Мы продолжаем проект газеты «Грани» «Голоса исчезнувших деревень». Сегодня о затопленном родном уголке вспоминает житель села Кома Александр Лопатин
Детство Александра Прокопьевича Лопатина прошло на правобережье Новосёловского района, на мельнице. Стояла она на перепутье, меж трёх деревень. Пройдёшь два километра налево− откроется Медведево. Отмахнёшь три километра направо – попадёшь в Брагино. Ну а свернёшь на 4-5 километров назад, − будет тебе Убей.
ЛЮБИМЫЙ УГОЛОК
ДЕТСТВА
− Посмотрел я книгу о Новосёловском районе, а там нигде не упоминается о нашей мельнице, − рассказывает Александр Прокопьевич. – На карте между Брагино и Убеем отмечен Ерилихинский спиртовый завод, но там как раз и стояла наша мельница. Завод находился в двух-трёх километрах выше Убея, его разрушили ещё во время революции. Спиртзаводом этим, по рассказам стариков, руководила женщина. Владелица скупала у крестьян кожу животных и зерно. Кожи выделывали, а зерно шло на спирт. Старожилы говорили, там сад был хороший. Мы, ребятишки, в детстве исследовали эту округу, но нашли только один фундамент. Через Убейчик, у Медведево, ещё помню, хутор-не хутор стоял, домов десять. Карабасово называли это место. Вроде как бы и Медведево − но через речку. Оно тоже сейчас под водой.
В сравнении с многочисленными небольшими мельницами, раскиданными по малым и большим хозяйствам Новосёловского района, мельница, за которой следил отец Александра, Прокопий Прокопьевич Лопатин, была крупной, и, по словам старожилов, входила в состав мелькомбината.
− Я помню, что отец регулярно ездил куда-то с отчётами, но не в Красноярск, а поближе, то ли в Ужур, то ли в Балахту, − вспоминает Александр.
В шестидесятые годы мельницу передали в собственность Убейского совхоза, на ней, вернувшись в 1946 году с фронта, Прокопий Прокопьевич Лопатин с семьёй прожил целых двадцать лет, и если б не затопление, может, никогда бы и не сорвался с родных мест.
А места были красивые. Человеку бывалому да умелому, природа здесь, не скупясь на дары, щедро открывала все свои кладовые. Река Убей изобиловала всевозможной рыбой. Местные мужики, сплачиваясь в бригады, ловили тайменей, хариусов, ленков, щук. Рыбачить не запрещалось, так что сытной да вкусной рыбки на крестьянском столе не было только у ленивого.
− Отец рыбак был отличный, круглый год рыбачил по Убейчику, а уж рыбы было сколь хочешь! – вспоминает Александр Прокопьевич. − Осенью скатывалась она в Енисей, а с Енисея поднималась весной на нерест, тут её мужики и ловили неводами.
Для Александра Прокопьевича, как и для всех ребятишек, выросших в этом краю на перепутье трёх сёл, мельница и её округа были вторым домом.
− На мельнице жили две семьи. У нас пять ребятишек, у них − пятеро, весело было, нам, ребятне. Особенно летом, − вспоминает Александр Прокопьевич. – От Убейчика, так мы называли реку Убей, к нам на мельницу заходила и накапливалась в канаве чистая, тёплая вода. В ней мы и купались целыми днями. Канава, три метра шириной, по горло глубиной, в ней и не утонуть, и не замёрзнуть. Сидим в канаве, одни головы над водой торчат. Люди с деревень, кто не знал, что здесь живут дети, дивясь на эту картину, спрашивали: «У вас тут что, детсад или пионерлагерь?»
Летом, набегавшись за день, мы часто ночевали в помолке, так называли комнату, где останавливались на постой приезжавшие на мельницу мужики с зерном. Дома-то надо ноги мыть, а здесь можно и так, прибежал и упал, как сноп.
ПО СЛЕДАМ
ОЖИВШЕГО СНИМКА
Жизнь на мельнице текла своим чередом, работа не прекращалась ни зимой, ни летом. Крестьяне с окружных деревень везли на помолку зерно, которым хозяйства рассчитывались за трудодни, так что мельничные жернова вертелись сутками.
