«Я не должна танцевать Жизель, я слишком в нее вживаюсь» — признавалась в 1919 году Ольга Спесивцева своей сестре Зинаиде.
На тот момент она была солисткой Мариинского театра, танцуя главные партии в "Лебедином озере", "Корсаре", "Баядерке", но особенно успешной она была в "Жизели",— такая хрупкая, воздушная и какая-то потусторонняя. Говорят, чтобы вжиться в роль и правдоподобно станцевать безумие, она по совету своего мужа-большевика Бориса Каплуна посетила сумасшедший дом, что произвело на нее неизгладимое впечатление.
Но ее трактовка роли Жизели, поставленная под руководством легендарной Агриппины Вагановой, стала определяющей для многих поколений балерин. Ее первое исполнение было таким эффектным, что в финале некоторые зрители рыдали, а сама Спесивцева настолько выложилась во время спектакля, что когда занавес закрылся, то она лишилась чувств.
Каждая поза поражает законченностью, плавной, печальной, почти что потусторонней и вместе с тем заостренной, неуспокоенной красотой, и можно лишь отдаленно представить себе всю магию ее танца. Она удлиняла и утончала танцевальную нить, и она же рвала ее, она вносила в безмолвное пение линий внезапный, иногда кричащий контраст, она строила танец на пластическом контрапункте. Этим умением до нее никто не владел. Это искусство у нее переняли танцовщицы последующих поколений.
Вадим Гаевский, "Дивертисмент"
Несмотря на революционные события, нехватку продовольствия, спектакли не отменяли, но в театре не было отопления, артисты болели, сама Спесивцева подхватила туберкулез и вернулась на сцену только в 1921.
Борис Каплун слыл любителем и знатоком искусства, водил дружбу с творческой богемой Петербурга. Кажется, Ольга Спесивцева принимала это замужество с обреченностью и смирением. Он впрочем, был весьма полезен — выхлопотал увеличение пайков для артистов балета, запустил отопление в театре и в целом, убедил власти, что нельзя его закрывать. Несмотря на то, что время было неспокойное.
Со всей своей кипучей энергией Каплун взялся за открытие Петербургского крематория. Привлек художников к созданию брошюр об этом заведении. По рассказам, он устраивал "экскурсии" для писателей и актеров, чтобы продемонстрировать преимущества такого способа обряда погребения. Не исключено, что возил туда и свою жену Ольгу Спесивцеву и без того весьма впечатлительную особу.
Несмотря на большой успех на сцене ее жизнь нельзя назвать благополучной. Она была сиротой. В 6 лет умер ее отец от туберкулеза и мать, чтобы прокормить многодетную семью, была вынуждена отдать старших детей Анатолия, Зинаиду и Ольгу в приют для сирот актеров театр. К счастью, его воспитанники попадали в театральные школы и училища, и именно там раскрылся талант Ольги. Вместе с сестрой они поступили в труппу Мариинского театра. Михаил Фокин, который на тот момент активно сотрудничал с Дягилевым, сразу увидел потенциал будущей звезды и после выступлений "Русского балета" приглашал Ольгу Спесивцеву остаться в США, но она вернулась на родину, полагая, что здесь, в колыбели классических балетных традиций, ее место.
Дягилев считал, что своим талантом Спесивцева не уступает Павловой.
«Когда я увидел Павлову, то подумал, что она — моя Тальони. Но Спесивцева была тоньше и чище Павловой»
Сергей Дягилев
К 1924 году жизнь в СССР стала для Спесивцевой слишком невыносимой, она никак не могла найти себе покоя. И Борис Каплун выхлопотал ей с матерью выездную визу, объясняя органам, что ей необходимо лечение в Италии. Вероятно, он подозревал, что назад они не вернутся. Сам Каплун погибнет в 37 году во время сталинских репрессий.
Они выехали весной, а уже в ноябре Ольга Спесивцева исполняла главную партию в парижской Гранд-опера.
Ее сотрудничество с Гранд-опера продолжится до 1932 года. И именно там она познакомится с Сержем Лифарем, который станет ее безответной любовью. Они были очень похожи, она — родилась в Ростове-на-Дону, он из семьи из казаков. Как известно, Лифарь имел совершенно другие наклонности, был предан Дягилеву и не мог ей ответить взаимностью, что разрывало ей сердце. Говорят, что она даже пыталась свести счеты с жизнью.
