Найти тему

Глава седьмая. Найти и благословить. Роман "Жёлтая смерть"

Эрин, обитель Килдар, конец 547 года от условного рождения Христа

Единственной, к кому Морвран мог отправиться за советом после того, что рассказал ему Бран, была Бригитта, которую уже несколько поколений почитали в Эрине как святую в вере Йессу Гриста.

– А! Ты очень вовремя, – настоятельница Килдара встретила сына Керридвен, сидя на корточках и ломая руками солому. То же самое делали несколько монахов, а другая группа постояльцев обители клала солому в навоз и перемешивала всё это руками, чтобы уложить в высокий двойной плетень, свежесделанный на месте рваной дыры в стене одной из келий. Крыши у строения и вовсе не было.

– Представляешь, – шёпотом сказала Бригитта, – Финн мак Кул повёл вчера Дикую охоту по-над нами и разметал здесь всё! Я уж не стала ему вдогонку ничего делать, а то эти, – она кивнула на монахов, – посчитали бы мой «подарочек» христианским чудом против бесов, а мне сие незачем. Давай, садись, ломай солому. Или иди к брату Феогану, он замесом командует.

– Не брат он мне, чурка неотёсанная, – Морвран покосился на дородного монаха с голыми ручищами по локоть в мягком навозе.

– Тоже мне белая кость, – парировала Бригитта. – Запачкаться боишься? В общем так: или ты мне помогаешь до ночи заделать стену и начать налаживать крышу, или я твой вопрос выслушивать не буду. С тобой мы, кстати, быстрее управимся. Возражения не принимаются! Первым делом можешь натаскать воды, – она демонстративно развернулась от Морврана и вернулась к своей работе.

Сын Керридвен, скрипнув зубами, был вынужден подчиниться.

После заката он рассказал Бригитте о своей встрече с Браном.

– Помню, когда Патрикей собрался меня крестить, я наслала на него морок, и поп увидел всё так, как мне было нужно. Странно, что Бран не сделал того же, – отозвалась Бригитта, когда Морвран закончил говорить.

– Может, пытался...

– Если бы попытался, ему это удалось бы, – парировала богиня. – Значит, здесь что-то другое... В любом случае сейчас мы не знаем об этом... А я ведь была на той войне. Когда пал Бран. Уж не вспомню сейчас, кто нанёс ему тот роковой удар, только рухнул он не сразу. Сперва залил кровью всех вокруг – и своих, и врагов – и лишь потом осел на землю. И как рубили ему голову, помню, и как говорила она, отъятая от тела его гигантского. Мананнан, проводив брата своего с остатками войска в Придайн, придя потом как-то ко мне, рассказывал, что путь до Холма – а был он долог – лежал через многие острова и не был прямым. Люди Брана вместе с его головой пировали подолгу, и Великий Ворон... благословлял эти земли. Он благословлял всё, что видел вокруг: каждый камушек, каждую травинку, каждый морской брызг. Зачем? Он отдавал миру ту часть необъятной силы, которую больше не мог проявлять. Он проиграл эту битву, но тут же повёл новую – за скрепление всего обозримого сущего воедино. Чтобы распри Детей Неба и Детей Моря больше не завершались столь фатально. Чтобы Придайн не восставал на Эрин, а Эрин – на Придайн. А ежели и быть войне, то пусть после неё хоть что-то останется, и каждый её участник извлечёт печальный, но полезный урок. Ибо в той войне, которую повёл Бран... в той войне, Морвран, всё, абсолютно всё могло погибнуть! Этот сын Лира, самый достойный из всех своих родичей – не только Благословенный, как многие называют его, но и Благословляющий. Его сила – в его благословениях. И, думаю, именно она сможет вырвать его из пут христианского обряда. Только для такого благословения нужно нечто – и даже не одно, что сильно само по себе.

– Ну, камней и полых холмов, рек там священных полно… – задумался Морвран.

