Часть 1
Разум человека - есть удивительное явление. Это единственное средство взаимодействия с реальностью и управления действиями. Таким образом, разум является единственным средством выживания человека. Аббат Эспер, 1472 год.
***
-Семенов! Пройдите.
Громкоговоритель щелкнул и замолчал. Невысокий человек в тяжелых ботинках и потрепанной куртке поднимается из очереди. Комкая в руках мокрую вязаную шапку, он идет к двери с табличкой. Дверь пропускает его, словно проглатывает. В приемной опять тихо.
Невысокого человека зовут Алексей. Он пришел сюда устраиваться на работу.
Его школьные годы прошли в отчаянных попытках не попасться с невыполненными заданиями вперемешку с прогулами. Экзамены на тройки вытянул кое-как. Выпускной был отмечен с размахом, в маленьком городке потом долго вспоминали похождения выпускников того года. Впрочем, позже забылись и они. Алексей, или просто Лёха, как звали его все вокруг, начал идти по жизни лихо.
Все дороги, как сказал седой старенький директор школы на последней линейке, были открыты. Леха пошел по самой прямой. Пока его бывшие одноклассники начинали карьеру, цепляясь за каждую возможность заработать, он взял и ушел в армию, освободив комнату для личной жизни сестры. Его отправили служить в глухую часть, в которой было украдено все, что можно было украсть и пропито все, что можно было пропить. Вообще-то Лёха с малолетства хотел стать военным. Ему нравилась форма. В школьных мечтах Лёха видел себя в дыму и огне, проходил полосу препятствий, тренировался на стрельбище, в общем, готовился выполнять боевую задачу на оценку не менее, чем «отлично». Почему-то перед глазами вертелась картинка, на которой он стоит израненный и грязный после успешного завершения операции, а седой генерал прикрепляет ему на форму орден. Но боевых задач у его части не было, солдаты были никому не нужны, и все занятия сводились к мытью казармы и наведению порядка на территории части. Единственное, что волновало командование — это чтобы никто не сбежал, и сильно не пьянствовали. Орденов, естественно, тут не выдавали. Примерно через полгода, когда первый шок от попадания в армию прошел, Лёха понял, что реальность очень далека от тех картин, которые он рисовал себе в своем воображении. Весь его боевой запал жизнь погасила грязной водой из ведра и прихлопнула мокрой половой тряпкой.
Подруги у Лёхи не было. До армии была. Одна обещала ждать, лила слезы у него на плече, а на проводах так здорово отдалась по очереди сразу двоим Лёхиным друзьям, что первое же письмо от нее Лёха спустил в унитаз. Хотел приехать поговорить, но потом остыл, и только вздрагивал, когда кто-то произносил ее имя. Потом и это прошло. Больше писем ни от кого не было. Сам он никому никогда не писал.
Вернувшись через два года, он с неприятным удивлением увидел, что вчерашние продавцы продвинулись по карьерной лестнице, а кое-кто уже гоняет на свеженьком автомобиле, пусть даже приобретенном в кредит. Кто-то параллельно с работой учился в институте. Некоторые бывшие одноклассники обзавелись семьями, и по выходным чинно вышагивали в парке, толкая перед собой коляску с малышом. С ними не получалось пообщаться по-старому, по-свойски, пропали ребята. Утонули в пеленках, как говорил Лёха. Шатаясь по знакомым в роскошном дембельском мундире, принося в гости струю перегара и грубоватый армейский юморок, Лёха выдавал очередное едкое рассуждение на тему низкооплачиваемой работы, на которую он никогда бы не пошел. Короче говоря, Лёха всем надоел достаточно быстро. Армейские шутки всем приелись. Школа жизни, учившая его в течение двух лет быть подтянутым и опрятным, научила немного не тому. Да, Лёха мог отлично начистить сапоги и легко выполнить норматив по бегу, мог запросто отмыть до блеска всю квартиру, но здесь это было не нужно. Нужно было иметь чуточку другой склад ума, а именно эту чуточку Лёхе никак не удавалось поймать.
Лёхина сестра в прошлом году вышла замуж. Они с мужем откровенно тяготились его обществом. Нет, молодой муж оказался нормальным парнем, и поговорить есть о чем, и на вид не из этих, модных - так называл их Лёха за покрой штанов и общую манерность. Однако, третьих посиделок подряд он уже не вытерпел, отставил рюмку и пошел что-то там рисовать. Лёха как-то заинтересовался его работой, поглазел на непонятное переплетение линий и уточнил, что это будет по итогу. Потом долго рассуждал, как можно для одного домика делать столько чертежей. Нет бы один, но подробный. Ну, да и ладно, кто их там разберет, инженеров этих. Не от мира сего они.
Тем временем язвительно высмеянные кредиты у бывших друзей выплачивались исправно, зарплаты росли, и Лёхины высказывания утратили актуальность. Принимать его перестали совсем, просто считали кем-то вроде местного юродивого, который все знает, но сделать ничего не может. Взамен круг его собеседников пополнился еще одной категорией людей – неопределенного возраста, неопределенных занятий, вечно ищущих денег и компанию. Каждый, естественно, «отвечал за базар», имел «людей», чтобы в случае чего «подтянуть», и так далее. Все они смотрели серьёзно, говорили однообразные тосты, дергали струны гитары, подаренной Лёхе родителями на окончание восьмого класса, и вспоминали девяностые. Девяностые у каждого можно было описать примерно одними и теми же словами, сложенными в одном и том же порядке.
Сначала Лёха верил их рассказам о знакомствах в самых высших кругах и принимал все за чистую монету. Пару раз даже для кого-то нелепо пытался составить бизнес-план, окрыленный заверениями, что им везде дадут зеленый свет. Но проекты не заканчивались ничем, кроме фраз, что надо еще чуточку подождать и кое-что решить. Потом эти серьёзные люди пропадали, иногда вместе с его, Лёхиными вещами.
История со всеми серьёзными людьми закончилась, когда Лёха в пьяной обиде настучал самому серьёзному человеку в городе по физиономии и спустил того с лестницы. Неделю он нервно ждал последствий, потом увидел того человека в забегаловке, выдающей деньги до зарплаты у метро, и что-то понял. Встречи прекратились, гитару оставили в покое.
Постепенно Лёха начал осознавать, что он каждый день приходит домой, где кроме старой кровати, обшарпанного телика, и парочки банок дешевого пива, его, в общем-то, никто и не ждет.
Что ни говори, Лёхе уже тоже очень хотелось остепениться. Получалось с трудом - у него была масса новых знакомых, обижать которых было нельзя. Ведь Лёха тоже отвечал за базар. Так пролетали недели. Ночной магазин на первом этаже Лёхиного дома держался на плаву только благодаря его, Лёхиным, ежедневным закупкам спиртного. Деньги, отложенные до армии на машину, таяли. На остаток едва ли кто теперь мог бы продать Лёхе даже нормальный велосипед.
И вот как-то утром на Лёху из зеркала глянула небритая распухшая физиономия алкоголика со стажем. Глаза болезненно блестели, щеки были мертвенно-бледны, на коже явственно просматривался отпечаток подушки. Это его неприятно поразило.
Наскоро умывшись грязным куском мыла, Лёха принялся готовить завтрак.
На газовой плите зажегся синий венчик, чугунная сковорода глухо звякнула о решетку. В холодильнике нашелся кусочек сливочного масла. Наколов его на кончик ножа, Лёха перенес масло на сковородку, умудрившись не уронить. Масло недовольно заскворчало, растекаясь по выскобленной поверхности сковородки неопрятным желтым пятном. Лёха задумался. В деревянной хлебнице, в пакете, он нашел горбушку ржаного хлеба. Корочки аккуратно, насколько позволяли дрожащие руки, были срезаны ножом. Остальное Лёха распустил на ломтики, которые уложил на сковороду. Ломтики зашипели, впитывая раскаленное масло. В холодильнике же нашлась и единственная сосиска в целлофановой обертке. Лёха удовлетворенно хмыкнул и порезал сосиску на равные кружочки, постоянно прикладываясь к бутылке минеральной воды. Кружочки сосиски присоединились к ломтикам ржаного хлеба, теперь все вместе шипело на сковородке, приобретая коричневую корочку. Лёха почесал ягодицу и достал с полки три яйца. К этому моменту ломтики хлеба уже начали подгорать, наполняя кухню дымом. Два яйца получилось разбить в сковороду нормально, на третьем что-то пошло не так, и пришлось кончиком ножа выковыривать из сковородки осколки скорлупы. Щедро засыпав получившийся омлет солью и перцем, Лёха закрыл сковороду крышкой и убавил огонь до минимального. Бутылку из-под минеральной воды он привычно поставил на подоконник, где уже стояли несколько таких же бутылок. Из-под крышки на всю квартиру разносился запах подгоревшего хлеба, жареных сосисок и яичницы. Лёха снял сковороду и кусками переложил получившееся блюдо на тарелку. В чашке оставался вчерашний чай. Лёха плеснул туда кипятка и уселся за стол.
Телевизор в кухне сломался уже очень давно. Сестра все просила починить, Лёха презрительно отнекивался. Мол, сейчас уже никто не чинит такие вещи, люди нормальную плазму покупают и горя не знают. Сестра вздыхала и включала радио.
Лёха доедал завтрак в полной тишине. Посуду он сложил в раковину, мыть времени уже не было. Быстренько натянув куртку, он вышел из квартиры и спустился по лестнице на улицу.
Лето перевалило за середину. Во дворе буйствовала зелень Дворник ритмично шаркал метлой по асфальту, сгоняя опавшие листья в большую разноцветную кучу. Полдень, все уже разъехались кто куда по своим делам. Скоро повылезают эти расфуфыренные девочки из соседнего бизнес – центра. Побегут травить свои нежные желудки обедами на позавчерашнем бульоне и маргарине с химическим привкусом. А вечером за каждой из них заедет ее парень или муж на кредитной машине, они поедут домой, чтобы утром снова прибежать в душный офис, отрабатывая жалкие гроши. Плевать на них. На всех и каждого. Лёха остро ощутил, что никому во дворе нет до него никакого дела. Он сплюнул на асфальт и направился к метро – там у него были дела.
Путь к метро проходил через сквер. Скрытый кустами от посторонних глаз, сквер являлся излюбленным местом сбора всех тех, у кого было много свободного времени и желания пообщаться. Лёха еще издалека услышал разговор на повышенных тонах и узнал голоса. В перепалке участвовали его старые знакомые – постоянная обитательница пивной, располагавшейся на первом этаже его дома - дама с вечными следами мордобоя на лице, интеллигентный преподаватель колледжа, любитель с утра пропустить пару стаканов портвейна, и местный бродяга.
- Да ты посмотри на эту рожу, кто еще мог забрать пакет! – дама нападала на бродягу, который вяло отнекивался и кутался в драный пуховик. – Продал уже, скотина, успел. Оставила на минуту, а он тут как тут!
- Господа, зачем этот крик? Сейчас разберемся, - мужчина в брюках, стоптанных ботинках и отвратительно грязном джемпере удерживал женщину за руки, не пуская к бродяге.
- Да я его сейчас вообще грохну, ты знаешь, кто я? – пьяница перешла на крик и вцепилась в седую бороду преподавателя колледжа. Тот крякнул и оттолкнул собутыльницу от себя. Женщина по инерции сделала несколько шагов и завалилась за скамейку. Бродяга продолжил сидеть, не обращая внимания на происходящее вокруг.
Лёха брезгливо посмотрел на компанию и шлепнул интеллигента по лысине.
- Чего не поделили, аристократы?
Из-за скамейки послышался пьяный голос:
— Вот, Лёшенька, посмотри, убили меня, ни за что ни про что. Убииииили! – ее голос сорвался на крик. – Сумку забрали. Насилуют!! – внезапно выдала дама и добавила. – Полиция!!!
Лёха поморщился, вонища от компании стояла что надо.
- Заткнитесь все. Сейчас действительно приедут, всех заберут. Что там за сумка была? – он взял ситуацию в свои руки.
- Да не было там ничего, батон один. Вон валяется ее кошелка, пусть забирает и валит отсюда, пока цела - подал голос бродяга.
- И тысяча долларов, - добавили из-за скамейки. – Я, может, доллары поменяла.
- Какие тебе доллары, шалашовка, ты хоть знаешь, как они выглядят? – заржал бродяга.
- Я на квартиру копила, - пьяным голосом заявили из-за скамейки.
Интелигент расстроенно сел рядом с бродягой.
- И так каждый день. Не одно, так другое, - он обратил внимание, что Лёха, стоя поодаль, наблюдал за этой сценой со странным выражением лица. – Уважаемый. Вы видите, что происходит. Для погашения конфликта, а также в связи с тем, что среди нас имеются дамы, не будете ли вы столь любезны добавить нам шестьдесят четыре рубля, коих не хватает, чтобы организовать миротворческий банкет?
Лёха презрительно сплюнул, сунул колдырям сто рублей и направился к метро. Позади уже решали, как потратить неожиданно свалившееся на голову богатство. Сзади послышались торопливые шаги. Леха обернулся и увидел интеллигентного преподавателя.
- Безмерно благодарен за оказанную финансовую помощь. Вы, можно сказать, спасли нас от бессмысленной драки, - начал он, отводя глаза в сторону. – Если у вас будет еще минута…
- Чего надо? – сквозь зубы процедил Лёха.
