Его тембр узнаваем, его соло захватывают дух, а его влияние безгранично. Даже если вы каким-то образом до сих пор не знаете его имени, несомненно, музыка Брайана Мэя — скорее всего, в составе группы Queen — так или иначе присутствовала в вашей жизни.
Со своей лично созданной гитарой Red Special в руках и с шестипенсовиком между пальцами, Мэй вместе с Фредди Меркьюри, своим партнёром по группе, исполнял парящие гитарные соло и мелодичные риффы и радовал поклонников такими великими композициями, как "We Will Rock You", "Bohemian Rhapsody" и "Hammer to Fall".
Меркьюри нет в живых с 1991 года, но это не мешает Мэю продолжать исполнять музыку, которую создали Queen. С 2011 года он гастролирует по миру в составе группы Queen + Adam Lambert с барабанщиком Роджером Тейлором и вокалистом Адамом Ламбертом, участником шоу American Idol 2009 года.
Мэй сказал:
«Фредди бы это понравилось. Мне часто хочется, чтобы Фредди был рядом и мог разделить со мной радость от организации этих шоу. Но Фредди с нами — он проявляется в шоу понемногу. Он всегда с нами, и я думаю, что так и должно быть. Он участвовал в том, что мы создавали вместе все эти годы, и он всегда будет иметь огромное значение».
После завершения очередного ряда мега-шоу можно было бы предположить, что Мэй предпочтёт немного отдохнуть, но в феврале он появился на торжественном открытии Gibson Garage London (он же "The Ultimate Guitar Experience" — это место, где посетители могут опробовать гитару, взять урок, узнать об истории Gibson или увидеть живое выступление).
На этом же мероприятии также присутствовали его коллеги-легенды Джимми Пейдж и Тони Айомми.
В начале 2025 года Мэй выпустит новую гитару Gibson, но пока никаких подробностей на этот счёт нет.
Мэй дал обширное интервью для Guitar World, и выдержки из него предлагаются вашему вниманию.
«Я только что сделал Red Special для близкого родственника. Когда я получил её и открыл коробку, то подумал: "О Боже, я не хочу отдавать её. Я хочу оставить её себе". Но я отдам её. Я не думаю, что испорчу сюрприз, сказав это, но мой внук сказал, что хочет гитару Брайана Мэя на свой день рождения. Он знал точные характеристики, и я попросил наших ребят сделать для него что-то особенное.
Он очень целеустремлён и действительно хочет её. Он сам идёт по этому пути, и его никто не подталкивает. Здорово видеть, как эта страсть проявляется в таком молодом человеке, в жилах которого течёт моя кровь».
Вы были на торжественном открытии Gibson Garage London вместе с Джимми Пейджем и Тони Айомми. Что вы думаете об этом событии?
«Это было здорово. Это была по-настоящему хорошая возможность пообщаться, потому что никто из нас особо не общается. Вы можете представить, что мы общаемся, но каждый живёт своей жизнью. Было приятно увидеть их, и Gibson Garage — это здорово. Некоторые люди говорили: "Ну и какого чёрта ты делаешь в Gibson? У тебя своя собственная гитарная компания". Но на самом деле у меня теперь отличные отношения с Gibson».
Думаю, многие думали, что вы можете сделать что-то с Red Special, связанное с Custom Shop или Murphy Lab.
«Это не исключено. Мы говорили о таких вещах, и было бы здорово, если бы производство гитар Брайана Мэя было налажено в Штатах. В конце концов именно там я начинал с Guild. Guild сделала первые модели Brian May, а потом я перешёл к Burns в [Великобритании]. А затем всё изменилось, и я захотел заниматься этим сам. Теперь у нас есть своя компания Brian May Guitars, но иметь возможность производить некоторые модели в Штатах было бы замечательно».
Люди всегда будут ассоциировать вас с Red Special, но, насколько я помню, в 80-е годы вы использовали Flying V и Les Paul Deluxe в качестве запасных инструментов.