– Не годится, – парировала Бригитта. – Это природная сила, сила богов, сила первозданных стихий, породивших первых древних. Тебе же, если ты возьмёшься, нужно то, что создано вручную, специально, с вложением туда упорядоченной силы. Силы разума и воли. И преимущественно людьми. Или не обязательно людьми, но уж точно это должно быть тем, что находится в их владении.

– Только так? – спросил Морвран.

– Полагаю, что да. Христос – бог почти что рукотворный. И молодой. Вся его сила – это сила людей, а не мира или древних знаний. Поэтому, чтобы вырваться из своего плена, Бран должен благословить то, что человек если не сделал, то... полюбил и долгое время применял. Плоды силы людей, благословлённые богом против силы бога.

– И сколько таких... плодов людской силы нужно натаскать Брану?

– Совершенно не имею понятия, – покачала головой Бригитта. – Пока не спадут узы обряда. Надеюсь, что затем он снова встанет на защиту Придайна.

Морвран, чьё лицо чаще всего хранило весьма однообразное выражение, в ответ на слова о защите Придайна не смог сдержать гримасы сомнения. Бригитта уловила это.

– Зря ты так, – спокойно сказала она. – Мал ещё судить о древних. По крайней мере, я знаю одну историю, которая твои суждения изменит. Знаешь ли ты, например, как Бран стал братом Последнего Римлянина Острова Придайн? Нетрудно рассказать...

…Если бы Морвран в своё время не только махал мечом и рвал врагов руками в битвах Артоса-Медведя, если бы он при нечастых встречах с Браном внимательнее того слушал и задавал больше вопросов, то он знал бы и о временах, когда Древний Ворон, вернее, его голова, защищала Придайн не только одним своим нахождением под Холмом, но и, скажем так, в более деятельной ипостаси.

Допустим, было это в 470 году от условного рождения Христа. Закатилась звезда Аврелиана Амвросия-старшего, которому ценой невероятных усилий удалось доказать, что и без помощи Аэция, Сиагрия и прочих гонориев бритты могут сами отогнать саксов куда следует.

Только вот «куда следует» никто никого не отогнал. При дворе в Каэр Глоуи, где правил Амвросий-старший, потомки ветеранов и аристократов Империи, а также снова заявившая о своём древнем происхождении местная коренная знать полагали, что германцев нужно сбросить в море. Но сделать этого не удалось: саксы, отступив к родным жилищам, закрепились так основательно, что обе стороны понимали – это не мир, а всего лишь передышка.

Амвросий приступил к новым переговорам с вледигами, чтобы знать, какими силами будет располагать к началу новой схватки. Он не хотел сбрасывать саксов в море, а лишь намеревался перезаключить с ютами старый договор Вортигерна и Хенгеста, чтобы они, германцы Кантии и острова Танет, защищали бриттов от своих соплеменников, что селились к северу вдоль побережья Острова. Потомок то ли Максена Вледига, то ли Констанция Бледного (сам он о своём происхождении не заявлял, десятилетиями вызывая море слухов, что наводит на мысль о его непричастности ни к одному из этих родов) Амвросий верил, что, не допуская преступных ошибок Вортигерна, саксов можно держать в узде и умело настраивать друг против друга их диких гордых кинингов. Римлянин (если не до конца по происхождению, то по убеждениям уж точно) полагал, что, хоть регулярные войска и отбыли шестьдесят зим назад за океан, но пока в Британии есть люди, не утратившие духовную связь с Империей, значит, Британия – всё ещё часть Единого Рима. Вот такая всеми покинутая, два века кряду мятежная, но – часть. Даже вледигом Амвросий не именовался, а велел назвать себя по-римски: британский дукс. Или британский комис. «Комикс», – коверкали никогда не знавшие латыни потомки северного вождя Кунеды, правившие в Гвинеде и сопредельных землях.