- Вы же из углового дома? Так вот, вы не знаете, что случилось с Альбертом Ивановичем? На четвертом этаже живет в вашем доме, он пианист. Последнее время его не видно, уже дня три не посещает нас…
Лёха взял тощего преподавателя за воротник. С треском отлетела пуговица рубашки. Интеллигент испуганно вцепился в лёхин локоть.
- Мне делать больше нечего, как за вашей компанией присматривать, - злобно процедил Лёха в лицо почти висящему в воздухе мужчине и оттолкнул его к кустам.
Интеллигент попятился и схватился за ворот рубашки, одергивая грязный свитер.
- Может случилось с ним что…человек все-таки… - пробормотал он, опуская глаза в поисках отлетевшей пуговицы.
- Да был бы человек, - отмахнулся Лёха, сворачивая на асфальтовую дорожку, ведущую к метро. Альберта Ивановича он знал. В свое время он пытался научить маленького Лёшу играть на фортепиано, но с гораздо большим удовольствием Лёха учился играть в карты.
Было достаточно поздно, чтобы в подземку успели спуститься все, кто спешил на работу, и достаточно рано, чтобы народ уже начал разъезжаться по делам после утренних планерок. Около метро копошились лишь вечные бабки, продающие зелень и носки с импровизированных прилавков, составленных из картонных коробок. В квадратной пасти метрополитена исчезали редкие прохожие.
Лёха порылся по карманам и среди табачных крошек и обрывков сигаретных пачек нашел смятый полтинник. Он подошел к ларьку, протянул полтинник в окошечко, получив пачку дешевых сигарет и горсть мелочи на сдачу. В который раз он обещал себе больше не менять красивые зеленые купюры с изображением Ярославля, но вечером все повторится, как обычно – скрепя сердце откроется заветная коробочка, и на свет появится «Уж Сегодня Точно Последняя» купюра из заветной пачки, так гревшей душу все два армейские года. Он тогда представлял себе, как поедет на авторынок, будет ходить, смотреть машины, бдительно наблюдая за карманниками, так и липнущими к денежным мешкам вроде него. День обязательно будет солнечным и теплым. Лёха будет сам осматривать приглянувшийся аппарат, ни капли не доверяя словам продавца, досконально изучит все бумаги и поставит машину на учет. Потом сядет за руль, замрет на минутку, ощущая всю свободу, которую дарит машина, вдохнет запах бензина и масла, обивки и выхлопных газов Его Машины. А потом просто будет кататься. До самого утра. И поставит машину перед домом, заботливо закрыв замки и протерев приборную панель. Ему почему-то казалось, что истинные автолюбители всегда протирают приборную панель. Это как ритуал, как своеобразное «Спасибо» механизму за бесперебойную работу. Но сегодня утром он обнаружил кое-что, заставившее его немного занервничать. В заветной коробке осталось слишком мало купюр.
Лёха сделал круг около магазинчиков. У него был план, и он собирался привести его в действие. Надеяться на безвозмездную помощь послеармейских товарищей не приходилось. В абсолютном большинстве это были или такие же аристократы, каких он встретил в скверике, или просто любители промочить горло на халяву, за душой у которых были только проблемы. И эти проблемы заливал алкоголем Лёха. Если бы Лёха исчез, моментально бы нашелся другой, с которым было бы так же весело, и который наливал бы, не скупясь, пока хватает наличности, и пока не жалуются соседи. Впрочем, соседи брезгливо отмалчивались, или же проходили мимо, отводя взгляд, как только слышали залихватские выкрики насчет тягот военной службы и удары тяжелых ботинок по грязному бетону лестницы. Празднование слегка, да, Лёха и вправду считал, что слегка, затянулось.
Около бетонной коробки метрополитена стояла женщина в красном жилете. Она раздавала бесплатные газеты, что-то типа «Работа от А до Я», или «Вакансии». Людской поток обходил ее стороной. Уродливый яркий пуховик и утепленные брюки скрадывали очертания фигуры. Лёха подошел поближе и увидел, что женщина еще достаточно молода. В протянутой руке были зажаты газеты, и она с надеждой протягивала их выходящим из метро людям. Ее не замечал никто. Лёха вспомнил, что утренняя проверка коробочки доставила несколько неприятных минут, и направился к этой женщине. Ему в руки немедленно сунули два выпуска газеты, напечатанной на дрянной серой бумаге. На главной странице были яркие надписи, гарантирующие золотые горы тому, кто имеет желание хоть чуточку поработать. Он великодушно взял газеты, получив в награду благодарный взгляд. Наверняка остаток газет вечером сегодня отправится в помойку, или же какой-нибудь рачительный автовладелец заберет остаток пачки, чтобы кинуть бумагу под коврики в салоне. А распространительница получит свою плату за двенадцатичасовое унижение и отправится домой, где ее ждет такой же товарищ, как вот эти вот в сквере.
Лёха машинально совершил еще круг и направился домой. Сквер он обошел стороной. Сегодня он твердо решил решить вопрос с работой. В конце концов, дело не в бумажках, как он называл дипломы об окончании высшего учебного заведения. Дело в голове, а в своей голове он был уверен на все сто.
Женщина в пуховике внезапно сунула стопку газет в ближайшую урну, развернулась и направилась в глубь дворов. Завернув за угол, она стащила пуховик и отправила его в мусорный бак. Брюки отправились следом. Затем настало время уродливых дутых сапог. Через секунду около мусорки стояла симпатичная девушка в строгом полупальто и аккуратных очках. Не оборачиваясь, она двинулась мимо старых полуразвалившихся гаражей, заросших высокой травой, прямо в узкий проезд между кирпичными коробками.
-Девушка! Девушкаааа!!! – к мусорке подошел не очень трезвый человек в грязной засаленной одежде, повертел в руках пуховик и брюки, заприметил удалявшуюся девушку, и почти побежал за ней. – Я вещички заберу, вы вроде как выбросили…
Он завернул в проезд между гаражами и застыл в недоумении, держа яркие вещи в руках. В тупиковом проезде не было никого. Постояв так с минуту, человек пожал плечами и бегом направился к рынку. Неплохие шмотки можно было выгодно продать.
Леха с чувством выполненного долга с газетой в руке подошел к дому. Дело было за малым, выбрать вариант посолиднее, и можно вливаться в гражданскую жизнь. Перед дверью в подъезд он немного задержался, чуть подумал и зашел в соседний подъезд. Домофон не работал уже несколько лет, поэтому пришлось наудачу подниматься на четвертый этаж. На площадку четвертого этажа выходили две двери, одна коричневая металлическая, вторая простая, обитая черным дермантином. Лёха нажал кнопку звонка, который был приделан рядом с дермантиновой дверью. В квартире приглушенно затрещал электрический зуммер.
Дверь никто не открыл. Лёха зажал кнопку еще раз. Металлическая дверь напротив вздрогнула, лязгнул запор, и на площадку выглянула миловидная хозяйка. Лёха подавил рефлекторное желание убежать и обернулся.
- Лёша, ты, что ли? Лёшенька, как ты вырос! – женщина всплеснула руками. Лёха смутился, он вспомнил как эта милая женщина при встрече постоянно угощала его маленького то конфетами, то печеньем. Это была соседка, то ли сестра жены, то ли двоюродная сестра самого Альберта Ивановича.
- Здрасьте, тетя Лена, - пробурчал Лёха.
- А чего не заходишь, весь двор гудит, что ты из армии вернулся. Чайку попьем, у меня конфеты твои любимые. Зашел бы как-нибудь, моему болвану старшему про армию рассказал бы заодно. А то он бегать собрался. Все мужики как мужики, а этот ма-ла-холь-ный! – последнее слово она прокричала в глубину квартиры.
-Ну маааам, - пробасили оттуда в ответ.
- И не мамкай мне, вон борода уже как у деда старого. Вот сдам тебя военкому, будешь знать, - раскочегарилась тетка.
Из коридора вышел высокий парень с аккуратной бородкой.
- Я в магазин, надо что купить?
- Квартиру себе купи и живи отдельно! – запальчиво заявила хозяйка, потом вспомнила про Лёху. – А ты к Алику? Его не видать давно, наверное, на дачу уехал. Ладно, я пошла, мне еще это чучело кормить идти, сам не пошевелится.
Дверь закрылась, и Лёха остался на площадке один. Он еще раз нажал на кнопку звонка, и уже собирался уходить, как вдруг заметил, что щель с одной стороны двери была чуточку шире. Лёха толкнул дверь, и она беззвучно раскрылась. Из квартиры пахнуло потревоженной пылью и затхлостью. Где-то в дальней комнате чуть слышно играло радио.
- Альберт Иванович! – слова прозвучали как-то плоско и утонули в тишине квартиры. Лёха шагнул в коридор и отпустил дверь. Щелкнул замок и дверь захлопнулась. Лёха застыл, потом попробовал открыть дверь, но ручка не проворачивалась совсем. Лёха поежился. Он внезапно почувствовал, как холодно в этой квартире. Где-то здесь поблизости должен был быть телефон. Надо позвонить соседке, у нее точно должен был быть ключ. Объяснить свое появление в квартире будет трудновато, правда, но не чужие люди, разберемся.
Коридор был обставлен в полном соответствии с детскими Лёхиными воспоминаниями из тех времен, когда он приходил сюда к Альберту Ивановичу учиться играть на фортепиано. Облезлые обои, классическая занавеска из пластиковых трубочек, вешалка с кучей разношерстных курток, пальто и каких-то шарфов, подставка для обуви. Возле подставки для обуви лежала перевернутая коробка с нарисованными на ней старомоднейшими туфлями. Видимо, их достали в спешке и коробку убирать не стали. Альберт Иванович, должно быть, куда-то сильно торопился.
Лёха сделал шаг вперед, чувствуя, как качаются под его ногами древние паркетные доски. Альберт Иванович жил один, его супруга скончалась еще когда Лёха учился в школе. Видимо, чтобы отвлечься, Альберт Иванович в ту пору давал много уроков, да и похороны съели все его небольшие сбережения. Лёха вспомнил завешенные тканью зеркала, черно-белый портрет молодой красивой женщины с траурной лентой в углу и этот запах… ладан, что ли. Альберт Иванович иногда прерывал урок и уходил в соседнюю комнату, из которой потом доносились глухие рыдания. Потом он возвращался и обучение продолжалось. Это был первый раз, когда Лёха столкнулся с этой неприятной гранью человеческого бытия, и, наверное, тягостное ощущение горя в этой квартире было одной из основных причин, почему занятия Лёша посещать перестал.
Рядом с телефоном лежала знакомая Лёхе газета с объявлениями. Скорее всего, Альберт Иванович прихватил пару экземпляров около метро, может подработку искал, может еще что, кто его знает. На развороте было явственно видно жирно обведенное шариковой ручкой объявление в желтой рамочке - несколько слов и номер телефона. Лёха усмехнулся. Тут и никакой Шерлок Холмс не нужен, все и так понятно, старик точно поиздержался и решил устроиться на работу. Внезапно справа раздался резкий свист, Лёха подскочил и ударился головой о плафон, свисающий на витом проводе с потолка. Плафон качнулся, и чтобы он не разбился о стенку, Лёха придержал его рукой. Второй рукой он потирал ушибленный лоб. Свист не утихал. Лёха прошел на кухню, там на плите кипел чайник со свистком. Машинально выключив газ, Лёха поставил чайник на пробковую подставочку, и только потом задумался, кто же мог поставить чайник на огонь. Но подумать ему не дали.
Радио где-то в дальнем углу заиграло грустную фортепианную мелодию, и Лёха примерз к полу. Он узнал те ноты, которые вдалбливал ему в голову Альберт Иванович во время занятий. Та-ти-ти-та-ти-ти, эти звуки когда-то давно он старательно извлекал из потрепанного фортепиано, стоящего в углу. Лёха с облегчением выдохнул, рванулся вперед и снова застыл на пороге комнаты. За клавишами на стульчике сидела женщина и играла ту самую знакомую мелодию. Белые пальцы перелетали с клавиши на клавишу. Белое платье было испачкано землей, траурная лента виднелась из-под распущенных волос. Женщина прекратила играть и повернулась к Лёхе. Бледное лицо покойной супруги Альберта Ивановича, наскоро измазанное гримом, превратившим его в ужасную посмертную маску с запавшими глазами, не выражало ничего. Рот был зашит суровыми нитками. Через неплотно сжатые губы с тихим свистом выходил воздух. Лёха дернулся назад и, собрав ногами в гармошку коврик, рванулся прочь от мертвеца. Дверь в конце коридора была все так же закрыта. Лёха дернул ручку раз, второй, боясь обернуться. Он слышал тяжелые шаги сзади, чувствовал запах мокрой земли и сладковатый аромат разложения, отчего только еще сильнее дергал ручку. Наконец замок сработал, и Лёха вывалился на лестничную площадку, всхлипывая и дергая ногами. Дверь захлопнулась, и на лестничной клетке стало тихо. Леха отдышался и встал. Сердце колотилось как бешеное где-то в районе горла. За дермантиновой обивкой не было слышно ни звука. Он беззвучно отошел от двери и, постоянно оглядываясь, начал спускаться по лестнице. Последний пролет он преодолел уже бегом, подгоняемый леденящим ужасом. Вылетев на улицу, он вытер пот со лба рукавом куртки, оглянулся на подъезд и выругался. Дворник все так же шаркал метлой по асфальту, где-то на улице шумели проезжающие автомобили, проехал по дворам полицейский «бобик». Произошедшее несколько минут назад в квартире на четвертом этаже казалось сном. Лёха тяжело опустился на скамеечку около подъезда и первый раз в жизни подумал о том, что у него сейчас будет сердечный приступ.
