Семейная пара сидела на диване, тесно прижавшись друг к другу. Мужчина сжимал ладонь жены, но смотрел сквозь неё, куда-то за пределы дома, будто между деревьев в саду мелькало что-то важное. Девушка крутила в руках кулон на короткой цепочке, ярко отблёскивающий на солнце. Лада ждала, когда кто-то из супругов найдёт в себе силы заговорить. К ней приходят в последнюю очередь, после полиции, психологов, когда все разводят руками или приписывают обратившихся к ненормальным. Но даже обращаясь к ней, люди не верят до конца, просто цепляются за последний шанс. В общих чертах Двоеглазовы объяснили, что их тревожит. Началось всё со снов Марины, молодой жены Двоеглазова, каждую ночь она видела маленькую девочку. Та приходила и просила её расчесать, Марина распутывала её рыжие волосы, аккуратно разбирая прядки. Иногда девчушка приносила испачканное или порванное платье, говорила, что голодна или просила поиграть с ней. И всё было хорошо, ничего необычного. Пара уже семь лет была в браке и мечтала завести детей, вот Марина и думала, что это её постоянные мысли о ребёнке переходят во сны, превращаясь в милую девчушку, так похожую на них двоих. Но в какой-то момент сны начали заканчиваться одинаково.
— Антон уже рассказал вам о снах? — Лада только кивнула, не желая нарушать тонкую решительность клиентки. — Обычные сны, как у всех… Но потом она начала говорить. Каждую ночь спрашивает у меня, как её зовут и почему я её не люблю. Каждую ночь она смотрит на меня и спрашивает. А я не знаю, я её не знаю. Весь кошмар начался, когда я ответила, что не знаю. Она разозлилась и начала швырять вещи и кричать, что я должна вспомнить.
Марина всхлипнула, скинув ладонь мужа, она царапала костяшки пальцев, нервно сжимая и разжимая ладонь. Её дыхание участилось, голова безвольно повисла.
— Я не верил, думал, просто сны, кошмары, — заговорил супруг. — Мы ходили к психологу, но не помогло — ни сессии, ни снотворное. Честно, я бы так и считал всё это кошмарами, но началась чертовщина. Кажется, мы просто сходим с ума.
Они оба замолчали, Лада видела это не раз, люди схлопываются, как моллюски в раковинах, защищают своё нежное я от страшного мира. Нужно больше, чтобы всё рассказали, не разделяя на бред и настоящее. Осталось придумать, как подковырнуть эти раковины.
— Возможно, за чаем наш разговор пойдёт проще?
— Да конечно, я сейчас-сейчас.
Марина подскочила с дивана, будто только ждала предлога, чтобы убежать хоть куда. Отказавшись от помощи, она скрылась в коридоре. Послышались стук фарфора о стол, щелчки чайника, дверки открывались и закрывались. Лада отошла к окну, что-то цепляло взгляд, но издалека было не понять. Она скользила взглядом по подоконнику, раме, стенам рядом.
— Что же вас заставило поверить снам жены?
Ответом Ладе была тишина, но она никуда не торопилась, пока она ищет, мужчина будет думать. Может, не находясь под пристальным взглядом, ему будет легче говорить. Обычное пластиковое окно, только без ручки. Стёкла в разводах, будто их пытались помыть, но выбрали явно не ту тряпку. Пыльный пустой подоконник с мелкими трещинками, в которые забилась земля. Пальцы коснулись белого пластика, внимание так и магнитилось сюда. Лада не видела причин, но верила интуиции. Чувствовалось тепло. «Наверно, с утра лучи падают прямо сюда, ещё не остыл… Или остыл». Лада напряглась, под пальцами ощущалась прохлада. «Прохлада, земля, цепляет, холоднее, откуда земля, тень». Вот оно, на подоконник падала тень, будто что-то на нём стояло. Уши заложило неприятным свистом, и Лада спешно отошла к книжному шкафу.
— Любите комнатные растения? — спросила Лада.
