Интервью «Сто дней одиночества» с подзаголовком «Федор Конюхов будет пить 7 литров воды в сутки. И ждать, пока его пострижет жена…» было написано в первых числах сентября 2002 года для московской газеты «Мир новостей», но в полном объеме так и не вышло. Да и новые рекорды Федора заслонили то давнее плавание...
Но автору текста дорого это взятое им у Федора интервью с увлекательными подробностями, к тому же раскрывающее характер путешественника. Читайте его текст ниже.
СТО ДНЕЙ ОДИНОЧЕСТВА
Известный российский путешественник Федор Конюхов вылетел на Канарские острова, чтобы оттуда отчалить в одиночное плавание и за 100 дней пересечь Атлантический океан. За его океанским походом, без сомнения, будет следить весь мир. Перед «стами днями одиночества» Федор дал это эксклюзивное интервью.
— Федор, как погода на Атлантике?
— Коварна, как всегда в это время. Вот мы сейчас разговариваем с вами в Москве, а там идут ураганы. По идее в сентябре должны закончиться. У меня, конечно, есть отсрочка — я в течение дней 40 буду тренироваться, не уходя в океан, а стартую с острова Ла Гомера 15 октября. Буду идти на весельной лодке по 30 миль в день и надеюсь на сносную погоду. Правда, сейчас климат меняется, и ураганы могут прорваться даже в октябре.
— А если ураган застигнет лодку?
— Это будет критическим положением. Но вы поймите, что позже выйти в океан у меня нет времени, иначе не успею весной подготовить сухопутную экспедицию по Великому шелковому пути. Но мы надеемся, что, может быть, пронесет, и в этом году не будут такие запоздавшие ураганы…
— Мы — это кто?
— Ой, простите, от яхтсменов выучился говорить о себе и судне как о двух членах экипажа. Не «я плыву вокруг света. А мы плывем… с яхтой». А вообще провожать меня на Канарские острова прилетят все болельщики — конструкторы лодки «УралАЗ», спонсоры. И, конечно, семья — жена, дети Оскар и Танечка, и внучку привезут Аполинарию — ей уже год и 2 месяца…
— А какое впечатление от лодки, в которой проведете 100 дней?
— Самое хорошее. Я в Англии когда зашел посмотреть на нее в последний раз — она стояла уже полностью готовая. И я почувствовал такую уверенность, что эта лодка все выдержит. Потому что и конструктор хороший — Филипп Мориссон, и судоверфь в Ливерпуле надежная. У этих англичан еще прадеды строили лодки, на верфи работают династии. Конечно, такую лодку, как у меня, они делали впервые.
Это ведь не рядовая лодка — а, как часы штучные, специально сконструированная для меня и одиночного перехода. Меня с ног до головы обмерили, чтобы подогнать все размеры, каждую мелочь. Под мои руки, ноги, рост. Учли ветры в пути, длину волны, весь мой маршрут в океане. Потому что, если я пойду другим маршрутом, то надо совсем другую лодку строить.
Не случайно весь дизайн этого судна запатентован — если кто-то захочет скопировать решения, которые мы обсуждали с Филиппом Мориссоном, то за это придется платить нам как авторам идеи… Конечно, эта лодка так и останется в единственном экземпляре. Сейчас ее на сухогрузе увезли из верфи к месту старта…
— Легким ваше плавание, однако, не назовешь.
Федор смеется:
— Да все бы ничего, если бы опять не есть консервы. Сухие продукты для плавания очень противные, сублимированные. Я в своей жизни их столько наелся — смотреть не могу. Один раз шли через океан, моя жена, сын и я — перегоняли яхту с Америки после моей кругосветки. Ну, и питались оставшимися на ней пайками. Оскар говорит: «Папка, как ты кушаешь? Я уже не могу эти консервы — ну, если бы день или два. А то с утра до ночи…» И жена порой ругается — не вари ты свои концентраты, уж все провоняло.
А в океан на жару другого не возьмешь… И опресненная вода в лодке плохая. Вы пробовали дистиллированную воду? Вот в море из опреснителя на борту только такую и пьешь. Я уж специально сухой сок возьму в плавание на этот раз, чтобы этим порошком разбавлять воду.
— На рыбу, разве, надежды нет?