Оторопь прервал тот же полицейский «бобик», скрипнувший тормозами около лавочки, на которой сидел Лёха. С переднего сиденья соскочил грузный старшина, поправил сползающие брюки и направился к лавочке.
- Старшина полиции Покровский, шестнадцатый отдел, документики ваши, - заметив Лёхин стеклянный взгляд, натренированной скороговоркой выдал старшина. Лёха поднял на него дикие глаза, и старшина покрутил носом.
- А чего в таком виде в общественном месте? Употребляем? – он нагнулся к сидящему Лёхе и потянул носом воздух. – Смотри-ка, нет… Паспорт-то есть, или в отдел поедем до выяснения?
Лёха замотал головой, вытянул из кармана пожеванный военный билет и протянул старшине. Тот брезгливо взял замусоленную книжечку и раскрыл ее, сверяя фотографию, заодно незаметно заглянул в лехины глаза, не расширены ли зрачки. Пролистав книжечку до конца, он сунул ее обратно в руки все так же сидящему на лавочке Лёхе.
- Дембель… понятно. В порядок себя приведи, видок у тебя, как будто труп увидел.
Лёха вздрогнул и пригладил уже слегка отросшие вихры. Старшина развернулся, дотопал до автомобиля, залез на переднее сиденье и громко хлопнул расхлябанной дверью.
- Поехали. Не наш клиент.
- Товарищ старшина, это же тот дом, где пианист пропал недавно, - подал голос водитель.
- Да вижу, вижу. Тут уже оперативно-следственные провели, свидетелей опросили, никто ничего не знает. Этого вот бесполезно спрашивать, он в синей яме уже месяца два, как дембельнулся, если верить его военнику. Ни хрена не соображает сидит. Так и спиваются, - назидательно произнес старшина, обращаясь к молодому поколению. С заднего ряда сидений послышались смешки, все прекрасно знали, что старшина и сам частенько закладывает за воротник. – Разговоры, мать вашу! Вы при исполнении, в конце концов. Понаберут мне тут клоунов…
Машина тронулась и выкатилась из двора, завывая шестеренками в трансмиссии. Лёха проводил «бобик» взглядом, встал со скамейки и посмотрел на окна квартиры четвертого этажа. Занавески не двигались. Привиделось, наверное…
Часть 2
Вернувшись домой, Лёха никого там не застал. Сестра уехала куда-то с подругами, это еще один пункт, которого Лёха не понимал. Есть же муж, сиди дома, в чем дело? Но оказалось, что кроме семьи, у людей может быть свой круг общения, и это было для Лёхи новостью. Нет, раньше у него были друзья, много друзей, но сейчас их лица были как в тумане. Он никому не позвонил, вернувшись из армии, ему никто не позвонил, и он решил, что тем хуже для них. Он знает цену дружбе, и эти щенки, которым лень взять трубку, ему не нужны. О том, что почти никому не сообщил об уходе в армию, Лёха и не вспомнил. У него в кармане лежала свернутая газета, и там был пропуск в счастливую жизнь, полную машин, женщин, и денег. А еще можно утереть нос этим говнюкам, всю жизнь пашущим - сначала в школе, потом в идиотских институтах, потом работающих на дядю за копеечную зарплату и липовые бонусы. Пережитый страх еще не отпускал, поэтому Лёха засунул голову под струю холодной воды, предварительно отодвинув стопку грязных тарелок, киснувших там с утра. Лёха рассмеялся, представляя себе их лица, когда они узнают, что кое-кто сделал все грамотно. Он развернул газету.
Спустя час он открыл секретер и достал заветную коробочку. Ему это было нужно. Оказалось, даже при устройстве в самый паршивый магазин рядовым продавцом нужна бумажка, о которой он так пренебрежительно думал всего час назад. Газета пестрела объявлениями о наборе машинистов, экскаваторщиков, прорабов, но даже на тот минимум, который нужен был для нормальной жизни не обремененному семьей и дипломами молодому человеку, Лёха рассчитывать не мог. Он слабо себе представлял устройство экскаватора, не умел пользоваться сваркой и не имел коммуникативных способностей. Даже его водительские права - его гордость, ведь он сдавал на права сам, без всякой помощи, и сдал с первого раза, без машины были просто кусочком ламинированного картона. А вся надежда на работу в такси уже была разлита по стопочкам и исчезла в желудках приятелей, чтобы наутро причинить головную боль и оторвать еще кусочек мечты на лечение. Лёха пересчитал оставшиеся деньги. Еще могло хватить на пару недель, но дальше перед ним вставала мгла, сквозь которую не мог пробиться даже зеленый огонек вожделенного такси с Лёхой самим за рулем.
В уголке секретера Лёха заметил маленькую бутылочку виски. Каким чудом она уцелела - неизвестно. Лёха сорвал крышку и вылил содержимое в себя. Алкоголь постепенно приглушил эмоции, заставил утихнуть ломающую виски головную боль, и Лёха как-то неожиданно понял, что уже минут пятнадцать смотрит на неприметное объявление в желтой рамочке, всего несколько слов и номер телефона. Он с трудом подавил желание сбегать в магазин за добавкой для поднятия настроения, взял трубку и набрал номер. И потом он был готов поклясться – уж лучше бы он в тот день уехал в полицию.
***
Громкоговоритель щелкнул и замолчал. Очередь, состоящая из скверно одетых людей, зашевелилась. Лёха поспешно рванулся к двери, неловко брызнув на стену водой, которая натекла с ботинок. На стене расплылись грязные пятна. Краем глаза Лёха увидел, что вообще-то никто не и спешил его опередить, и смутился. За дверью был коридорчик, метра четыре длиной. В конце еще одна дверь. Лёха преодолел коридор, проклиная погоду, из-за которой он оставил большую лужу около стула, на котором сидел, и из-за которой его куртка больше походила на мокрую тряпку, нежели на предмет верхней одежды. Купленный впопыхах джемпер немилосердно топорщился и жал горло, старые брюки были тесны и облепляли потные ноги как кусачие шерстяные одеяла. Лёха чувствовал себя каким-то чужим здесь, в королевстве красивых и успешных людей, Людей-У-Которых-Есть-Работа. Вязаная шапка превратилась в липкий комок расползающейся пряжи, Лёха сунул ее в карман.
Он взялся за ручку двери и нажал. Дверь неслышно подалась вперед, и Лёха попал в кабинет. Перед ним был стол, за столом сидела симпатичная девушка в строгом костюме и очках.
- Добрый день, Семенов, - она даже не пошевелилась.
- Здравствуйте, - смутился Лёха. В армии он миллион раз представлял себе, что после дембеля у него будет отличная работа, и прокручивал в голове диалог, в котором ему предлагают роскошные условия... в ответ он должен был многозначительно промолчать, ему должны предложить еще более выгодные условия… Он не ожидал, что его появление здесь будет воспринято как-то… никак.
- Итак, вы увидели объявление, - все так же, не пошевелившись, начала девушка.
- Да, это я звонил. Есть вопросы, - он сразу решил перейти к делу, тем более, собеседование ведет девчонка, а что они понимают в таких вопросах. – Расскажите подробнее о работе. И об оплате. И аванс, - на последних словах голос неожиданно сорвался, Лёха дал петуха и заткнулся.
Девушка посмотрела сквозь него и опустила взгляд на его ботинки. Из разбухших ботинок на дорогое ковровое покрытие сочилась грязная вода. Лёха попытался как-то переступить вперед, но понял, что лужу уже видели, и не стал.
- Образования нет. Опыта нет. За плечами армия и несколько месяцев беспробудного пьянства, - каждым словом девушка как будто припечатывала Лёху к полу, к той самой луже. Джемпер, словно раскаленная кольчуга, немилосердно ел плечи. Куртка превратилась в свинцовый сверток, оттягивающий руки. – Таких, как вы, достаточно много. Я бы сказала, даже слишком много. Почему мы должны обратить внимание именно на вас?
Вопрос был неожиданный, к нему Лёха не был готов. Голова после вчерашнего трещала, и слова никак не хотели находиться. Единственное, что он помнил, это то, что в кармане у него лежали водительские права.
- Права… - выдавил из себя Лёха и девушка рассмеялась. Смех оказался неожиданно обидным.
- Я хочу поговорить с главным… - начал он снова и осекся. Смех стих. Девушка презрительно разглядывала Лёхину одежду, как будто оценивая его по шкале убожества.
Лёха хотел возмутиться, но под немигающим взглядом девушки не сумел.
- Позвольте… - в его голове вертелись светские обороты, вроде «Милостиво повелеть соизволил» или «Позвольте осведомиться», которые должны были уничтожить сарказмом эту строгую девушку на другом конце стола, но ее взгляд просто вынимал душу, заставляя слушать и соглашаться.
- Хорошо, - взгляд отпустил его, и он внезапно ощутил, что почти счастлив. – Вы приняты. Заполняйте анкету и можете приступать.
Лёха с шумом выдохнул и сделал шаг к столу, на котором лежал лист бумаги с клеточками, полями для заполнения и большим пробелом снизу – местом для подписи. Мокрую куртку повесить было некуда, пришлось положить на пол рядом с креслом. Лёха вспомнил, что собирался держаться уверенно и попытался закинуть ногу на ногу. Почти на уровне столешницы показался размокший ботинок с остатками земли из сквера. Лёха быстро убрал ноги под стул и начал демонстративно рыться в карманах в поисках авторучки. Девушка наблюдала за ним с интересом, но её терпение быстро кончилось, и она швырнула на стол вечное перо.
Заполнение бесчисленных полей заняло минут двадцать. Лёха взмок окончательно. Паспорт вместе с военным билетом был по-хозяйски завернут в пакет, а достать его заранее он не подумал. Руки дрожали и открыть пакет с первого раза не получилось. Несколько минут Лёха под столом неловко пытался извлечь нужные книжечки, потом разорвал пакет, спрятав целлофановые лохмотья в карман под насмешливым взглядом девушки. Документы пришлось держать на коленях, положить их на стол он не осмелился. Наконец он торжественно поставил дрожащую закорючку на месте для подписи и протянул лист строгой девушке. Лист остался в протянутой руке, девушка брезгливо указала пальцем на кроваво-красную папку на столе. Лёха вдруг отчетливо заметил черную кайму под своими ногтями. Он встал, вложил лист внутрь и вернул папку обратно на стол. Зависло молчание. Лёху снова бесцеремонно разглядывали, словно оценивая, способен ли он на что-нибудь большее, чем поглощение дешевого алкоголя.
- Инструкции возьмете в приемной. Приступать с завтрашнего дня. И запомните, - тут девушка немного наклонилась вперед и потянула носом воздух. - Никакого пьянства на работе. Не опаздывать.
Лёха кивнул, повернулся строго, по-военному, плотно притворил за собой дверь, подавив желание приложить руку к головному убору на армейский манер. В приемной находились все те же несколько человек. Лёха взял со стойки конверт с пометкой "Семенов" и натянул ненавистную куртку. Конверт он держал в руках, ни в один карман он не влезал. Смотреть на других посетителей было неприятно.
Лёха вышел на улицу с ощущением того, что только что проснулся. Где-то в прошлом, в плотном тумане, за тяжелым столом сидела строгая девушка, и Лёха осознал, что не может вспомнить ее лица. Рука привычно потянулась к карману, где находились остатки денег, сейчас просто необходимо было выпить. В конце концов, до завтра еще успеем проветриться, конечно же. И даже никто не заметит.
Лёха опять напился. Сначала была бутылочка пива, потом еще парочка, а потом он ходил еще и еще, твердя про себя, что перебирать сегодня не стоит, нужно все контролировать. Последнее впечатление вечера - он перед кассой пытается собрать разбегающиеся купюры, руки не слушаются, ногам очень холодно. Лёха переводит взгляд вниз и понимает, что он пришел в магазин в носках. Он пытается улыбнуться продавщице, но непослушные ноги несут его прямо на кассовый аппарат, руки сами собой взмахивают, и тяжелая полуторалитровая бутыль с пивом опускается на стеклянную витрину. Витрина разбегается по углам с мерзким звоном. Лёха скользит носками по мокрому кафелю и приземляется затылком на ступеньку около входа. Раздается гулкий стук, и на Лёху опускается плотное облако, черное, как глаза той девушки за столом.
***
Лёху внезапно выкинуло из смятой постели. Толком не понимая, что делает, он метнулся в ванную, открыл холодную воду и припал к крану. Голову как будто плющили в огромных тисках, перед глазами все плавало. На отражении в зеркале Лёха долго не мог сфокусировать взгляд, а когда наконец-то это удалось, из зеркала на него уставился образ человека с диким взором и опухшим мертвенно-зеленоватым лицом. И тут он вспомнил, что было вчера.
Шатаясь, Лёха прошел в прихожую и начал рыться в куче мокрой одежды. Не мог же он так просто взять и потерять конверт. Конверт нашелся в самом низу, на нем лежала скомканная вязаная шапка. Лёха вскрыл его и вытащил лист.
Крупным шрифтом был напечатан заголовок. Инструкция. Само по себе это ничего не говорило. Буквы прыгали перед глазами, но Лёха приступил к чтению, то и дело припадая к крану и проклиная себя за вчерашний вечер.