У Александра Прокопьевича сохранилась фотография мельницы. На снимке большая деревянная постройка. Рядом лошадь, запряжённая в повозку. Около неё мешок с зерном. Видно, какой-то крестьянин из соседнего Брагино, Медведево, а то и вовсе отдалённой деревни прибыл на помолку. Немного воображения, и ожившая фотография, раздвинув границы снимка, расскажет, что было до или после.
Привезённую рожь или пшеницу, мужики разгружали с телеги и относили по трапу на второй этаж в просторное помещение мельницы, которое всегда было завалено мешками с зерном или мукой. Отгружали готовый продукт от входа, находившегося под трапом. А все приводные колёса мельничного жернова располагались ещё ниже, на первом, подземном этаже.
− Мельницу построили трёхэтажной, − рассказывает Александр Прокопьевич. – На первом этаже находился жернов, человека три надо было, чтоб его обхватить. Вообще на мельнице стояли два жернова, но один был неисправным. Трудодни крестьяне получали по окончании уборки, осенью, так что мельники работали сутками. Отец регулировал работу жерновов, от чего зависело качество муки. Хотя мельница и не отапливалась, но в ней всё равно было теплее, чем на улице. Помнится, на крыше всегда жили голуби.
Крестьяне, дожидаясь своей очереди, останавливались на ночлег в помолке, была такая комната в бараке с нарами и печкой, где приезжающие могли отдохнуть и погреться. Комната принадлежала мельнице, и за ней тоже следил Прокопий Прокопьевич.
В ведении Прокопия Лопатина была и пилорама, находившаяся на мельнице. Стоял генератор, вырабатывающий электричество, так что мельники в отличие от крестьян, избы которых освещались керосиновыми лампами, жили при свете, а в домах у них вещало радио.
− Свет на мельнице был даже во время войны,− рассказывает Александр Прокопьевич. − Зимой пилорама не работала, а летом не умолкала с утра до вечера.
Только в 1966 году, когда воды Енисея стали заполнять Красноярское водохранилище, кипучий островок деятельности, чем и была мельница для жителей ближайшей округи, стал угасать. Реже мололи мельничные жернова, утих визг и жужжание пилорамы.
− Отец работал хорошо, а в посёлке Енисей не было пилорамщика, − вспоминает Александр Прокопьевич. − Перед затоплением приехал из Комы прораб Карл Яковлевич Газенкампф и уговорил отца переехать на новое место. Мельница попадала в зону затопления, муку в таких объёмах, как раньше, уже не мололи. Скоту на комбикорм ещё делали, но зерно уже не возили.
Воды могучего Енисея наступали на просторные луга и долины, пашни, места бывшего обитания жителей района в течение 1967 года. Масса воды, набираясь в низинах, разливалась, поднималась, поглощая в чреве своих глубин всё больше и больше земли.
− Мы жили на возвышенности, с горы было хорошо видно, как вода наступала на деревни, как наполнялось Красноярское море, − рассказывает Александр Лопатин. – В период затопления работала специальная комиссия по подготовке ложа водохранилища. Путние дома перевозили, развалюшки сжигали. Докуда дойти воде, ставили колышки с метками, и до этих меток деревья спиливали. Даже церковь взорвали, хотя она не мешала ни людям, ни пароходам, была затоплена не вся, а только наполовину. Взорвали её со второй попытки, старинная кладка не поддалась, после первого взрыва только пыль пошла. Мы с мальчишками ради интереса потом заплывали на лодке в церковь. От неё остались одни стены.
В огне очищения сгорела и мельница, родной уголок Александра Лопатина. Милые когда-то его сердцу места стали дном Красноярского моря. Но миллионы кубометров воды бессильны перед живой памятью. Картины детства, как будто это было вчера, стоят перед глазами Александра Прокопьевича. Всю жизнь профессиональный водитель прожил в родных местах, за 56 лет за рулём автомобиля исколесил все пути и дороги правобережья. И остался верен своей маленькой родине. Мельнице, меж трёх деревень.
Автор Галина ЧЕРКАШИНА