В выходной день Евдокия Смолина затеяла стирку, она распарилась у плиты, ворочала тяжелый бак с кипящим бельем. Потом полоскала, выжимала набрякшее от воды бельё, развешивала во дворе, не успела, протяжно охнула и согнулась пополам.
- Оля, доченька, беги быстрее к тёте Раисе, фельдшеру, скажи, у мамы началось ...
Ольке четвертый год, она бежит по тропинке к дому фельдшерицы, пиная босыми ногами белые, воздушные головки одуванчиков. Всюду разлетаются их парашютики-зонтики. Взлетают и гудят тяжелые шмели. Вдруг из-под ног выскакивает мокрая, зелено-бурая лягушка с янтарными выпученными глазами. От неожиданности Олька отпрыгнула в сторону, и угодила в острые верхушки молодой крапивы. Почесывая, на ходу обожженные коленки она продолжала бежать.
Евдокия родила девочку. Пожилой доктор в старинном пенсне, массивными часами с цепочкой в нагрудном кармане белого халата, долго измерял, ребенка что-то быстро записывал в историю болезни.
- Ну-с, милочка, скрывать не стану, у девочки твоей обнаружился недостаток.
- Чего матушка нос повесила сразу? Я ведь еще не всё сказал. Ребенок в остальном здоров, только одна ножка короче другой. Немного будет хромать, но можно сшить специальную обувь и тогда будет совсем незаметно.
- Какая обувь - вздохнула Евдокия, я ведь одна их растить буду. Муж мой погиб в прошлом году. Сплавщик был, рухнули штабеля и его дровами придавило. Насмерть. А я на ферме целыми днями. Теперь поднять бы девок ...
Пока Евдокия была в больнице, Ольку взяла себе бабка Авдотья. Она не была Смолиным родней, просто соседка. Не высокая ростом сутулая и седая, но бесконечно добрая и отзывчивая.
Олька сидит за столом, ест жареную картошку с грибами, Авдотья хлопочет, у печи откидывая со сковородки румяные оладьи. На кухне вкусно пахнет хлебом и супом. Под столом, об босые Олькины ноги трется большой серый кот.
- Бабушка, а ведьмы бывают? - спрашивает Олька, макая оладью в клубничное варенье.
- Бывают - отвечает Авдотья.
- А почему их не видно?
Авдотья налила в облупленную глиняную кружку молоко, поставила перед Олькой.
- Ведьмы днём улетают в дымоход, вон видишь, какой свод большой, а ночью прилетают обратно и бродят по дому вместе с домовыми и лешими.
Олька на минуту перестает жевать, добрая, морщинистая бабушкина рука гладит Олькину голову:
- Не бойся, детишек они не трогают.
Через неделю Евдокия вернулась с новорожденной домой. Она решила назвать девочку Таиской, с этим именем и понесли в баню, но бабка Авдотья обмывая, ребенка можжевеловой водой сказала:
- Ну, какая из неё Таиска? Клавдия она. Хромоножка.
Евдокия с утра пораньше уходила на ферму, а Оле с Клавой запрещала уходить из дома, но только мать за порог Олька натягивает резиновые сапожки и пальтишко. Вслед за ней собирается и Клавдия.
- Ты Клавка со мной не ходи! Сердито говорит Олька. Я на речку быстренько сбегаю, посмотрю, сошёл ли лёд, а ты дома сиди, пол в избе подмети, картошки начисти. Я приду, суп сварим.
- Я тоже хочу на речку - стонет Клава, она никак не может попасть ногой в сапожок, Олька пользуется этим случаем, выскакивает на крыльцо, запирает дверь на замшелый засов и навешивает тяжелый замок.
Пригнувшись, бежит через огород, где на проталинах торчат из земли осклизлые кочерыжки прошлогодней капусты. Даже за огородом она слышит жалобный рев сестры. Но брать её с собой нельзя, сегодня Олька с ребятами собралась за лягушачьей икрой, договорились наловить и положить икру в банку с водой. У кого быстрее вылупятся головастики тот и победил. А Клавку брать с собой одна морока, ещё начерпает воды.
Клавдия тем временем горевала не долго, приходила бабка Авдотья, совала Клавке кусок сладкого черничного пирога. Так и росли.