Первые пять пунктов касались общих правил. Приходить вовремя, выглядеть опрятно и так далее. Лёха постепенно приходил в норму, если можно так сказать. Голова все так же трещала, но в глазах уже не двоилось, и жажда чуть улеглась. Далее в инструкции сообщалось, что вчера днем Лёха был принят на работу управляющим небольшим отелем недалеко от города. На этом месте Лёха взволнованно пригладил вихры и искренне пожалел, что так набрался. Следовало потратить немного времени на поиск приличного костюма и посещение парикмахера. Он нашел кружку с остатками воды, выплеснул воду в раковину, налил крепкого чаю и устроился поудобнее на кресле. Часы показывали половину одиннадцатого.
Дальнейшее чтение его не настолько порадовало. Это были непосредственно обязанности. Как ни странно, их было совсем немного. Особым пунктом было выведено - не спускать глаз с парковой зоны, или что-то в этом духе. В принципе, ничего сложного. Он справится. Лёха представил, как заявится домой и в ответ на восторженные взгляды родственников и одноклассников - ему верилось, что они непременно будут восторженными - небрежно бросит, что в его отеле сегодня был трудный день. В Его Отеле. Говнюки должны понимать, с кем имеют дело.
В самом низу листа была написана сумма. Лёха прикинул, что планируемый к выплате оклад за две недели работы с лихвой покроет его гулянки. Следующие две недели обеспечат ему парочку месяцев существования, а потом вполне можно будет подумать и о машине. При грамотном подходе, естественно.
Еще ниже от руки было приписано: "Прибыть в полдень". Ни больше, ни меньше. Лёха подпрыгнул, как ужаленный. Голову моментально пронзил раскаленный похмельный укол, а поверх него в памяти четко нарисовалось лицо вчерашней девушки, наклонившейся к нему через стол. Не Опаздывать.
Лёха заметался по комнате. Куча мокрой одежды в углу никак не могла подойти в качестве костюма управляющего. Морщась от пульсирующей боли в голове, он достал из шкафа костюм, в котором провел выпускной вечер. Костюм был маловат и старомоден, да к тому же здорово вонял нафталином, но выбирать не приходилось. Лёха схватил измятый конверт, цапнул из коробочки еще купюру и выбежал из дома, оставив лист с обязанностями на столе. Он там и лежал, когда вернулась Лёхина сестра. Она взяла в руки лист и с отвращением бросила его обратно. От листа отчетливо пахло гнилью. Текста на листе не было.
Лёха летел, как стрела. Около метро он столкнулся с завсегдатаем местных рюмочных, дядей Колей. После этой встречи дядя Коля перестал пить. Это был единственный случай, когда его чуть не сбил с ног живой мертвец. Секунду спустя он уже видел удаляющуюся Лёхину спину, но отныне каждый раз, как он пытался взять в руки рюмку, его настигал запах нафталина и виделись безумные глаза бегущего на него человека.
Лёха взял такси. Иначе все его планы шли крахом. Таксист недоверчиво переспросил адрес, но, тем не менее, они сговорились, и желтый автомобильчик доставил Лёху к огромным стальным воротам. Он перепроверил адрес на конверте и рассчитался. Таксист поспешил уехать, но до конца дня он не мог забыть невысокую фигуру, одиноко стоящую перед заваренными наглухо створками. И еще, пришлось останавливаться на заправке и покупать новый освежитель воздуха - пассажир оставил после себя еле уловимый запах гнили. Но по итогу таксист выкинул эту картинку из головы. Надо было думать о предстоящем техническом осмотре, а недавно пришедшая к ним в контору диспетчерша обещала подарить ему незабываемый вечер в компании с фильмом "Сумерки" и упаковкой пива.
Лёха стоял перед железными воротами и озадаченно осматривал их на предмет замка или кнопки звонка. Ничего похожего заметно не было, но на воротах угадывались очертания дверцы.
Лёха наугад занес кулак, но стукнуть не успел. Дверца распахнулась, и показался вышколенный служащий.
- Семёнов? Вас ожидают, - он отступил назад и Лёха, всем своим телом ощущая, насколько мал ему костюм, шагнул внутрь.
За воротами был парк, красивый классический парк. Между кустами, высаженными в форме геометрических фигур, были расположены белые скульптуры, беспорядочно раскиданные по территории. Без пьедесталов, просто скульптурные изображения животных. Парк пересекала прямая, как стрела, аллея. Лёха преодолел расстояние, отделявшее его от находившегося в глубине парка здания, и посмотрел на отель. Сам отель был невелик. Три этажа, два балкона, деревянная входная дверь. Парк перед отелем был залит солнечным светом, но от самого здания веяло холодом. Лёха отметил это, потому что у него еще болела голова. В тени вроде бы было полегче. Без трех минут полдень. Лёха открыл тяжелую дверь и зашел внутрь.
В холле отеля царил приятный полумрак. После полуденной жары Лёха как будто заново родился. Он твердым шагом подошел к стойке и воззрился на метрдотеля.
- Семёнов Алексей Дмитриевич?
- Да, — это слово удалось произнести более или менее четко.
- Вы наш новый управляющий. Поздравляю, – метрдотель произносил каждое слово отчетливо и громко, как будто даже с издевкой. – Вижу, вы готовы принять ммм… пост. Итак, для вас назначен испытательный срок.
Лёха об испытательном сроке не читал, поэтому немного напрягся.
- Всего одни сутки. Вы же понимаете, мы должны удостовериться…
Лёха все понимал, а в его сознании крутилась та сумма, которая была обещана по итогу его двухнедельных трудов. Всего одни сутки. Леха закивал головой и продолжил слушать.
- В отеле всего сорок два номера. Десять одинарных, десять двойных, десять люксов, пять суперлюксов, и пять Ви-Ай-Пи, – это выражение Лёхе ничего не говорило, но он согласно кивнул. – Сейчас не совсем сезон, поэтому постояльцев в отеле нет. Здание, можно сказать, пустует. Вам следует позаботиться о его подготовке к приему гостей. Порядок в номерах наведен, коридоры тоже в отличном состоянии, лифт исправен. Но вот парк.. С парком придется поработать. Пока вам не набрали ммм… персонал, - Лёха встрепенулся, но потом прикинул размеры парка, территория была гораздо меньше, чем сквер перед штабом части, который Лёха три раза в неделю выскребал граблями дочиста, - Пока вам не набрали персонал, за парком придется присмотреть. Особенно в уходе нуждаются статуи. За ними ну просто глаз да глаз. Вы же понимаете, о чем я.
Лёха в очередной раз кивнул и пошел за метрдотелем на осмотр владений. Особенного ничего он не увидел, за исключением одного – в здании отвратительно пахло – смешивались запахи болотной тины, гниющего мяса и прошлогодней травы. Впрочем, запах был слабый, и прокуренный насквозь Лёха не придал ему большого значения. Они прошли все три этажа, спустились в подвал, где Лёха увидел доисторический паровой котел с медными заклепками на выпуклом боку, а потом вышли на задний двор. Там стояла одинокая статуя горниста, похожая на те, что ставили в пионерлагерях Лёхиной юности. Краска кое-где облетела, обнажая бетонное тело статуи. Метрдотель попросил, нет, он не настаивал, просто попросил оказать маленькую услугу. Утром собирался нагрянуть хозяин отеля, и желательно, да, желательно, чтобы все было просто идеально.
В армии Лёху научили поддерживать порядок - все должно было быть покрашено, побелено и подстрижено, а тут всего лишь нужно подновить краску на статуе. Положительно, метрдотелю нельзя было отказать. Лёха уточнил, где находится краска и инструменты, и все было решено. Они вернулись в здание, метрдотель объяснил, что где расположено в холле, а Лёха поиграл блестящим металлическим звонком, стоящим на стойке администратора. Звонкая трель разнеслась по всему первому этажу и потерялась в коридорах. Метрдотель наблюдал за ним со странным выражением лица.
Спустя пару часов метрдотель уехал, гулко хлопнув дверцей в металлических воротах. Лёха выдохнул, уселся на скамеечку в парке и принялся размышлять, что нужно сделать в первую очередь. Среди прочих обязанностей необходимо было следить за давлением в котле, порядком на кухне, а также не спускать глаз с парка. Особенно ночью. Особенно с парка. Да, первый день – это не фунт изюма, работа грозила затянуться до утра. Хозяева не узнают свой отель. Метрдотель неодобрительно покачал головой, услышав о готовности Лёхи работать всю ночь, лишь бы все было хорошо, но Лёху уже не остановил бы даже паралич.
В парке стояла мертвая тишина. Из отеля иногда доносились разговоры и смех персонала. Их смена подходила к концу. Постепенно все закончили работу и покинули территорию. Лёха похлопал по карманам, выудил пачку сигарет и закурил. В дверях отеля мелькнула запоздалая горничная, и Лёха проводил ее взглядом. Вот именно такой - легкой, воздушной, беззаботной, он видел свою спутницу жизни. Девушка пробежала аллею, обернулась на прощание, и Лёха увидел в ее глазах жалость. Именно так жалеют животных, которых ведут на бойню. «Извини, дружище, но тебе пора». Лёха вздрогнул от лязга металлической калитки и замер. Он остался совсем один.
***
Во двор отделения полиции въехал древний «бобик» с металлической крышей и характерной дверью в задней стенке кузова. Двигатель заглох и из машины вылезли четверо полицейских. Два молодых патрульных отошли в сторонку, водитель открыл капот и принялся копаться в недрах потрепанного жизнью советского джипа. Старшина, привычно хлопнув постоянно перекашивающейся дверью, направился ко входу в отдел. Пройдя несколько металлических дверей, он поприветствовал дежурных, обменялся рукопожатиями со стоящими около входа полицейскими и поднялся по лестнице на второй этаж. Длинный коридор вел к серой двери, на которой висела табличка с надписью «Командир батальона». Старшина чуть задержался перед дверью, подтянул брюки и постучал в дверь.
- Разрешите, товарищ майор?
- Покровский, заходи. Что там на районе у нас? – за столом с пультом от телевизора в руках сидел комбат. Старшина знал его довольно давно, начинали, можно сказать, вместе. Но, как всегда бывает, кому-то повезло больше, а кому-то меньше.
- Без происшествий, товарищ майор.
- Поедете туда, у участкового показания заберете, кого там опрашивали по пианисту. Вчера опера папку забыли, – комбат не смотрел на старшину, наблюдая как на экране телевизора по льду скользят невесомые фигуристки.
- Есть забрать показания, - ответил старшина.
- Там никаких слухов не появилось насчет этого пианиста несчастного? Ну мало ли, судачат на улицах, может кто чего брякнул по этой теме?
- Не слышно ничего. Нас же управление подтянуло соседей опрашивать в тот день, когда заявление пришло. И заявление какое-то странное, от соседей.
- Ну, дай Бог, чтобы такие соседи у каждого были, - задумчиво протянул комбат, не прекращая наблюдать за фигурным катанием. – На Липовой-то, помнишь, бабку через две недели только нашли, когда она на нижний этаж протекла, тоже родственников никого, а так хоть соседи. Жаль конечно, что на нашей земле оно, по головке не погладят. Меня уже в центр вызывали, что там да как. Ладно, в общем. Покровский, ты помнишь, какой сегодня день, и что сделать нужно?
- Так точно, товарищ майор, сделаем, - толстый старшина расплылся в улыбке.
- Вот когда заберете, тогда и лыбиться будешь, Покровский. Все как в прошлый раз, у городских забираешь, потом у заречных. И сюда привозишь. Месяц кончается, пора уже.
Старшина вышел из кабинета довольный. Заехать на проспект, забрать ежемесячную плату за прикрытие работниц вечной профессии, это задание было достаточно приятным, потому что часть суммы каждый раз оседала в карманах форменных брюк старшины, а это неплохая прибавка к полицейскому окладу. Нужно было назначить водителя на вечер, и взять кого помоложе, чтобы вопросов было меньше. Старшина сдвинул на затылок фуражку, вытер лоб рукавом и двинулся к стоянке служебных машин.
Часть 3
Лёха побродил по дорожкам, погонял ногами листья по газону, намечая себе план действий. Парк выглядел достаточно старым, по крайней мере Лёха не нашел тут молодых или недавно высаженных деревьев. Устройством парка в свое время явно занимался профессионал. Дорожки были разбиты симметрично и составляли некий рисунок, который Лёха решил рассмотреть с верхнего этажа. Парк ограждал высокий каменный забор с прочными металлическими воротами. Засовов или других замков изнутри на воротах тоже не нашлось, даже калитка, казалось, составляла со створками одно целое. Кое-где по забору поднимался плющ, придавая ограждению благородный и аристократический вид. Несмотря на кажущуюся ветхость забора, камни были подогнаны очень плотно и залезть по гладкой вертикальной поверхности было невозможно.
Зелень парка разбавляли белоснежные статуи. Если планировка парка определенно была делом рук профессионала, то подбор фигур был делом человека с хорошей фантазией. Статуи были расставлены по парку абсолютно беспорядочно, но идея все-таки прослеживалась. Великолепный лев словно бы выглядывал из-за куста, подкрадываясь к антилопе, а за всем этим наблюдал среднего размера медведь. Лёха подошел поближе ко льву и удивился, насколько детально проработана статуя. Казалось, каждый локон роскошной гривы вырезан отдельно, и под дуновением ветерка вся грива разлетится белоснежной пеной. Лёха не удержался и ткнул льва указательным пальцем в бок. Фигура покачнулась, и Лёха чуть не упал, ожидая большего сопротивления. Быстро выпрямившись, он оглянулся по сторонам, не видал ли кто его позора, и снова уставился на статую. Лев, казалось, был сделан из невесомого пластика. Пластик неприятно пружинил под нажатием пальца, создавалось впечатление, что Лёха тыкал пальцем в живое существо.