— Ловится там, в основном, тунец и дорада. Но она сухая, нежирная, тоже надоедает. Хорошая рыба — только в северных морях, а в южных невкусная. Я, конечно, беру с собой блесну и подводное ружье… Но английские вёсельники, которые через океан ходили, считают, что лучше есть сухую пищу, чем ловить рыбу. От рыбы потроха ведь бросаешь за борт. На них акулы приплывают — и потом начинают досаждать. Сама акула не страшна, ты ж на лодке. Но она за весла хватает зубами, у борта трется. А это уж очень неприятно — но все равно я рыбу люблю и есть, видимо, буду…
— А что самое тяжелое, если не акулы?
— Жара. Все время будет стоять 30—35 градусов. На яхте когда под парусом идешь, на ней хоть ветерком обдувает. А весельная лодка слишком близко к воде, а вода, как зеркало, притягивает солнце. Так что я весь день буду в шляпе. И одетый. В море нельзя мазаться кремами от солнца, потому что негде мыться. Это очень большая ошибка, если в море кто-то прибег к крему: сразу забьются поры, пойдут прыщи…
Говорят, что эту жару только водой можно перебить. Англичане, что через океан ходили, рекомендовали при такой гребной нагрузке выпивать 7 литров воды в день. А под парусом, когда я шел на яхте вокруг света, хватало в сутки даже двух литров воды…
— Как спасаться-то будете?
— Работой. Я книгу пишу. И буду делать иллюстрации к Экклезиасту. Я уже кое-что наметил, задумки есть. Только я хочу их в океане делать, чтобы другая философия была. Не как в мастерской. Когда рисуешь под открытым небом, на волнах и под Богом, все мыслится совсем по-другому…
— А у вас в Атлантике будет на это время?
— Времени не будет. Потому что надо грести, как проклятый, по 11 часов в день. Океан весь 3 тысячи миль. Если я рассчитываю за 100 дней его одолеть — хочешь или не хочешь, а надо будет проходить 30 миль в сутки. А еще пищу готовить, спать.
Но в жизни вообще мало времени. А надо. Я вот и книги взял читать — сочинение Экзюпери, японец Коба Аба, Омар Хайям. Библия и Евангелие — само собой. Много чего набирается.
— И с каким чувством вы отправляетесь в путь?
— С чувством, что прошло 36 лет, прежде чем моя мечта сбылась. Подростком в 15 лет я переплыл Азовское море на весельном тузике, который угнал с сейнера отца. Уже тогда я мечтал переплыть Атлантику на веслах. Мы жили близ моря в деревне Троицкой — недалеко от Кривой косы, где родился Георгий Яковлевич Седов. Мой дед знал его и говорил, чтобы я стал таким, как Седов, и дошел до Северного полюса. Почему я и путешествую.
Я деда помню — когда он умер, мне было 8 лет. Он был русский офицер, подполковник царской армии. Под старость он лежал парализованный. Седой такой. Читал книги. Все награды свои боевые он выбросил, потому что к нему не раз приходили от властей. Мы боялись, что его посадят как царского офицера. Но он был самым умным. После революции он не примкнул ни к красным, ни к белым. Понимал, что ничего не вернешь…
Именно дед повлиял на всю мою биографию. Но не отец мой, рыбак, — который еще жив и с матерью живет все там же, на Азове. Сам дед был родом из поморов — отсюда у меня глаза «поморские». До революции в Архангельской губернии он женился — его жена, а мне бабушка была из скандинавок и говорила по-шведски. Может, эти гены поморов и варягов повлияли, что меня так тянет в море.
— У вас талисман есть?
— У меня есть подкова — но, по правде сказать, американская, беговая, очень легкая и тонкая. Мне в Америке ее подарил любитель яхт, который на ипподроме подковывал очень породистых коней. Так и ношу ее на счастье — на яхте она у меня была, и в весельную лодку ее возьму. Так же, как иконку Николая Чудотворца.
— А ножницы берете стричься?
— В океане не буду. Меня жена дома стрижет. Вот вернусь из Атлантики в конце января, тогда и пострижемся…
Вопросы задавал В. С.
(В полном объеме интервью публиковалось в моем сборнике «Большая книга интервью». Интервью разных лет. Беседы с Федором Конюховым. Такой большой и загадочный Китай. 2018 год).