Глава 2
В моих молчаливых страданиях от неразделённой любви прошёл год. Я видел Марту издали, смотрел сквозь чугунную ограду её дома на окна комнаты, которые путём несложных умозаключений мне удалось вычислить.
Я любил её молча, и днём, и ночью её милое лицо было предо мной, мечтал о встрече с нею, но подойти не решался, ведь её отказ означал бы конец всему - моим мечтам о счастье, и наконец, и самой жизни, которая тогда теряла всякий смысл.
- Эх, ты, валенок! - смеялся Борис. - С женщиной нужно действовать решительно. Чтобы опомниться не успела. Раз - и в дамках!
Скажет тоже: раз - и в дамках. Она такая… словно сошла с картины музея - нежная и хрупкая, и в то же время по-современному весёлая, жизнерадостная. Удивительная.
- Если я не буду с нею, то мне и жить незачем, - признался я Борису в один из периодов особенно острой тоски, которая накатывала на меня всё чаще.
- Ну вот, началось… - проворчал Борис и добавил: - Смотри, не проморгай, девчонка не только красива, но и богата.
- При чём здесь богатство?! - возмутился я.
- Ну, знаешь, дружок, богатство ещё никому не помешало. А у неё, насколько мне известно, наследство ого-го какое: не только ценные бумаги и золото в банке, а ещё и недвижимости полно.
- Замолчи, слушать не хочу!
- Моё дело предупредить, что можешь с носом остаться. Смотри, я ведь тоже могу посвататься, - как-то недобро рассмеялся Борис и вышел.
Я понимал, что поступаю, как жалкий трус, понимал, но всё же трусил, сдавался и терпел, однако не теряя надежды на помощь счастливого случая.
И однажды этот случай представился. Я увидел её на оживлённой улице. Спортивная, искрящаяся здоровьем и молодостью девушка, та же солнечная улыбка, те же рассыпанные по плечам лёгкие волосы, тонко очерченные чёрные брови, а глаза… золотисто-карие, с искорками, я не смел прямо взглянуть в эти глаза - во мне всё переворачивалось и сердце обрывалось, когда лучился её ласковый взгляд из-под чуть волнистой чёлки. Нет, она, конечно, изменилась теперь, за этот прошедший со дня нашей первой встречи год, то есть ещё больше похорошела.
Марта выходила из кафе и мне показалось, что всё вокруг: улицы, залитые солнечным светом, с движущимися по ним автомобилями, спешащими куда-то людьми - всё вдруг замерло, остановилось, и только она продолжала идти, весело и непринужденно помахивая в такт ходьбе белой сумочкой на золотистом ремешке.
Я опять стоял, как столб посреди дороги, ругая себя за малодушие. И неожиданно понял, что вот сейчас Марта уйдёт и я опять буду томиться в бесплодном ожидании. Надо что-то всё-таки делать, действовать, наконец.
В ту же ночь я пробрался к дому Марты, долго смотрел на полуоткрытое окно. И словно какая-то неведомая сила подхватила меня, перемахнул через чугунный кованый забор. Вот и окна любимой на втором этаже. Я поднял с земли и бросил в стекло небольшой камушек, в тишине раздался довольно громкий звук и тут же за полуопущенной шторой мелькнула тень. О, нет, только не это! В окне показалось хмурое лицо немолодого мужчины, затем тёмная рука в белоснежном кружевном рукаве мужской рубашки приоткрыла раму, лёгкий тюль заколыхался под слабым ветерком. Мужчина отвернулся, что-то сказал вглубь комнаты и вышел. По-моему, он меня заметил. Потом я увидел его на крыльце, отдающего приказание сторожу – сухонькому старичку. Старичок оживился, приободрился и посеменил к своей будочке-сторожке. Вскоре оттуда выскочили два дюжих парня, отвязали сторожевых собак и принялись бегать с ними по саду, заглядывая под каждый куст, но я уже опять, вскарабкавшись по толстым прутьям ограды, оказался на улице и, изображая прохожего, стал фланировать по аккуратному тротуару у дома. То ли ребятам было лень, то ли их ожидало занятие более интересное, только вскоре они снова скрылись в сторожке, предварительно отрапортовав старичку, что всё в порядке, и привязав собак возле их будок, вынесли им корм.
Я решил снова рискнуть. Пока собаки, рыча, разгрызали кости, я не теряя времени бросился к стене, и, цепляясь за выступы кирпичей и подтягиваясь, при этом ежесекундно рискуя сорваться, добрался до приоткрытого окна любимой и оказался вровень с подоконником. И вот я уже в комнате. По телу волнами разлился жар. Огляделся. В полутьме звучала тихая музыка. Марта не спала. Она сидела в кресле в белом, лёгком как облако вечернем наряде, не силён в названиях, кажется, называется «пеньюар». Её бледное, словно фарфоровое лицо было таким же белым, как наряда.
