Малоизвестные примеры воинской доблести.
В рассматриваемый период Русь находится в обороне. В особенности на восточных и южных рубежах. Надо было быть исключительным героем, чтобы подняться над обстоятельствами, над эпохой. Таким был Олег Иванович Рязанский, которого в московской летописной традиции принято считать «предателем». Это он в 1400 году вышел на старые рязанские границы – в Червлёный Яр, где разгромил и пленил «царевича» Мамат-Султана, да ещё и разорил кочевья по Вороне и Хопру. Подобно Мономаху Олег Рязанский собирался перенести войну на территорию противника, понимая, что лучшая оборона это наступление. Ничего подобного русская военная история не знала уже около двухсот лет, со времён похода на половцев Романа Мстиславича Киевского и Волынского в 1203 г.!
Другим подвигом стал успешный рейд рязанцев на Смоленск в том же памятном 1400 году, увенчавшийся захватом города и восстановлением смоленской государственности. Княжество было обречено, Москва отступилась, предала, но Олег не хотел покоряться обстоятельствам, он «делал что должен», отправляя рыцарский вызов властителю огромной Литвы, находящемуся на пике своего могущества. Рязанщина дорого за это заплатила, но пример московскому Василию был преподан.
Ещё пример полководческой доблести – 1429 год - погоня Фёдора Пестрого Стародубского и Фёдора Константиновича за уходившим немалым татарским войском, со считанными сотнями двух своих удельных дворов, после того, как остальные преследователи остановились на границе. Почему Фёдор Стародубский так поступил? Можно предположить, что его микроскопический удел располагался по соседству с разорённым Лухом и тоже пострадал. Скорее всего, князь Фёдор выручал своих людей, своих Богом вручённых подданных, которых был обязан защищать, и он их выручил, догнав и отбив полон.
Среди прочих подвигов предков той «не знаменитой» эпохи на первом месте сияет пример коллективного самопожертвования 260 слуг или дворян Можайских и Боровского князей, атаковавших семитысячное литовское войско на переправе у Суходрева. Фактор внезапности, как видно, был использован максимально. Только так и можно было остановить врага в условиях, когда почти всё московское войско действовало на восточном направлении - против Улуг – Мухаммеда.
Потери застигнутых врасплох врагов оцениваются в 200 человек, поскольку они, по русскому обычаю, вне соприкосновения с неприятелем, передвигались без защитного вооружения. Потери наших героев составляют 6 убитых и 10 попавших в плен. Возглавил атаку можайский князь-воевода Семён Лугвица-Суздальский, служивший брату великого князя, Ивану Андреевичу и погибший с честью. Событие, несомненно, заслуживает увековечения в виде памятного знака или креста.
Примером русской доблести может служить и счастливо начавшаяся неудачная битва под Суздалем летом 1445 г., где сам великий князь подавал пример мужества, атакуя втрое превосходящего врага. Потери татар составили пятую часть войска, после чего им оставалось только поворачивать восвояси.
Не принято в России приводить в пример подвиги, если они совершены в междоусобной войне против соплеменников, но как не упомянуть об Иване Владимировиче, князе маленького Пронска, который в 1407 году, выгнав из Рязани своего сюзерена, не испугался и великокняжеского двора, выступив против объединённых сил Москвы, Рязани и Мурома. На поле под Венёвом, по древнему обычаю он воодушевил своё маленькое войско огненным словом, призвал Бога в свидетели своей правоты, а затем опрокинул противника лихим натиском. Летописец, рассказывая о небывалом событии, и сам переходит на высокий стиль, именуя пронский двор «дружиной».
Русь в обороне, и потому так много осад и среди них - оборона Опочки
Заключение . Итоги и выводы.
1. Вне всякого сомнения, давнее предубеждение о том, что в период между осадой Москвы Тохтамышем в 1382 г. (первым применением артиллерии на Руси ) и первым Казанским походом 1467 г. в отечественной военной истории не происходило чего-либо примечательного в плане развития военного дела при внимательном рассмотрении не выдерживает критики. Как видим, - было, и немало!
2. Ошибочным оказалось и освящённое традицией, ведущейся с XIX века, утверждение о «новизне» главной и отличительной черты военного искусства московского централизованного государства – согласованных по времени ударах отдельных отрядов, оперирующих на разных театрах под общим руководством. За десятки лет до Первой Казани и Шелони так уже действовали и новгородцы, и москвичи.
3. В литературе, как правило, данный отрезок отечественной военной истории, характеризуется династической войной внутри московского княжеского дома и связывается с временным упадком военной организации и военного дела на Руси.
Как выяснилось, такой подход ошибочен, поскольку представляет собой лишь московский взгляд на события военной истории. Как можно судить из приведённой в приложении выборки, он не отражает реального состояния военного дела на Руси в целом. Кризис и упадок наблюдались только в Москве и только в период юности Василия Васильевича, в других русских землях в этот период, оно продолжало успешно развиваться, обогащаться новыми достижениями, как в организации боевых действий, так и в тактике, и, особенно, в военной технике. Кроме Москвы (великого княжества Владимирского), самобытной военной организацией с присущими только им особенностями военного искусства обладали Рязань и Псков, Тверь и Новгород, а также Вятка.
Как уже отмечалось, характерными чертами исследуемого периода являлись бурное развитие фортификации в Пскове и Новгороде и артиллерии (главным образом в Твери, а также северо-западных землях), находившееся на среднеевропейском уровне, что нашло своё отражение в многочисленных специальных исследованиях, но, к сожалению, не стало пока достоянием массовых учебников военной истории.
К тому же изучаемый период, наряду с поражений и ожесточёнными междоусобными битвами, включает в себя множество примечательных событий позитивного характера, как в первые сорок лет до начала династической войны, так и по её окончании. Среди потомков участников Куликовской битвы также встречались талантливые воеводы (Юрий Дмитриевич Звенигордский и Галичский, Федор Стародубский Пёстрый, Ю.Патрикеев, П. Холмский, Ф. Басёнок, И. Руно и др.).
Нельзя не сказать, что и сама длительная династическая война дала ряд примечательных примеров военного искусства. Справедливо ли в наше время ли чисто по-советски изображать «фигуру умолчания» накладывать идеологические табу на примеры полководческого мастерства «реакционных» деятелей? К тому же изучение военных подробностей, перипетий этой войны позволяет порой лучше понять мотивы действий её героев, добавляет красок в их портреты, найти, хотя бы некоторые, места былых «браней междоусобных», что важно для краеведения.
Этот период интересен еще и в плане развития общественных отношений, тем, что на поле боя наряду с боярином, служилым князем, «вольным слугой» - дворянином, сыном боярским, боевым холопом и ополченцем горожанином появились воины нового для Руси типа: ушкуйник, казак и служилый татарин, внёсшие новые яркие черты в русское военное дело.
4. Особо следует выделить забытые подвиги, совершённые в этот «несчастливый» период воинами разных русских земель, достойные того, чтобы пополнить собою скрижали нашей воинской доблести. После смерти Дмитрия Донского и утраты Москвой инициативы в борьбе с Литвой, и даже несколько ранее, «центр русского героизма», если можно так выразиться, переместился в Рязань, где действовал кн. Олег Иванович - первоклассный полководец, неоднократно одерживавший победы не только над татарами, но и над литовцами и москвичами.
5. Таким образом, почти все, чем характеризуется начавшийся с конца 60-х годов «т.н. московский» период отечественной военной истории и военного искусства проявилось, так или иначе, в предшествующий период, обогатив общерусское военное искусство и военное дело в целом. Москва же, как располагающая наибольшими ресурсами и огромным боевым опытом практически непрерывных боевых действий, получив мудрого вождя и организатора, воспользовалась ими в полной мере. К тому же есть все основания отодвинуть хронологические рамки этого периода лет на пятнадцать вперёд, а не отождествлять его с вокняжением Ивана Васильевича. Парадоксальным образом московские победы начинаются с ослепления Василия II. Поистине, «Сила Божия в немощи проявляется!» Взятие Углича и блестящий рейд Плещеева на Москву открывают его, а затем следует череда почти непрерывных и всё более замечательных побед, особенно после того, как силы и ресурсы мятежных галицких князей пополнили войска великого княжества. В пятидесятые годы московские войска наращивают не только боевой опыт (он и так максимальный в сравнении с другими русскими землями), но и моральный потенциал, московский великокняжеский двор вновь становится самым привлекательным местом службы, а, значит, растёт и его численность.
Всё вышеперечисленное позволяет утверждать, что московское войско уже в пятидесятых годах XV в. восстановило уровень боеспособности времён побед на Воже и Непрядве. В этой связи уместно вновь напомнить давний вывод проницательного Н.С. Голицына: «Наибольшего развития и лучшего состояния военное устройство восточной Руси вообще достигло при Василии II и таким перешло къ сыну его, Иоанну III, который, въ следующемъ периоде, уже дал ему, на прежних основанияхъ, своеобразное, ещё более полное и прочное развитие.»(С.134.)
При этом, собственно московским в этом новом общерусском военном искусстве можно считать разве что уровень стратегического планирования и оперативного руководства войсками. У новгородского противника ещё в конце XIV столетия была воспринята идея согласованных действий на разных направлениях. Ушкуйники Новгорода и Вятки, продолжая и развивая древнюю традицию, явили примеры эффективных и масштабных действий речных флотилий, что пригодилось потом не только на Волге, но и против Крыма. Мастерство псковских каменщиков было использовано на строительстве новых крепостей, тверские кузнецы и пушкари утвердили мощь и значение новой боевой техники, а удалые рязанцы заново научили кавалерийской лихости, указали дорогу в Дикое поле.