Французский философ Ролан Барт написал эссе "Смерть автора" в 1967 году. Идея в том, что написанное произведение должно рассматриваться отдельно от автора, в отрыве от авторской биографии, от авторских намерений и целей.
Мне эта идея близка. Я ощущаю свою книгу отделившейся от меня, и живущей своей жизнью.
Я понимаю, что каждый читатель поймёт её по-своему. Кто-то, может быть, более поверхностно, а кто-то, может быть, найдёт в ней такие смыслы, о которых автор и не подозревал.
Я противник пассивного чтения «для удовольствия». Чтение должно быть творческим, читатель может быть соавтором. Поэтому, например, у меня есть некоторое предубеждение к книжным иллюстрациям и к экранизациям. Потому что они навязывают своё видение.
Author is a scriptor - утверждал Барт. Не творец, не писатель, а - записывающий. Посредник - в моём понимании. Автор сам зачастую не отдаёт себе отчёт в том - что он написал? Он знает, если знает, что он хотел написать. Но что в итоге получилось - он не знает. Пусть рассудит читатель. Автор уже не нужен. "Мавр сделал своё дело, мавр может уходить".
Автор нужен Критику - замечает Барт. Читателю достаточно книги. Пусть критики ищут смыслы, которые пытался вложить автор. Это оправдывает их (критиков) существование.
Концепция смерти автора даёт читателям свободу интерпретации текста. И даже если эта интерпретация ложная, основанная на вырванных из контекста словах, она имеет право на существование (в голове конкретного читателя). Так читатель становится соавтором книги. Это очень важный момент. Книга только тогда становится Книгой, и перестаёт быть «чтивом», если она сумеет сделать читателя своим соавтором.
Противники концепции «смерти автора», утверждают, что намерения автора и биографический контекст важны для понимания книги. Спорный вопрос. Например, мои намерения в отношении к своей книге были весьма смутными. Я бы не смог их сформулировать. Начиналось всё наощупь и напролом. И биографический контекст точно бы никому не помог лучше понять мою книгу.
Сторонники концепции считают её более «демократичной». Интерпретации читателя, по их мнению, допускает проявление в тексте множества смыслов, неведомых автору, расширяющих пространство книги. Мне это нравится. Хорошая книга всегда говорит больше, чем хотел сказать автор.
Я ощущаю книгу неким волшебным зеркалом, где можно увидеть многое, но только то, что ты увидеть готов. И это совсем необязательно будет то, что предполагал автор.
Безусловно эта концепция подрывает авторитет автора. Ну и Бог с ним! - с автором. Автор сегодня есть, а завтра его нет. А книга, если она того заслуживает, может задержаться в мире надолго.
Меня больше печалит другое. Массовому читателю важно только то, чтобы книга была интересна, чтобы чтение было удовольствием. Такую книгу радостно примут, даже если в ней нет никаких глубоких смыслов. Именно в этом сила беллетристики - это книги для читательского удовольствия. Увы, моя книга не принадлежит к этому жанру. Моя книга не заточена на то, чтобы доставить читателю удовольствие. Более того, она затрагивает вопросы откровенно неуютные для человека. Это недостаток моей книги (не без иронии), но такой она родилась, и другой быть не может.
Концепцию «смерти автора» можно понимать по-разному. Но это явное указание на то, что читатель для книги не менее важен, чем автор. Книга не является мёртвым текстом, с раз и навсегда заложенными в ней автором смыслами и моралью. Новому читателю книга откроется по-новому. И это хорошо.
Всем мира!