Лёха сплюнул на дорожку. Подумаешь, искусство. Белый пластиковый лев. Могли бы сделать каменные фигуры, как в действительно хороших отелях. Откуда Леха взял, какие статуи стоят в парках хороших отелей, он и сам бы не смог объяснить. Память тут же услужливо подсунула образ бетонной фигуры пограничника, стоявшей перед штабом Лёхиной части. За этого пограничника, точнее, за его сохранность, в свое время Лёха получил немало взысканий. Дембеля считали за честь перед отъездом домой начистить пограничнику сапоги гуталином, а также намазать ему губы невесть где взятой помадой. Сколько раз он клялся найти на гражданке и жестоко наказать шутников, из-за проделок которых он отведенное для сна время проводил за чисткой статуи – давно сам потерял счет. А под дембель и сам с каким-то злорадством и наслаждением намазал сапоги бетонного пограничника гуталином, игнорируя полный слез взгляд парнишки, отслужившего пару месяцев, но уже стоявшего в наряде по штабу. Парнишку держали двое дембелей. Утром дежурный по части наверняка спустит шкуру с парня, но такова жизнь, и Лёха еще помнил, как болят стертые до крови пальцы, и чувствовал запах солярки, которой оттирал сапоги в свое время.
Он еще немного погулял по парку и принялся за работу. Начать следовало с отеля. Ночь обещала быть безоблачной, если включить освещение, то можно заниматься парком до самого утра.
Лёха поднялся по ступенькам и зашел в холл. Напротив входа располагалась стойка администратора. Лёха расправил плечи, представив себе, как его встречает персонал. Все отглажены, вышколены и стоят справа и слева навытяжку. Он проходит, придирчиво осматривая каждого, делает незначительные замечания, которые сразу исправляются и желает всем хорошего дня. Ему хором желают того же, прибавляя «Господин управляющий». Слева располагалась зона ожидания с мягкими диванами, справа небольшой буфет с маленькой аккуратной стоечкой, на которой был виден старомодный кассовый аппарат. Холл переходил в красивую широкую лестницу, по ней Лёха утром поднимался вместе с метрдотелем, когда осматривал здание. Все так же расправив плечи, Лёха проследовал к лестнице. Сзади послышалось шуршание и тихий шепот, словно кто-то переговаривался. Лёха резко обернулся, в холле было пусто.
- Показалось, - он пожал плечами и начал подниматься по лестнице.
Второй этаж тоже был пуст. На втором этаже располагались те самые ви-ай-пи номера, про которые он слышал утром. Коридоры были слабо освещены, работало дежурное освещение. Лёха прошелся туда-сюда. За дверью самого дорогого номера ему послышалось какое-то шуршание. Он подкрался к двери и приложил к ней ухо. За дверью ссорились двое, мужчина и женщина. Слов разобрать было невозможно, но градус ссоры нарастал. Голос женщины сорвался на крик, послышался звук пощечины, потом глухой звук падающего на ковер тела. Леха забарабанил в дверь.
- Откройте! Администрация! – за дверью затихли, но тут же заговорили снова. Женщина уже кричала в голос, Лёха мог поклясться, что он услышал щелчок автоматического лезвия. Крик захлебнулся, раздался страшный булькающий звук. Затем все стихло. Лёха снова забарабанил в дверь, а потом приложил к ней ухо. Тишину за дверью прервали мягкие шаги. Кто-то явно направлялся к выходу. Леха отскочил от двери, дернулся и помчался вниз, к стойке администратора. Там он схватил телефонную трубку и набрал номер полиции.
В темной каморке за буфетом внезапно ожил старый телефонный коммутатор. Лампочки на черном пластиковом корпусе замигали, из доисторического аппарата полезла пожелтевшая бумажная лента. Тумблер вызова щелкнул, и в глубине коммутатора приятный женский голос ответил на звонок.
- Полиция, оператор девяносто восемь. Слушаю вас.
- Тут в отеле кого-то убили! – в трубке послышался Лёхин рев. – Старый отель за городом, прям горло перерезали, присылайте всех!
- Заявление принято. Ожидайте приезда специалистов.
- Каких специалистов? – Лёха опешил. – Тут нужна группа захвата, спецназ даже!
В трубке раздались короткие гудки. Леха чертыхнулся, бросил трубку на рычаг и схватил связку ключей, висящих на стенде. Выскочив из-за стойки, он вдруг остановился, огляделся и метнулся под лестницу, к пожарному стенду. Не без труда оторвав от щита красный топор, он вернулся на лестницу и начал осторожно подниматься на второй этаж.
В темной каморке за буфетом щелкнул тумблер на старом коммутаторе. Лампочки замигали и погасли. В тишине каморки раздался тихий смех.
Лёха поднялся по парадной лестнице и замер, прислушиваясь. Шагов слышно не было, голосов тоже. Лёха занес топор, готовый моментально отразить нападение, и заглянул в полутемный коридор. Коридор был пуст. Короткими перебежками Лёха добрался до двери, за которой слышал голоса и вставил ключ в замочную скважину. Ключ не поворачивался. Лёха толкнул дверь и отскочил назад, замахиваясь топором. Тяжелая деревянная дверь медленно открылась.
В номере царил идеальный порядок. Кровать с балдахином, тяжелые шторы, ковер с длинным ворсом на полу – все выглядело как новое. Леха заглянул в номер, посмотрел из стороны в сторону, потом осмелел и зашел внутрь.
- Ну что, не ожидала? – спросил откуда-то сзади низкий мужской голос. Лёха пригнулся, зажмурился и замахал было топором во все стороны, но открыл глаза и увидел, что на тумбе около входа светился экран старого телевизора в деревянном корпусе. На экране суровый мужчина с ножом стоял над распростертым телом женщины.
- Я так тебя любил… - сообщил телевизор. Лёха опустил топор и истерически рассмеялся. На экране продолжала разворачиваться драма, но Лёха уже не обращал внимания. Он подошел к телевизору и выдернул из розетки шнур. Экран погас и все звуки стихли. Лёха вышел из номера и запер за собой дверь. Держа в руке уже ненужный красный топор, он спустился на первый этаж и навел порядок на пожарном щите.
В люксовом номере засветился экран телевизора. Суровый мужчина с экрана осмотрел убранство номера, нахмурился и кому-то погрозил пальцем. Экран снова погас, в номере стало тихо.
Хватит с него номеров на сегодня, пусть горничные разбираются, подумал Лёха. Надо пройти посмотреть кабинеты, и повыключать везде чертовы телевизоры. Он улыбнулся, вспомнив происшествие в номере и направился в сторону административного блока. Сначала он окончательно залил жажду. В кабинете управляющего стоял графин с кристально чистой водой. Лёха выпил половину одним глотком и нечаянно глянул на стол.
На столе лежала кроваво-красная папка. Лёха мог бы поклясться, что он где-то ее уже видел. Немного подумав, он вспомнил, что совершенно такая же папка не так давно перекочевала в руки строгой девушки, которая принимала его на работу.
- Что за бардак? – Лёха попытался изобразить командный голос старшины, который каждое утро проверял порядок в казарме и нещадно драл за каждую бумажку, найденную под кроватью или в тумбочке. Голос прозвучал наигранно и фальшиво. Лёха смутился, но вспомнил, что его позора никто не видит, и уселся за стол самым начальственным образом. Кресло скрипнуло, принимая его в свои объятья.
Сидеть за столом было удобно, хотя кресло оказалось жестковато.
- Срочно доложить обстановку в отеле! – Лёха указал пальцем на воображаемого управляющего. – Почему на территории не убрано? Час времени на устранение беспорядка!
Воображаемый управляющий съежился и не смел возразить.
- Сколько постояльцев у нас сегодня? – Лёха указал на невидимого метрдотеля и нахмурил брови. Этот тип ему не понравился сразу. Говорит какими-то загадками. Ну ничего, как говорится, не может - научим, не хочет – заставим. Впрочем, метрдотель тоже оказался не подготовлен, и ничего не смог сообщить. Лёха откинулся назад и сурово уставился на воображаемую девушку в строгом костюме и очках.
- Так, а с вами будет отдельный разговор. Вас я попрошу остаться, - Лёха не смог сдержать скабрезную ухмылку. Воображаемая девушка не посмела отказаться и покорно закивала. Лёха довольно откинулся на спинку кресла и повернулся вокруг себя. Позади раздался шепот, подчиненные что-то обсуждали между собой, пока он отвернулся. Явственно послышалось, как на пол упала ручка, кто-то зашуршал листами бумаги. Лёха повернулся обратно к столу.
- Молчать! – Лёха заорал так, что звякнули стекла. – Я вас научу дисциплине!
Воображаемые подчиненные затихли. Лёха взял кроваво-красную папку со стола и открыл ее.
- Так-так, посмотрим, кто у нас сегодня вылети…- он замолчал, потому что в папке лежал один-единственный лист. Договор, который он подписал под пристальным взором строгой девушки в очках в странном кабинете ровно сутки назад.
Лёха вздрогнул и отбросил папку. Папка упала плашмя на полированную поверхность стола и звонко шлепнула на весь кабинет. Лёха внезапно опомнился. В кабинете, кроме него, не было ни души. Тишина звенела и отдавалась в ушах гулкими ударами сердца.
Лёха выбрался из кресла и приблизился к папке, не решаясь до нее дотронуться.
- Ну давай же, забери договор. Больше вариантов не будет. Чертова тряпка, просто открой папку и забери договор, это же так просто. Чем меньше бумаг ты оставляешь после себя, тем лучше, - уговаривая себя, он по сантиметрам придвигался к столу, на котором находилась папка. Наконец он схватил папку, выдернул из нее лист бумаги, бросил папку обратно на стол, будто она жгла ему руки, и отпрыгнул от стола.
Дело было сделано, и Лёха почувствовал себя намного увереннее. Пусть ищут потом свои чертовы бумажки, злорадно подумал он, пряча договор в карман брюк. Тишина уже не казалась ему зловещей, он позволил себе устроить небольшую экскурсию по кабинету. Слева от стола находился небольшой секретер. Лёха потянул за ручку, секретер был заперт. Справа от стола стоял массивный шкаф со стеклянными вставками в дверцах. На полках были папки поскромнее, чем та, что лежала на столе. Обычные пластиковые скоросшиватели. Полки были аккуратно промаркированы. Лёха наклонился, и на верхней полке прочел надпись «Персонал». Полка была заполнена не полностью, на ней оставалось еще много свободного места. На следующей полке находились различные отчетные документы, как следовало из надписи на наклейке. Еще ниже стояла бухгалтерия. Дальше стекло заканчивалось, и видно было плохо. Лёха потянул за бронзовую шишечку и открыл дверцу шкафа. Невидимые сверху полки были промаркированы довольно однообразно: «Питание», и были полностью забиты тонкими папочками с наклеенными на них бирками. На бирках были напечатаны фамилии и имена. В самом низу стояли старинные папки из твердого толстого картона, фамилии были написаны чернилами, красивым каллиграфическим почерком. Чуть выше начинались стандартные советские картонные папки с тесемочными завязками, фамилии и имена были напечатаны на пишущей машинке. Еще выше стояли пластиковые современные папки с резинками, кнопками, и вставленными в специальные гнезда полосочками бумаги с отпечатанными на принтере именами. Лёха наклонил голову, ощутив, как перекатывается внутри черепа колючий похмельный шар, и принялся читать написанное на бирках, словно проводя перекличку. Одной из последних стояла папка с подписью «Цеслер Альберт Иванович». Леха вспомнил, как интересовался неким Альбертом Ивановичем подвыпивший интеллигент в сквере около дома, протянул руку и вытащил папку. На обложке стоял свежий жирный штамп «Списано». Лёха вздрогнул и запихал папку обратно. Он представил, как пианиста списали, словно старый ненужный хлам, и рассмеялся. Значит, старик тоже пробовался на эту должность, но не потянул. Ничего удивительного. Внезапно Лёха резко заткнулся и сел рядом со шкафом прямо на пол. Последней в ряду была новенькая папка с его фамилией.
Ступор прервал далекий звонок, отзвук которого прикатился по длинному коридору и ударил по натянутым Лёхиным нервам всеми своими переливами.
- Иду! Иду! – путаясь в ногах, он вскочил, выдернул папку со своей фамилией с полки и выскочил в коридор, позабыв закрыть дверцу шкафа. По коридору застучали Лёхины ботинки, с каждым шагом удаляясь от двери в кабинет управляющего.
По кабинету пробежал ледяной ветерок. Невидимые руки аккуратно прикрыли дверцу шкафа, поправили кроваво-красную папку на столе. Кресло само по себе вернулось на место. Послышался стук каблучков, щелкнул выключатель, и кабинет погрузился в темноту. Дверь щелкнула замком, и все стихло.
Лёха прибежал к стойке администратора и остолбенел. Холл был заполнен людьми. Галдели почтенные дамы, в широко распахнутые двери несколько мужчин, одетых в дорожные костюмы, деловито заносили чемоданы, снятые с багажника старомодного автомобиля. Между посетителями бегали дети в красивых костюмчиках. Возле стойки нетерпеливо поглядывал на часы статный господин с седыми бакенбардами, прямой, как палка, которую он держал в левой руке. Правая накручивала ручку звонка. Лёха моментально охрип. Про посетителей ему никто не сообщал. Тем временем господин у стойки заметил его и демонстративно захлопал в ладоши:
-Наконец-то, я думал в этой дыре совсем никого нет, - громогласно провозгласил он и обернулся к толпе. Послышались смешки, галдеж стих, и все присутствующие уставились на Лёху. – Нас сегодня разместят, или, так сказать, нам заехать в другой раз?
