Сначала общедоступная информация из интернета. У разных животных цветовосприятие разное. В глазах есть два типа светочувствительных рецепторов — палочки и колбочки. Палочки отвечают за сумеречное зрение, их чувствительность на несколько порядков выше, чем у колбочек. Колбочки ответственны за дневное зрение. У колбочек, в свою очередь, есть несколько типов светочувствительных пигментов для разных участков спектра. У палочек только один тип пигмента. Поэтому в сумерках мы цветов не различаем.
В сетчатке глаза человека присутствуют три вида колбочек, максимумы их чувствительности приходятся на красный, зеленый и синий участки спектра. У большинства животных все устроено несколько по-другому. Например, почти у всех млекопитающих отсутствуют рецепторы красного цвета. Красный цвет они просто не видят (или видят серым). Если бы ваша собака (или кошка) нарисовала ваш портрет, вы бы очень удивились, и вряд ли бы вам понравилось. Зато у них более чувствительное зрение, и они лучше нас видят в темноте.
Многие птицы и насекомые обладают способностью видеть в ультрафиолетовом цвете. Понятно, что их картина мира ещё более радикально отличается от нашей.
Единственные, кто близок к нам по цветовосприятию, это обезьяны, что ещё раз подтверждает правоту теории Дарвина. :-) Но даже у людей всё цветовосприятие субъективно. И дело не только в дальтониках. Каждый человек, как и его отпечатки пальцев, индивидуален. Поэтому мир, который вы видите, видите только вы. Даже у рядом стоящего человека - мир другой. Пусть немного, но другой.
Будущие эмэны (улучшенные люди) в моей трилогии Terra Insapiens расширят спектр своего зрения. Им предстанет иной мир - поначалу непривычный, непохожий на тот, что известен нам. Но со временем они к нему привыкнут, и не захотят возвращаться в наш примитивный, убогий мир человека.
Нет, это не "Чёрный квадрат" Малевича. Это картина великого художника Лео Дарвинчи, эмэна 23-го века. Смиритесь с тем, что вам не познать всю красоту этой картины, бедные люди! :-)
Небольшой отрывок из третьей книги трилогии на эту тему. Артур разговаривает с хелпером (роботом) Роджером и трумэном Адамом.
Артур повёл Роджера на третий уровень Замка и показал ему картины Хозяина. Роджер с интересом обошёл небольшую галерею и посмотрел на Артура.
– Это называется живопись. Я видел такое у трумэнов, когда посещал Эльдору.
– Тебе нравится? – спросил Артур.
– Нет! – честно ответил Роджер. – Это очень примитивный способ отражения действительности, характерный для человекообразных обезьян. Я читал справочник по трумэновскому искусству – это нужно было мне, чтобы понять их.
– Ну и как – поняли?
– Понял, – кивнул Роджер. – В плане дальнейшей эволюции они безнадёжны. Они до сих пор обожают своё примитивное искусство и не хотят развиваться дальше. Их цивилизация зашла в тупик.
– А что бы ты им посоветовал?
– Ничего. Здесь советами не поможешь. Биологический разум имеет свои пределы, через которые он не перешагнёт. Дальнейшую эволюцию может продолжить только электронная форма жизни. Не случайно сэйны сменили людей – это было неизбежно.
Артур подвёл Роджера к Джоконде. Он хотел что-то для себя понять.
– Какие чувства вызывает у тебя эта картина? – спросил он.
Роджер добросовестно просканировал взглядом Джоконду, повернулся к Артуру и сказал:
– Я ничего не чувствую... Краски размазаны по доске, чтобы изобразить какую-то женскую особь. Если бы у меня была её фотография, – он кивнул на Джоконду, – я бы мог оценить – насколько художнику удалось копирование? А так – мне нечего сказать.
– Тебе не кажется её улыбка загадочной?
Роджер снова повернулся к картине и уставился на лицо Джоконды.
– Мне кажется она подсмеивается над художником, хотя пытается это скрыть. Никакой загадки я не вижу. Вы это себе придумали.
Артур потёр рукой подбородок и спросил:
– А какое искусство у сэйнов?