«Я думал, что все уже забыли об этом. Но это не так! [Смеётся]. У меня долгое время был Les Paul Deluxe — это долгая история, но мне его подарил богатый папик фанатки. Я пользовался им некоторое время.
Это был прекрасный инструмент, но он никогда не подходил для моего оборудования. Поскольку я всегда чувствовал, что не заслуживаю того, чтобы получить его просто так, я подарил эту гитару. Теперь у неё есть хороший дом у кого-то ещё».
Вы использовали эти гитары на каких-нибудь известных записях?
«Нет, я не думаю, что когда-либо использовал что-то, кроме своих собственных гитар, за одним исключением — Telecaster, который я использовал для соло в "Crazy Little Thing Called Love", которое на самом деле является посвящением Джеймсу Бёртону. Red Special может издавать такой звук.
Я изобрёл множество настроек для гитары, и можно использовать любую комбинацию звукоснимателей, и есть одна комбинация, которая звучит как Telecaster. Мы были в студии [Musicland Studios] с [Райнхольдом] Маком в Мюнхене, и я собирался записать соло, которое я слышал в своей голове как соло Джеймса Бёртона.
И я сказал: "Я могу заставить эту гитару звучать как Telecaster", а Мак, будучи очень "исполнительным" немецким продюсером, сказал: "Если ты хочешь, чтобы она звучала как Telecaster, почему бы тебе не использовать Telecaster?" И я ответил: "Верно подмечено". Так получилось, что у Роджера [Тейлора] как раз был такой, и я использовал Telecaster Роджера, он был из очень ранней партии. Думаю, это единственный раз, когда я использовал что-то, кроме своей электрогитары».
Вы упоминали о копиях "Red Special", выпущенных фирмами Guild и Burns, а теперь у вас есть и те, которые вы сделали сами. Какая из всех копий, по вашему мнению, наиболее точно соответствует вашей оригинальной гитаре?
«Самая лучшая, которую вы можете приобрести сейчас, это та, что мы называем BMG Super. Она сделана вручную, и из-за этого стоит намного дороже. Но в этой модели вы получаете всё, что я ставил на свою гитару, включая тремоло-машинку собственной разработки. Обычно мы используем чужие тремоло, которые сейчас очень хороши, но то, которое я разработал, особенное.
На Super вы получаете тремоло той же конструкции, оно в то время было революционным. Всё остальное сделано на заказ — мой гриф толще, чем обычно, так что вы получите всё. Это точная копия моей гитары, и она настолько близка к оригиналу, насколько это вообще возможно. Если я беру эту гитару в руки и закрываю глаза, то не могу её отличить от своей».
У вас, несомненно, один из самых неординарных гитарных тембров всех времён.
«О, это очень любезно с вашей стороны».
Отчасти это благодаря Red Special, но, конечно, многое зависит от пальцев. Как выглядела эволюция вашего оборудования с точки зрения использования этого тона?
«По правде говоря, оно не очень изменилось - разве что стало более надежным. Если говорить об усилителях, то я обожаю звук Vox AC30 — для меня он идеален. В тот момент, когда я впервые подключился к AC30 с усилителем высоких частот, я понял, что это моё. Это был мой голос. Это был мой звук. Единственная проблема с ними заключается в том, что они не очень пригодны для использования в туре, так что приходится постоянно следить за ними в плане обслуживания».
Многие люди познакомились с тем тембром, о котором мы говорили, благодаря "The Works", альбому Queen 1984 года, который в этом году празднует свое 40-летие. Он был чуть более гитарным, чем альбомы Queen начала 1980-х.
«У меня всё всегда начинается с прилива активности, веры и вдохновения. И я думаю: "Это изменит мир". А за этим обычно следует период полной неуверенности, когда я думаю: "О нет, это чушь. Ничего из этого не выйдет. Моя группа возненавидит это". А потом переборол этот момент».