Но вся знать Каэр Глоуи настаивала на окончательной и бесповоротной победе и полном уничтожении саксов. Им вторили аристократы Думнонии, неплохо наживавшиеся на беглецах, покидавших Придайн ради Арморики, чем явно помогали сокращать число будущих ополченцев армии Амвросия. О том же заявляли потомки Максена, властвовавшие в своих западных наделах, которые с каждым поколением становились мал-мала-меньше, разделяемые меж детьми ещё до смерти отцов. Многочисленные (и в большинстве своём мало чем прославившиеся, кроме внесения своих имён в священные генеалогии) потомки самого знаменитого британского узурпатора искренне боялись, что героический Аврелиан Амвросий по праву сильного предъявит свои права на наследие «предка» и загонит их всех на маленькие острова у западного побережья, раз в луну исчезающие под водами прилива. Эти бренины и тигерны (кто кем себя обозвал) жаждали новой войны в надежде, что именно в ней падёт ненавистный британский комис, префект Империи-без-Империи, вынужденный, в итоге, подчиниться мнению «союзников» и начавший подготовку к новой войне.

Поэтому они не препятствовали коварному замыслу Пасгена, правителя Биэллта и сына Вортигерна, который нанял дружину одного из ютских эрлов ради набега на Каэр Глоуи. Будущие убийцы Амвросия-старшего морем обогнули Остров с юга и остались незамеченными с позиций дозоров Думнонии, где, как вы помните, больше всего были заняты выгодной переправой беженцев на материк. Чтобы не наделать шума, ватага высадилась подальше от Моридуна, где царил тот же промысел, что и в Думнонии. А через подданнический ему Повис ютов пропустил уже сам Пасген. Дозорные разъезды к западу от Каэр Глоуи Амвросий не отправлял. Надеялся на союзников и их римское (Пасген же тоже Виталин, как и его отец!) благородство.

От смерти, какая постигла Амвросия-старшего, его сына Аврелиана Амвросия-младшего спасла поездка на север ради переговоров. Но воцарение в Каэр Глоуи, принятие отцовского римского титула и даже мало на чём основанная вера в то, что Империя на западе возродится силами готов, которые, наконец, отринут арианскую ересь и присягнут императору в Равенне, так и не помогли сыну уподобиться отцу. Союзников искать было негде. Саксы же, воспрянув духом после смерти ненавистного им римлянина, за одну луну снова и уже навсегда взяли Каэр Лундейн и прошли всю реку Тамес, поставив небольшие бурги в её верховьях. С севера урывками доходили сведения о том, что сыновья дома Коэля Старого и их союзники упорно отражают набеги англов в Регеде, Пеннинах и Бринейхе, так что им было не до братьев-бриттов на юго-западе Острова. К слову, уже тогда на Старом Севере барды тот тут, то там складывали за звонкую монету песни с рефреном «никогда мы не будем братьями» – мол, Старый Север самобытен, а римские выродки на юге пусть живут, как хотят.

Надеяться Амвросию-младшему было не на кого. «Римляне» не хотели признавать над собой власть нового комиса, а «неримлянам» было совершено плевать на то, что где-то сидит какой-то комис в непыльном шлеме, крови в битве не нюхавший и хочет воевать не по оказии, как все нормальные люди, а как-то основательно, с подготовкой. Да и не может римлянин объединить бриттов! Хватит уже! Натерпелись вашего порядка! Римлян за море, сарматов в море! Эх, где же те сарматы...

Вот тогда-то и пришёл Бран. Те, кто видел его, слушал его, конечно же, не знали, кто он на самом деле. Но сразу поняли: или идёшь за ним, или сразу здесь же ложишься мёртвым. Теrtium, как говорили римляне (опять эти проклятые римляне!), non datum.

Брану, с одной стороны, было недосуг объявлять всем, кто он. Нечеловеческой властью и так веяло от него на сотни шагов, а иного в этом раздрае и не нужно было. С другой стороны, ему же надо было как-то назваться в этой своей ипостаси.

На первой встрече с Амвросием-младшим, которого он сразу признал самым сообразительным (папины гены и воспитание) из всего этого сборища одичалой мелкотни, Бран сказал:

– Ну, если хочешь, называй меня Чудовищной Головой… Дракона. Придайн ведь и есть дракон в каком-то плане! Когда кто спросит, скажи, что я твой брат. От другой мамы. Когда-то где-то затерялся за морем, а сейчас нашёлся. Я же скажу всем, что ты здесь – главный, и пусть мне кто-то возразит! Дети Единого Рима увидят во мне силу, а бритты уже почуяли свой давно забытый необоримый дух. Так мы и победим. Предел Арауна (не крестись мне тут, я всё вижу!), конечно, пополнится новыми павшими, как и ваш христианский рай, но под конец всё будет хорошо.