— Да, — Двоеглазов развернулся в её сторону, впервые улыбнувшись, но сразу же нахмурился. — Нет, у нас нет цветов, Марина говорит, они не вписываются в интерьер и от них много грязи.
Лада закивала головой, продолжая делать вид, что её очень интересует собрание книг, но в ушах шумело так, что было не до чтения названий. Какая-то дрянь ворочается, недовольная вопросами, а значит, они правильные. По ощущениям Лада прикинула, что можно ещё задать без особого риска вопроса два, не больше.
— А что с окном, ручка сломалась? — Лада прижала пальцы к вискам, а может, два это и много или слишком в лоб. — Хочу у себя обновить, боюсь деньги на ветер выкинуть. Некрепкие или сами сняли?
— Опасно…
Антон снова замолчал. «Ну же, думай-думай, почему опасно, что не так, думай, Антоша», — Лада мысленно просила мужчину не отмахиваться, хоть и понимала, что это пустое, он ведь её не услышит. Но так хотелось получить ещё зацепки.
— Вы живёте на первом этаже, ко… — казалось шипение стало осязаемым и сжимало голову обручем. «Понял, не дурак, был бы дурак, не понял», — подумала Лада. Откашлявшись, продолжила: — Почему опасно?
— Так ведь она может…
— Чай готов, я сахар не сыпала, вдруг вы с ним не пьёте, вот сахарница.
Марина вернулась с кухни, поставила на столик поднос и присела возле мужа. Казалось, ей полегчало. «Как не вовремя». Было ясно, что Антон уже потерял нужную мысль, а второй раз она не рискнёт к ней вести.
— О, подайте, пожалуйста, сахарницу. Спасибо. Расскажите, что странного происходило в доме после снов. Может, шум или вещи пропадали? — Лада помешивала чай и говорила с Мариной, смотря в её отражение в воронке, мысленно повторяя: «Пока кружится вода, не смолкает она».
Марина смотрела в её чашку, не отводя взгляда. Сама она будто обмякла и сгорбилась, чуть покачивалась, обняв себя руками. В комнате слышался только мелодичный звон ложки о чашку.
— Да-да-да… Она во снах злится, вещи кидает, однажды кинула расчёску в рамку с фотографией нашей свадебной, а та на самом деле раскололась. Я когда проснулась, встала, а на полу осколки. Антон не верил, говорил, я спросонья задела и не поняла. Но потом и без снов началось. На стёклах надписи появлялись «Как меня зовут?, вещи падали, разбивались. Она сперва ласковая была во снах, мамой называла, а потом… Сейчас она только злится, спрашивает и злится. Я спать уже не могу.
В комнате стало прохладней, краем глаза Лада видела чьё-то недовольство. Тени в углах подрагивали, шипение не слышалось, но его заглушал заговор. Это плохо, тяжелей понять, насколько оно недовольно. Пора заканчивать.
— А когда вещи в вас летят, они попадают или отскакивают?
— По-разному, но было, что ножницы летели, я как застыла, только ждала, что воткнутся и всё это закончится. А они остановились и дрожали так, будто с двух сторон давят, а потом упали, и всё успокоилось.
— Красивый цветок на подоконнике стоит, а как называется? — Ладу мелко трясло, от звона раскалывалась уже голова, она клялась, что это последний вопрос и она остановится. Бросок наугад, наудачу.
Марина подняла глаза от чашки и ласково улыбнулась, она была ещё в трансе, потому, не задумываясь, ответила:
— Орхидея, оранжевая, как она лю…
Лада так увлеклась, что забыла об Антоне. От тяжёлого удара по столу, воронка сбилась. Марина обмякла на диване без сил. Её муж перевалился через столик, нависнув над Ладой. Теперь девушка услышала, что шипение перешло в высокий свист, самая грань. Под руками Антона металлический поднос гнулся, а стол недовольно поскрипывал. Руки немели от холода, комната размывалась. Мужчина широко улыбнулся, но глаза остались стеклянными.
— Ла-ада, — протянул одержимый Антон. Его голова дёрнулась, лицо скривилось. — Соврала? Умница, но не лезь, я своё беру. Вижу, не отстанешь, ну что ж.
