АРМИЯ.
И вот долгожданный призыв в армию, пришла ПОВЕСТКА. Мама, переживая за меня, решила покрестить нас с братом, и повезла в районной центр, в церковь. Как проходит крещение, я думаю, объяснять не надо, но было пару веселых моментов. Когда батюшка произносил свои речи, он говорил примерно так:
- Крестится раб божий Александр и холоп Олег.
Это так возмущало моего брата, что всю церемонию он спрашивал меня с какого лешего он холоп, а я - раб божий, что только вызывало у меня улыбку. Второй примечательный момент в том, что женщинам не только нельзя входить в храм с непокрытой головой, но и заходить за алтарь - так же строго запрещено. И вот когда церемония крещения подходила к своему окончанию, батюшка велел женщинам остаться, а мужчинам пройти с ним за алтарь. Каково же было мое удивление, когда за алтарем ничего кроме строительных лесов не оказалось, а сам батюшка выдал фразу: «Сейчас постоим здесь немного и обратно к барышням пойдем». Шибко верующим после этого я не стал, у меня на шее лишь появился крест.
После крещения, я сварганил отвальную и поехал в районный военкомат, а оттуда нас на автобусе повезли в центральный распределительный пункт Санкт-Петербурга. В десантники и морпехи меня не взяли, зато пришел какой-то бравый военный и спросил «Я ли такой-то?». Получив от меня утвердительный ответ, он повез меня в часть. Каково же было моё возмущение, когда я вернулся в родные пенаты, а именно в мотострелковую дивизию, расположенную в семи километрах от моего дома, которую я знал как свои пять пальцев, так как работая электриком, обслуживал именно её электросети. Это вновь были проделки моей матушки, уж очень не хотелось ей отправлять меня на войну. Попал я не в саму дивизию, а в отдельную часть со сложно выговариваемым названием ПТАРЗ (подвижный танкоагрегатный ремонтный завод). Часть была на консервации и состояла из четырех офицеров, трех прапорщиков, двух «дембелей» и одного «дедушки», а теперь и меня, так называемого «духа», т.е. новобранца ещё не успевшего принять воинскую присягу. Переодели меня в форму образца 1941 года (пилотка, ПШ, сапоги с портянками), хотя все остальные ходили в «афганках». Про дедовщину писать не буду, она была сносной, в отличие от рассказов моих одноклассников. Через месяц, дембеля уволились, торжественно приняв меня в «черпаки». После чего остался я в казарме теперь уже с «дедушкой» Антохой наедине; больше никого не было. Служили мы нормально, работали за всю часть. Утренний развод начинался с того, что полковник строил наш партизанский отряд и нарезал задачу на день, затем выходил подполковник и говорил:«Ну все понятно?» и тоже куда-то сваливал. Затем капитан говорил, что обязательно потом проверит все ли сделано и просил майора проконтролировать. Когда все офицеры уходили, то прапорщики смотрели на нас и, смеясь, говорили «ну вы все поняли», после чего удалялись в курилку или по своим делам. И тогда Антоха говорил: «Ну что, Санёк, тебе всё понятно? Иди, работай». Сам он тоже шел заниматься какими-то делами попроще.
По этому поводу есть анекдот, который мне рассказали, когда я уже стал офицером. Картина значит такая: кадрированная войсковая часть, 90-тые годы, в штате несколько офицеров и один солдат–срочник. Прибывает, после училища, молодой лейтенант, для дальнейшего прохождения службы, видит весь этот бардак и сразу к командиру части с рапортом на увольнение. Командир ему говорит: «Да ты чо, лейтенант, очумел? Сразу увольняться? Видишь, там боец траву косит. Покажи мне сначала чему тебя пять лет учили, - придумай, так сказать, апгрейд для солдатика». Через некоторое время, возвращается лейтенант в кабинет командира части: «Всё, товарищ полковник, исполнено. Гляньте в окно». Смотрит командир в окно, а там солдатику к косе вторую косу примострячили. Солдат вправо машет – косит траву, влево машет – косит траву. Командир и говорит: «Ай да молодец лейтенант, хорошо вас там учили». Ну и подписывает рапорт на увольнение. По прошествии нескольких дней, прибывает для дальнейшего прохождения службы следующий лейтенант, и картина повторяется точь-в-точь. Выглядывает командир в окно, а там бойцу вилы к косе присобачили и рюкзак на спину повесили. Солдатик вправо машет - косит, влево машет – косит, затем вилами скошенную траву сразу себе в рюкзак складывает. Красота. Командир доволен, подписал рапорт на увольнение. Через какое-то время прибывает следующий лейтенант и сразу к командиру с рапортом на увольнение. Соответственно история повторяется. Вышел лейтенант на крыльцо штаба, присел и закурил. Настроение поганое. У солдата ни одного лишнего движения не остается, он вправо машет - косит, влево машет – косит, затем вилами скошенную траву сразу себе в рюкзак складывает, а когда рюкзак наполняется, относит его в стог и снова идет косить. Тут солдатику стало жалко лейтенанта, подходит он к нему, присаживается рядом, закуривает и говорит: «Да Вы, товарищ лейтенант, не расстраивайтесь так, идите и скажите командиру части, чтобы мне фонарик на лоб прикрутил, так я и ночью работать смогу».