– Как скажешь... Утер Пендрагон, – повторил Амвросий-младший имя будущего спасителя Британии на языке коренного народа своей земли.

Эрин, обитель Килдар, конец 547 года от условного рождения Христа

…Наутро аббатиса нашла гостя сидящим на пороге кельи, в которой его разместили.

– О чём задумался, Морвран? – спросила Бригитта. – Когда ты катаешь у себя в голове какую-то важную для себя мысль, твой взгляд становится не таким отрешённым, как обычно, а лицо предстаёт неподвижным.

Сын Керридвен ответил не сразу.

– Вот Бран. Поп покрестил его голову, и он потерял силу. Часть силы. А ты здесь уже сколько времени с христианами. Они молятся своему богу. Ты как бы от имени их бога ими правишь. Но даже я понимаю, что твою силу их бог у тебя не забрал.

– Чары, Морвран, – широко улыбнулась Бригитта. – Им КАЖЕТСЯ, что они молятся Христу. Чарами был окутан и Патрикей, когда видел меня поступившей к нему в послушание. Всё, что он делал со мной – крестил, читал молитвы, рукополагал в сан, – всё это было лишь в его голове. Ну, и кое-что происходило вокруг него, конечно же. Он догадывался, кто я, и тешил себя распиравшей его самомнение мыслью, будто сама древняя богиня приняла веру Христову под его началом. Чары царят годами и здесь, в Килдаре. Я прибегла к ним ради своего решения сподвигнуть людей записывать плоды памяти о древних и нынешних временах.

– Без всего этого, – Морвран кивнул перед собой, на пространство монастыря, – люди не захотели бы писать?

– Увы, нет, – вздохнула Бригитта. – Латынь, простая в обращении, равно как и греческие язык и письмо, для большинства из них неотделима от веры в Йессу Гриста. Те, кто продолжает чтить нас, вообще не видят смысла что-то воплощать на шкурах для письма. Те же, кто перешёл и продолжает переходить под Христа, принимают книги как часть своего нового мира. Ты, наверное, слышал, что у христиан их Книга – одна из главных святынь. И, чтобы стать к святыням ближе, христиане (не все, но многие, особенно из знатных семей и после обучения в филидах) садятся за грамоту, а потом рвутся записывать всё, что знают.

– Они... творят книги ради... своего бога?

– И да, и нет. Значения это не имеет никакого. Христианство всё равно осилит всех нас. На время. На долгое, но… лишь на время. Наш мир сильнее Христа и любой другой пришлой веры. Даже мы, Дети Неба, когда-то приплывшие сюда, были вынуждены принять здешние законы и правила, чтобы выжить. Вера в Христа – настанет пора! – растворится без остатка. По крайней мере, в том виде, в котором нашим народам пытались её нести рабы и солдаты Рима, вера эта уже пропадает, и христианские подвижники из числа людей Придайна и Эрина подчас вынуждены вести себя как герои и друиды прошлых лет, чтобы хоть как-то остаться в воспоминаниях последователей. Настанет время, когда того же Патрикея решат чтить, как сейчас чтят Христа, но на самом деле, отмечая Патрикеев день, люди этой и многих других земель будут чтить нашу силу и наше волшебство, петь песни и плясать танцы наших народов. Ну, а те, кто творит книги, как ты умудрился выразиться, уже сегодня совершают то, что навсегда осядет в народной памяти. Брат Феоган! – позвала она своего старшего монаха. – Брат Феоган, принеси нам с моим гостем тот свиток, который вы завкончили три ночи назад.

Дородный Феоган, только что важно вышагивавший, суетно поклонился издалека Бригитте, затрусил куда-то и вскоре вернулся со свитком.

– Читай на римском, а я переведу, – велела аббатиса.