Руки Двоеглазова попытались вцепиться в её шею, но Лада скатилась на пол, проползя под столом, она кинулась в коридор. «Говорила мама, иди на боевые искусства, ох, мамочка, настойчивей стоило быть». Промахнувшись с поворотом, она оказалась на кухне, вход в которую тут же загородил Двоеглазов. «Ну, конечно, зачем нам ручки в окнах». Она озиралась, пытаясь найти выход, но его не было. «Дура-дура! Вот поэтому и надо двойками ходить». Впервые её сковывал настоящий страх. Она всегда ходила в паре для подстраховки, а тут случай выглядел лёгким, не захотела ждать, и вот результат. Лада схватила нож с подставки, она размахивала им перед собой. Но если задеть Двоеглазова, то умрёт только он, а твари хоть бы что, надо знать, что за дух, чтобы изгнать его. А для этого Лада узнала слишком мало. Тварь уловила, что Лада опасается ранить человека, и начала подступать смелее с той же широкой улыбкой.
— Давай, этого можно и в могилу, он ненужный. Ну же, твоя жизнь ведь дороже?
Тварь зажала её в угол и перехватила руку, нож выпал.
— Может, скажешь имя? Тебе оно уже без надобности. Как тебя зовут? — шёпот звучал внутри головы, сминал возражения.
— Ид…
Кончиков пальцев коснулось что-то холодное. Тонкая змейка металла легла, ладонь сжали, призрачные пальцы толкали руку Лады вверх. Она махнула свободной рукой, в надежде ударить этим чем-то Двоеглазова и отвлечь. Перед лицом мелькнула цепочка с кулоном-солнцем, лучи оставили царапины на скуле. Тварь отшатнулась, остановившись взглядом на кулоне.
— Стой, злой, стой час, бревном стой, не двигайся, не приближайся, — прошептала Лада, голос почти пропал.
Тварь замерла. Но девушка долго так не задержала бы её, заговор старый, да и от страха он слабеет. Тому, что бояться нельзя, их-то учили, а вот как не бояться, когда ты почти труп, как-то не рассказали. Лада ворошила всё, что слышала на обучении, но всё было не то. Как изгнать духа, когда имя известно, каждый знает. А как быть, если не знаешь, с кем борешься? «Не зная, с кем дело имеет, только дурак лезет. А дураки быстро мрут, естественный отбор, Синькова, — всплыли слова учителя, — но если так уж случилось, то нужно не прогонять, а звать хозяина тела. Найдёшь слова и дозовёшься — повезло, а нет — земля, камень да крестик с цветочками».
— Спасибо, Михаил Михайлович, — еле выдавила Лада, но облегчённо выдохнула: может ещё говорить.
— Благодарности перед смертью решила раздать? Не забудь и прощения попросить.
— Не забуду. — Лада качнула кулон на цепочке, привлекая внимание твари, и заговорила: — На солнце гляди, да к нему иди, голос мой, что ручей, вдоль него иди, тело своё верни.
На миг показалось, что сработал заговор, Антон вздрогнул, пошатнулся, но тут же снова расползлась ненавистная улыбка.
— А ты неплоха, но кто ты ему, чтобы звать?
На плечи будто навесили по гире, что тянули к полу, рука, подрагивая, опускалась, спадал сдерживающий заговор. И правда, знакомы они пару часов, никто она ему, потому и не выведет голосом, что ни говори, а связи нет. Кулон уже был на уровне пояса, но тварь не нападала, а следила за ним, ждала. Детали защёлкали в голове: девочка, похожая на Двоеглазовых, имя, защита на окнах, оранжевый, кулон с короткой цепочкой. «Конечно, не только слова держат, кулон, вот что мешает». Лада вскинула руку, мышцы болели, не желая и дальше бессмысленно напрягаться, спину сводило судорогой. Но она держала подвеску-солнце прямо перед глазами Антона.
— Не на мой голос иди, а на смех детский, к той иди, что любил да позабыл. Орхидея манит, солнце тянет, к ним иди, тело своё верни!