Так ли это было, например, с таким треком, как "Hammer to Fall"?
«Я думаю, это верно и в отношении "Hammer to Fall", потому что я наткнулся на этот рифф и подумал: "Это здорово. Я могу сделать с ним всё что угодно. Это именно то, что я хочу услышать, когда подключаю гитару. Это то, что захотят услышать слушатели..." А потом я пришёл в студию и сыграл его ребятам, и они сказали: "Да, круто". Это не было похоже на "Нам нравится!" И тогда я вернулся в студию и стал работать над песней.
Эта песня далась мне довольно легко; идея текста появилась у меня довольно рано, но мне пришлось дорабатывать её до того момента, когда я мог дать им её послушать как почти законченную песню. И тогда они поняли и сказали: "О да. Отлично, нам это нравится. Это будет здорово". Я думаю, нужно верить в себя, чтобы пройти путь от первого риффа до момента, когда ты доволен результатом».
Колебания между уверенностью и дискомфортом — с этим, я думаю, могут столкнуться многие творческие люди.
«Я считаю, это свойственно многим людям — тот момент, когда ты настраиваешься на окружающих тебя людей, смотришь на их лица и чувствуешь себя очень неуверенно в этот момент. Когда я пою кому-то песню, это всегда нервирует меня, независимо от того, кто это. Если они никогда не слышали её раньше, я чувствую себя неуверенно. Нужно просто преодолеть этот момент.
Фредди [Меркьюри] всегда был замечательным. Я часто пел ему песни, и он всегда меня подбадривал. Конечно, в основном я сочинял для него. Я осознавал, что должен написать что-то, что будет подходить для него, а не только для меня. И, как правило, он очень быстро брался за дело.
Во многих случаях я говорил: "Да, я могу это сделать, дорогой. Просто дай мне шанс, просто дай мне возможность, и я сделаю это". Фредди всегда был очень откровенен, в нём было удивительно много драйва, оптимизма и энергии. Он очень помогал мне справиться с моей неуверенностью, и в первые дни он выбрал меня в качестве своего гитариста.
Даже когда Фредди был никем и ничем, он мыслил как Джими Хендрикс. И я дал ему возможность так думать. Он всегда говорил: "Ты можешь сделать всё, что может сделать каждый, Брайан. Ты можешь сделать это для меня". Звучит так, будто я выставляю его зазнайкой, но это было не так, это был просто энтузиазм: "Мы можем сделать это вместе. Мы можем быть лучшими в мире"».
Голос Фредди — культовый, но ваши гитары были почти как второй вокалист из-за того, насколько отчётливым был ваш тембр.
«Я всегда воспринимал свою гитару как голос. Я искал этот голос в ранние годы, меня вдохновляли люди, которые впервые заставили гитару говорить, такие как Джеймс Бёртон и, конечно же, Хендрикс и Стив Кроппер.
Для меня эти музыканты до сих пор являются основой. Они положили начало той экспрессивной игре, которая исходит из кантри, блюза и чего-то внутреннего, что было новым. Я только что имел удовольствие работать над записью для Стива Кроппера. Хотите послушать историю?»
С удовольствием!
«У моего старого друга [композитора/продюсера] Джона Тивена куча "Грэмми"... Моя каминная полка, к примеру, не заставлена "Грэмми", а вот его — да. Он выпустил множество действительно хороших блюзовых пластинок, и у него очень инстинктивный, лёгкий подход. Он сказал, что я должен принять участие в записи альбома Стива Кроппера.
Я сказал: "С удовольствием. Стив Кроппер — мой герой, но я невероятно занят. Я не чувствую себя очень энергичным, и я испытываю слишком много стресса. Прошу прощения, но я не думаю, что смогу сделать это прямо сейчас".
Это было моё письмо Джону. Джон ответил мне: "Хорошо, я использовал твоё письмо как тему для песни, и она называется "Too Much Stress". Так что теперь ты должен сыграть на ней". Я улыбнулся и сказал: "Хорошо".
