Каждое утро солнечный диск поднимался на востоке станичного юрта и начинал свой дневной путь. Маленьким детям матери объясняли, что солнце ночью отдыхает в подземелье и набирается сил, чтобы днём снова давать свет, такой нужный людям. Потому и малыши тоже должны ночью спать, как это делает солнце.
Летом, с первыми лучами поднимавшегося над горизонтом дневного светила, оживали станицы и хутора, чтобы затихнуть только через много часов и лишь после того, как в западной оконечности станичного юрта солнце будто раскалённый кругляш металла в горне местной кузницы опускалось в Северский Донец, оставив воспоминания о себе в виде мелких облачков в предзакатной алой полосе.
Первое место, куда попадали утренние солнечные лучи над хутором Швечиков, это были скалистые выступы на верхушках, невысоких гор Донецкого кряжа, протянувшегося по правобережью Северского Донца. Камень, образовавший эту горную цепь древних возвышенностей, дал название местным речкам, хуторам и даже ближайшей станице Каменской.
В окружающей казачьи селения степи, на взгорках, высоких и совсем малых холмах, выступали словно прорезавшиеся зубы сказочного дракона пластинчатые глыбы камня песчаника и известняка. От времени они покрылись прозеленью, истончились под напором ветров и их тянущиеся на долгие вёрсты цепочки дали название гребенным горам.
По краям глубоких балок, идущих к Северскому Донцу виднелись каменные обрывы, те самые выходы пластов, выдавленные гигантскими силами на земную поверхность много тысячелетий назад. Эти же силы оставили на посеревшей вертикальной поверхности рваные складки, разрывы, всевозможные перекруты и сколы. Это потом, уже в куда более позднее времена, где люди, а где и животные понаделали больших и малых пещер и лежбищ и предоставили тем самым возможность принять решение - можно ли начинать в этом месте добычу доступного полезного ископаемого или повременить, пользуясь возможностями в других местах.
Не составляло большого труда определить, как природа веками создавала этот нужный людям строительный материал. Талая вода из года в год затекала в трещины и потом мороз разрывал толщу камня и словно шинковал его на пластины. Камень так всегда и назывался - пластушка. По толщине он делился на самый распространённый - дюймовый, который шёл на большинство нужд в строительстве и в благоустройстве казачьих усадеб, а также двух и трёхдюймовый, которым, как правило, вымащивались дорожки и брусчатые площадки возле общественных зданий и церквей. Был ещё бутовый камень, годившийся только на выкладку фундаментов, стен и изгородей, да на заполнение пустот в плотинах на степных ставках и речушках, ремонт мостов и проезжих дорог между станицами и хуторами.
Камнеломы различали это по настоящему полезное ископаемое на молодой, серо-зелёного цвета, не потерявший от времени своей прочности и на камень старый, желто-коричневого цвета, который из-за излишка железа изобиловал разводами под дерево, похожие на годовые кольца на распиле ствола. Он тоже ценился, но уже больше шёл для украшательства. Чтобы было чем на казачьей усадьбе глаз порадовать. Из него старались выложить оголовки колодцев, приступки на входе в казачьи курени и стояны - столбы, на которые навешивались въездные ворота. Казаки, обнаружив, что положенный в печь невзрачный, буровато-серый камень меняет цвет и становится красным, как околыш на фуражке или лампасы на шароварах, научились использовать и его. Называли его малинником и продавали как диковинку на тех ярмарках, куда вывозили на продажу зерно и скот.
Камень песчаник можно было увидеть повсюду в селениях, расположенных по течению Северского Донца. Из такого материала были выложены низы казачьих куреней, чтобы они меньше страдали от наводнений. Конюшни, сараи для скота и амбары для хранения урожая, всё это тоже выкладывалось из местного камня. Иногда на известковом растворе, а то и как принято было говорить, «на сухую» когда находили мастера, способного так уложить каждый камешек, что даже лезвие ножа нельзя было просунуть вовнутрь.
В хуторе Швечиков мастерством укладки камня славился Фёдор Колычев, предки которого, проживавшие в поместьях, принадлежащих сербским офицерам пограничной стражи были поверстаны в казаки, причём также, как и прадед торгового казака Карапыша, владевшего хуторской лавкой. Только тот до местного торгового магната поднялся, а Колычевы так в каменщиках и проходили из поколения в поколение.
Фёдор, когда выкладывал стену из камня, или дорожку от одного строения к другому, то всегда раскидывал навезённый камень в один-два слоя на небольшие кучки, и затем высматривал зорким взглядом нужный, вынянчивал его несколько раз, примеряясь по разному до тех пор, пока не находил ему место на веки вечные.