К девятнадцати годам Ольга расцвела, высокая, статная, глаза как незрелый крыжовник, а волосы что у вороны крыло, с ладной и крепкой фигурой.
Стала зоотехником, всюду она первая и в поле и на ферме работает озорно, весело. И ведь какого парня себе отхватила! Василий Бочкарев бригадир механизаторов, на сельской доске почета висит. Живут Бочкаревы через дорогу, напротив. Мать Василия, Зинаида все заранее для единственного сына приготовила, сколько мяса в город свозила для заведующей в мебельный магазин, достала-таки польский спальный гарнитур, люстру, не дорогая, а уж так блестит, переливается, глазам радостно.
Вот вскорости, и стенку привезут, костюм Василию в городе в ателье сшили, темно синий почти чёрный и галстук к нему нарядный и чёрные блестящие полуботинки.
Все это хранилось в комнате боковушке, приготовленной для молодых. Зинаида дружбу сына с Ольгой одобряла и мысленно уже считала её своей невесткой.
Клавдия же была некрасива, на худой спине проступали позвонки, нос был острый и прямой, глаза большие замученные, волосы короткие и курчавые как у ягненка. Работала на ферме, на весовой и после работы каждый раз она давала себе зарок не ходить в клуб, где танцуют, поют и влюбляются. Каждый раз сердце больно билось от обиды, что в неё никто не влюблен, и никто не приглашал танцевать. Клавдия, ложась спать, тихо плакала в подушку, чтобы не услышала мать. Не было уже на свете бабки Авдотьи и не кому было погладить ласково Клавдию по голове и сунуть кусок сладкого пирога.
Зато Ольга, как только рабочее время заканчивалось, она снимала рабочий халат, вешала его в шкаф и бегом домой. Цветастая кофточка плотно обтягивала высокую грудь, на черных волосах красная косынка, в ушах сережки с красными камушками. Ох, хороша!
Вечером приходил Василий, скромно садился в кухне на лавку, ждал, когда Ольга соберется. В клубе картина новая "Москва слезам не верит", называется. Со двора пришла Евдокия, она только что подоила корову и принесла тяжелый подойник полный молока. Поздоровалась, завязался непринужденный разговор о погоде, о колхозных делах. Процедив молоко, Евдокия стала разливать его по кринкам, нетерпеливо крикнула: - Клавка, поросенку - то забыла, что ли дать?
В кухню вошла Клава, она быстро глянула на Василия, поздоровалась и прошла за печку, стала толочь картошку, подсыпала к картошке отрубей, потом залила пойло забеленной водой от простокваши. Неловко покачнувшись, пролила немного пойла на пол.
- Ну, криворукая - беззлобно пожурила мать.
Клава плеснула в таз воды, быстренько затерла пол, пошла в горницу и села на лавку так чтобы её было видно. Из шкатулки, сшитой, из старых открыток достала нитки с иголкой и стала что-то вышивать на белом лоскуте. Сначала было видно, что она невнимательна, куда-то спешила, но потом думая о чем-то увлеклась. Лишь румянец на лице тревожно разгорался.
Замечать Клавдию Василий стал тогда когда начал бывать у Ольги дома. Клавдия была обычно чем-то занята, убирала за поросенком, мыла полы, чистила картошку. Ольга же никогда не успевала помогать матери, у неё всегда находились какие-нибудь неотложные дела вне дома. Василию казалось естественным что некрасивая, хромая Клавдия взяла на себя большую часть домашней работы и делала ее чисто и незаметно. А в последнее время Василий стал замечать, как будто Клавдия стесняется его, это забавляло, его и однажды он просто вслух позвал - Клавочка!
Клава медленно подняла на него свои большие глаза, усталые, измученные они как будто потянули Василия за собой ... Ему одновременно сделалось вдруг неспокойно и хорошо. Смотрел на Клавдию, на рыжие кудряшки, на некрасивое лицо, склоненное над шитьем.
- Ну что притих? - Идём или нет? Голос Ольги вывел Василия из забытья.
Ольга, постукивая каблучками, покачивая, широкими бедрами в темной вельветовой юбке взяла Василия под руку, и они вышли из избы. В клубе все расступались перед Ольгой, словно волны перед кормой корабля, а она гордая, легкая, упругая с горделивой, осанкой шла впереди. Василий шёл сзади, чувство лёгкой ревности, любования этой женщины вот уже год удерживало его около Ольги.