Он использовал все слова из моего письма, а его вокалист Роджер спел их и любезно предложил: "Давай споём вместе". Так что я пою с ним дуэтом и играю на гитаре. Билли Гиббонс тоже сыграл на гитаре, так что мы вместе играли соло. Из того, что начиналось просто как шёпот, получился вдохновляющий проект. Именно такие вещи я люблю в своей жизни - когда что-то получается из минутного разговора».
Вы только что рассказали нам о том, что вас интересует в плане вдохновения. Но поскольку вы уже так давно занимаетесь этим и у вас уже сложившееся звучание, трудно удержаться от ощущения самоповторов.
«Если вы много гастролируете, это в некотором роде невероятно продуктивно, но это может лишить вас свободы. Я это прочувствовал. Мне уже не 35, мне 76, и у человека есть определённый запас энергии. Если вы расходуете её на гастроли, ваша спонтанная творческая сторона, как правило, страдает.
Я это чувствовал. Этот проект стал для меня долгожданным маяком: "Всё хорошо, у тебя всё ещё получается хороший материал. Ты всё ещё можешь прийти в студию и творить спонтанно, это ещё происходит". Это оказало влияние на то, как я ощущаю себя сейчас».
Вы по-прежнему полны энергии и проделали невероятную работу, чтобы сохранить наследие Queen.
«Я чувствую себя самим собой, когда я на сцене. Я могу это делать, и у меня есть физические возможности. Я практикуюсь, я работаю над этим. И сейчас я серьёзно отношусь к своим тренировкам в физическом плане. Я думаю, что мы с Роджером играем вместе, наверное, лучше, чем когда-либо, и это здорово. Мы не всегда ладим, но всегда отлично играем вместе. [Смеётся]. Мы оба повзрослели и стали мягче за эти годы, поэтому мы не так часто ссоримся, как раньше, но взаимопонимание определённо есть.
Я горжусь тем, как мы играем, но опасаюсь, что это может стать слишком похожим на формулу. Я всегда это осознаю. Мне нравится свобода саморазвития, и иногда я сомневаюсь, есть ли она у нас. Но да, я горжусь этими шоу — особенно постановкой, я считаю, что наша команда просто потрясающая. Эти шоу превосходят всё, что мы могли устроить в ранние годы».
Какие из ваших классических соло сложнее всего исполнять на сцене?
«Они все сложны, правда! Я думаю, что всё это сложно, когда ты думаешь о том, как пройти ту тонкую грань между тем, чтобы дать людям то, что они хотят услышать, с точки зрения узнаваемости, и сохранить свежесть. Так что небольшие изменения, которые вы делаете сознательно и бессознательно, должны быть, иначе вы превратитесь в окаменелость. Я постоянно переступаю эту грань».
Некоторые песни требуют больше нюансов, чем другие?
«Некоторые из них нужно воспроизводить довольно точно, например соло в "Bohemian Rhapsody".
Для меня это не особенно трудно, но, как ни странно, риффы в этой песне довольно сложны. Мои пальцы не попадают в нужные ноты сами, как это бывает обычно. Эти риффы в тональностях си-бемоль и ля-бемоль сочинены на клавишных, на которых любил играть Фредди.
Мне всегда непросто, когда я играю тяжёлые риффы в "Bohemian Rhapsody". Нужно сохранять энергию, нельзя слишком зацикливаться на ней. Но в то же время нужно попадать в нужные ноты, а они, как я уже говорил, не ложатся под пальцы естественным образом. Приходится следить за этим.
Бывают разные вещи, которые могут оказаться не такими, как вы ожидаете. В песне "Another One Bites the Dust" я не играл ритм — его сыграл Джон [Дикон]. Он сыграл его на Stratocaster, я думаю. На него очень сильно повлияли панк-гитаристы, чего не скажешь обо мне. Так что для меня добиться того, что он сделал на записи, довольно сложно».
