Петр Воротынцев рассказывает о том, как драмеди Константина Богомолова «Кеша должен умереть» выходит за рамки изначальных жанровых установок и совершает ускорение к трагедии.
Крематорий — это конвейер.
Реплика Кеши из седьмой серии
Сериал Богомолова сооружен из пугающе непреодолимых конфликтов: между персонажами, людьми и обстоятельствами, в которых они заперты, внутриличностных противоречий, наконец. Симптоматика жизненного тупика Кеши и его близких не предполагает благоприятных перспектив.
От осознания неразрешимости тошно. И Кеше (Константин Богомолов), и его супругам, и суровой Кешиной маме. Ловеласа-эгоцентрика Кешу одолевает в пятой серии тошнота физиологическая, но преследует Кешу и Тошнота, если угодно, более высокого порядка, сартровская. «Кеша должен умереть» — про то, что в судьбе человека (его окружения, целого общества) неизбежно наступает момент, когда жить как прежде больше нельзя. Можно либо измениться (не факт, что к лучшему), либо погибнуть. Никакой половинчатости, никакого компромисса.
Музыкальный лейтмотив картины — печальная, задумчивая тема из оперы Антонио Вивальди «Истина в испытании». Истина в Кешином царстве вранья бесконечно подвергается испытанию, порой оказываясь попросту поруганной. Богатый и разнообразный саундтрек к «Кеше» составлен превосходно. На заставке звучит музыка все того же великого венецианца — духовный мотет «Filiae maestae Jerusalem» («Скорбные дочери Иерусалима»). С первых, полных накала, неторопливых, как погребальное шествие, тактов мотета нас накрывает ощущение грядущей непоправимости.
У Кеши, как у султана из советской песни, три жены. Две бывшие и действующая. Еще одна, Алла (Василиса Перелыгина) на подходе, с ней Кеша знакомится во время командировки. Алла — инструктор по плаванию и, увидев ее, Кеша «плывет». Основной костяк Кешиных женщин — саркастическая Лена (Александр Ребенок), шаловливо-глуповатая Юля (Юлия Александрова) и приторно серьезная Варя (Юлия Снигирь). То ли три грации (они иногда берутся за руки, как грации на полотне Боттичелли), то ли три вакханки, мечтающие разорвать Кешу на части, то ли три макбетовские ведьмы. Впрочем, может, и иствикские, ибо пересечений (уверен, по-постмодернистки осознанных) с американским фильмом 1987 года хватает.
Кеша продолжает общаться со всеми, каждая при нем, даже живут по соседству, чтобы далеко не бегать между квартирами. Не совсем жены, не совсем любовницы, не совсем вместе, но и не совсем брошены (недоброшены). Промежуточность отношений метафорически обрисована режиссером в первой серии, в сцене диалога Кеши и Вари. Мизансцена помещает мужа и жену в состояние подвешенности: Кеша стоит в лифте и хочет уехать, Варя лифт грубо задерживает, попутно выговаривая мужу бытовые претензии (на самом деле за разбитую судьбу, конечно). Ни лифт не закрывается, ни гештальт. Милые в сериале бранятся бесконечно, а Кеша лишь над всеми потешается, ибо убежден, что простят. Простят даже ураганное появление четвертой. Возлюбленные приходят в жизнь Кеши по кумулятивному принципу, как в «Теремке». Но Теремок архитектора Кеши обречен быть разрушенным и сметенным неукротимой, неотесанной лапой возмездия.
Своей новой пассии Алле (влюбленные шутят, что у них имена попугая и Примадонны) Кеша признается, что терпеть не может всезнающих и во всем разбирающихся потребителей московского культурного (или околокультурного) гламура. Эти люди ходят на модные выставки, сидят в изысканных ресторанах, посещают резонансные премьеры (часто самого Богомолова). Талантливый, востребованный архитектор (он умеет строить не одни воздушные замки, но и настоящие дома) Кеша — часть данной прослойки, он ненавидит подобный modus vivendi, но и порвать с ним не может. Богомолов рассказывает о хорошо знакомом ему столичном пласте откровенно, но не скатываясь в травлю и обесценивающую насмешку. Хотя, стоит признать, что социальные и психологические портреты великолепны в своей меткости. Фильм Богомолова не бесстрастная история болезни, а попытка исповеди. Почти все персонажи картины до нелепого беспомощны. Даже эпопея с убийством Кеши превращается сначала в фарс и лишь потом, как бы переворачивая знаменитое изречение про повторяемость истории, в трагедию. Богомолов документирует (не со злорадным зубоскальством, а искренним сожалением) увядание и вырождение целого социально-психологического класса.
Причина разложения понятна и очевидна. Герои сериала привыкли жить в компромиссах и комфортном, тепленьком самообмане: у них парализована воля и мотивация к поиску подлинности. Отсюда и утомительный осенний марафон в личной жизни — логичное следствие порочной, но, в конечном счете, добровольной тюрьмы созависимости, все той же половинчатости. Однако и у марафона, сколь бы бесконечным он ни казался, есть конечный пункт… Осени в кадре много: парящая листва, влажный асфальт, стынущий, хладный, как в реанимации, воздух. Кино осеннее, закатное, прощальное.
По сюжету герои обитают в уютном 2019-м, на точную хронологию указывает возраст лучшего друга Кеши Леши. Мы видим паспорт Леши с годом рождения (1974 год), и авторы в диалогах, делают акцент, что ему сорок пять. 2019-й нынче принято характеризовать, как «последний нормальный[1], до всего». Леша, своего рода, двойник Кеши, зеркало его судьбы. Роль Леши исполняет Игорь Верник. Про Лешу говорится, что выглядит он отлично как Верник. Типичная богомоловская ирония, возможная в дебюте сериальной партии, пересыхает к финалу. Юмора и изящной словесной игры в «Кеше» предостаточно. Одержимая здоровым питанием веганского образца Варя нудно рассказывает, как перемалывает в блендере кешью. Вслушаемся, «перемалывает кешью»!
В первой серии Леша скоропостижно умирает, прямо во время обеда у Кеши в гостях. Умирает по прилете в Москву из США. Видимо, сам воздух родной земли оказывается смертоносным. Перед внезапным уходом из жизни Леша поднимает снисходительно-высокопарный тост «за Родину». Далее следуют трагикомические мытарства тела Леши. Оказывается, что заокеанского плейбоя и похоронить-то некому, да и некогда. Коллизия непогребенности, как мне кажется, по-карнавальному выворачивает миф об Антигоне и Полинике. Богомолов, филолог по образованию, подобную игру в бисер обожает. Кеша, конечно, ведет переговоры с похоронным агентом, выбирает гроб и способ захоронения, но как-то апатично, без особого почтения к памяти усопшего. На похоронной теме в сценарии и кадре внимание концентрируется многократно. Зрителю тщательно вкладывают в сознание мысль, что Кеша нежилец, живой труп, еще по неведомой причине передвигающийся по земле. В сериале нет ни одного случайного или заброшенного мотива. Сценарист Анна Козлова («Садовое кольцо», «Краткий курс счастливой жизни», «Медиатор») намеками и полунамеками педантично, по кирпичику возводит сюжетное здание. «Кеша», на мой взгляд, имеет ряд пересечений с «Садовым кольцом». Рассказывая о кризисе семейных отношений и кромешной лжи, в которую сползли персонажи, Козлова говорит о непреходящей депрессии общественной. Есть пересечения и в конкретных образах: в обоих сериалах присутствует жесткая и доминирующая мать.
Мать Анна Ильинична (Елена Попова) — главная женщина в судьбе Кеши. Мама — дама строгая и во все вмешивающаяся, забивающая окружающих своей авторитарной заботой. Интеллигентная Анна Ильинична любит искусство и с восторженным придыханием рассуждает о русской классической литературе. Когда же простоватая и необразованная, по мнению Анна Ильиничны, Алла позволяет себе заметить, что герой рассказа «Темные аллеи» — просто «мелкий развратник», мама Кеши впадает в яростное, захлебывающееся возмущение и чуть ли не хватается за сердце. Аллитерация Анна — Алла призвана усилить противостояние, из-за фонетического сходства имен один раз возникает конфликтная и неловкая ситуация.