Голос окончательно сорвался, Лада осела на пол, ноги не держали. Она зажмурила глаза, ожидая удара. Хотелось верить, что получилось, но не верилось. Минута-две, ничего не происходило. «Может, я уже померла? Вжух и всё», — всплыла дурная мысль. Похлопав себя по бокам, Лада удостоверилась, что она слишком материальна для духа и слишком подвижна для трупа. Напротив стоял Антон, он часто моргал и переводил взгляд с Лады на погром на кухне и обратно.
— Руку-то даме подадите? — беззлобно спросила Лада.
Антон помог ей подняться, на лице читалась бурная мыслительная деятельность. В целом это хорошо, но сейчас Лада не хотела отвечать, а самое важное она и так узнала. Сил не было, а потому оставалось быстро смыться и передать дело выше. Минут двадцать, а если очень верить в свои заговорческие способности, то и тридцать будет спокойно.
***
— Доклад в письменном виде подашь завтра, с подробностями, а не как ты любишь.
Лада, как только убедила Двоеглазовых, что всё теперь будет хорошо, отзвонилась и в общих чертах описала ситуацию. Дело довели до конца без неё, но её доклад не сходился с тем, что подала другая двойка. А потому она больше часа пересказывала всю историю и отвечала на вопросы. Ели честно, Лада уже сама путалась в деталях, не помня, что рассказывала, а что утаила. Над письменным вариантом придётся постараться, а то не отцепятся. Наконец на неё махнули рукой и отпустили, вдогонку выдав отработку в архиве за то, что пошла одна и подвергла опасности людей. «Ну а то, что я же героически всё и исправила, не считается. Ну или почти всё, неважно».
Архив был на верхнем этаже, а лифт, как всегда, не работал. Лада уже обдумывала вариант улечься прямо на ступеньках, чтобы отдохнуть, но, как свет в конце тоннеля, замаячила дверь с табличкой «Архив». Над буквой «в» кто-то старательно поработал с ножиком. Теперь она больше походила на «е», превращая хранилище в Архие. Появилось жгучее желание и после себя оставить след, например, подтереть букву «х» до состояния «у». Мысль о мелкой мести придала сил, и Лада наконец поднялась.
Время тянулось, пылинки неспешно летали по комнате. Лада, потратив час на честный труд, решила, что своё она отработала. Иногда взмахивая рукой, она направляла пылинки в новом направлении. Ноги совсем затекли, Лада поднялась, чтобы размяться, и схватилась за ногу, что-то кольнуло в бедро. Она с запозданием вспомнила про кулон, из-за которого и были все беды с докладом. Лада сама себе не могла объяснить, почему решила его скрыть. Украшение легло на ладонь, маленькие лучики чередовались с большими, инкрустированными мелкими стекляшками, а в центре был какой-то камень оранжевый, как будто мёд капнули. Лада бездумно водила пальцем по кулону, думая, у кого бы узнать, что за камень в нём.
— Опал это, Синькова. Что училась, что не училась, — знакомый голос вызвал улыбку.
— Ну, Михаил Михайлович, могу я один камень не помнить на вид или нет?
Михаил Михайлович ничего не ответил, но по его лицу Ладе явно читалось всё, что он думает о её памяти. Мужчина вытер несуществующую грязь со стула и сел напротив. Он потянулся к украшению. Лада только решила одёрнуть руку, отчего-то совсем не хотелось, чтобы кто-то его касался, даже учитель, но из ниоткуда прилетел комок бумаги.
— Не хочешь, значит, ладно, не отберу, не переживай.
— Да я и не переживала.
— А я и не с тобой. Вот ты, Синькова, духа к нам притащила и не заметила?
Лада повернулась в сторону, откуда прилетела бумажка. За ней стояла маленькая девочка, солнце путалось в её ярко-рыжих волосах. Девчушка мяла края платья в цветочек и улыбалась. Лада бы тоже непременно улыбнулась ребёнку, если бы не разглядела, чем она кидалась в учителя.
— Да я же часами писала эти списки! — оскорблённо вскрикнула Лада.
Девчушка ойкнула, выкинула вторую бумажку, будто это не она, и исчезла.
— Напугала ребёнка, прям часами, чай, пописала чуток да штаны просиживала.
Лада недовольно пыхтела, но не находила, что сказать. «Ладно, рыжая, с тобой мы ещё разберёмся».
— Не притаскивала я никого.
— А кулон кто стащил с места происшествия и не доложил о нём, а? — хитро прищурясь, спросил Михаил Михайлович. — Не пыхти, а рассказывай, как всё было, вместе подумаем, как отчёт твой написать так, чтоб не забрали. Без тебя она всё равно буянить станет.
Посомневавшись, Лада решила не скрывать ничего. Михалыч хоть и вредный, а за учеников своих горой. Может, и по делу объяснит то, что самой было непонятно.
— …Вот так. Только не всё складывается тут. Демон есть такой, что детей забирает, если имя знает. Но такое происходит, если ребёнок нежеланный и мать сама хочет избавиться. А Двоеглазовы хотели детей. Да и нет у этого демона сил так делать, чтобы про ребёнка все забывали, будто и не было его, — Лада смотрела на учителя в ожидании.
— Что моргаешь глазками красивыми, все вопросы вываливай, тогда и отвечу.
— Хорошо, — кивнула Лада, — почему девочку не забрал? Имя, выходит, родители сказали, а она застряла. Почему не пошёл другого ребёнка забирать, раз тут не вышло?
Мужчина покрутил в руках брошенный в него комок, столкнув его в мусорку, заговорил:
— Да, демон сам по себе слабенький, но откуда-то раздобыл мелки. Про них-то хоть помнишь?
— Ну-у, — протянула Лада, пытаясь вспомнить, чтоб уж совсем не позориться, — на первом году какую-то сказку рассказывали, что есть артефакт — мелки семицветные, у каждого своя сила, а какая — никто не знает, но они очень опасные.
— Хоть что-то. Для вас сказка, а для нас вещь важная. Существуют они, красный может прошлое менять, оранжевый, выходит, стирать память о человеке, все следы его существования. Думается мне, так всё было, обернулся кем-то, кто детям безопасным кажется, а пусть продавец леденцов будет. Леденцы-то нравились тебе?
Вновь проявившаяся девчонка шмыгнула за спину Лады, прижавшись к ней. Девушка попробовала погладить её по голове, на удивление рука не прошла насквозь, а девочка только крепче прижалась.
— Имя она, наверно, сама и сказала, а там мелком чирк-чирк и готово. Удобно, если бы как обычно демон действовал, то мы бы быстро на него вышли, а так неизвестно, скольких он «стёр». А только не так что-то пошло. Проказницу-то твою Анной зовут, она так и сказала, а не вышло. И демон всё к матери цеплялся, выспрашивал во сне. Я её посмотрел, она дочку Анной-Марией назвала, а в быту все Аней звали. Вот и не сработало до конца. А Аннушка молодец, до последнего помогала, и надписи стирала, и маму защищала как могла, и тебя дурёху к окну манила, кулон дала. Ты с ним аккуратней будь, куда он, туда и девочка.
Мужчина поднялся, расправил костюм, в пару шагов оказался уже у двери, пока Лада обдумывала его слова. Что-то ещё не складывалось, что-то…
— Но почему не оставил их семью?
— А кое-кто мелки стащил, не так ли? — Михаил Михайлович обернулся, с хитрецой смотря за спину Лады. — Всё, лавка ответов закрыта. Списки пиши, не филонь, с Аннушкой не балуй, отчёт тебе завтра в обед принесу, век должна будешь. И не смей портить табличку, взяли привычку.
— И в мыслях не было, Михаил Михайлович! — как можно искренней воскликнула Лада.
Учитель ушёл, хлопнув дверью, пылинки снова затанцевали, а Аннушка подтолкнула ближе бумагу и ручку, мол, искупаю вину, помогаю изо всех сил. «Сил мне и терпения», — весело подумала Лада.