Феоган начал:

«Собрались как-то раз в канун Рождества, то есть перед Зимним солнцеворотом, три послушницы женской обители монастыря Килдар погадать на год наступивший, ибо что есть в наших краях начало нового года, как не Саунь! И коль скоро устав в ту пору был в Килдаре совсем не строгий благодаря матери-настоятельнице Бригитте, благословенной в веках, то гадал порой там кто угодно, кучно и на что заблагорассудится.

Воет вьюга на опушке леса, вздымает липкий снег со склона вверх и накрывает крыши келий. Едва виден в окошках свет от масляных светильников. Всё готово у монахов и монахинь к рождественской службе, и перед завтрашней всенощной трудовая пора завершена.

Сидят на коленях за низким столом три послушницы и бросают по очереди камушки да косточки, завещанные одной из них от прабабки-ведуньи деревенской. Но не на суженых гадают девы Эрина, не на богатство и удачу. Какая пора царит, такие и гадания в ходу – мрачные, роковые, полные необратимости. А гадают-то для того, чтобы судьбу свою знать на год, и коль смерть уготована, так прийти к ней с гордо поднятой головой, хоть и страшно до дрожи пальцев рук.

Первая послушница нагадала себе, что придёт за ней в этом году Жёлтая смерть и пожрёт её дочиста.

Вторая послушница посулила самой себе, что явится за ней сам апостол Патрикей и утащит за волосы в самую кромешную пропасть ада.

Третьей выпало: что бы ни произошло с ней в год наставший, от всего оборонит её матушка-настоятельница Бригитта. Радостно было Третьей послушнице, а Первая со Второй затаили обиду. Как так! Первая – младшая дочь туата-рига муманов, отец за неё отдал в монастырь трижды девять самых тучных коров своего стада. Вторая – по материнской линии правнучатая племянница самого Ньяла Девяти Заложников, и поступление её в послушание – уже сама по себе немалая честь для Килдара и самой аббатисы. А тут какая-то безродная Третья получила заступничество матери Бригитты! За что? За усердную работу в овчарне? За удачный выпас всего монастырского скота? За сверх предела заготовку корма на зиму? Так ей и положено – на берегу моря нашли несчастную прошлым летом, видать, в рабство везли, да прибрал тот корабль Лир-Море со всей командой. Судить-рядить можно было сколько угодно: спасённая, изъявившая желание войти в послушание к матери Бригитте, всё равно так никому ничего и не рассказала. Кое-кто даже думал, что она – роана, тюлень-оборотень.

В общем, порешили Первая и Вторая послушницы Третью погубить. Сговорились меж собой и стали вынашивать планы.

Миновал Имолаг, наступала Пасха, поиссохла дорожная распутица, и тракты вновь стали пригодны для путешествий. Прислал туата-риг муманов новые дары в монастырь. Побежала Первая послушница к обозам наперерез, едва увидав из-за ограды родные вымпелы на древках копий, разыскала подле них своего старого родича, с детства её растившего, бросилась к нему на шею и так завралась ему в слезах о Третьей послушнице, что та, мол, гибель ей готовит!.. Внял родич той лжи и решил отрядить верного своего человека схорониться в амбаре и, улучив момент, предать девку смерти.

Довольная вернулась Первая послушница в монастырь. Как тайком убежала навстречу возам с дарами, так тайком и прибежала обратно. Только мудрая мать-настоятельница Бригитта не пустила возы внутрь, боясь Жёлтой смерти, и встали муманы лагерем под холмом, на котором возвышалась обитель. А поутру начался средь них мор, ибо Жёлтую смерть принесли они на своих плечах. Так погибла и заразившаяся от земляков Первая послушница, да не одна, а с несколькими обитателями Килдара, с которыми было у неё ближнее соседство.

Вторая послушница, зная о замысле Первой, очень испугалась и действительно уверилась в колдовской силе Третьей. Страх оказался сильнее разума, и Вторая принялась сеять вражду к Третьей среди всех обитателей монастыря. Говорила, что если общим решением Третья не будет изгнана, то родичи её, всесильные Уи Нейллы, потомки Ньялла Девяти Заложников, обрушат свой гнев на Килдар и предадут его разорению.