Он действительно верил и убеждал других в том, что камень это самый лучший и вечный материал. Мог пуститься и в рассуждения, что можно даже душу его почувствовать, но её, конечно, прежде всего понимать надо. Одно дело целёхонький, с ровными бочками, больше на рукодельный кирпич похожий, который так и просится в стену для того, чтобы занять для себя лицевое место. И совсем другое, когда в руках мастера оказывается бесформенный, с рваными краями, булыжник, который если куда и можно отправить, то только на забутовку, подальше от глаз людских. Колычев такое уродливое творение природы сравнивал с никчемным человеком, тому ведь тоже трудно место в жизни найти.
Камень были горазды были использовать все, а вот добыча его была делом трудным и очень изнурительным. До такого строительного материала и его лучших пластов ещё добраться нужно было. Вручную сначала снимался плодородный слой почвы и его увозили на подводах к хуторским огородам. Плодородной земли в юрте станицы Гундоровской не хватало и потому ею никто не разбрасывался. Потом сдирали полуразложившийся слой старого мелкого камня, называемого среди добычников неблагозвучным словом дрыща. До полутора аршин в глубину нужно было такого хлама счистить, прежде чем открывалась торцевая часть пласта. В хорошо различаемые трещины загонялись плашки – остро наточенные, узкие пластины из железа, выкованные в хуторской кузнице. Чтобы удар был плотным, орудовали десятифунтовыми кувалдами. В образовавшуюся щель вставлялся лом-поддира и камнеломы налегали всем своим весом на этот нехитрый инструмент, пока не слышали треск камня по краям разрабатываемого пласта. Если шёл такой треск, значит камень крепкий, разрушаться быстро не будет, но и добывался он гораздо сложнее, чем тот, который перележал в земле.
Рядом с хутором Швечиков было три каменных ломки. Первая, самая близкая, называемой хлынцовской, на которой работали отловленные по всему Донецкому округу бродяги. Эту публику издавна на Дону называли хлынцами. Об их жизненном положении свидетельствовала всего лишь одна фраза из полицейских протоколов: «Без определённого рода занятий». Промышляли они мелким воровством и попрошайничеством. Проникали из соседних с Областью войска Донского губерний по весне, когда шёл большой наплыв сезонных наёмных работников. Никто из подобных бродяг работать нигде и не собирался. Не для того они шли в богатый южный край. После одного-двух попаданий в холодную при станичном правлении, с целью установления их личностей, они отправлялись приносить пользу на каменную ломку. Однако, такие, не сильно уважаемые личности, пользы приносили мало. Растеряли, как видно, оставшуюся силу в загулах и в бродяжничестве. В хлынцовских забоях можно было увидеть очень живописную картину. Жаль только, что живописцы в такую донскую глубинку не добирались!
Цвет лица у большинства таких работничков был как и у добываемого камня - серо-зелёный с переходами на синеву. Руки, державшие ломы, кувалды и лопаты тряслись и без применения этого простейшего инструмента. Работы на минуту – отдыха на час!
Если и можно было их приспособить к чему-либо, так это к укладке камня в стопы, да и то они халтурили, оставляя в уложенном камне пустоты. Смотритель каменной ломки, назначенный станичным правлением, увидев такое, разбрасывал хлынцовское произведение и демонстрировал прямо под носом у таких укладчиков казачью нагайку, которую всё время носил за голенищем. Но когда выводили его из себя, то и в дело её пускал. Но так, чтобы по тихому, без огласки. Что поделать, исправительные работы, они и есть исправительные!
Увидев плохую работу на хлынцовской ломке, станичный атаман давал команду урезать выдаваемую пайку и пресекать передачу табака от жителей хутора. Это помогало мало. Тогда он устанавливал твёрдый урок на каждого работающего - по полтора кубических аршина и ни камешком меньше. Сторожевым казакам строго-настрого наказал из забоев окарауливаемых работников не уводить на ночлег хоть до полуночи, до тех пор, пока не будет выполнена норма. Только таким вот урочным принуждением и смог атаман получить отдачу от хлынцовской ломки. По другому не получалось! Отловленные в окрестностях бродяги и неисправные должники, с которых станичное правление взыскивало недоимки по ссудам, полученным на разные нужды, готовы были идти на любую работу, только бы не попасть на каменную ломку в окрестностях хутора Швечиков. Молва шла впереди дела!
Совсем по другому работали на хуторской ломке, там где трудились местные казаки по собственному желанию, добывая камень для своих хозяйственных нужд. Двум-трём соседям выделялся один забой, в котором они вели добычу камня и отвечали за порядок. Так было сподручнее. Один орудовал лопатой и расчищал площадку от мелкого камня и отходов. Второй, самый опытный и умелый, непосредственно вёл добычу, раскалывая камень и сразу сортируя его, а третий выносил добытый камень и укладывал его на повозку. За день тяжелейшей работы можно было добыть целый воз на троих и так по очереди завозить по вечерам каждому. Работали почти каждый день кроме воскресений и праздников, пока не наступала страда весной или не выпадал снег поздней осенью. За несколько лет каждый старательный казак мог себя обеспечить местным строительным материалом. Оставалось только приложить руки.
