В начале лета было объявлено, что число пациентов с алкоголизмом в Москве за год выросло на 44%. Такие данные приводят частные клиники: «Клиника доктора Исаева» зафиксировала рост обращений на 44%, «Клиника Маршака» — на 27% и «ПроМед» — на 15,5%. При этом государственная статистика говорит об обратном: по данным Росстата, количество больных алкоголизмом сократилось на 23% в период с 2019 по 2022 год. Врачи из вышеупомянутых клиник связали резкое увеличение алкозависимых с неспокойной обстановкой в мире.
«Москвич Mag» спросил врача-нарколога медицинского центра «Институт профилактики» Александра Ковтуна, с чем связан рост обращений в наркологические клиники, можно ли доверять статистике по алкогольной зависимости и что вообще современная медицина считает алкоголизмом.
Вы отмечаете рост обращений по поводу зависимостей, алкоголизма в частности?
Я больше отмечаю рост обращений с тревожными, депрессивными расстройствами, с паническими атаками. А как сопутствующее — злоупотребление алкоголем, микрозапои, длительные запои у тех, кто был ранее склонен к алкогольной зависимости.
А что такое микрозапои?
Это запой на один-три дня. Люди дотягивают до конца рабочей недели, с пятницы по воскресенье выпивают, не в хорошем состоянии идут на работу в понедельник либо вообще не идут.
Это тенденция последнего времени?
Такое бывало, но стало попадаться чаще.
Если частные клиники утверждают, что идет рост алкоголизма, то Росстат говорит, что количество пациентов, наоборот, снижается. Как вы думаете, почему может быть такое расхождение в цифрах?
Не приходится эту статистику оценивать всерьез, потому что в государственные больницы заведомо попадают люди, которые не могут заплатить за лечение либо в алкогольном психозе, либо в состоянии, угрожающем жизни. Факт обращения в государственную наркологическую клинику сильно ограничивает человека в правах — на управление транспортным средством, на владение оружием, на работу с источниками повышенной опасности, на высоте, на занятие ряда должностей государственной и муниципальной службы. Поэтому люди, которые занимают эти должности, управляют транспортным средством, как бы ни болели, стараются обращаться в негосударственные медицинские организации для получения помощи. Возможно, за счет этой категории происходит рост обращаемости в частные клиники. Потому что люди с нормальным социальным статусом, но боящиеся социальных санкций, обращаются в частные клиники. Потом статистику нужно смотреть по нозологии, потому что алкоголизм — это старое понятие, оно не используется при кодификации болезней по МКБ-10. Нет такого диагноза «алкоголизм», есть синдром зависимости, злоупотребление с вредными последствиями. Если используется термин «алкоголизм», то он, возможно, включает в себя ряд диагнозов, связанных с употреблением алкоголя. Не знаю, что под алкоголизмом понимает Росстат, но, например, есть понятие «пагубное употребление алкоголя», которое кодируется МКБ-10. Этих диагнозов действительно стало достаточно много. Не алкоголизм первой, второй и третьей стадии, как было в МКБ-9, в советское время. Теперь это называется «психические, поведенческие расстройства, вызванные употреблением алкоголя», «острая интоксикация», если человек просто пьяный. То есть человек может быть пьяным, но не страдать синдромом зависимости.
Алкоголизмом можно назвать употребление алкоголя, которое сопровождается зависимостью?
Синдромом зависимости в результате употребления алкоголя. Но когда речь идет о другом — об алкогольной интоксикации, о пагубном употреблении алкоголя — это не алкоголизм в понимании прежних классификаций.
В чем разница между пагубным употреблением алкоголя и алкоголизмом?
При пагубном употреблении алкоголя не сформирован главный критерий — синдром зависимости. А синдром зависимости характеризуется патологическим влечением и абстинентным синдромом, когда на следующий день человек употребляет небольшую порцию алкоголя и улучшает свое состояние. У него проходит тревога, страх, тремор. Нормализуется состояние, он становится условно работоспособным. А пагубное употребление — это какие-то социальные последствия, потери, связанные с употреблением алкоголя, но при этом синдром зависимости мы не можем вычленить.
Ваши коллеги рост обращений по поводу алкоголизма связывают с обстановкой в мире — пандемией, военными действиями. Согласны ли вы с этим?
В каждом отдельном случае, когда я разговариваю с человеком, я спрашиваю, почему он употребляет алкоголь, какая причина. Практически ни один из тех, кого я спрашивал, не ответил, что неспокойно в мире или что он принимал участие в специальной военной операции и теперь испытывает стресс. Скорее, если у него ранее были предвестники злоупотребления алкоголя, то любой стресс у человека эти предвестники заострит, подчеркнет. Но истинные причины все-таки где-то глубже, более личные в каждом случае. Это всегда что-то личное. Есть еще вопрос доступности. Если алкоголь продается открыто, его достать легко, он стоит дешево, рекламируется, то употребляется больше, чем в те периоды, когда есть реклама здорового образа жизни и ограничения.
Как вы считаете, эта тенденция будет сохраняться? Как будет меняться количество зависимых от алкоголя в ближайшие годы?
Сложно сказать, потому что количество зависимых от алкоголя меняется небыстро. Чтобы сформировалась зависимость, нужно определенное время. У кого-то это шесть месяцев, год, у кого-то — три, пять лет, десятилетия. Поэтому если будет какая-то тенденция, то неяркая, нестремительная. Это можно заметить лет через десять.
На какой стадии к вам обычно обращаются люди? Какой у них шанс на выздоровление?
На поздних стадиях, когда зависимость сформирована и негативные последствия очевидны. И степень критики к этим последствиям у человека крайне низкая: постоянно кажется, что употребление алкоголя под контролем, что близкие люди, которые хотят ограничить его, слишком паникуют и мешают жить так, как он хочет. Фактически он не видит себя со стороны, не видит, как он изменился. Именно на такой стадии обращаются. Реже — на начальных стадиях.
У людей с тяжелой формой возможно выздоровление?
Если заболевание хроническое, то под выздоровлением имеется в виду достижение длительной или пожизненной ремиссии. Достижение этих результатов возможно.
Насколько редко так бывает?
Реже, чем хотелось бы, но чаще, чем раньше и чем в случае, когда человек думает, что все пройдет само собой, и не предпринимает шагов к лечению.
В чем заключается лечение?
Лечение комплексное: и психотерапия, и фармакотерапия, и общеукрепляющая терапия. Существует масса сопутствующих методик из физиотерапии, из массажа. В Москве приняты стандарты лечения алкогольной зависимости. Врачи должны ориентироваться на эти документы, и благодаря этому лечение стандартизировано.
А широко известный метод кодировки — это что-то антинаучное?
В стандартах он сейчас отсутствует и в официальной государственной наркологии не должен быть использован.
А вы как нарколог как относитесь к этому методу?
Когда я изучал этот метод в конце 1980-х — начале 1990-х годов, мне казалось, что, так как он давал результаты — в отдельных случаях достаточно хорошие — он имеет право на существование. Если он помогает хотя бы одному-двум, то почему бы его не использовать? Но, учитывая его паранаучность, конечно, делать на нем упор и широко его применять нецелесообразно.
Фото: из личного архива Александра Ковтуна