Долго ли, коротко ли, но дело шло к Луунасе, когда грани между мирами в очередной раз в году стираются, волшебные существа приходят в мир людей, увлекая некоторых из них в свои просторы на время, а порой и на веки вечные. Памятуя об этом, добрые христиане Килдара, не утратившие тягу к суевериям, сговорились и решили откупиться от древних –отправили Вторую в лес за травами в сопровождении двух монахов из мужской обители. Там злокозненная дева содеялась злосчастной: привязали её к дереву и оставили лесным зверям. Но иной оказалась расправа. Вышел к тому дереву апостол Патрикей, который ещё до смерти своей поклялся, что не обретёт покой в раю, пока не изыщет и не перетаскивает в ад всех потомков Ньялла Девяти Заложников, давным-давно пленившего его, Патрикея, в Придайне и продавшего в рабство в Эрине. Схватил Патрикей-креститель Вторую послушницу и утащил живьём в христианский ад да велел чертям без роздыху жарить её на огромной чугунной сковороде.

Третья же послушница, когда всё закончилось, пришла к святой Бригитте, поклонилась ей и сказала:

– Спасибо тебе, мать-настоятельница, за то, что не оставила меня, дала кров и защиту перед лицом завистниц!

На что ответила ей Бригитта, дочь бога Дейде:

– Всё в этом монастыре происходит по моей воле и по моему слову. А когда волшебные существа теряют память, надо дать им время прийти в себя.

С этими словами перенесла она Третью послушницу на берег моря, где была она найдена год тому назад, и помогла ей обратиться в роану, оборотня-тюленя. Уплыла роана прочь, и больше никто её не видел».

– Спасибо, брат Феоган, ступай, – отпустила его Бригитта и повернулась к Морврану. – Теперь понимаешь хоть чуточку?

– Хм... Совсем не похоже на проповеди Давида и Самсона в Каэр Легионе, – согласился Морвран.

– Вот и я о том же, – отозвалась Бригитта. – Обитатели моего монастыря, решившие когда-то уйти под Христа, пребывают под моим присмотром. На фоне повсеместно входящего в силу Христа уж лучше так, чем пустить всё на самотёк. К тому же мои чары вскоре не понадобятся. Я же аббатиса, могу менять устав так, как посчитаю правильным. И вот уже немало времени прошло с тех пор, как во время служб в Килдаре молитва восходит не христианскому богу, а... моему вполне себе солнечному кресту.

– Ты всю жизнь хочешь провести вот так, как сейчас? – вдруг спросил Морвран.

– Нет, конечно. Вскоре я оставлю это место, создав слух, будто... вознеслась. Начало уже положено: монахи будут творить книги, вписывая туда истории глубокой для человека древности. Всё равно через какое-то время мой устав извратят или даже отменят по воле очередного «патрикея». Но главное, что я замыслила, будет жить ещё долго...

Через ворота быстрым шагом вбежали трое, неся на руках большую оленью шкуру с лежащим на ней четвёртым. Пятый, догнав их в воротах, мигом осмотрелся, увидел настоятельницу и понёсся к ней.

– Матушка... ох... Бригитта! – запыхаясь, взывал он. – Матушка Бригитта... там... мы... из деревни мы. Кум мой... ох-х... порезал руку, потом три ночи пил беспробудно, а потом мы пришли, а у него рука права чёрная вся!..

– Быстро ко мне в келью! – не двигаясь с места, прокричала Бригитта. – Горячую воду, нож, ведро! Вот видишь, Морвран, – повернулась она к сыну Керридвен, прежде чем ринуться спасать беднягу, – как они тут без меня? Молитвой, что ли? Тут сила нужна, волшебство.

– Ага, и разум. Любишь ты их, – произнёс Морвран вслед Бригитте. Она не ответила. Она их действительно любила.

К оглавлению

Источник иллюстрации: http://www.wedma.fantasy-online.ru/wedma.goddesses/wedma.brigid.htm