Какой у вас подход к подобным вещам?
«Я подхожу к этому с разных сторон, с разными комбинациями медиаторов. И с медиатором, и без него, но это никогда не будет то, что делал Джон. Я всегда это осознаю, поэтому я сказал себе: "Я не могу быть Джоном. Я могу быть только собой, и я буду собой в лучшем виде, в каком только смогу". Но это нелегко.
Мне нелегко попасть в грув, тем более что приходится играть со скоростью 100 миль в час, делать это в течение трёх минут, а потом останавливаться. Я не могу органично вписать это в свою игру. Люди могут удивиться, они могут подумать, что это самое лёгкое, но на самом деле исполнять этот ритм не так-то просто. Я считаю, что для этого нужно приложить усилия ума и тела».
Есть ли сегодня молодые музыканты, которые привлекли ваше внимание?
«Для меня молодые люди — это такие, как Нуно [Беттанкур]. [Смеётся]. Я знаю, что он уже не молод, но он просто невероятен. Я знаю, что я повлиял на него. Он достаточно любезен, чтобы сказать это, но на него также очень повлиял Эдди Ван Хален, как и должно быть. Он всегда отдаёт дань уважения Эду, и в его пальцах есть та магия, которая была у Эда, я думаю.
Нуно, на мой взгляд, играет просто на недосягаемом уровне. Это люди, которых я обожаю, правда. И если бы я был таким человеком, я бы очень завидовал, потому что я не могу делать такое [смеётся]. Но это не так, потому что мне нравится смотреть, как он это делает... Меня поражают всевозможные люди, которых я вижу в Интернете.
Я сижу в соцсетях, а там столько молодых гитаристов, которые играют невероятно технично. Они начинают с того, на чём остановились мы, и я не могу сыграть так, как они. Я не могу даже начать подражать тому, что они делают... Я я должен упомянуть мою подругу Ариэль».
Она невероятна.
«Она необыкновенно технична, но она не позволяет технике взять верх. Она очень экспрессивна, очень свободна и во многом олдскульна. Она любит аналоговую запись, любит ламповый звук. Она прекрасно играет. Её тембр великолепен.
В любом бизнесе женщины всё ещё недооценены. Слава Богу, ситуация меняется, но она сталкивалась с тем, что люди не воспринимали её так серьезно, как должны были. Но она потрясающая гитаристка».
Есть ли у вас более взрослые любимчики?
«Я думаю, что поколение, которое было после моего, — это другие люди, которые тронули меня больше всего. Вот почему я так люблю Нуно. Стив Люкатер — потрясающий гитарист, просто невероятный. Я смотрю на него и думаю: "Как ты это делаешь?" В его игре чувствуется множество влияний.
Его способности, когда он переходит в область джаза, просто феноменальны. Но он рок-музыкант до мозга костей, и его техника не поддается описанию. Не знаю, входит ли он в список величайших гитаристов мира, но для меня он незабываем и является образцом того, каким должен быть гитарист.
Я также должен упомянуть Пола Крука. Он с такой любовью заботился о нашем дорогом друге Мите Лофе. Я очень восхищаюсь Полом не только за его потрясающие гитары-фейерверки, но и за то, что он взял на себя продюсирование этих альбомов и максимально использовал все силы Мита, который вёл тяжёлую борьбу».
Какой напутственный совет вы можете дать молодым гитаристам?
«Больше верьте в себя. Улыбайтесь, будьте уверены в себе и ни за что не извиняйтесь. Просто гордитесь собой, тем, что вы лучший из всех, кем вы можете быть. Я слишком долго нервничал, был неуверен в себе и переживал, что недостаточно хорош.
Будьте уверены в себе, даже если вы не чувствуете этого в самой глубине своей души.
Играйте так, как будто всё можете. Опирайтесь на ту веру, которую вы заложили в себя, что вы достаточно хороши, и что бы вы ни делали, вы делаете всё правильно».
