выскочить, если машина начнёт падать в пропасть. Руль БМП представлял собой изогнутую планку, формой напоминающую огромную чайку – такую, как их рисуют вдалеке летящими над морем. Положив ноги на рукоятки с боков этой гигантской «птицы», водители и рулили машинами. Я шёл впереди и корректировал маршрут, внимательно смотря на гусеницы. Наконец, мы добрались до места, где дороги отсутствовали вовсе. Река Кокча за 200 метров перед водопадом расширялась примерно до 100 метров, здесь и решили переправляться, оставив технику с механиками и наводчиками. Наша рота в усечённом составе переправилась первой. В ПТС вместо положенных 40 человек набилось все 70. Грузоподъёмность «амфибии» в воде очень большая, до 10 тонн, машина тяжёлая и мощная, но всё равно её ощутимо сносило к водопаду. Мы благополучно переправились, разделись и принялись обмываться приятной, чистой, ледяной горной водой.
Ласково светило солнце, ПТС сделало ещё один рейс и отправилось на другой берег снова. Я сидел на берегу, подставив плечи солнцу, и смотрел в бинокль, как в «амфибию» загружается оставшийся личный состав. Загрузили всех, в машину опять набилось человек 70 вместо положенных 40. Многие бойцы из артиллерийской батареи, выкинув из карманов спасательного жилета поролон, запихали туда мины. Два кармана впереди, два сзади, вес каждой мины примерно 3,2 килограмма, итого почти 13 килограммов. Так же переправлялись массивные 82-мм. миномёты в разобранном виде, опорная станина, ствол, тренога – из тяжёлого вооружения с нами были только они. Вместе с личным составом переправлялось и командование батальона во главе с новым комбатом, тем самым недавно назначенным капитаном.
ПТС плыл, постепенно смещаясь к водопаду, и вдруг! Видимо, цепанув гусеницей камень, «амфибия» сильно накренилась правым бортом вниз, в сторону мощного течения, черпанув воду. Машина кренилась всё больше, достигнув угла почти 45 градусов, на борту началась паника. Кто-то спрыгнул сам, кого-то столкнули. Солдаты, облачённые в тяжёлые жилеты и не успевшие их снять, сразу шли ко дну. Вот голова показалась на поверхности и исчезла в пучине навсегда. Мы стояли на берегу и ничего не могли сделать! Из «амфибии» вывалился сам комбат, я видел в бинокль, как его понесло в сторону водопада, но капитану повезло. В каких-то 10 метрах от края водопада, низвергающегося с высоты 50 метров, обнаружилась отмель. Комбата вынесло на нее, и он стоял, размахивая полевой сумкой, привлекая внимание то ли к себе, то ли к тому, что имеется спасительная отмель. Через какое-то время прилетел вызванный вертолёт и стал снимать людей с ПТС.
Вертолётчики, сложив в два раза верёвочную лестницу, опускались очень низко. Бойцы хватались за лестницу, кто-то забирался с ногами, кто-то цеплялся руками. Но это только в фильмах герои бодро карабкаются по верёвочным лестницам в кабину вертолёта. Два-три качка, и некоторые, не выдержав, отрывались от лестницы и снова падали в воду. Их несло к водопаду, и шансов выжить, упав с такой высоты, не было. Обезображенные трупы солдат вылавливали потом в реке Пяндж, располагавшейся ниже по течению. Некоторым повезло, и их выносило на отмель, где комбат отчаянно размахивал своей сумкой. Его эвакуировали во вторую очередь. В итоге погибло 12 человек. Подавленный личный состав двинулся дальше. Стояла неимоверная жара, мы шли вверх по течению Кокчи. До наступления сумерек батальон не смог подняться на вершину. Поступила команда на ночлег, и рассредоточенные по склону бойцы батальона просто упали от физической и моральной усталости. Я сам свалился в какую-то ложбинку и забылся «мертвецким» сном. Плащ-палатки мы не взяли, но нагретые за день камни давали тепло и позволили проспать до раннего утра, когда холод и туман пробудили людей.
Рывком преодолев хребет, потрёпанный батальон спустился в долину, где нас уже ждали две машины ЗСУ-23-4 из Файзабадской бригады. Впереди лежало ущелье метров 200 длиной. Узкое место, с двух сторон нависающие скалы, река метров 50 шириной, дорога, а с другой стороны в скалах пещеры. Красивое место, в другое время я бы туда, наверное, приехал туристом. А в тот жаркий июльский день оно представляло для нас опасность. Мы шли пешком следом за ЗСУ, и вдруг совершенно «неожиданно» из пещер начался обстрел колонны из стрелкового оружия. Зенитная самоходная установка, предназначенная для уничтожения воздушных целей, ощетинилась всеми своими четырьмя стволами. Я впервые видел ЗСУ «Шилка» в деле. Это впечатляет. 3400 выстрелов в минуту из 23-мм стволов долбили камень так, что вековые скалы прямо на глазах крошились в пыль. Под прикрытием такого оружия мы перебежками без потерь преодолели ущелье, вышли в долину и, оставив Файзабад в стороне, двинулись дальше. Командование объявило привал, а рядом тянули свои ветви к солнцу вишнёвые деревья. Вишнёвый сад, видимо, раньше принадлежавший какому-то баю, производил впечатление. Деревья, вызревшие плодами, просто светились красным цветом. Личный состав, разбредясь по саду, от души лопал вишни, но меньше их от этого не становилось, деревья всё так же горели красным огнём.
Мы уже вышли к советско-афганской границе провинции Бадахшан, с советской стороны лежала Горно-Бадахшанская автономная область Таджикской ССР. Населённых пунктов по пути не попадалось, и батальон ночевал в небольших стожках соломы, встречавшиеся на полях. Питались сухим пайком, пару раз прилетал вертолёт, привозя такую вожделенную горячую пищу. На нашем пути лежала китайско-афганская граница и уже высокие горы, перевал располагался на высоте 4000 метров, а это значит, что там ледник и вечная мерзлота. Поступила команда ждать. Ждали тулупы и валенки, но, слава Богу войны, приказ отменили, и батальон двинулся обратно. Наша техника как-то переправилась в другом месте и ждала нас ближе, чем мы ожидали,– в долине за ущельем.
Не обошлось и без ЧП. Техника батальона, уснувшего в вишнёвом саду, выкрали местные жители и забили мотыгами. Его обезображенный труп нашли в пруду, прочёсывая местность. За несколько дней, совершив ускоренный марш, батальон вернулся в расположение полка. По пути искали в населённых пунктах оружие, но ничего не нашли. Весь этот славный поход длился в общей сложности недели три. Грязные, измученные, неделю не брившиеся, мы вдоволь «наигрались мускулами». Было расследование военной прокуратуры, молодого комбата сняли с должности. Понёс ли он более суровое наказание, мне неизвестно. Смерть бойцов в реке навсегда отпечаталась в моей памяти. Людей было очень жаль, но мы, стоя на берегу, совершенно ничем не могли им тогда помочь.
Стояла середина июля 1980 года. Столица нашей Родины Москва готовилась к открытию Олимпиады.
Продолжение следует
[1] РСЗО «Град» — советская и российская реактивная система залпового огня (РСЗО) калибра 122 мм.
[2] ХАД дариخدمات امنیت دولتی, пушту د ریاست امنیت خدمت (Хедматэ эттэлаате доулати) — Служба государственной информации) — название службы государственной безопасности в ДРА
[3] Слово «моджахед» — арабского происхождения («муджахид», множественное число «муджахиддин»), буквально означает «борец за веру», одновременно являясь наименованием участника джихада или мятежника (повстанца).