Толпа грохнула. Смеялись все, даже дети. Лёха мучительно пытался сориентироваться, но инструкций на этот счет ему не выдали, и даже телефона метрдотеля он не знал. Шаг за шагом он оказался за стойкой администратора. Статный господин презрительным взглядом окинул нового управляющего.
- Молодой человек, у нас позади дальний путь. Не мучайте нас.
Лёха засуетился и заметался за стойкой, хаотично перекладывая толстые тетради.
- У вас ммм… заказано? Есть номера ви-ай-пи! – выпалил он, вспомнив слова метрдотеля и вспоминая, как ведут себя хозяева гостиниц в кино. Толпа еще раз захохотала. Статный господин неодобрительно покачал головой:
- Мы приезжаем и занимаем весь второй этаж. Каждый год, уже тридцать лет.
Лёха сглотнул слюну и повернулся к стенду с ключами от номеров, пытаясь понять, какие номера на каком этаже находятся. Широкий стенд с рядами блестящих ключей находился сразу за стойкой, вероятно, чтобы было легче найти нужный. На каждом ключе был нанесен номер. Ключи шли подряд, без разделения по этажам. В самом низу шел отдельный ряд с ключами от технических помещений, назначение каждого было подписано прямо над крючком. Цифры и буквы прыгали и двоились в глазах. Вероятно, номера, начинающиеся с цифры «один» — это первый этаж. Номера, начинающиеся с цифры «два» - второй, и так далее, это же очень просто. Тем временем шум за его спиной стих. Лёха наконец нашел нужные номера, сгреб в охапку ключи от номеров второго этажа и лихо развернулся на каблуках, стараясь выглядеть деловито и уверенно.
Холл был пуст. В раскрытую дверь врывался ветерок, покачивая створки. Лёха стоял неподвижно, рассматривая пустое помещение перед собой.
- Есть кто-нибудь? – ничего более умного он не смог придумать. Никто не ответил. Осторожно, бочком, Лёха придвинулся к стенду и начал развешивать ключи, не отрывая взгляда от холла. Руки тряслись и колечки ключей не попадали на крючки, на которых должны были висеть. Лёха перестал совершать бесполезные попытки и закинул кучу ключей в ящик на стойке. Пусть сами разбираются. Что тут за чертовщина творится, интересно.
Расположившись спиной к стене холла, Лёха напряженно раздумывал, что же ему делать. С одной стороны, следующего номера этой программы он может и не пережить, сердце выскочит. С другой стороны, вчера он довольно здорово набрался, и все эти спецэффекты могут быть вызваны именно этим. Будет обидно потерять такое роскошное место работы только потому, что испугался телевизора.
- Перерывчик надо сделать, - вполголоса отметил он и вспомнил про папку, которую свистнул в кабинете управляющего. Папка нашлась на стойке администратора. Лёха стянул черные резинки и вытащил из папки толстую тетрадь со своей фамилией на обложке.
- Интересненько, интересненько… пробормотал он, углубляясь в чтение.
На первой странице был прикреплен черно-белый снимок, на котором был изображен сам Лёха. Снимок был сделан незадолго до ухода в армию, судя по прическе. С длинными волосами он ходил в школе. На следующих страницах были прикреплены копии со страниц его школьных дневников с замечаниями учителей, дальше была прикреплена копия аттестата с одними тройками, потом военный билет, копия карточки с десятком выговоров за разные нарушения, потом копия его водительских прав, снова фото, но уже из армии, фото из дембельского альбома, несколько фоток с попоек, парочка чеков из ломбардов. Лёха долистал до конца. На последних страницах были прикреплены копия газеты с объявлением, по которому он сюда пришел, и еще одна копия договора на трудоустройство в этом отеле. Лёха закрыл тетрадь, свернул ее в трубку и спрятал во внутренний карман пиджака. По спине начал подниматься липкий страх. В холле по-прежнему было пусто. Пустые коридоры смотрели на Лёху, казалось, выжидая удобного момента, чтобы выплюнуть очередную галлюцинацию.
Из детства у Лёхи осталось одно очень яркое воспоминание, связанное с гостиницей. После первого класса он попал в летний лагерь, в самую последнюю смену. Когда смена заканчивалась, малышня напоследок устроила игру в прятки в опустевшем корпусе. Маленький Лёша спрятался в раздевалке спортивного зала. Его не нашли. В спешке про него забыли. Взрослые вожатые собрали всех детей, рассадили по местам в автобусе, и последняя смена уехала. Корпус был закрыт и обесточен. Через несколько часов Лёша вылез из своего укрытия и понял, что в пустом здании он остался один. Выход был заперт и выйти он не смог. На следующий день за ним приехали и нашли его играющим в одной из учебных комнат. По полу были раскиданы игрушки, на всех партах разложены полностью исписанные тетради и письменные принадлежности, на доске написана тема урока. По дороге домой мальчик не проронил ни слова и так и не ответил ни на один вопрос. Весь второй класс он молчал. Доктора разводили руками и предполагали, что мальчик пережил какой-то сильный стресс, но сделать ничего не могли. Потом маленький Лёша понемногу разговорился, но что произошло в закрытом корпусе, осталось тайной. Воспитатель, который собирал исписанные от корки до корки тетради в комнате, где нашли мальчика, так и не сказал никому, что все тетради были исписаны разными почерками.
Где-то сбоку щелкнуло и раздался гулкий звон часов. Леха не выдержал и бросился прочь из здания, в парк, лишь бы подальше от этого чертового отеля. Пробежав половину аллеи, он остановился и обернулся к зданию. Отель смотрел на него темными проемами окон. Часы отсчитали пять часов и замолчали.
Лёха развернулся и понял, что день, в сущности, подошел к концу. Солнце ярким полукругом выглядывало из-за забора, явно намереваясь вскорости провалиться за горизонт.
В парке царила тишина. Мертвая тишина. Не было ни дуновения ветерка, ни шелеста травы, не было ничего. Лёха оглянулся, единственными его компаньонами были белые фигуры. Он вздрогнул и быстрым шагом пошел к отелю. Из-за изгороди еще виднелся край солнечного диска.
Лёха поднялся на крыльцо и обернулся. В спину словно уперся чей-то взгляд, а со стороны отеля явственно повеяло холодом.
Последние лучи солнца освещали парк. Отель нависал сзади. В голове всплыли рекомендации метрдотеля насчет парка. Лёхе стало жутко. Он охватил взглядом весь парк целиком, и ужасная догадка вонзилась в мозг острой болью. Неведомый дизайнер расставил фигуры не просто так. Перед Лёхой развернулась сцена охоты. Лев гнался за антилопой. Антилопа из последних сил уносила ноги, а за кустом ее уже поджидал медведь. Овчарка готовилась принять участие в пиршестве, как только настанет подходящий момент. Лёха застыл на крыльце, сам похожий на статую.
Солнце вспыхнуло в последний раз, и парк погрузился в сумерки. Мертвая тишина давила на психику. Он старался охватить взглядом весь парк и удержать в поле зрения все фигуры. Лёха повернул голову, он хотел поймать еще один всполох солнечного света, но было слишком поздно. Граница солнечного света неумолимо поднималась вверх по стене отеля. Лёха сорвался с места. У него появился план.
Кубарем скатившись в подвал, он пробежал по коридору до конца и свернул в помещение котельной. В середине помещения поблескивал медными боками древний котел. Из котла в разные стороны были протянуты металлические трубы, изгибающиеся под разными углами и переплетающиеся самым причудливым образом. Лёха внезапно представил, будто он оказался внутри огромного организма и случайно добрался до самого его сердца со всеми сосудами, артериями и прочими венами. Котел вздохнул совершенно по-человечески, выпустил струйку пара и подергал стрелками на многочисленных приборах. Лёха подобрался к котлу поближе и начал рассматривать переплетение труб, пытаясь понять, какую трубу перекрыть, чтобы давление в котле увеличилось. Найдя нужный вентиль, он аккуратно закрутил его до упора и с удовольствием отметил, что давление в котле начало нарастать. Он запустит это чертово здание в космос вместе со всеми призраками, которые тут водятся.
- В эту игру можно играть вдвоем. Ужин они тут решили из меня сделать, - Лёха произнес услышанную где-то в фильме фразу и отступил на пару шагов. Оставаться тут было опасно.
Стрелка манометра подползла к красной зоне. Лёха развернулся и побежал к выходу из подвала, по пути закручивая все вентили, которые попадались на пути. Гулко хлопнула железная дверь, и по лестнице вверх застучали его армейские ботинки.
Стрелки приборов вползли в красную зону. Котел начал дрожать и выпускать струйки пара из всех соединений. Где-то сзади засвистел предохранительный клапан, стравливая давление. Помещение подвала наполнилось клубами горячего пара. Из середины облака вышла фигура стройной девушки в деловом костюме и аккуратных очках. По бетонному полу подвала неторопливо процокали каблуки. Главный вентиль повернулся в обратную сторону, открывая подачу пара в здание. Стрелки манометров, дрожащие в красной зоне, медленно открутились обратно. Котел перестал трястись, пар постепенно начал рассеиваться. Девушка удовлетворенно кивнула и растворилась в остатках горячего тумана.
Лёха пробежал длинный коридор и выскочил в холл. Нигде не было ни души. Лёха выдохнул, вытер пот со лба и вышел на крыльцо. Парк уже не казался таким спокойным и безопасным местом. Лёха замер, выискивая взглядом белые фигуры. Вроде все на месте. Не двигаются. Надо было успеть до наступления темноты.
С трудом пересилив страх, он шагнул с крыльца и бросился к скульптурам. Ноги подкашивались, руки дрожали. Лёха схватил в охапку статую овчарки и едва не разжал руки. Статуя казалась теплой. Он как будто бы прижимал к животу огромного живого теплого пса. Со стороны отеля сверкнул отблеск солнечного света. Лучи солнца заливали два верхних этажа, и отражения от неровных оконных стекол хаотично плясали по парку. Стараясь держаться поближе к солнечным зайчикам, Лёха отнес фигуру овчарки в центр парка, прямо напротив входа в отель. Затем настала очередь льва. Антилопу и медведя он тащил уже на последнем издыхании. Лёха попятился к отелю, не отводя взгляд от скопления скульптур.
-Перевязать бы их чем-нибудь. – Фраза получилась какой-то деревянной и в тишине парка отдалась эхом. Разговаривать больше не хотелось. И связать фигуры было нечем.
Он присел на край гранитной ступеньки и уставился на белое пятно посередине ярко-зеленого парка. Если понадобится, он просидит так всю ночь. Солнце высвечивало теперь только крышу отеля. Осталось совсем немного.
Часть 4
Наконец сумерки поднялись по крыше, блеснул металлический крепеж водостоков, потом постепенно утонули в сером сумраке дымоходы и все, отель окончательно потерял цвет. И в тишине парка раздался звук, от которого кровь застыла в жилах. Лёха услышал, как скрипнула задняя дверь, и понял, что он забыл про чертового бетонного горниста. Лёха лихорадочно вспоминал, запер ли он входную дверь. Нащупав в кармане связку ключей, он попятился назад и чуть не упал в холл, споткнувшись о порог. Дверь была открыта. Дотянувшись до ручки, он попытался ее захлопнуть, но мешал стопор. Лёха вспотел. Стопор находился прямо за дверью. Скрип задней двери повторился еще раз, но теперь к скрипу добавился еще один звук — это скрипнула половица в коридоре, ведущем к черному ходу. В Лёхином мозгу пронеслась страшная череда картинок – он заходит внутрь, наклоняется к стопору, скидывает защелку, выпрямляется, и перед ним во весь рост стоит фигура с занесенным над головой горном, превратившимся в страшное орудие убийства. Лёха застыл, глядя на парк. Фигуры не двигались. Он услышал скрип половицы, теперь ближе. Дерево стонало, как будто по коридору катился бетонный шар, или шагал кто-то очень тяжелый. Лёха продвинулся еще на сантиметр. В горле пересохло, весь полугодовой хмель вылетел из головы, как пробка из бутылки хорошего шампанского. Лёха внезапно ощутил, насколько холодно стало на улице. Внимание выхватывало из сумерек какие-то абсолютно ненужные вещи: на гранитной ступеньке лежала пачка сигарет, и Лёха внезапно остро ощутил, что эту синюю коробку утром поднимет заспанный полицейский, сунет в пластиковый пакет и наклеит бирку с номером, а ему, Лёхе, уже больше не придется прикоснуться к пачке и вытянуть оттуда сигарету. Он вдруг понял, что выйти из ворот парка больше не получится. И осознание этого настолько наполнило его желанием снова увидеть солнечный свет, что он рванулся назад, нащупал стопор, выдернул его из гнезда, сорвав при этом ноготь на указательном пальце, и с грохотом захлопнул входную дверь. Острая боль в поврежденной руке придала ясности мышлению. Обостренное страхом внимание нарисовало ему стоящую около стойки администратора белоснежную фигуру, поднявшую ногу для следующего шага.