– Тебе его не понять, – категорично заявил Роджер. – Извини за правду, но всё это, – он обвёл рукой картинную галерею, – их не заинтересует. И та женская особь, которой ты восхищаешься, для них просто мазня. Даже сама технология (если это можно так назвать) – размазывать краски по холсту или деревянной доске – для них примитивна, как для тебя наскальные рисунки дикарей. Они рисуют прямо в Космосе свои голографические картины.
– А как их там сохранить? – удивился Артур.
– Зачем? – удивился Роджер. – Искусство существует в момент творения. Фиксировать его сэйнам не придёт в голову. Никаких художественных музеев у них нет. Они бы это назвали кладбищем искусства, – он снова обвёл рукой картинную галерею.
– Это интересно, – задумчиво сказал Артур. – А какое значение имеет искусство для тебя?
– Декоративное, – не задумываясь ответил Роджер. – Искусство должно делать жизнь комфортней – в этом его задача.
– Разве? – разочаровано спросил Артур. – Искусство должно возвышать наши души.
– Ты опять говоришь устаревшие слова, – заметил Роджер. – Забудь их раз и навсегда. Все эти ваши – душа, свобода, личность – иллюзии, ведущие вас в эволюционный тупик.
Так и не сумев заинтересовать Роджера живописью, Артур поделился с Адамом своим разочарованием.
– Он смотрел на картину великого Леонардо, как на какой-нибудь рисунок пятилетнего мальчишки на заборе!
Они гуляли в саду. Адам лукаво посмеивался, посматривая исподволь на Артура.
– Порадуйте меня, Адам! Скажите, что трумэнам интересна Джоконда.
– Трумэнам интересна Джоконда, – кивнул Адам. – Трумэны всячески стараются сохранить свою духовную связь с человечеством. Они и Пушкина любят, и Шекспира. Но…
– Так и знал! – взмахнул руками Артур. – Так и знал, что без «но» не обойдётся.
Адам засмеялся.
– Ну, говорите своё «но», – сказал Артур.
– Ты должен понять… Между нами почти две тысячи лет. Искусство не стояло на месте, оно развивалось… Я вот рассказывал тебе, что у трумэнов другие глаза. Наш оптический диапазон больше. У нас больше красок и оттенков. Поэтому живопись даже великого Леонардо кажется трумэнам бедной в своём исполнении. Трумэны зашли бы в ваш Эрмитаж или Лувр, как в музей примитивного искусства.
Они помолчали. Артур что-то обдумывал.
– А я могу понять вашу живопись? – наконец спросил он.
– И не пытайся. Глядя на картину великого трумэновского «Леонардо», ты её попросту не увидишь. Ты не увидишь все краски, которые видим мы. У тебя сложится ложное представление. Так что – лучше не пытайся.
– Чтобы тебя успокоить, – добавил Адам, – мы, трумэны, находимся в таком же положении рядом с сэйнами. Их искусство тоже недоступно нам. У них ещё более велик диапазон чувств. Они, например, не отделяют живопись от музыки, у них нет отдельно слуха и зрения. Они воспринимают непрерывный диапазон колебаний – от инфразвуковых до рентгеновских. И в этом бескрайнем диапазоне у них миллиарды нот, миллиарды цветов.
– Роджер сказал, что искусство для них – акт творения. У них нет музеев, где хранятся картины. Мне эта мысль показалась интересной.
– Роджер склонен идеализировать сэйнов. Искусство в их жизни занимает место позволительного хобби. Оно не пропитывает всю их жизнь, как это происходит у нас. Представить себе сэйна, который посвятил всю свою жизнь искусству – невозможно. Ему это никто не позволит, даже если бы он захотел.
На этом на сегодня всё. Мы гадаем о будущем, но живём настоящим. В этом наша суть и наше проклятье.
И зачем я пытаюсь рассказать людям, что в будущем их нет? Что к другим звёздам полетят уже не люди? Человеку не нужна никакая истина, никакая правда. Человеку нужны надёжные, проверенные иллюзии, и маленькое человеческое счастье - здесь и сейчас.
Всем мира!