У меня сжалось сердце и тут же бешено заколотилось вновь. Я молчал, а она меня не видела, сидела, опершись на руку и опустив голову. Тишину не прерывал ни единый звук. Наконец плечи её дрогнули и мне послышался лёгкий вздох сдерживаемых рыданий. Я было шагнул к ней, но в этот момент в дверь постучали и пришлось остаться в тени тяжёлой шторы. Увидел, как Марта вздрогнула, быстро встала, взмахнула рукой, как будто отирая слёзы.
- Войдите! - прозвучал её милый голос.
Вошёл тот самый мужчина, которого я видел в окне.
- Я пришёл, чтобы продолжить наш разговор, прерванный выходкой какого-то мальчишки, - проговорил он.
- Мальчишки? - удивилась Марта. Но мне показалось, что она немного взволновалась. – Какого мальчишки?
- Не знаю, какого. Надеюсь, это не твой поклонник. Впрочем, всё равно он уже сбежал. Приказал спустить с цепи собак, больше не сунется. Впрочем, всё это пустяки, у нас с тобой дела поважнее.
Марта молчала.
- Так вот, - продолжил мужчина. (Кажется, его мало волновало настроение собеседницы.) - Должен сказать, что скоро твоё совершеннолетие, и тебе предстоит сделать свой выбор, кому, как говорили в старину, отдать свою руку и своё сердце. Не прерывай, - строго остановил он девушку, так как увидел, что Марта, вспыхнув, подалась вперёд и протянула руки, словно отталкивая опекуна и прося о пощаде.
- Подумай сама: соединившись с сильным, богатым человеком, ты найдёшь в нём надёжную опору. Этот человек – одни из сильнейших мира сего, я бы даже сказал, нашей Вселенной, не лучшее ли это решение для того, чтобы избавиться от тех людей, что преследуют тебя.
- Серые люди вовсе не люди, я это теперь очень хорошо знаю, В том, что они находят нас, где бы мы ни скрывались, нет моей вины.
- Пока я не достаточно силён, чтобы справиться с ними, впереди ещё многое предстоит сделать для достижения цели, - продолжил мужчина. - А ты свободна и можешь сама выбрать человека сильного, надёжного, который тебя очень любит многие годы…
- Нет, дядя, не принуждайте меня… Я понимаю, о чём вы говорите, но нет, нет…
Так это дядя Марты, родственник, опекун. И чего же он хочет?
Марта опустилась в кресло, слёзы лились из её глаз.
- Да кто тебя принуждает, Господь с тобою?! Разве в наше время возможно такое, чтобы выдавать замуж насильно, нет, конечно, моя девочка, - вдруг мягко продолжил опекун. - Ну-ну, не нужно плакать, ну кого ты ещё найдёшь в этой глуши, кроме того, ведь нужно не только сохранить наши, то есть твои капиталы, но и приумножить их. Ты ещё очень молода, и не понимаешь, что означает любовь человека зрелого, умного, способного на всё ради любимой, ради тебя, моя Марта…
- Ах, дядя, но ведь я люблю…
- Влюблена? Вот это новость.
Опекун нахмурился, взглянул на мою любимую, и мне показалось, что его глаза вспыхнули каким-то хищным, звериным блеском. Но он тут же переменил тон.
- Когда же ты успела и в кого же? Он из нашего окружения?
- Нет, наверное. Я его имени не знаю.
-Не знаешь, как зовут? – с сомнением пробурчал опекун. - А что же ты о нём знаешь? Кто он, богат, из хорошей семьи?
- Не знаю, но я его люблю.
- Вы уже были с ним близки?! Что этот подлец говорил, чем он тебя обольстил?!
- Ах, дядя, мы с ним и не говорили ни разу. Только…
- Что «только»?
- Только он так смотрит! Его взгляд такой горячий, будто сжигает меня, и тогда понимаю, что я ему подчинена полностью, я будто теряю рассудок и волю. Он весь мир для меня, вам это, вероятно, покажется смешным, но я раба его на всю жизнь…
- Ну вот, приехали. И откуда набралась всей этой чепухи? Я же говорю: всё это дурь и блажь. Изволь сейчас же вытереть слёзы и лечь спать. Повторять дважды я не привык: ты выйдешь замуж за человека достойного твоей чистоты и совершенства. Я обещал твоему отцу позаботится о тебе, и я это сделаю, даже если это будет мне стоить пряди седых волос.