Лёха упал на крыльцо, прижимая к груди травмированную руку. Наверняка, он испачкал кровью весь ковер перед дверью, кровотечение и не собиралось останавливаться. В палец словно вкручивали раскаленный винт. Лёха старался не залиться кровью, когда услышал утробный рык. Мгновенно забыв про руку, он вернул взгляд на парк. Вся его вечерняя работа пошла насмарку. Антилопа почти скрылась за кустом, медведь занес лапу для решающего удара. Но больше всего Лёху интересовала овчарка, которая изготовилась к прыжку в трех метрах от крыльца. Лёха сполз по ступеням, баюкая раненую руку. Из-за овчарки совсем не было видно остальных зверей, и как только из вида скрылся лев, Лёха услышал раскатистый рык и моментально принял прежнее положение. Лев преодолел несколько шагов до куста с антилопой, и теперь ей угрожала серьезная опасность. Лёха встал. Фигуры белыми пятнами распластались по парку, но он видел их все. Боль в руке утихала, кровь капала на гранитные плиты, которыми был вымощен вход, и застывала там черными кляксами. Лёха вытянулся, вспомнив, как в армии старшина заставлял их часами стоять навытяжку, тогда это называлось строевыми занятиями. В поле зрения попали все фигуры. Лёха злорадно ухмыльнулся.
- Говнюки. – Это прозвучало, как приговор. Фигуры молчали. Лёха вновь услышал скрип паркета. А затем раздался оглушающий удар в дверь. Деревянные панели тряслись и грохотали, как будто в них лупили огромные камни, но Лёха знал, кто, или что рвется к нему из старого здания. Это был бетонный горнист, которого он видеть не мог. Удары следовали один за одним с размеренностью колокольного звона, они отдавались у Лёхи в голове острой болью. Лёха скатился с крыльца на аллею и замер, стараясь удержать взглядом все фигуры разом. Овчарка слегка изменила наклон головы, антилопа сделала большой прыжок за куст, и Лёха видел теперь только кусок туловища и заднее копыто. Лев продвинулся еще на метр и изготовился к прыжку. Медведь открыл пасть и торжествующе безмолвствовал, добыча сама шла ему в лапы. Удары в дверь продолжались. От дверей отлетала щепа, но Лёха не мог удерживать в поле зрения и парк, и двери. Он сосредоточился на парке.
Лёха неподвижно стоял на лужайке и таращился в темноту. Белые пятна не двигались. Кровотечение остановилось, на смену острому винту, который вкручивали в палец, пришла тупая ломота, палец онемел. Лёха скосил глаза на руку и тут же поднял обратно. В глубине парка раздался треск ломаемых кустов, Лёха упустил из виду антилопу. Теперь фигура носилась по парку, и в темноте видно ее не было.
-Хорошо, не лев, - Лёха констатировал очевидное и прислушался к грохоту, доносившемуся от входа. Двери тряслись, далеко на аллею улетали щепки, но видеть, что там происходит, Лёха не мог.
***
-Двести тринадцатый, улица Ленина, 5, какой-то шум в заброшенном здании, – рация, валявшаяся на полочке приборной панели в раздолбанной патрульной машине, неразборчиво прошипела вызов и, щелкнув, замолчала. Внимания на нее никто не обратил. Все были заняты делом. На водительском месте молоденький сержант тщательно пересчитывал купюры, раскладывая их в две одинаковые кучки. На заднем сиденье шла возня. День был хлопотный. Сегодня выходил срок оплаты места у девочек на проспекте, задачей патруля было собрать деньги. Необходимая сумма уже лежала в старшинской кобуре в багажнике патрульной машины. Старший по микрорайону подогрел сборщикам дани бонус – молоденькая девушка, накачанная какой-то дрянью, в данный момент принимала ухаживания старшего смены. Рация зашипела еще раз.
- Выключи ее нахрен, - выдохнул с заднего сиденья старшина, до штанов которого добралась девица. Водитель не спеша оглянулся и потянулся к рации.
-Двести тринадцатый, Ленина 5, какой-то шум в заброшенном здании. На районе патрулей больше нет, ответьте, прием, - водитель чертыхнулся и поднес вытертую до блеска пластиковую коробочку ко рту.
- Двести тринадцатый, прием.
- Ленина 5, соседи жалуются, посмотрите там, - голос диспетчера подобрел, услышав ответ. – Смотрите, здание заброшенное, осторожно.
- Едем? – водитель докурил сигарету, и выкинул окурок в окно. – Давай там побыстрее.
Он завел машину и потихоньку поехал к указанному адресу.
Патрульная машина медленно ползла по улице Ленина. Дом номер одиннадцать - забор, ворота. Дом номер девять - забор, ворота. Кованые, в этом году хозяин дома наконец-то вышел на свободу и взялся за ум. Дом номер семь. Патрульная машина остановилась около наглухо заваренных металлических створок. На крыше медленно моргали мигалки, выхватывая из темноты то ворота, то изгородь, то участок дороги. С заднего сиденья вылез старшина и направился к воротам.
Лёха встрепенулся. Со стороны дороги послышался звук двигателя, и синие всполохи пробежали по вершинам деревьев. Антилопа еще носилась по парку. Вход в отель он не видел, но вполне мог оценить количество щепок, отлетевших от роскошной резной двери. По всему выходило, что ждать осталось недолго, и скоро на полянку пожалует горнист. Лёха стоял спиной ко входу в отель, и был лишен возможности наблюдать, как приближается его смерть. Он оценил расположение оставшихся неподвижных фигур, как будто просчитывая последнюю партию в жизни. Прямо перед ним в затянувшемся прыжке распласталась фигура собаки. Хвост вытянулся параллельно земле и был прямой, как струна. До овчарки было метра три. За ней занес лапу упустивший антилопу лев, он уже почти повернулся к виновнику его проигрыша в ночной охоте. Медведь, стоящий перед кустом, тоже повернул голову к Лёхе, и явно намеревался направиться к причине неудачного вечера. Лёха нервно сглотнул. Пить хотелось неимоверно, а сам Лёха так замерз, что просто-напросто не чувствовал ног. И поэтому, как только он заметил отблеск мигалок патрульной машины, он начал кричать.
Старшина подошел к металлическим воротам дома номер пять. Ворота были наглухо заварены. Старшина постучал по ним антенной рации и развернулся, чтобы направиться к машине, когда раздался крик.
Лёха орал, как сумасшедший. Слов не было, крик рвался из самой глубины души. В этот крик он вложил все – и ошибку своего выбора, и страх, пронизывающий все его сознание, и боль в травмированной руке. Лёха набрал полную грудь воздуха и завопил снова.
Старшина подпрыгнул и дернулся к машине, с водительского места которой выглядывал встревоженный сержант. Сделав пару шагов, старшина остановился, зло сплюнул на дорогу и достал из кармана табельный пистолет.
- Наркоманы чертовы. Сиди здесь, – он развернулся и принялся искать лазейку в изгороди, чтобы проникнуть внутрь парка. Сержант залез обратно за руль и облегченно выдохнул. Пускай этот любитель шлюх идет и ломает шею самостоятельно, без его участия. Приказы старших надо выполнять. Он останется здесь и просто вызовет еще машину, если любителей химии будет слишком много. Скоро у него день рождения, и не хотелось бы провести его в гипсе, или волноваться из-за царапины, нанесенной невменяемым телом, наверняка зараженным ВИЧ или гепатитом. Тем более, у него еще оставалось больше половины пачки сигарет. Сержант поднес огонек зажигалки к лицу, вдохнул горький дым и успокоился окончательно.
Лёха замолчал. Когда он набирал в грудь воздух, он моргнул, и овчарка придвинулась еще на полметра, теперь ее пасть находилась в опасной близости от Лёхиного рукава. Из раскрытых челюстей тянуло землей, старыми листьями и чем-то еще. За воротами коротко взвыла сирена. Лёха моргнул еще раз, и теперь ему пришлось отступать к двери отеля. Овчарка уже приоткрыла пасть. Фигуры незаметно стягивались к Лёхе, медленно и безмолвно, а сзади доносились удары чем-то тяжелым по остаткам двери. Антилопа внезапно выскочила из-за дерева в опасной близости от Лёхиного плеча, и ему пришлось отпрыгнуть с ее пути, еще на шаг ближе к двери отеля. Фигура антилопы замерла в прыжке, тяжело упала на газон, пробороздила в ровном покрытии глубокую канаву и уткнулась мордой в траву. Лёха сделал еще шаг назад. Кричать он больше не решался. Из его поля зрения пропал медведь.
Старшина прошелся вдоль забора, больше похожего на каменную стену крепости, метра в четыре высотой, примерился, схватился за оплетавшие забор ветви какого-то растения и полез вверх, засунув пистолет в карман. Сержант наблюдал за этим через стекло машины.
Грузный полицейский оборвал несколько стеблей, проделал большую прореху в зеленом ковре, покрывавшем стену, но все-таки долез до верха. Тяжело отдуваясь, он перекинул ногу через верх изгороди и замер. Сержант снизу увидел, как побелело и вытянулось его лицо. Синий отблеск проблескового маячка превратил физиономию старшины в ужасную маску.
Лёха краем глаза увидел поднимающегося над верхом забора полицейского. Из последних сил он позвал на помощь.
Старшина застыл над стеной, как изваяние. Если бы его форму перекрасили в белый цвет, он ничем не отличался бы от фигур, заполнявших лужайку перед отелем. Он увидел стоящего навытяжку человека в измятом черном костюме, кисть на левой руке была измазана кровью. Прямо перед человеком, готовясь к прыжку, стояла белоснежная статуя овчарки. Неподалеку поворачивался к фигуре в черном костюме белоснежный лев. Еще одна статуя валялась на траве, уткнувшись мордой в землю, за ней тянулась полоса свежевспаханной земли, как будто что-то запустило статую в продолжительный полет. В глубине парка раздавались мерные удары. Кто-то крушил чем-то тяжелым деревянную дверь, и двери оставалось жить совсем немного. Человек в черном костюме издал громкий крик, его лицо исказилось в невероятной гримасе, как будто он старался ни за что не закрывать глаза. Старшина потянулся к кобуре на поясе, но кобура находилась в багажнике патрульной машины, о чем полицейский совсем забыл. Он схватился за бок, закрутился еще немного, но кобуры не обнаружил. Ветка, на которую опирался старшина левой ногой, хрустнула, и стокилограммовое тело, неестественно вывернувшись, полетело вниз, зацепившись за стебли растений, увивавших забор изнутри парка. Ботинки старшины собрали пучок стеблей на середине полета, и полицейский ударился о землю головой, оставшись висеть лицом к стене.
Лёха видел падение полицейского и искренне сожалел, что тот упал не лицом в парк. Теперь Лёхе приходилось отдуваться за двоих. Он постепенно сместился к висящему телу, но тут от дверей отеля послышался грохот падения деревянных дверей, и Лёха обернулся в ту сторону, забыв про фигуры, приблизившиеся к нему на расстояние прыжка. Овчарка моментально издала глухой рык. Одним прыжком собака преодолела расстояние до Лёхи, сбив его с ног массой своего тела и почти сомкнув челюсти на его предплечье. Руку пронзила резкая боль и Лёха, уже в который раз за сегодня, заорал. Он лежал на спине, наблюдая огромную собаку, прокусившую его пиджак, на лицо капала кровь из раненого предплечья. Но хуже всего было, что он уже не видел ни льва, ни медведя, ни горниста. Лёха судорожно дергался, пытаясь вытащить руку из пасти овчарки, но только еще больше разрывал себе руку. Земля под ним мерно содрогалась, отмечая чьи-то тяжелые шаги. И он хорошо знал, чьи это шаги. Лёха замолк. Сзади послышалось шевеление. Это очнулся старшина. Трава немного смягчила его падение, но ноги застряли, и чтобы высвободиться, нужно было время. Как объяснить то, что происходит, Лёха не знал, но был точно уверен, что если не сможет объяснить, ему конец.
Старшина наконец-то очнулся, выпутался из растений и свалился на лужайку. Приподнявшись, он остолбенел второй раз за вечер. Перед ним лежал человек, рука которого была зажата в пасти белоснежной мраморной овчарки. В непосредственной близости от них стоял лев, уже изготовившийся к прыжку, и медведь, подбиравшийся к ногам несчастного. На полпути от темного здания в глубине парка находилась еще одна фигура, уже человеческая. К ним спешил каменный подросток с каменным горном в руке. Старшина перевел взгляд на лежавшего. Бледное лицо того было залито кровью, сочившейся из распоротой руки. Взгляд неподвижно вперился в парк, похоже было, что несчастный хочет одновременно видеть все, что происходит перед ним. В парке повисла тишина.
Старшина перевернулся на живот и встал. Человек в измятом костюме таращился в парк, по-прежнему не вытаскивая руку из пасти собаки. Старшина сплюнул на траву и обратился к нему.
- Что тут творится, мать твою? – старшина действительно хотел разобраться в происходящем. То, что творилось вокруг, походило на какой-то дикий сон.
Лёха слышал вопрос, обращенный к нему. Мало того, он по-прежнему надеялся уйти из отеля на своих ногах. Поэтому он начал говорить, быстро и только самое основное. Рука была зажата в пасти овчарки, но челюсти перестали сжиматься. По-видимому, на статую смотрел неожиданно появившийся в парке полицейский.
- Смотрите на них. Надо смотреть на всех сразу, тогда они не будут двигаться. Не отводите глаз, только не отводите глаз! – последние слова Лёха выкрикнул, потому что моргнул и челюсти собаки все-таки сжались. Послышался тихий хруст, и Лёха побелел, как полотно.
