Песни советского периода являются важной частью культурного наследия бывшего Советского Союза. Они охватывают широкий спектр жанров и тематик, отражая различные аспекты жизни и истории того времени.
Существует определенный стереотип, что советская эстрадная песня была пропитана идеологией, призванной вести людей вперед, к коммунизму, рисуя перед ними образ прекрасного будущего. Однако, если проанализировать песенные тексты на протяжении всего существования советского строя, то результат окажется неожиданным.
Поскольку само появление советской песни было связано с революцией и последовавшими за ней грандиозными изменениями во всех сферах жизни, данная тематика с самого начала стала играть важнейшую роль. Собственно, именно из революционных песен дореволюционной эпохи и выросла советская песня (причем значительную роль в ее становлении сыграли композиторы еврейского происхождения — в том числе и потому, что многие из революционеров были выходцами из этой группы).
Песни этой эпохи революции и Гражданской войны конструировали собирательный образ борцов за советскую власть («красная кавалерия», «приамурские партизаны», «пионеры — дети рабочих», «молодая гвардия рабочих и крестьян», «красная армия», «дети заводов и моря») и их противников («белая армия», «буржуи»), однако и в них отсутствовал какой-то четкий образ будущего, за которое стоит сражаться, в лучшем случае — это была некая «коммуна», «республика труда» или:
Не кровавый пьяный рай
Мироедский, —
Русь родная, вольный край,
Край советский!
Демьян Бедный, «Проводы», 1918
От имени народных масс авторы песен говорили о готовности умереть, бороться до последнего человека:
Коль не хватит солдат,
Старики станут в ряд,
Станут дети и жены бороться…
Василий Князев, «Песня коммуны», 1920
При этом слушателям давалась возможность самостоятельно додумать образ этого светлого будущего. Таким образом, первый этап развития русской советской песни можно охарактеризовать как время призыва к глобальным переменам через революцию и вооруженную борьбу с ее противниками, однако результат этих перемен прямо не назывался. Революция выступала как самоценное явление, тогда как послереволюционный мир еще никак не вырисовывался, его чертами были только свобода и вольный труд, без эксплуататоров.
В период НЭПа советской песне пришлось выдержать столкновение с «кафешантанной» эстрадой, в рамках которой, кстати, начинали будущие мэтры эстрады советской — Утесов, Шульженко и другие. Революционные песни уже не были такими актуальными, а их качество находилось на очень низком уровне. Победу удалось одержать во многом только благодаря использованию административного ресурса — через введение монополии на звукозапись, создание профессиональных творческих союзов авторов и композиторов.
В 1930-е годы качество советской эстрады повышается, а кроме того, появляется новый способ трансляции песен — кино. Музыкальное кино стало мощным инструментом продвижения песенного творчества, многие песни, впервые прозвучавшие в фильмах, становятся популярными и в дальнейшем исполняются повсеместно. Одновременно происходило и изменение тематики песен: на смену призывам к революции ради революции или к борьбе со смертельным врагом пришли такие, в которых образ будущего (но в первую очередь — настоящего) уже вырисовывался более конкретный. Меняется само назначение песни, теперь она выступает не как боевой марш, зовущий к победе или смерти, а как опора для труда по строительству нового мира:
Нам песня строить и жить помогает,
Она, как друг, и зовет, и ведет,
И тот, кто с песней по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет!
Василий Лебедев-Кумач, «Марш веселых ребят», 1934
Одним из самых ярких произведений такого рода стала песня «Марш энтузиастов», впервые прозвучавшая в фильме 1940 года «Светлый путь. Но при одновременном призыве к труду в песне говорится и о «неясной мечте», во имя которой труд и осуществляется:
Нам ли стоять на месте!
В своих дерзаниях всегда мы правы,
Труд наш есть дело чести,
Есть дело доблести и подвиг славы.
К станку ли ты склоняешься,
В скалу ли ты врубаешься, –
Мечта прекрасная, еще неясная,
Уже зовет тебя вперед.
Анатолий Д’Актиль
Это роднит «Марш энтузиастов» с песнями предшествующего периода, и, хотя образ будущего четко не обрисован, но его связь с упорным трудом на благо страны очевидна.
По понятным причинам песни следующего десятилетия были в значительной степени посвящены военной тематике. При этом они также апеллировали, в первую очередь, к актуальной реальности, в которой необходимо было нанести поражение нацистской Германии и поддержать боевой дух солдат (в том числе через лирические песни), тогда как образ послевоенного будущего как таковой отсутствовал. Фактически, единственное что четко артикулировалось — это будущий мир без фашизма и войн, как в песне «Дай руку, товарищ далекий» Анатолия Софронова и Сигизмунда Каца, написанной в 1947 году:
Чтобы день наш был, как юность, хорош,
Прочный мир оберегай, молодежь!
Чтоб фашизму никогда не бывать —
Будем на посту стоять!
Чтобы мирный день не скрылся в дыму —
Не дадим войну зажечь никому!
Будем мы на страже мира стоять,
Порох свой сухим держать!
Период с конца 1950-х годов (начала освоения целины) до начала 1970-х годов (начала нефтяного освоения Севера и всесоюзных ударных комсомольских строек) стал временем, когда образ будущего в массовой и эстрадной песне был наиболее отчетливым. Если в 1930-е годы это было скорее абстрактное «светлое будущее», наставшее после победы в Гражданской войне, «коммунизм» без каких-то дополнительных расшифровок, то теперь это стало будущее, построенное в результате упорного труда, преимущественно комсомольского:
Сама собою жизнь ведь не построится,
Вода под камушек не потечет.
Нам на достигнутом не успокоиться
И не снижать души своей полет.
Владимир Харитонов, «Веселый марш»
И если нынешняя жизнь еще не является коммунистическим раем, несмотря на десятилетия, минувшие со времени Октябрьской революции, то это — плата за его строительство для будущих поколений:
Будем жить в поселке мы, пока что небогатом,
Чтобы все богатства взять из-под земли.
Сергей Гребенников, «Главное, ребята, сердцем не стареть», 1962
Если в 1930-е годы в песнях складывался образ прекрасного настоящего и прекрасного же, но абстрактного будущего, ставший возможным благодаря победе над темным прошлым, то в 1960-1970-е годы же говорилось о более конкретном светлом будущем (новые города и сады в некогда безлюдных местах, в том числе и на других планетах), которое наступит в результате упорного труда в настоящем (не идеальном), а прошлое практически исчезает из этой цепочки, к нему обращаются как к мифу о революции и Великой Отечественной войне, не связанному с общим ходом времени.
В дальнейшем советская песня начинает стремительно сдавать позиции, уступая авторской песне, рок-музыке, а потом и поп-музыке. Интересно, что и в рамках новых течений так и не был сформулирован привлекательный образ будущего. Ярким примером является песня Виктора Цоя «Хочу перемен», которая в какой-то момент стала считаться едва ли не гимном Перестройке. При всем том, что автором не вкладывался в нее никакой политический смысл, она быстро стала считаться призывом к великим переменам во всех сферах жизни. Но в песне нет ни слова о том, к чему эти перемены должны привести:
Перемен требуют наши сердца,
Перемен требуют наши глаза,
В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен —
Перемен! Мы ждем перемен!
Виктор Цой, «Хочу перемен!», 1986
Так, зародившись как революционная, советская песня так и не смогла сформулировать яркий и четкий образ будущего. А на смену ей пришла (анти)советская рок-песня, которая точно также звала к революционным переменам, но не показывала, каким должен быть тот «дивный новый мир».
Оригинал текста опубликован здесь.