- Ах, дядя…
- Это всё книги, детка, - снова смягчился опекун, голос его стал ещё проникновеннее. - Начиталась книжек и того не понимаешь, что в жизни есть не только любовь и радость. В жизни есть несчастья, болезни, бедность, нищета, в конце концов. Конечно, ты мечтала о любви, это так естественно для твоего возраста, но посмотри с реальной стороны: чем обычно вся эта «большая любовь» заканчивается? В тех же книжках ты найдёшь ответ на этот вопрос и он не будет положительным. Пойми, что ты достойна самого лучшего. Я сейчас не могу рассказать тебе всего, скажу только, что ты и понятия не имеешь, какие просторы откроются перед нами, перед тобою и мной, ты станешь самой счастливой женщиной на свете, в руках которой всё богатство земли и всей Вселенной.
Марта снова разрыдалась.
- Ну вот что, хватит слёз! - уже жёстко сказал опекун. - Вижу, что ты ещё совершенный ребёнок, мои довод бесполезны и тебя не трогают, ты ещё слишком молода, чтобы оценить всё то, что я тебе предлагаю, но ещё раз повторяю: я лучше знаю, что для тебя хорошо и что плохо.
С этими словами опекун двинулся к выходу из комнаты, при этом он шёл таким размеренным и уверенным шагом, так прямо держал спину, что не оставалось сомнения: своего решения он не переменит.
Марта протянула руки, словно пытаясь остановить старика.
- Дядя, я лучше умру, чем выйду за нелюбимого человека.
Опекун чуть приостановился, бросил взгляд через плечо, оглянулся.
- Ты знаешь, что такое «вечность»? Ты полюбишь того, кто предназначен тебе судьбой, и будешь счастлива. Всегда. Ты только задумайся: всегда, вечно жить в любви и счастье с любимым. Молодым и красивым. Я пока не должен тебе это говорить, но так и будет. А все эти прыщавые подростки, которые твердят тебе о любви, отвалятся, как ненужная короста с молодого зелёного деревца.
- Я не шучу, дядя, умоляю в последний раз: услышьте меня!
- И я тебе в последний раз говорю: всё будет хорошо и даже прекрасно. . Травятся и бросаются в омут только глупые, экзальтированные девицы, которые выдумывают любовь. Я тебя прекрасно слышу и понимаю, но… - и дядя двинулся дальше.
Так Марта влюблена? Ревность змеёй шевельнулась в груди, кольнула в сердце. Кто же этот её избранник, парень из школы? Я не раз видел её в компании ребят и девушек, и тогда они мне казались такими нарядными и весёлыми, что я, мрачный дурак, так и не решился подойти. Нет, не парень из школы, не из её окружения, иначе бы она знала его имя.
Ну что же, надо решиться, пора перестать играть в прятки, скажу ей всё как есть и будь что будет.
Я откинул штору и ступил на ковёр. И Марта увидела меня, но ни тени испуга не промелькнуло на её лице, наоборот, оно словно осветилось радостью. Мою сбивчивую речь она слушала смущённо, но без высокомерия. Опуская тёмные ресницы, тихо произнесла:
- Я уже думала, что ты ко мне никогда не подойдёшь.
Я упал перед нею на колени, она склонилась, прижала мою голову к своей груди, мы крепко обнялись, уже не скрывая нахлынувших счастливых чувств.
- Я тебя люблю и буду всегда любить. Даже если мне будет суждено завтра умереть, последнее слово, которое я скажу, будет «Марта, любимая».
- Как только увидела тебя, тогда, в первую нашу встречу, сразу поняла, что ты и есть тот, кого я так ждала. Единственный, и на всю жизнь.
- Уйдём отсюда, - сказал я. - Но надо торопиться.
- Конечно, - согласилась моя любимая и шагнула к двери, но дернула ручку и в растерянности остановилась.
- Ну да, ведь дядя теперь всё знает, потому он запер снаружи дверь на ключ. А как же теперь быть?
- Надо выбираться. Через окно.
Соорудили верёвку из простыней, сбросили её из окна. Я спустился первым, за мной - Марта. Прошли вглубь сада, Дальше нас ожидало следующее препятствие - высокий каменный забор, но мы и его преодолели, воспользовавшись разгильдяйством садовника, а именно: валявшейся в кустах лестницей.
Запоздало залаяли собаки. Марта оглянулась на дом, ни страха, ни сожаления не было в этом взгляде. Тут в комнате, из которой мы только что выбрались, вспыхнул свет, заметались тени, но нам уже было всё равно, мы были уже далеко от мрачного замка моей освобождённой принцессы.
А потом были счастливейшие вечер и ночь в моей жизни. Я словно сошёл с ума. Я только на голове не стоял от радости, да нет же, стоял на голове, выделывал и другие фокусы, и чистый, звонкий, как колокольчик, смех Марты был для меня сладкой наградой.
Мы ходили по притихшим ночным улицам, говорили и не могли наговориться. Если вспомнить, о чем был разговор, то ни я, ни Марта точно не ответили бы. Говорили обо всём и ни о чём, и лунная дорожка на воде и мрачно молчащие вокруг пруда деревья казались нам сказочно волшебными. Марта рассказала мне о своих родителях и о том, что после их смерти рядом появился прилетевший из-за границы родной брат и компаньон её отца, нынешний опекун, которого она раньше никогда не видела, но он за короткое время, казалось, искренне полюбил её и теперь заботится о ней. Я не без волнения предложил любимой встретиться завтра с опекуном, чтобы сообщить ему, что мы с нею теперь навсегда будем вместе. Это и было моё «официальное» предложение руки и сердца.
Марта молча и сосредоточенно слушала. Она не сказала ни да, ни нет, только лицо её вспыхнуло румянцем, а глаза стали такими глубокими, что глядя в них, у меня дух захватило. По тому, как засветилась её лицо улыбкой, понял, что мне ответили согласием. Я обнял любимую, чтобы её поцеловать. Она не отклонилась, но как-то неумело, словно в спешке, скользнули по моей щеке её губы. Я понял, что это её первый поцелуй. Да что уж там скрывать, мой тоже, если, конечно, не считать полудетского поцелуя с пухлой девочкой-подростком возле ёлки в канун теперь уже очень далёкого нового года.
Я невольно улыбнулся воспоминаниям и тут же испугался, чтобы Марта не восприняла эту улыбку как насмешку над нею. Но, кажется, она тоже поняла, что я в первый раз серьёзно целуюсь с девушкой. Мы останавливались в каждом месте, мало-мальски пригодном для того, чтобы редкие прохожие не видели нас. И целовались, целовались до ломоты в скулах, едва переведя дыхание, снова впивались в губы друг друга, а пальцы наших рук так и оставались накрепко сплетёнными.
Вышли к реке. Свежий ветер не мог охладить наши разгоряченные лица. От охватившего желания дрожали пальцы рук, всё тело.
Я привлёк Марту к себе. Она доверчиво прильнула, спрятала раскрасневшееся лицо на моей груди, словно хотела, чтобы я защитил её от какой-то будущей опасности.
На берегу лежали лодки, мы сели на край одной из них. я бросил свою куртку на плоское дно и соскользнул вниз, увлекая Марту за собой.
В голове не было мыслей, а время замерло и остановилось. Я уже не осознавал, где я и что вокруг меня. Одна лишь Марта владела мною. Я целовал её, скользя губами по нежному телу всё ниже, внутренним чутьем угадывал её желания. И она откликалась на мои прикосновения трепетным вздрагиванием под моими губами. Казалось, каждая моя клеточка отзывалась на малейшее движение Марты, волны нежности накатывали, словно прибой, с той лишь разницей, что затем не отступали, но усиливались, заставляя сердце изнывать от необыкновенного щемящего чувства, а губы шептали: «Марта! Счастье мое!».
Я понимал, что нельзя спешить, но сила страсти туманила, застилала ум. И тут Марта забилась в моих руках, словно пойманная птица, затем застонала и откинула голову. Я испуганно смотрел в её бледное лицо, но она рукою нежно провела по моим волосам и улыбнулась устало и радостно.
«Любимый», - прошептали её губы. Я упал лицом в роскошь её
волос, утонул, захлебнулся, забывая всё на свете. Последние мгновения разделённой страсти стали для нас наивысшим наслаждением.
Уже светало, когда мы вышли на улицу, ведущую к дому Марты.
- Постой, - вдруг остановилась моя любимая. - Я должна тебе кое-что сказать.
- Слушаю, - ответил я, мягко привлекая её к себе. - Что ты хотела мне сказать?
Но Марта порывисто отстранилась:
- Сказать такое, после чего ты, возможно, просто не захочешь меня видеть… Я не могу больше от тебя скрывать…
- Ну что ты, Марта, милая, мы любим друг друга, а остальное не важно, да и что такое «ужасное» ты можешь от меня скрывать, когда вся твоя душа передо мной как на ладони.
- Нет, ты не знаешь всего. Дай мне сказать, пойми, что я очень мучилась, принимая решение раскрыть тебе эту тайну, не только мою…
- А раз это чужая тайна, то и не нужно её раскрывать. Я очень счастлив и боюсь спугнуть это счастье…
Глупый самовлюблённый дуралей, я словно руками отпихивал всё, что помешало бы соединению с любимой, не предполагая, что делаю только хуже.
- Ну хорошо, - чуть подумав, сказала Марта и перевела разговор. - Так когда ты придёшь к нам, когда мы снова увидимся?
- Очень скоро.
Я привлёк Марту к себе, поцеловав её мягкие податливые губы. Если бы не моя боязнь нарушить очарование этого только что созданного нами нашего мирка, я бы узнал о том, что она скрывала и, возможно, предотвратил ужасную будущность. Но тогда мне всё на свете казалось пустяками по сравнению с нашей любовью и нашим счастьем. Эх, да что уж теперь рассуждать…