Шли мои дни, как в фильме «День сурка». И вот, в один прекрасный момент, когда я стоял помощником дежурного по части и совершал ночной обход периметра, я не выдержал, сел за гараж и разрыдался. Я просто не понимал. нахрена такая жизнь? Зачем так жить? Стали мелькать суицидальные мыслишки.
В последующем, я заметил, что один из прапорщиков, находившийся уже в возрасте, всегда весел, бодр и полон сил. Я стал интересоваться как это лихо у него получается - быть всегда на позитиве, и что за значок с изображением индийской женщины он носит на лацкане формы. Прапорщик оказался коммуникабельным, рассказал мне, что носит значок с портретом своего учителя – Шри Матаджи Нирмалы Деви (что-то типа святая мать – чистая дева) и что Сахаджа Йога - это как раз есть то, что помогает ему радостно жить в этом мире. Мы общались с ним какое-то время, особенно когда он заступал дежурным по части, а я помощником. Он приносил мне книги с ее учением и говорил, что для этого решения надо еще созреть. Наслушавшись его рассказов, начитавшись книг, а также желая избавиться от прогрессирующей депрессии, я ответственно заявил, что готов стать последователем Шри Матаджи Нирмалы Деви и практиковать Сахаджу Йогу. В один из дней, он взял меня к себе домой, где совместно со своей женой, тоже, кстати, последовательницы учения Шри Матаджи Нирмалы Деви, нам провели обряд реализации, который выглядел довольно просто. Я и еще несколько человек сидели на стульях, перед нами стоял портрет Шри Матаджи, горели свечи и палочки благовоний, а знающие ученики руками поднимали нам Кундалини вдоль позвоночного столба. Затем мы читали мантры и произносили какие-то непонятные слова на санскрите. После чего нам сказали, что теперь мы реализованные люди, у нас поднялась Кундалини в седьмую чакру и что теперь мы можем правильно медитировать, очищая чакры и каналы. Рассказали, что сама Шри Матаджи - на самом деле не обычный человек, а Бог, воплощённый в человеческом обличии и медитировать лучше всегда с ее портретом, а свечу ставить необходимо слева, там, где у нее сердце. Да и еще наговорили всякой информации и вручили книги по начальному этапу обучения, в котором на русском языке были написаны мантры, которые необходимо произносить.
Забегая вперед, сразу скажу, Сахаджей Йогой я занимался несколько лет и бросил. Остановить мыслительный процесс у меня не получалось, свои вибрации я так и не почувствовал, а на Пуджах (типа нашего молебна) просто проваливался в сон, так как они проходят сидя. Кстати, старшие товарищи за это меня не ругали, а разъясняли, что таким образом очищаются мои чакры. Потом я узнал, что после смерти Шри Матаджи, созданная ею секта распалась.
Что же касается мотострелковой дивизии, то она, образно говоря растаяла. Практически все подразделения стали кадрированными, потому что весь личный состав отбыл на войну в Чечню. Мне пришлось наблюдать, как пьяных парней срочников свозили к нам в часть, а уже на следующий день их увозили на военный аэродром, расположенный поблизости, для погрузки в самолеты, предварительно выгрузив из этих самых самолетов гробы с их предшественниками. Процесс утилизации солдатиков был поставлен на поток. Мне стоит выразить искреннюю благодарность своей маме, которая всеми хитростями так и не допустила моего участия в этой странной войне.