Единственная видеозапись танца Ольги Спесивцевой в партии с Антоном Долиным (такой русский псевдоним взял себе Сидни Хили-Кей). Он очень сочувствовал своей партнерше и спустя годы даже написал книгу об Ольге.
На видео сцена безумства Жизели в исполнении Ольги Спесивцевой.
«Героиня Спесивцевой любит, и это грозит ей тяжкой карой. Она борется за любовь, и этим обречена на гибель. Глаза Спесивцевой, широко раскрытые в начале первого акта, закрывались к его финалу. По сцене блуждало одинокое, сломленное потрясением существо… Во втором акте Спесивцева танцевала, полузакрыв глаза, словно не смела взглянуть на происходящее вокруг. И красота ее героини нарастала, по мере того как усиливалась борьба Жизели за счастье, только не свое, а чужое».
Юрий Слонимский, балетовед
Однако и на чужбине, даже в Париже облегчения не наступало. Из-за ее неустойчивой психики, постоянных упреков и нервотрепки мать не выдержала и вернулась в СССР.
Вокруг Ольги всегда было много поклонников, но долгой взаимности и согласия не возникало. Она вышла замуж за Бориса Князева, но брак оказался не долгим. Ее накрывало одиночество и отчаяние.
В 1934 году у нее случился первый психический срыв, во время которого она писала матери отчаянные письма, жалуясь на то, что ее ступни и ноги парализуются, возможно, сообщая о кинестетических галлюцинациях. Кроме того, у нее развился сложный бред преследования: она полагала, что некоторые члены балетной труппы были шпионами, которые пытались отравить ее или ампутировать ей ноги. В отчетах ее друзей также описывается своего рода диссоциативный эпизод. Ее изящество и тонкая классическая техника исчезли, когда ее плие, тендусы и другие батманы стали ритуальными и искаженными. Во время последнего выступления на сцене в 1934 году у нее случился полный психотический срыв, начавшийся со случайных движений; в конце концов она перестала осознавать музыку и хореографию, и занавес был опущен. В оправдание отмены шоу газеты сообщили, что Спесивцева вывихнула лодыжку.
Наташа Брондино, психиатр, статья в научном журнале.
Это случилось во время гастролей в Австралии, где все так обожали Ольгу, встречали ее как величайшую балерину. Ее агент Леонард Браун отвез ее обратно в Париж на лечение. А в 1939 году помог ей перебраться в США, потому что все жили ожиданием начала большой европейской войны. Во Франции остался дом и вещи Ольги Спесивцевой, это имущество она потеряла. К несчастью, ее агент, который опекал ее и был своего рода связью с внешним миром, умер от сердечного приступа прямо на улице. Это окончательно добило Ольгу.
В 1943 году ее бред вернулся; она пряталась в затемненном гостиничном номере, отказываясь даже узнавать своих близких друзей, плача, что шпионы вернулись, находятся за дверью и отравят и убьют ее.
Наташа Брондино, психиатр, статья в научном журнале.
Почти 20 лет она провела в психиатрической клинике. Поскольку в США не было родных и близких, но некому было похлопотать за нее. Она пришла в себя только после появления какого-то прорыва в лекарствах для стабилизации психического состояния и искреннего участия в ее судьбе одного из поклонников. Но из лечебницы ей фактически некуда было идти. Ее приютил фонд, организованный младшей дочерью Толстого, она помогала бывшим соотечественникам в эмиграции. Интересно, что Спесивцева просилась отпустить ее на родину к семье, но власти полагали, что там ей будет грозить опасность, шла холодная война.
«Маленькая комнатка с почти спартанской обстановкой: кушетка, стол, шкаф и умывальник составляли все её убранство. Наконец к нам вышла очень изящная, с классической, то есть гладкой, балетной причёской женщина, с широко раскрытыми возбуждёнными глазами. Она поздоровалась, расцеловала нас всех по очереди, сказала, что всё утро ужасно волновалась, когда узнала, что в гости к ней едут Уланова и Долин… Она сказала, что неважно себя чувствует, потому что приближается Пасха, а Великий пост чрезвычайно ослабил её, и, когда мы преподнесли ей розы, она растрогалась и расплакалась безутешно, и мы невольно почувствовали себя так, словно совершили бестактность… Мы уехали полные жалости и сострадания к судьбе известной в своё время балерины. Дело было даже не в болезни, дело было в безысходности и одиночестве, которыми веяло от её пристанища и от всей её маленькой, сохранившей изящество фигурки».
Мариус Лиепа.
Она умерла в 1991 году, всего четыре года не дожив до своего столетия.