Старшина вздрогнул. Он не смотрел на фигуру овчарки, он оглядывался по сторонам. Хруст Лёхиной кости он расслышал совершенно отчетливо, он частенько слышал подобный хруст в отделе, когда попадались совсем уж несговорчивые клиенты. После этого звука обычно следовал или обморок, или язык моментально развязывался. Старшина посмотрел на лежащего окровавленного человека и понял, что тот сейчас отключится. Из прокушенной руки ручьем лилась кровь, пропитывая остатки пиджака.
- Повтори, – старшина осознал, что укушенный не врет. Полицейский потянул из кармана рацию и буркнул в нее несколько слов. Потом еще раз. Лёха неподвижным взглядом пялился на парк.
- Я Лёха, Семенов. С Заречной я. На работу позвали, сегодня первый день. Все ушли, я остался дежурить. Надо на них смотреть. Все время. Я тут с обеда. Одно, второе, куча дел. Постоянно какая-то чертовщина. Стемнело. Я повернулся, а они близко совсем. Потом собака напала…
- А этот, с трубой, откуда?
- Из-за дома. Я всех в парк принес, а про него забыл, – Лёхино дыхание стало лихорадочным, он побледнел еще больше, его била крупная дрожь. – Он сам пришел, тут я уже его увидел. Это он сломал двери.
Старшина наклонился и попытался вытащить Лёхину руку из пасти. Лохмотья рукава зацепились за острые мраморные зубы. Клыки впились довольно глубоко, раздробив кость. Старшина выругался и замер. Из парка донеслось глухое рычание. Он медленно повернул голову и уставился прямо в оскаленную пасть льва. Лёха все-таки вырубился, оставив старшину наедине с дьявольскими созданиями старого отеля.
Старшина вспотел. Он вспомнил, куда положил свой пистолет. Стараясь не поворачивать голову, он полез в карман и достал древний табельный пистолет Макарова. Выпрямившись и отступив на два шага назад, он снял предохранитель и оттянул затворную раму. Убойная сила этого пистолета довольно ограничена, но отколоть кусок мрамора небольшой пуле вполне по силам. Старшина вытянул руку в сторону овчарки, прикрыл лицо ладонью и нажал на спуск.
В патрульной машине гремела музыка. Звук выстрела пробился через громыхание китайской аудиосистемы и нарушил нирвану. Сержант поднял голову, выстрелов больше не повторялось. И он решил дождаться продолжения. Выключенная рация валялась на полочке приборной панели.
Пуля попала овчарке прямо в голову, расколотив ее на мелкие осколки. Большинство попало Лёхе в лицо, превратив его физиономию в отвратительную пародию на клоунскую маску. Окровавленный рот выделялся на лице ярким пятном. Освобожденная рука повисла плетью. Очнувшийся Лёха прижал поврежденную конечность к груди и проковылял к старшине. Испорченная статуя завалилась набок.
- Очнулся, хмырь – старшина так же, как и Лёха какие-то полчаса назад, пялился в темноту парка, стараясь не упустить из виду белые статуи. – Я так и знал, что ты куда-нибудь влипнешь. Я тебя, тварь, еще на скамейке запомнил. Стоять здесь. И смотри на эту херню. Вырубишься опять – пристрелю, все равно от тебя толку не будет.
Лёха послушно встал слева, наблюдая за горнистом и приподнявшейся антилопой. Сержант медленно, по сантиметрам, отодвигался к изгороди, продумывая каждый шаг. Лёха следовал за ним, как приклеенный, не отставая ни на секунду.
- Пошли к воротам, там открыто вроде, – предположил Лёха, ковыляя к забору.
- Нет там прохода. И не было никогда. Заварены они лет двадцать как, я еще пацаненком бегал здесь. Вот такой чертовщины только не припомню. И гостиница появилась недавно, это же наш участок. Мы бы знали, – старшина скривился, как от зубной боли. С какого перепугу он отчитывается перед этим наркоманом – непонятно. Да и черт с ним. Сейчас надо вылезти отсюда. Где, интересно, шляется эта тварь из патрульной машины, убить мало щенка. Без году неделя в органах, а ведет себя как генерал. Ну ничего, и с этим разберемся.
Они подошли к изгороди и остановились. Фигуры оставались в том положении, в котором они их оставили после Лёхиного освобождения. Надо было перелезать через стену. Старшина задумался, а потом подтолкнул Лёху дулом пистолета.
- Тащи сюда горниста, – заметив на Лёхином лице дикий ужас, он отвесил ему оплеуху. – Горниста тащи, говорю. Он легкий. Встанем на него и перелезем.
Лёха только замотал головой. От удара с его физиономии слетела часть белой пыли, остались только ужасные разводы в тех местах, где текла кровь. Он попытался возражать, но старшина не глядя ткнул ему в щеку ствол пистолета.
- Когда я говорю тащить, ты, скотина, будешь тащить. Одной рукой, волоком, зубами, но чтобы этот чертов горнист был здесь. Если тебе без разницы, сдохнуть, или нет, то у меня еще дела есть, – старшина вспомнил лицо сержанта и его смех в прокуренном салоне патрульной машины.
Лёха развернулся и побрел в парк, провожаемый черным дулом пистолета. Рука превратилась в раскаленную железную балку, оттягивавшую плечо вниз. Сознание оставалось каким-то чудом. Лёха шел вперед, слабо представляя себе, как он будет тащить белую фигуру одной рукой. До горниста осталось меньше десяти шагов, когда все вокруг Лёхи закрутилось, заплясало, потом нагрянула всепоглощающая темнота, и Лёха тяжело грохнулся посреди лужайки, почти под ноги невысокой фигуре горниста.
Старшина в который раз выругался, еще раз попытался вызвать помощь, затем оставил рацию в покое и двинулся за горнистом сам.
Продвигаясь по парку, он напряженно всматривался в замершие фигуры, стараясь не моргать. Сознание отмечало небольшие изменения в расположении статуй после каждого раза, когда старшина закрывал глаза. Он двигался не спеша, лавируя, чтобы держать в поле зрения сразу все фигуры, и одновременно держаться от них подальше. Прежде, чем тащить к забору бетонного подростка, предстояло вытащить из середины парка Лёху.
С Лёхой пришлось попотеть. За время службы он прилично набрал вес. Старшина, особо не церемонясь, ощупью подобрал его ногу и потащил к забору, стараясь в обратном порядке повторять все свои маневры. Лёха был уложен около изгороди. С полицейского градом катился пот. Физические нагрузки он на дух не переносил, предпочитая бегу и плаванию посиделки в хорошей компании. Пришлось отдохнуть, прежде чем отправляться за горнистом. Старшина от души нахлестал Лёху по щекам, добился от него более или менее внятного мычания, посадил его вертикально и двинулся в парк. До горниста удалось добраться без трудностей. Полицейский зацепил его под руку, наклонил, и переставляя шаг за шагом, начал движение к забору. Высотой статуя была ему по плечо, но он надеялся встать на нее и дотянуться до верха стены.
Старшина пыхтел, как паровоз, двигая горниста. Сзади донесся то ли всхлип, то ли вдох и старшина рефлекторно оглянулся. Лёха опять потерял сознание, завалившись на левый бок. Старшина вдруг почувствовал, что его ноша стала легче, и быстро обернулся к статуе. Достаточно быстро, чтобы осознать, что в переносицу летит белоснежный кулак. Послышался хруст носовой перегородки, старшина опрокинулся назад, облившись кровью. Пистолет выкатился из руки и улетел к изгороди. Извернувшись, как змея, старшина повернулся обратно и заметил, что горнист застыл снова. Полицейский поднял руку к тому, что осталось от носа, и застонал. Носа как такового больше не было, смятые хрящи, сочащиеся кровью, уже давали отек на оба глаза, и старшина с ужасом понял, что еще несколько минут, и он не сможет видеть совсем ничего. Пятясь, он рванулся назад, горниста он волок за собой. До изгороди он добрался за считанные секунды, поставил горниста вплотную к забору. Для очередного удара тот уже занес кулак, когда старшина его заметил, и это весьма пригодилось. Повторив оплеухи для Лёхи, старшина заставил его смотреть на статуи, а сам подобрал пистолет. Проверив количество патронов, он несколько раз выстрелил по белоснежным фигурам. Лёха вздрагивал при каждом выстреле, отмечая повреждения, наносимые дьявольским статуям. Антилопа лишилась одной из тонких изящных конечностей, лев получил скол на гриве, а медведь лишился одного уха. Большего от табельного оружия ожидать было нельзя.
Лёха сумел приподняться и поддерживал горниста, стоя так, чтобы видеть и его, и оставшиеся фигуры. Старшина взлетел на забор одним махом, практически не касаясь статуи, улегся на живот и протянул вниз руку. Лёха схватился за нее и был вздернут на самый верх за какие-то доли секунды. Оставленный без присмотра горнист злобно проводил его взглядом и неторопливо пошел ко входу в отель. По пути он остановился и осмотрел покалеченные фигуры. Ему предстояло еще много работы этой ночью.
Старшина с Лёхой перевалились через изгородь и тяжело свалились вниз, так и не расцепив объятий. Лёха умудрился даже не упасть на сломанную руку. Привалившись к изгороди, они сидели, тяжело дыша, не веря, что выбрались из этого кошмара.
Старшина первым зашевелился. Бросив Лёхину руку, он встал и проверил, на месте ли пистолет. За углом забора виднелись всполохи мигалки и слышалась приглушенная музыка. Старшина направился туда.
Лёху словно подбросило. Он вскочил, позабыв про сломанную руку, и помчался вслед за старшиной, который казался ему сейчас самым надежным человеком в мире.
Старшина обогнул угол, приблизился к патрульной машине и открыл водительскую дверь. Из салона вырвалась оглушительная музыка. С кресла начал подниматься сержант, его глаза начали округляться при виде распухшей физиономии начальника. Подняться он не успел, в лицо ему влетел тяжелый армейский ботинок старшины. Сержант рухнул внутрь патрульной машины и обмяк. С приборной панели посыпались сложенные стопочками купюры. Старшина повернулся к Лёхе.
- Свободен. Ничего не видел, тебя тут не было. Все понятно? – не дожидаясь ответа, старшина перебросил тело водителя на пассажирское место и устроился за рулем. – И попадаться на мне на глаза в этом городе не рекомендую.
Музыка умолкла. Старшина заметил на панели рацию и отправил ее в голову начинавшему подниматься сержанту.
- Скотина.
- А эти? – Лёха мотнул головой в сторону железных ворот.
- Нет этих. И не было, – дверь хлопнула, патрульная машина взревела мотором, набирая ход. Лёха остался на дороге один.
- Не было, – он решительно кивнул, как будто бы соглашаясь. А потом развернулся и побежал прочь, поддерживая сломанную руку. Он из последних сил пробежал расстояние до оживленного проспекта. Перед пешеходным переходом Лёха остановился и привалился к столбу. В глазах двоилось, обстановка расплывалась. Лёха собрал последние силы и шагнул на проезжую часть. Справа истошно заревел клаксон, завизжали по асфальту шины и какая-то страшная сила подняла Лёху в воздух и отбросила в сторону. Рядом громко закричала женщина, завыла сирена. Остановилась скорая. Из распахнутой двери реанимобиля к лежащему Лёхе бросились врачи. Лёха счастливо засмеялся и устало закрыл глаза.
Очнулся он уже на носилках внутри белого микроавтобуса. Полный немолодой врач сноровисто готовил шприц. Лёха откинулся на носилки и расслабился. Легкий укол пониже локтя и вокруг Лёхи сгустилась темнота.
- И что с ним делать? В сознание не приходит, мелет какой-то бред. Статуи, собаки. Допился до невменяемости, – доктор протер руку Лёхи спиртом и ввел еще одну иглу. – Посмотри, он без ботинок. На руке резаная рана, шить надо. Возможно, перелом. Стекло я вытащил, он прямо на разбитую витрину свалился, а потом на кафель головой. На затылке шишка. Скорее всего, сотрясение. Продавщица говорит, знает его, мол, он каждый день там ошивается. Это ж надо, в носках в магазин приперся. Молодой парень, а хлещет, как лошадь. Вонища-то… Открой окно, что ли. Документы посмотри у него, может паспорт есть…
Водитель приоткрыл окно. По салону пронесся свежий ветерок, и Лёха зашевелился, не открывая глаз. Доктор закончил с Лёхой и тяжело пересел на кресло у окна, уставившись на ночные улицы. У него брат не так давно открыл фирму по грузоперевозкам, дела вроде как шли в гору. Доктор протянул руку к небольшой кожаной сумочке и вытянул из бокового кармана визитку. Нацарапав на ней несколько слов, он засунул визитку в карман штанов лежащему Лёхе и еще раз осмотрел шишку на его затылке. Ничего, жить будет, а если совсем мозги не отбил, то позвонит. В конце концов, какая разница, как помогать людям. Такая у них, врачей, работа.
Врач внезапно осознал, как ему опротивели все эти пациенты, вечно продуваемый насквозь корпус реанимобиля, постоянный поиск десятки до зарплаты и недосыпание.
- Нужно что-то менять, - проговорил он вполголоса. Лёха заворочался на лежанке и что-то промычал. На пол шлепнулась мокрая газета с обведенным ручкой объявлением в желтой рамочке. Всего несколько слов и номер телефона. Доктор поднял газету и закинул ее в свою сумку. Дома посмотрит. Возможно, там будут неплохие вакансии.
Автор: Толстый Джи
Источник: https://litclubbs.ru/articles/47170-vy-prinjaty-chast-1.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: