Кошка, почти полностью черная, лишь с небольшими вкраплениями рыжего и белого цвета, сидела на лавке и умывалась. И наслаждалась тишиной. И вспоминала. О, кошка хоть и была молодой, всего-то неполных три годика, но вспомнить ей было что: она уже второй год жила на улице. А это, знаете ли, очень и очень немало, в особенности для кошки, которая изначально была домашней. У неё даже паспорт был. Где значилось, что она — британская, и окрас у неё черепаховый.
Вот этот вот окрас её и подвел. Конечно, и её с натяжкой можно было назвать кошкой черепахового окраса, но, зачем притягивать факты за уши? — возможно, где-то в предках у неё и была настоящая британская кошка черепахового окраса, и от неё молодой кошечке и достались эти вкрапления рыжего и белого цвета, но, сама-то она не была ни британкой, ни кошкой черепахового окраса. Самая обычная беспородная кошечка, коих полно везде.
Скажете, не в окрасе счастье и не в породе — ну, не знаю, не знаю — кошка, которая сидела на лавке и умывалась, могла бы с вами поспорить. И аргументированно поспорить. Её же купили именно как британскую кошку черепахового окраса. Который, к слову, говорят, счастье приносит. Купили, правда, кошечку на «Авито». Потом ругали себя за это, ругали, но, что сделано, то сделано.
Чем старше становилась кошечка, тем меньше становилась её «черепаховость», в окрасе стал преобладать черный цвет, а уж про сходство с «британцами» можно вообще промолчать.
И, нет, её не выкинули. Кормили, поили, даже любили. Возможно. Хотели, правда, вернуть, когда поняли, что это никакая не породистая кошка, да только продавца того и след простыл. Так и жили.
А потом случилось оно, счастье. Для людей, конечно: дом, в котором они жили, признали аварийным и как-то быстро всех расселили. Получили новую квартиру. Переехали. А кошку оставили. Она ведь не британская, обычная. И окрас у неё совсем не черепаховый. Вот, если бы черепаховый был… Тогда, наверно. Может быть. Он ведь счастье приносит.
Так кошечка осталась одна и оказалась на улице. Не совсем одна, правда, и не совсем на улице — дом-то не сразу снесли, вот, в нем они, брошенные, и жили. Кошка Маруська из второй квартиры, кот Тимофей из седьмой, да собака Жулька из одиннадцатой. Дом-то небольшой был, двухэтажный, на три подъезда. Всего двенадцать квартир. Пустых. В них они и жили. Привыкли, потому что. Домом считали. Впрочем, для них это и был дом. А потом и его снесли.
Жулька попала в отлов, кота Тимофея и кошку Маруську поймали волонтеры, а кошечка смогла убежать и спрятаться. Она же молодая. Вот и получилось. А людям она уже не доверяла, жизнь на улице по длительности была почти уже равна домашней, так что…
И сидела сейчас кошечка, почти что черепахового окраса, и умывалась. Наслаждалась солнечным теплом. Собак не слышно, не видно, людей — тоже: красота!
Расслабилась кошечка, задремала почти, пригрелась на солнышке, и не заметила, как на лавку рядом с ней человек приземлился. Ну, не совсем, конечно, человек, человечий детеныш, девочка. Был бы взрослый, кошка моментально бы исчезла с лавки, спряталась. А дети, они еще чистые. Нет, разные, конечно, бывают, но легко распознаются — хорошие или плохие. С добром или со злом на уме. Эта девочка хорошей была. И расстроенной. Сидела, плакала о чем-то.
Слезы так и капали. И косички её рыжие, торчащие в разные стороны, временами так смешно подрагивали. И кошечка чуть не забылась, так вдруг ярко детство вспомнилось, и так захотелось поиграть, как раньше, бумажкой на ниточке, что кошка косичку чуть лапой не схватила. Но, вовремя опомнилась. Детеныш ведь плачет, расстроен чем-то. А это — нехорошо.
Кошка аккуратно подобралась поближе и осторожно так ткнулась лбом в руку девочки. Ткнулась и замурчала, замурлыкала.
Девочка заметила кошку и плакать как-то почти сразу перестала. Стала на жизнь кошке жаловаться.
— Бабушка меня опять несчастьем назвала. Так и сказала: «Несчастье ты мое!». А я разве несчастье?
— Да нет, конечно, ты что. Какое ты несчастье? — ты самое настоящее счастье. Любит она тебя просто, вот и, — кошка всё это мурлыкала, и, естественно, девочка не понимала, что ей говорит кошка. Но чувствовалось в мурлыкании кошки что-то такое хорошее, доброе, успокаивающее, что девочка и расстраиваться перестала.
— А знаешь, пошли вместе со мной. Одна я что-то идти боюсь, я же без спроса убежала, а с тобой бабушка, наверно, ругаться не будет. Ты же вон, какая, красивая.
И девочка взяла кошку на руки.
Делать нечего, пришлось той согласиться, не бросать же детеныша одного. Проводит до дома, а там…, там — по ситуации. Не понравится — сбежит. Она же кошка.
Увидела бабушка свою внучку с кошкой на руках и только руками всплеснула:
— Ох ты ж, несчастье мое, горе луковое, с кошкой пришла! И что с тобой делать?
Бабушка ворчала, а между делом и внучку заставила умыться, и кошку вымыла и накормила. В ванной, правда, закрыла.
— Нет, не выпущу я её. У нас Арчи и Муська, или ты забыла о них? А вдруг она чем болеет? Вот родители придут и пусть решают, что делать.
Девочка в итоге почти все время сидела в ванной. С кошкой. Чтобы той не страшно было и не одиноко.
А вскоре и папа пришел. И тут же руки раскинул в стороны, и на всю квартиру:
— Ну, где мое рыжее счастье? Кто меня встречать будет?
Девочка, на удивление, не из комнаты выбежала, а скромненько так из ванной вышла. С кошкой на руках. Тут и бабушка появилась, и объяснила все.
— Вить, не знаю, что и делать, сам решай. Я, конечно, тоже виновата, отругала её, что куртку порвала, она и обиделась, убежала. Вернулась вот, уже с кошкой.
— Ну, куртка — это ерунда. Не нога, не рука и не голова. Новую купим. А эту зашьем. В новой будет в школу ходить, а в старой бегать на улице.
Потом папа глянул на часы, сказал, что они еще успевают, забрал кошку и пошел куда-то. Девочка, правда, дома не осталась, с ними пошла.
Кошечка сидела на руках у мужчины и думала: «Ну, вот и всё, снова закончилась моя домашняя жизнь» …
Ан, нет, ошиблась она оказывается. Приехали в какое-то место, ветклиника называется, там кошечку посмотрели, всякие анализы взяли, сказали, что, в целом, здорова, но, лучше все-таки две недели на карантине подержать. Без контакта с другими животными.
Из клиники домой поехали с большой клеткой в руках.
А дома уже и мама была.
***
Прошло полгода. Молодая кошка лежала на подоконнике и нежилась на солнышке. И наслаждалась счастьем. Ведь неважно, как тебя иногда называют, несчастьем, горем луковым, главное ведь, что любят.
А из другой комнаты неслось:
— Ох ты ж! Было у меня одно несчастье, теперь целых два! Горе вы мое луковое…!
Это они с девочкой сегодня бегали, играли и цветок уронили. Нечаянно. Убрали, конечно, но, следы, видимо, остались. Вот, бабушка и заметила.
Кошка потянулась, перевернулась на другой бок и улыбнулась: пусть ворчит, все равно любит. А когда не сердится — счастьем зовет. Разве это не счастье?