После фильма решили погулять ещё немного, на волейбольной площадке в поле горел, костёр играла гитара, были слышны смех разговоры и Василий с Ольгой пошли туда.
На гитаре играл красивый парень, блондин, словно сошедший с голубого экрана, из известного вокального ансамбля «Самоцветы». Девчонки напевали знакомые песни «На дальней станции сойду» ...
Парень был незнакомый, но Ольга вспомнила, как недавно в деревенском магазине бабка Дарья рассказывала, бабам как к ней наконец-то приехал сын Егор с женой Алевтиной. Работал сын геологом где-то на северах, потом женился, родился ребенок. Внука Дарья только по фотографиям видела, как растет, а тут прикатили к матери на собственных «Жигулях». Бабка мокрая от радостных слез выскочила навстречу гостям босиком, обнимала сына и невестку, а следом внука Славика высокого светловолосого красавца одетого во все импортное. Славик приторно морщился от старухиных объятий. От бабки пахло ржаной закваской, и Славик, в темных сенях достав, из кармана флакончик с одеколоном «Айвенго» и брызнул немного бабке на спину ...
- Ну а что-нибудь повеселее сможешь сыграть? - озорно спросила Ольга Славика. - Уж больно потанцевать хочется, засиделась в клубе.
- На гитаре я только учусь - застенчиво проговорил Славик.
- Но для такой красавицы можно придумать что-то другое - он вытащил из-под бревен, на которых сидел японский магнитофон, нажал клавишу, ритмичная музыка понеслась по туманному полю.
Ольгино лицо от костра и доставленного ей внимания запылало румянцем. Она закусила жемчужными зубками нижнюю губу и посмотрела на Славика, так как всегда смотрела на Василия. Он про себя называл это – «завлекающий взгляд», который неотразимо действовал на парней в деревне.
Ольга, и еще несколько девчонок притопывая каблучками землю танцевали, Василий привычно отмечал, как устремлялись на Ольгу взгляды парней и особенно того новенького. Василий присел с краю бревен, опустил, голову на руки смотрел, как по траве одиноко ползет жук светлячок, его брюшко светилось, словно огонёк лампадки. Василий вдруг ощутил, что ему скучно, тоскливо и одиноко.
Наконец музыка кончилась, Ольга ещё раз с удовольствием передернула плечами, отыскала, глазами Василия повелительно спросила: - Ну, что пойдём?
Василий не ответил, он знал, что сейчас все разойдутся гулять по деревне, пары будут встречаться и расходится, наконец, разойдутся все ...
- Ну, ты что примерз к бревнам? - крикнула нетерпеливо Ольга.
На ферме только и разговоров у девчонок было про этого городского пижона Славика. Клавдия как будто бы не слушала, как обычно принимала корма, взвешивала, следила, чтобы доярки самое лучшее своим коровам не растащили. Спорила с председателем, случалось, что привозили прессованное сено, собранное в сырое лето, потом пересушенное, продымленное, коровы отказывались, его есть. Председатель старался, не слушать Клавдиных упреков и лишь только тогда когда она пригрозила что пожалуется в район, велел привезти сочной кукурузы. И Клавдию не возлюбил – Ишь, ты хромоножка, а туда же командует!
Накануне Евдокия купила в автолавке для Клавы нарядную кофточку в зеленую и красную полоску. На кофточку, было, нацелилась, учительница Светлана Павловна она уже зажала кофточку под рукой и готовилась достать кошелек, однако Евдокия буквально выдернула красоту из-под руки учительницы и со словами - пусть Клавка пофорсит, протянула продавщице Люсе деньги.
На поле где играли в волейбол, и собиралась деревенская молодежь Клава не ходила. Она лишь изредка смотрела на горящий вдалеке костер, представляла себе как там весело. А тут, наконец, решилась, надела новую кофточку, Ольга, когда в город ездила вельвет на двоих купила. Только себе темно-синий, а Клавдии песочного цвета. Юбку она сама себе сшила, добавила для красоты кружевного узкого канта.
В городе, в ортопедической мастерской Клаве сшили туфли с разной высотой каблука, но они получились громоздкие и тяжёлые, она закинула их на чердак, одевала, обычные босоножки из-за этого хромота стала особенно заметна.
Никто даже не заметил, как она пришла на поле, стояла в сторонке наблюдала. Танцевали девчонки, одни легко, едва касались ногами травы, другие старательно, прикусив слегка губы. Клава бы так и ушла незамеченной, но вдруг кто-то из девчонок, не желая, прерывать танцы крикнул ей: - Клавка, будь другом сходи за сушняком, подбрось в костёр!
Лес вот он рядом, ещё светло, но все равно боязно, а не пойти ещё засмеют потом вообще на люди не показаться. И Клавдия пошла. Ей повезло, сразу, как только её скрыл, кустарник на пути лежала сваленная от ветра сухая береза. Клава стала отламывать сухие ветки, их набралась уже целая охапка, когда она вдруг услышала сухой треск.
Обернулась, сзади стоял этот Славик, о котором так много рассказывали девчонки на ферме. Клавдия стояла словно вкопанная, в душе дрогнуло от страха, но она старалась не подавать вида. А Славик улыбнулся, нехорошо, не добро, не естественно, шагнул вперед и вдруг резко схватил Клаву за руку. Он, не приноравливаясь к её шагу, почти тащил за собой вглубь леса. От страха Клава не могла вымолвить и слово.
Наконец у огромной вековой ели Славик остановился, резко прижал Клавдию к стволу, стал тискать руками её худенькую грудь, целовал пресными губами её губы от него, приятно, пахло одеколоном, но Клаву казалось, сейчас вывернет наизнанку от страха, и от беспомощности. Она заревела как в детстве, в голос. Славик испуганно оглянулся вокруг, а потом схватил, Клавдию за плечи повернул её от себя и грубо со всей силы поддал коленкой: - Пошла ты ...
Клавдия, не помня себя, хромая на бегу побежала сквозь кустарник. Ветки безжалостно хлестали её по лицу, она ничего не замечала. Дома стащила с себя кофточку, обмылась над тазом легла в постель и долго ревела. Евдокия то и дело просыпалась тихонько подходила к перегородке, за которой спали Ольга с Клавой, прислушивалась.
А Ольга не слышала ничего, ей снилось, как её в кремовом, кримпленовом костюме в «елочку» блондин посадил впереди себя на большой, красный мотоцикл. Как гибко и бесстыдно приник сзади к её спине ...
Славик шёл к бабкиному дому по тихой деревенской улице и мысленно ругал сам себя - Тупица! Тряпка! За кем пошёл? За тощей хромой девкой. А если она кому-нибудь расскажет? Не хватало мне ещё тут огласки.
Нет, не расскажет - успокаивал себя Славик. Вот сестрица у неё хороша! Огонь девка, вот кого надо обхаживать да с умом тут просто облапить не получится. Лето в самом разгаре, но у отца скоро закончится, отпуск и надо будет возвращаться домой. Славик не любил свой город, да и что там любить вечная мерзлота, лето прохладное короткое, несколько недель и снова впереди долгая темная зима с ледяным холодом. А тут благодать, спать в пологе на сеновале было душисто и мягко. А если ещё рядом в полог кого-нибудь положить? От сладких мыслей его нефритовому коньку вдруг стало тесно в джинсах. Славик глубоко вздохнул, стараясь успокоиться, в избу вошёл уже веселый. Бабка Дарья собирала на стол ужин, горячая картошка, грибы, сало. Нашелся и пузатый графинчик с холодной водкой.
Славик сидел за столом яркий открытый улыбался. Бабушка Дарья разлила по рюмочкам водку
- Вот и время ваше пролетело деточки, так жаль расставаться...
Все выпили кроме Славика.
- Пап, мам я чего сказать хочу ...Славик набрал воздуха и решительно выпалил: - Я решил остаться в деревне.
- Это что еще за фокусы? - Он решил, видите ли! - сразу, с разгона вспылил отец. У тебя диплом в кармане, работа ждёт!
- Я не хочу домой, тут тоже можно жить и работать, буду бабушке помогать.
- Ну, ты-то мать хоть скажи ему! - Егор обратился к Дарье.
Та положила на стол жилистые узловатые руки, спокойно сказала: - Если хочет, то пусть остается, я, ведь и душою одна, к тому же сараюшку надо подправить, где дровец поколоть. Прокормимся.
Одна Алевтина, только прикусив губу, сидела чуть не плача.
Славик заметил это - Мам, ну ты что? Я не маленький уже.
Алевтина ещё долго не могла успокоиться, Дарья разлила остатки водочки - Полно куксится-то, давайте вот картошечку горячую ешьте, такой у вас на севере нет.
После пили чай со свежим вареньем, и все окончательно убедились - что-то хорошее произошло. Мир наступил в душах.
Прошло две недели, Василий возвращался домой с мастерской, солнце садилось за горизонт, заливая деревню золотистым закатом, постепенно всё становилось серым и влажным, опускалась холодная роса. Вот и в отношениях с Ольгой в последнее время будто прошел какой-то холодок. Вроде бы Василию было хорошо с ней, но в тоже время чего-то не хватало, а чего он ещё не понимал, да и не старался понять. Привычно отворил знакомую калитку, прошёл к окну и постучал легонько в окно. Открылась дверь и на крыльцо вышла Клавдия. Увидев Василия щеки её вспыхнули, она невольно шагнула назад.
- А Ольга ушла - сказала она тихо.
- Интересно, далеко ли? - поинтересовался Василий.
- Я не знаю, наверное, гулять.
- Не дождалась, значит - Василий разочарованно покачал головой.
Клавдия повернулась, собираясь уходить, но медлила, будто ожидая чего-то.
- Подожди Клава - Василий взял её за руку и потянул к себе. От него приятно пахло бензином, одеколоном и ещё чем-то непонятным, мужским запахом.
Клавдия села рядом с ним на ступеньку крыльца.
- Почему ты на поле гулять никогда не ходишь? - спросил Василий, не зная с чего начать разговор.
- Не хожу, стесняюсь.
- Почему? - ласково спросил Василий.
Клавдия взглянула на него, выражение её круглых глаз стало печальным.
- Уродства своего стесняюсь. И ты смеяться, будешь, если узнаешь. Она попыталась встать, но Василий уверенно и ласково снова усадил её на ступеньку. Закурил.
- Расскажи ...
- Знаешь ведь - Клава набрала в грудь воздуха.
- Что знаю?
- Люблю ведь я тебя - выдохнула Клавдия.
Василий закашлялся, вдохнув сигаретный дым, отвернулся, стряхивая пепел.
Клавдия опустила голову, тихо говорила: - Я знаю, в жизни между нами ничего не будет, а все-таки люблю тебя так сильно. Сижу с тобой и словно глупая, какая становлюсь, кажется, дотронься ты до меня сейчас - я враз и умру.
Она говорила так сильно, так убежденно, что Василий оторопел.
Он молчал, не знал что ответить. Поднялся, снизу на него доверчиво, покорно смотрела Клавдия.
- Пойду я ... Пока Ольгу найду, стемнеет. - А может, и ты придешь на поле?
Клавдия ничего не ответила. Молча, встала и закрыла за собой тяжелую дверь.
Василий вышел за калитку, уже совсем стемнело, где-то на пруду орали лягушки, с поля раздавался смех и голоса. Василий постоял, послушал и отправился к своей избе. Мать с отцом уже спали, на столе стояла кринка с молоком и хлеб, заботливо прикрытый полотенцем. Василий не стал ужинать, он прошел к себе в боковушку, разделся и лег в кровать. Закинул руки за голову, задумался. Он никогда прежде не сравнивал Ольгу с Клавдией. Ольге вообще не было равных в деревне. И сейчас, мысленно он поставил их рядом. Нет, он не сравнивал их, он только вспоминал. Ольга помнилась всегда красивой, очень красивой, но какая-то всегда одна и та же. С ямочками на румяных щеках, с белой полной шеей, изумрудные глаза, круглые мягкие плечи, полная грудь ...
А Клавдия? Как доска стиральная, неуклюжая, грубоватая, сложная.
Слишком разная, по унылому взгляду, слишком много настроения выражало её некрасивое лицо. И все-таки она была женщина, которую кто-то должен по-настоящему полюбить.
На другой день оказалось, что Пашка Лемехов который возил на ферму зеленую массу, напился и заснул прямо в траве. Его пытались разбудить, но обвитый гороховыми плетями он только мычал что-то и снова валился в мягкую зеленую массу. Пришлось Василию заводить трактор и везти зеленку на ферму. Он подъехал на весовую, остановился. Поймал, себя на мысли что ему приятно наблюдать как работает Клава, как ловко она управляет огромными весами. Почти не глядя, брала с полки разные гири и уверенно расставляла их, одновременно записывая данные в толстую тетрадь.
- Хорошо работает!- удивленно и с уважением подумал Василий.
Месяц подходил к концу, начиналась уборочная страда, и вечером и днем Василий пропадал в мастерских и на поле. Он почти не видел Ольгу, она тоже всё где-то пропадала, то в городе на слете передовиков, то повышала квалификацию и поговаривали, что видели её всегда не одну, а в сопровождении блондина Славика.
Однажды возвращаясь с поля, Василий нос к носу столкнулся с Евдокией, та у дороги срезала курицам головки подсолнуха.
- Ты чего, зятек, нас забыл вовсе - спросила она, складывая в мешок желтые, спелые круги.
Он нахмурился, ответил коротко:
- Работаю.
Поймал, себя на мысли что раньше не обращал внимания, когда Евдокия в шутку называла его зятем.
А сейчас почему-то рассердился.
- Может, я и не хочу на вашей Ольге жениться - недовольно подумал Василий.
Вечером, пересилив, себя он пошёл на волейбольное поле, там уже вовсю горел костёр, кто-то подбрасывал мяч, стараясь попасть в кольцо. Почти сразу услышал весёлый Ольгин голос - Славик, пасуй!
Василий не сразу и узнал её, все новое было в ней, даже интонация голоса. Видимо хорошее было у неё настроение. Зачем его портить ...
Ольге действительно было хорошо. Славик увлек ее своими идеями, знаниями.
Вместе ходили купаться на речку, а после он целовал её тут же на горячем песке, мял её крупное тело, целовал в мокрые губы прямо в реке и у вековой ели по дороге домой. Ольга была податлива, только каждый раз с замиранием сердца говорила - подожди ...
Они казалось, понимали друг друга, а ночью там, на сеновале, тайком любились до душевной муки ...
Незаметно подошла осень, теплая, тихая - не осень, а сплошное бабье лето.
Евдокия узнала о связи дочери. Кричала зло - Я категорически против! Она даже затопала ногами, собиралась растопить печь, но спички ломались у неё в руках и падали на пол.
- Ты красавица, умная работящая - Евдокия, наконец, то поднесла горящую спичку к кусочку бересты под поленьями, огонь занялся, затрещал, приятно.
- Этот - Славик твой преподобный - Евдокия руки развела в изумлении.
- Как ты только позарилась на этого ханурика. Разве я такого зятя хотела?
Евдокия разволновалась, на кухне запахло валерьянкой - Эх, Ольга, Ольга. На кого такого парня как Василий променяла ... Ольга молчала, зачем матери перечить, ведь и так всё ясно, нашла себе по душе. И выйду за него замуж!
Василий попросился у Пашки Лемехова самому отвезти траву на ферму. Вдруг захотелось увидеть Клавдию, она была на весах, заметив Василия, не смогла скрыть улыбку.
Он тоже смутился: - Вот, гороху тебе привез, принимай.
Клавдия вытащила из зеленой массы горсть зелено - белесых, бокастых, тугих стручков, ногтем большого пальца вскрыла стручок и собрала губами с лопаточки крупные горошины. Опорожняла один стручок за другим.
Засмеялась: - Вкусные! И от этого смеха, от её улыбки потеплело у Василия на душе.
Подумалось: - Чуть не упустил я её чудак. Вот она, добрая, хорошая чистая, и главное любит.
- Клава!
- Вася!
Обнял, прижал к себе худенькую, тоненькую.
- Я так хочу быть тебе верной женой Вася. Стирать твоё белье варить борщ, родить сына. Мы хорошо будем жить, поверь.
- Ты слышала? Зинаида, буквально, ворвалась в избу к Евдокии.
- Наши-то поженится, решили!
- Как хочешь Евдокия, но я в эти отношения не верю. Любовь годами проверяется, а у них что?
Евдокия обмела фартуком табуретку: - Да ты присаживайся Зинаида, ноги то чай не казенные вот так стоять.
- Мы сейчас чаю с тобой выпьем. Ну что нам делать, дети самостоятельные, решили и мы им не указ. Ты Зинаида не смотри что моя Клавдия хроменькая, по хозяйству она любую обгонит.
Евдокия разлила по чашкам чай, придвинула к Зинаиде вазочку с пастилой.
- А если дети пойдут? - спросила Зинаида прихлебывая из блюдечка ароматный чай.
- Мы с тобой вдвоём, что, не поможем что ли? - воскликнула Евдокия.
В деревне новость о предстоящей свадьбе Василия и Клавдии приняли спокойно. Старухи не судачили, одобряли. А что, Клавдия работящая, скромная, приветливая, никакой отчужденности не высказывающая. Одним словом совет да любовь!
Близился Новый год, Славик, сунув, руки в карманы ходил по избе из угла в угол. Ему все осточертело, холодная унылая мастерская куда его взяли слесарем потому что он разбирался в технике. Надоело внимание бабки Дарьи, надоело каждодневное отгребание и отбрасывание снега, эти нескончаемые километровые траншеи от избы к калитке, и ко двору, все надоело и Ольга тоже.
В открытую, вместе, они стали жить осенью, после свадьбы Василия. В последнее время Ольга подурнела, осунулась, её постоянно тошнило. Она о чем-то шепталась с бабкой Дарьей, Славик услышал одну фразу – «нельзя тебе, в твоём положении». Он еще не до конца понял, что это за положение, но догадывался
- Нет, надо решительно валить отсюда.
На праздник и проверить обстановку приехали Егор с Алевтиной. Привезли Славику теплую японскую куртку, угощения - красную икру, колбасу и мороженую рыбу.
За столом сидели все какие-то скучные, разговор не клеился, было ощущение тяжести и словно чего-то невосполнимого.
После праздников родители собрались ехать, Славик вызвался их проводить.
Подошел рейсовый автобус, мать с отцом сели, машина, фырча и набирая обороты, поехала. Когда автобус скрылся, на изгибе шоссе, Славик повернулся в сторону деревни чтобы идти назад. Он представил себе эту сиротливую избу, засыпанный снегом двор. Тяготила даже погода, низкое небо затянутое темно-синими тучами.
Славик сначала брёл медленно, потом ускорил шаги, разогревался на ходу. Вбежал в избу, Ольги не было, вероятно ушла на ферму. Оно и лучше, не будет скандала. Славик быстро бросал в большую спортивную сумку свои вещи.
- Да ты, куда это собрался внучонок? - растерянно спросила бабка Дарья.
- Бабушка, я тоже поеду.
- Когда поедешь?
- Сейчас.
Молния на сумке сомкнулась, Славик приобнял бабку Дарью и вышел, почти выскочил из избы, спрыгнул со ступеньки порога, хлопнул калиткой и как молодой мустанг без оглядки побежал к шоссе. На душе у него было спокойно и весело.
У Клавдии в огороде все растёт как на дрожжах. Да вот она и сама округлилась, на щеках здоровый румянец. Вот уже накопала молодой картошки, принесла огурчиков с грядки и бурых помидоров. Собрала у куриц ещё теплые яйца, нарвала луку и чеснока. Сметана, творог, все своё, не покупное. К чаю мужу смородиновое варенье сварила, сама с веток собрала. Пока Василий чай пьёт, она сыночком занимается. Распеленала, дала волю занемевшим, крошечным ручкам и ножкам. Сын кряхтит, потягивается от удовольствия. Клавдия перевернула его со спинки на животик, погладила по спинке, наклонившись, разглядывала личико, в чью родовую?
Подошел Василий, посмотрел на сына, ласково, обнял жену.
- Спасибо родная, знаешь, мне мать говорила, если у первенца на головке косичка завяжется, то значит, появится у мальчишки сестренка. А у нашего, волосенки вон, какие длинные ...
Клавдия счастливо улыбалась и смотрела на мужа с любовью.
4279 3806 2274 2619 Помощь автору только по желанию. Искренне, от всего сердца, благодарю за нее, своевременную и такую необходимую. Пусть вернётся вам добро здоровьем, благополучием, щедрыми помогающими руками в нужный час.
Спасибо друзья что читаете! Подписываемся, если не трудно. Всем мира и добра!