Была ещё в хуторском юрте довольно большая коммерческая ломка камня. На ней хозяйничал торговый казак Выпряжкин Ерофей. Хуторяне между собой называли его Запряжкиным, за умение поставить дело и ладить со всеми. Со своими работниками, со станичным и хуторским начальством, и даже со строгим инспектором горных дел, приезжавшим не меньше двух раз в сезон проверять его работу.
Где лишней копеечкой в расценках, где добрым и шутливым словом, а где и тихой угрозой в адрес начинающих лениться работников, этот хозяин добивался своего. Не зря в народе говорят: «Не люди, а деньги камень бьют». Деньгами же Выпряжкин распоряжаться умел. Начинал с совсем скромных сумм, с мизерных копеек, да и работал на первых порах только сам в своём забое. А как развернулся! Каменные ломки песчаника и известняка он сумел узаконить. Сначала на хуторском сборе решили выделить ему место, а потом уже на станичном утвердили все кондиции сдачи в аренду и правила разработки переданного ему месторождения. По пятьсот рублей в год обязали его платить для пополнения общественных сумм. Хоть и жаловался Ерофей Выпряжкин, что это много, но от дела своего не отказывался, а напротив, год от года всё его расширял. Было с чего. Уж больно место оказалось удачным. Помимо камня песчаника и известняка, он на месте бывшей лисьей норы обнаружил выход курного угля, оказавшегося совсем приличного качества! Только и работай! И он работал, не щадя ни себя, ни своих, приходивших каждый сезон из Екатеринославской губернии работников. Их местные казаки привычно называли славцами, а когда хотели на них зло сорвать, или обидеть, не зная даже за что, то могли обозвать и наймитами. Ерофей Выпряжкин себе такого никогда не позволял и других сдерживал. Говорил, что тружеников нельзя обижать. Грех большой.
Они действительно были большими тружениками! Приходили к нему по ранней весне целыми семьями. Всем находилось дело. Женщины кашеварили и работали на сортировке камня. Одни подростки трудились саночниками в угольной копанке, таскали подбитые полосами железа деревянные санки с глыбами угля. Другие помогали своим отцам в каменных забоях и у печей. Жили все славцы большим гуртом в нескольких домишках на окраине хутора, которые их хозяин Ерофей Выпряжкин специально купил и обустроил для своих нужд. Вели себя пришельцы мирно и тихо, скрывая свою вековую враждебность и зависть к казакам. Было отчего завидовать. У казака и пай немалый, и скотина с рабочим инвентарём есть, и дом собственный, у кого просторный, у кого не очень. А у славца что? Только натруженные руки, к тому же остающиеся в межсезонье безо всякого применения.
В угольной копанке и в каменных забоях работали только днём, даже несмотря на несусветную жару. А вот напольные печи по обжигу известкового камня не гасли никогда. Перерыв возникал лишь по причине ремонта одной из них из-за прогара или обрушения.
На каждой печи трудилось по два работника. Они напоминали чертей с лубочных картин на библейские темы. Оба с длинными загнутыми кочергами и большими щипцами, с вечно обожжёнными красными, безбровыми лицами, в закопчённом рванье, еле прикрывающем их полуголые тела. Один поддерживал огонь в топке, забрасывая попеременно то сырые дрова, то поверху, смешанный с замоченной соломой и навозом, курной уголь, подвозимый с копанки. Без длинной кочерги ему никак нельзя было обойтись. Второй занимался загрузкой печи известковым камнем, а потом уже готовый и полностью пережжённый вытаскивал и дробил, затем, после охлаждения, засыпал в мешки. Иногда они менялись друг с другом работой, но легче от этого никому не становилось.
Площадку, где стояли печи, местные жители называли горячей балкой. От неё ветром приносило постоянный жар. Некоторые ещё и утверждали, что в хутор из-за этого проникал удушливый смрад, но это было злой выдумкой. Как-то нужно было проявлять свою застарелую зависть к Ерофею. Сетовали: «У него каменная ломка. Пластушку и известь развозит и продаёт по всей округе. Деньги на нашей земле зарабатывает. А у нас только что? Казачий пай и больше ничего!»
Напрасно хуторской атаман Тимофей Богучарсков напоминал таким говорунам, что землю, на которой позволили работать Ерофею, давным-давно признали неудобной для любых целей, даже для выпаса скота. Никто его не слушал, также, как и никто чужим успехам не радовался. Такова природа человеческая! И атаман это хорошо понимал.
Член Союза писателей России
Сергей Сполох.
Примечание: 1. Все иллюстрации, использованные в настоящей статье, взяты из архива автора и общедоступных источников.
2. Аршин - мера длины равная 71, 12 сантиметров.
3. Фут – мера длины равная 30 сантиметрам.
4. Дюйм – мера длины равная 2,54 сантиметра.
4. Пуд – мера веса равная 16,38 килограмма.
4. Фунт – мера веса равная 409,51 грамма.