Пожилая женщина – бабушка уже – приехала в другой район города, где не бывала много лет, чтобы навестить больную подругу.
Вышла из троллейбуса и удивилась: так район изменился, рядами новые высокие дома.
Дорога шла через заросшие кустарником дворы, и вдруг увидела женщина старика, как говорится, кожа да кости.
Он сидел у открытого окна – первый этаж.
Бывший муж, когда-то красивый и сильный. Ничего от былого не осталось. Много когда-то зла принес, очень много.
Надо бы пройти, но она почему-то подошла, не поздоровавшись, спросила: «Как живешь-то»?
Старик нисколько не удивился, ни эмоции на высохшем лице: «Ноги не держат, ходить не могу, болею, помирать пора».
Пожилая женщина продолжила разговор: «Некому помочь, один что ли»?
Головой покачал: «А кто мне поможет? Один я, один».
Подумала немного, сказала: «Открой-ка дверь, посмотрю, как живешь». И вошла в подъезд.
Ждать пришлось долго, кое-как доковылял старик.
В комнате грязно, разложенный диван с серой, давно не стиранной простыней. На столе вареная картошка, кружка с недопитым чаем.
- Твоя комната?
- Да, моя, успел заработать и купить. Сосед один, снимает жилье. Это парень молодой.
Зачем зашла? Сама женщина не понимала. Смотрела на высохшее тело изможденного старика, обиды не чувствовала. А когда-то много ее было – обиды. Чуть сердце на кусочки не разорвалось.
- Пенсии сколько?
- Пятнадцать тысяч. Ничего, хватает.
Открыла шкаф, постельного белья не нашла – кучей лежали старые тряпки.
В холодильнике одиноко лежал пакет кефира.
Дверь открылась, показалось лицо: «Ой, извините». Спряталось лицо.
Старик сказал: «Мишка это, сосед. Тебя испугался».
Направилась к двери: «Ладно, пошла я. Как-нибудь, может, приеду».
Подруге ничего не рассказала про встречу, и дочери вечером по телефону – ничего.
На следующее утро взяла комплект постельного белья, стиральный порошок в сумку положила, в банке суп на курином бульоне. И поехала.
Дверь открыл Миша. Сказала женщина: «Покажи, где у вас стиральная машина»?
После – в комнату. Старик лежал, глаза закрыты. Притронулась к плечу: «Встань-ка, посиди».
Он молча повиновался.
Грязное постельное белье – в стирку. Затем долго мыла пол, окна, оттирала заляпанный стол.
На кухне перемыла посуду, разогрела суп: «Поешь».
- Плохо мне чего-то, голова кружится, еле-еле до туалета дошел».
Постелила чистое белье: «Мылся когда»? Он только руками развел.
К соседу пошла: «Мне, конечно, неудобно. И ты не обязан. Можешь ему помочь помыться? Он сам справится, надо только проследить, чтобы не упал».
И добавила просительно: «Можешь, Миша»?
Уезжая, сказала: «В холодильнике суп в банке. Завтра доешь. Приеду скоро».
Стала появляться раз в три дня. Старик давал деньги, покупала продукты, даже готовила немного.
Дочь о визитах к отцу узнала случайно: «Ты даешь, мама! Забыла, как он бил тебя? Как к другой ушел и все деньги забрал? Забыла, как плакала? Мы с тобой тогда голодными были, тетя Наташа помогла. Ты же думать про него не могла. Я, мама, никогда не забуду. И не прощу. А ты ездишь, ухаживаешь, кормишь. Не понимаю тебя».
Мать тихо сказала: «Трудно объяснить. Почти развалившийся старик, беспомощный, жалкий, никому не нужный. Не могу сказать, что милосердие, здесь что-то другое. Может, участие – по-человечески. А обиды нет, знаешь – простила. Бог ему судья. Не могу спокойно жить, зная, что он в таком положении. Не могу, понимаешь»?
Так и ездила почти шесть месяцев, пока старик не умер. Был в сознании, все понимал. И прощения за прошлое не попросил. Молчали оба. Она делала, что надо, он принимал помощь, не благодарил. Что в его голове делалось? Никто сказать не сможет.
Неблагодарный старик, разумеется.
А комната Мише досталась. Теперь у него свое жилье. А в его бывшей комнатке девушка поселилась. Миша за ней усиленно ухаживает. Может, поженятся.
Женщине легче стало, как будто отпустила что-то тяжелое, злое, даже отвратительное.