- 2 -
Продолжение авторской сказки.
Начало здесь:
А тем временем... Ксюша оказалась на дереве раскидистом да высоченном. И не просто на дереве – на самом верху, в густой его кроне. И даже не в кроне – в огромном, величиной чуть ни в целый дом, свитым из крупного хвороста и веток гнезде. Сидит девочка посреди гнезда, как в гамаке великана, озирается в изумлении. И хоть дале-е-еко внизу земля виднеется, и брата родимого нигде не видать – а не боязно ей ни капельки. Может мала ещё, настоящего страха не ведает, а быть может – такой уродилась: любознательной да бесстрашной. Посидела-поглядела, да и стала по привычке наводить вокруг чистоту да порядок, как дома у них спокон заведено.
Не прошло и часа-другого, как налетел вновь сильный ветер и принёс на крыльях огромного орла. Такого громадного, что одна только тень от него накрыла всё гнездо с девочкой внутри, да ещё и вокруг сгустилася. Спустилась царь-птица в гнездо, сложила крылья, оборотила пристальный взор глаз с прищуром на Ксению и говорит вдруг мягко человеческим голосом:
- Ай, да, Ксюня. Ай, да умница! Недаром о тебе мне ветер вещал, не зазря деревья слухом шумели. Такая и нужна мне хозяйка. Умница, да скромница. Хоть и мала, да старательна.
Что сказать на те речи дитю малому? Не поспорить ведь с птицей чудесною. А поспоришь – что толку с того? И мала-не-мала была Ксюшенька, а смолчала на это, разумница. Лишь ладошкой слезинку украдкою вдругорядь, да ещё разик смахивая. Так и осталась жить-поживать у чудо-орла в гнезде за хозяйку.
Поутру ранёхонько улетал тот с ветрами на промысел. А девочка приберёт, что за ночь хозяин не доел, да пух-перья, что выкрошил соберёт, разберёт и по самому гнезду растолкает красиво-затейливо. А как со всеми делами управится, сядет на самый край гнезда, свесит наружу босы ноженьки и поёт-поёт самые грустные песни, что певала издавна матушка. На селе их певуньюшка самая. К полудню крупной тенью являлся и хозяин, в клюве принося своей певунье-голубушке разны подарки да угощения. А и какие подарочки-то! То бирюзовой парчи отрез притащит, то камушки драгоценны в бусах али россыпью, а то и шубу соболью или душегрейку, лисьем мехом подбитую. Ничего для своей хозяйки ему не жалко. А уж угощенья-то угощенья – любо-дорого. То бочку мёда душистого, то осетра – целу рыбину – копченого, а то и барана цельного с вертела невзначай ухищенного: всё-то в клюве его, совсем будто бездонном, легко помещается!
Долго ли коротко, а и стали у подрастающей Ксюши проклёвываться… пёрышки. Дальше – больше, не то чтобы она вся обросла перьями, но к достижению ею девицы-на-выданье возраста, выросли у хозяйки орлиного гнезда прекрасные сильные крылья. И сама Ксения расцвела красотой невиданной: кожа белым-бела, коса толщиной в руку крепкую богатырскую и смоли черней, глаза огромные иссиня-волоокие, что не так: грозой сверкают… опушённые густыми ресницами. Брови – собольи, а статью сама – чисто тростинка: и тонкая, и звонкая. День-деньской смотреть станешь – не наглядишься! А, уж песнь запоёт – не наслушаться!
Орёл же свою хозяюшку пуще зеницы бережёт-холит. А когда у той крылья расти начали – ох, и опечалилась чудо-птица. И летает из дому теперь он не надолго и не каждый день кряду, а когда совсем кушать нечего… Так и чает: слетит его голубушка из гнезда к людям в обратную.
Ксения же, то ли по времени давности, а возможно по памяти девичей – позабыла совсем свою семью изначальную… Так и мыслит себя чудо-птицею. Чудо-птицею, да не правильной: не умеет летать что сызмальства. А орлу того только и надобно: масла в огонь так и подливает дочери приимной. Так ей, злодей, и нашептывает: «Ты туда не смотри-не летай, доченька-голубушка. Вниз засмотришься, сложишь крылышки. Сложишь крылышки, наземь сверзишься. А как сверзишься – разобьёшься тотчас, как скорлупонька. Что ж я делать тогда стану, милая? Без тебя, моя дочка-красавица?»
Продолжение здесь:
#авторская_сказка
#современная_проза
#врусскомстиле