Молодую маму в черно-белых ретро-флешбэках исполняет Анна Синякина. Вставки из прошлого проясняют генезис поступков и психологическую природу персонажей. Синякина изумительно точна в передаче образа самовлюбленного, нарциссического родителя, маскирующего эгоизм под участливую опеку. От слащавых интонаций молодой мамы дурно физически. Мама — человек, пренебрегающий правдой и закрывающий глаза на истину с некоторой демонстративностью. Муж (отец Кеши) ее не любит, хочет объясниться и уйти, а она лишь в ответ щебечет какую-то незначительную чепуху. Занятный психоаналитический и художественный нюанс: отца Кеши играет Богомолов.
Отрицание или обесценивание очевидного — стандартная модель поведения героев «Кеши». В это же состояние Богомолов умудряется погрузить и зрителя, мы не принимаем фатальность происходящего до конца. Лена раздраженно упрекает Кешу в том, что тот воспринимает кончину Леши со «злобным пессимизмом». Интересно, а возможно ли реагировать на смерть друга с ликующим оптимизмом? «Это не пессимизм, это реальность», — парирует Кеша, он хотя бы способен сохранять трезвомыслие. Мы смотрим на сериал оптикой 2023-2024 годов, грозного времени, которое поставило смерти на поток. Ненароком брошенная Кешей фраза из седьмой серии: «Крематорий — это конвейер», заполняется зловещим социальным содержанием.
Многофигурная композиция личной жизни не препятствует эффективной и успешной работе Кеши. Он — одаренный профессионал, зарабатывает достаточно, чтобы содержать маму, жен, детей и даже беременную собаку с ее будущим потомством. Однако здание своей жизни Кеша строит из очень некачественных материалов, собственными руками он конструирует катастрофу. Экстравагантный домострой самоуверенного архитектора с каждым эпизодом все больше покрывается трещинами. Аннушка уже разлила масло, а кирпич возмездия уже летит на голову Кеши.
Жены Кеши полагают (не без оснований), что он источник неприятностей в их судьбах и постепенно начинают грезить (бредить) о кончине коварного изменника. Пассивно ждать, когда злодей преставится как-то унизительно, и коварные леди Макбет (в данном случае не шекспировские, а лесковские, с ударением на первой слог) разрабатывают план, как Кешу прикончить. До поры до времени замысел представляется лишь игрой, бездарной болтовней: мы привыкли, что эти дамочки редко доводят дела до успешного завершения. Богомолов искусно ведет нас по ложному жанровому следу. Режиссер швыряет зрителю надежду на примирение, духовный ренессанс Кеши — тот произносит однажды христианский монолог о необходимости прощать и любить врагов.
Богомолов приучил нас к тому, что часто сбегает от серьезности, как бы стесняется ее. Но в последние десять минут (хотя бы ради них стоит посмотреть фильм), «Кеша» непредвиденно взмывает к трагедии. И я не о формальном ее критерии (смерть человека). В настоящей трагедии, по Бродскому, гибнет не герой, а хор. Это уничтожение системы координат, сдвиг мироустройства, отмена прежних основ. Сериал берет планку могучего трагического обобщения. Заключительный кадр утягивает зрителя в экран и словно делает соучастником. Концовка сериала по общему настроению, безошибочности деталей, филигранности ритма (музыкального и изобразительного) сопоставима для меня с мстительно-ехидным великолепием финала «Повара»[2] Питера Гринуэйя и драматической статью заключительного многоточия «Елены» Андрея Звягинцева.
После развязки в траурном зале (одна из жен приходит туда беременной, так Богомолов совмещает в одной локации циклы рождения и смерти) следует короткое послесловие. Титр информирует, что «проходит полгода». Если приплюсовать к осени 2019 полугодие, то получим период пандемии или время накануне ее. Частный душевный апокалипсис Богомолов накладывает на всеобщую беду. Пандемия берет начало в теле нулевого пациента, а общемировое зло в душе конкретного человека. Этот вирус разлетается мгновенно. И как же трудно найти от него вакцину!
[1] В сериале Валерия Тодоровского «Надвое» подчеркнуто, что время действия — 2019 год. Так, благодаря хронологической ремарке режиссера, частные проблемы героев, их обманы и заблуждения воспринимаются как предвестие грядущих катаклизмов.
[2] Полное название фильма «Повар, вор, его жена и ее любовник».
#кино #сериалы #чтосмотреть #рецензиянафильм #формаслов